Витторио помолчал немного и признался:

— Я никогда не искал сторонников. Я не знаю, какими словами Дети Аша заманивают себе людей, но, думаю, моя история будет не хуже любой пропаганды.

Рейн закатил глаза. Сейчас начнётся. Должно быть, этот Вир потерял кого-то из-за Церкви или Инквизиции и возомнил себя великим мстителем, который должен уничтожить всех. Расскажет очередную грустную историю и будет давить на жалость. Таких историй и в подвалах Чёрного дома звучало немало.

— Я родился на Мраморном острове.

«Не удивил», — Рейн взял в руку стакан и стал крутить его из стороны в сторону.

— Связанные чёрными нитями — так говорят про людей и демонов. У моей матери его не было, но отец родился в Кирии, поэтому я унаследовал от него кровь Аша.

Инквизитор скривился. Он надеялся, что хотя бы здесь не станут прикрываться старыми легендами, как это делала Церковь.

— Рейн, ты знаешь, что у каждого демон выглядит по-своему? Он может отличаться от тебя полом, возрастом и внешностью.

Он покачал головой. Это была запретная тема. Каждый мог только догадываться, кто притаился рядом с другим.

— Мой демон всегда выглядел как парень лет четырнадцати-пятнадцати. Он любил задавать вопросы. Как горят разные материалы? Что будет, если смешать эти ингредиенты? Что такое демон и как он появился на самом деле?

Последний вопрос прозвучал зловеще. Рейн настороженно посмотрел на Вира. Куда его завело любопытство?

— Дома я не мог найти ответы на эти вопросы. Все наши учёные думали об одном: как добывать мрамор быстрее, выгоднее? Я уплыл в Кирию, но в Лице меня не взяли ни в один университет, и тогда я отправился дальше — на Рьёрд. Там я закончил биологический факультет, вступил в учёную гильдию. Мечтал стать профессором. Меня заметили и приняли в особую группу — группу, которая занималась изучением человеческого тела и демонов. С одобрения Совета, конечно.

Рейн вздрогнул. Детей Аша преследовали за те же «запретные» эксперименты. Учёных объявляли отступниками и казнили или отправляли в ссылку без должного суда. Так значит, Совет сам делал то же самое? Ну, и кто стоял за этим? Лицемер Я-Эльмон? Кто-то из учёной гильдии?

— Мы должны были найти способ отделить демона от человека, — Вир переменился в лице и признался: — Другие горели этим замыслом, думали, что их работа — ключ к спасению. Я с детства общался с демоном и считал иначе. Но мне было интересно.

— А сейчас уже неинтересно, добился своего, больной ублюдок?! — закричал Аст и подобрался поближе к Рейну, точно их могли разлучить.

— Легенда гласит, что демонов видят те, в ком течёт кровь Аша. Я решил поверить в это в буквальном смысле. Если мы видим демонов из-за нашей крови, то что будет, если по венам потечёт другая кровь?

Рейн уставился на Вира и резко перебил:

— Над кем ты, псих, проводил эксперименты? Своего-то демона пожалел, конечно?

Ката напряглась и переменила позу. Кай, наоборот, откинулся на спинку дивана, положил ногу на ногу и снисходительно улыбнулся. Вир со спокойным лицом продолжил:

— На южных островах принято продавать заключённых на работу в шахты Рьёрда. Среди них у многих не было демона. Они выстраивались в очередь, ведь в обмен на участие в эксперименте мы обещали свободу. Заключённые-кирийцы не отставали от них.

— А они знали, что это могло стоить им жизни?

— Они и так были мертвы. Это Рьёрд, Рейн. Смерть лучше заключения там, уж поверь.

На несколько секунд повисло неловкое молчание. Вир продолжил:

— Но из человека нельзя выкачать его кровь и влить новую, свободную от проклятия Аша. Стоило забрать больше семидесяти процентов, как пациент погибал.

Рейн вздрогнул. О Рьёрде всегда ходили мрачные слухи, но такое?

— Тогда я задумался: как появляется кровь, если ли в нашем теле орган, который вырабатывает её? — Вир сделал паузу, положил руки на стол и стал рассказывать учительским тоном: — Это называется костный мозг. Он находится внутри костей черепа, таза, бёдер и создаёт клетки крови. Если пересадить костный мозг человека, свободного от проклятия, перелить его кровь, то демон исчезнет. Вот только не каждый человек годится — пациенты должны внутренне походить друг на друга. Должны походить, — повторил Вир и тяжело вздохнул.

Рейн не понял, что это было: сожаление о сделанном или грусть по потерянной работе.

Он сдвинулся вправо, чтобы оказаться поближе к Асту. А если бы он убил Оксандра не тогда, в тринадцать, а после шестнадцати, когда преступников не перевоспитывали, а казнили или отправляли в шахты Рьёрда? Обменял бы он Аста на шанс вернуть свободу?

— Мой демон всегда умел задавать правильные вопросы, мы поняли, как провести операцию. Теперь пациенты выживали и больше не видели демонов. Об этом доложили Совету. Глава Церкви и глава учёной гильдии приехали к нам, чтобы лично проверить результаты. Однако они прибыли на неделю раньше, и у нас не оказалось кандидатов — на Рьёрде только-только закончилась чума, лагеря опустели. Мы попросили немного времени, но его не дали. Единственным, кто подходил здоровому, свободному от проклятия заключённому, оказался я. Вот так меня отдали, как вещь, которая подходила по размеру.

Ката тяжело вздохнула. На её лице отразилось настоящее мучение, точно всё, о чём говорил Витторио, происходило с ней. Адайн поджала губы и отвернулась. Только Кай оставался спокоен и слушал рассказ, будто это старый друг травил байки.

— Когда я очнулся, уже некому было задавать мне вопросы.

Рейн с силой схватился за край стола и с отчаянием посмотрел на Аста. Великий Яр, а если бы на месте Вира и его демона оказались они? Рейн вздрогнул и замотал головой, точно пытался отогнать непрошенные мысли. Всё что угодно, кроме этого.

— Только я открыл глаза, меня выкинули на улицу. В прямом смысле выкинули. Я прожил в Кирьяне почти десять лет, но мне было не к кому идти. Да и зачем? Что бы я сказал? Единственный, с кем хотелось говорить, исчез навсегда.

Рейн почувствовал озноб и обхватил себя руками. В истории Вира действительно была потеря, как и у всех мстителей. Та потеря, которую не каждый мог представить, но которая казалась куда хуже утраты родителей, друзей или любимых, рук, ног или глаз — это была потеря всего сразу.

— А вскоре наша лаборатория сгорела. Кто-то погиб в огне, кто-то остался без работы, кого-то пригласили в Лиц. Ничего не осталось, словно не было всех этих лет. Я, — Вир сделал паузу, — отправился в столицу следом. Тогда я сам не знал, зачем мне это. Зачем ехать туда, где я ничего не добился, где живут люди, которые всё отобрали одним только словом? А ответ заключался в этом.

— Но почему всё так? — Рейн крепко сжал стакан и уставился на золотистую жидкость. — Если демоны — наша сила, почему они не лишают нас её? А если проклятие, тем более!

Вир выпрямился, сцепил руки перед собой и снова начал тем серьёзным учительским голосом:


— Демоны, — протянул он. — Некоторые любят говорить про них красиво: наша сила, сердце, всё лучшее в нас. Это не так. Не лучшее, но самое искреннее и настоящее. Демон показывает, что чувства важны. Даже те, которые кажутся плохими. Злость даёт сигнал, что нужно отстоять себя. Страх защищает. Раздражение учит чувствовать границы. Радость указывает на то, что по-настоящему важно.

Рейн вдруг понял, что во все глаза уставился на Вира и слушал его, приоткрыв рот. К профессору он не чувствовал симпатии: его эксперименты, жестокость перевешивали всё. И в то же время Витторио так говорил, так, что хотелось его слушать, и каждое слово не вызывало ни тени сомнений. Всё сразу показалось таким простым и ясным, точно легло в единую схему.

— Демон выражает собой ту область разума, которую мы тщательно скрываем даже от самих себя. И она-то показывает, кто мы есть. Но зачем это Совету? Демоны дают понять, что мы важны сами для себя, а значит, не должны смиряться и молчать, если нам плохо.

Рейн потёр виски. Сложно. Он почувствовал, что не справляется, что не готов слушать всё это. Это не та правда, за которой он шёл.

— Стоящие у власти не нуждаются в том, чтобы у подданных был свой голос. Они назвали демонов проклятием и запугали. И вот уже мы боимся сказать лишнее слово, любое желание называем происками демона и отказываемся от него. Львов усмирили и превратили в котят. Сказали, что кисточка на хвосте и грива — это плохо. Но всё же оставили их, ведь они могут пригодиться.

Аст встал ещё ближе, так, что, если бы он был осязаем, тепло его тела и дыхание чувствовались кожей. Хотелось взять его за руку. Рейн почувствовал себя мальчишкой, идущим в толпе, который старался покрепче ухватиться за мать или отца, чтобы не потерять их.

Астр вздрогнул и ответил на немой вопрос:

— Я не заставлял тебя убить, лишь постоять за себя. С демоном или без, каждый делает ошибки, но только слушая себя, можно научиться избегать этих ошибок, и ты уже давно это понял.

— Да сколько же ты будешь молчать, тупица! — воскликнула Адайн, вскочила и в упор посмотрела на Рейна. — Что тебе надо услышать, чтобы поверить нам? Что, нравится жить в стаде? Влюбился в своего пастуха в чёрном? Вот тебе правда об этой чёртовой Кирии и об этом чёртовом Совете!

Рейн спокойно посмотрел на девушку и спросил:

— Ты ждёшь от меня клятву верности? — Адайн сжала губы в нить. — А вы не думали, что мне плевать на всё это? Каждый выживает как может. И если у членов Совета больше навыков, и они смогли забраться так высоко и подчинить других — мои аплодисменты им. Ну, знаю я теперь правду, а что дальше?

— Ха! — громко сказал Аст и скрестил руки на груди.

Да, это было не совсем правдой. Ему не могло быть плевать, ведь он уже восемь лет жил на стороне тех, против кого Совет вёл борьбу. Но как бы ни казался Вир правым, то, что он хотел предложить, могло затянуть ещё дальше — в Канаву, к отверженным и нищете, или в подвалы Чёрного дома, к отступникам. К боли, снова.

Адайн перегнулась через стол и чётко, медленно проговорила:

— Я знаю, Рейн, ты не трус. Ты не убил меня, когда должен был, хотя знал, чем это могло обернуться. Ты не эгоист, ведь защитил людей в театре, хотя они не тебя хотели увести. Так что тебя держит? У Инквизиции такой крепкий поводок?

Рейн скрестил руки и усмехнулся.

— Я не сумасшедший, чтобы сразу бросаться в омут с головой. Сказать можно многое, но я до сих пор не знаю, зачем я здесь и что вы для меня придумали. Да и вас я не знаю, чёрт возьми.

Рейн посмотрел на Кая. Лицо брата казалось непроницаемой маской. Почему он был так верен «семье»? Или не ей, а только Виру? А может не Виру, а Адайн? Как эта странная компания оказалась вместе, и что она задумала?

— Рейн, — Вир обвёл руками присутствующих, — Мы позвали тебя не для того, чтобы уговаривать. Я просто знаю, что ты поймёшь, ты такой же. Мы — семья, и у нас есть место для тебя.

Рейн до боли сжал челюсть. Семья, ага. Да сколько раз уже ему давали шанс и тут же его отнимали! Вир не мог позвать его из желания помочь. Так в Лице не делал никто. И цена этой «семьи» могла быть слишком велика.

— Чего вы хотите от меня? — Рейн наклонился к Виру и уставился в его тёмные глаза.

— Ты играл когда-нибудь? — неожиданно спросил Витторио и быстро поднялся. — Давай сыграем, я научу тебя, — он сделал приглашающий жест рукой.

Рейн сухо кивнул, встал и вышел из-за ширмы следом.

В зале стало ещё более тесно и шумно. Официанты с подносами ловко сновали в толпе. Мужчины и женщины подходили к столам, уходили, менялись. На бордовом сукне росла горка фишек, а особо азартные кидали поверх кольца и перстни, серьги, браслеты и даже револьверы.

Вир замер перед одним из столов и указал на руки крупье в белых перчатках, раздающего карты.

— Смотри, сейчас…

— Я не смотреть пришёл! — резко оборвал его Рейн. — Что здесь происходит? Что вы задумали и зачем вам я? — Он перешёл на шепот: — Я уже однажды отказал Детям Аша.

— А мы — не они. Я понимаю тебя, и ты имеешь полное право задавать вопросы. — «Засунь своё понимание…» — Я объясню тебе кое-что, — Вир сделал несколько шагов в сторону, где было тише и меньше людей. — Моего демона не вернуть, но Совет должен на своей шкуре почувствовать всё, что он делал с нами.

Голос Вира звучал спокойно, на лице — ни тени злости или обиды. Он был уверен в своём желании отомстить, и от этого становилось не по себе.

— Рейн, я уже девять лет живу совершенно один. Вот что такое по-настоящему нечего терять. Я присоединился к Детям Аша, потому что думал, они помогут, но их действий мне было мало. Теперь моя поддержка — кучка радикалов, которым тоже нечего терять. Я не один из Детей Аша, я обычный преступник. Живу в Канаве и продаю свои знания и умения. Вытаскиваю пули после уличных перестрелок, зашиваю раны от кинжалов, делаю яды и даже бомбы. Пока моя война идёт так, но я хочу большего. У меня появилась одна безумная идея, и ты можешь сыграть главную роль.

Рейн уже открыл было рот, чтобы ответить, но Вир опередил его:

— Я расскажу тебе о ней, но сначала надо понять, что тебе можно доверять. Ты сам не готов соглашаться без раздумий, и это правильно. Я хочу знать, что ты мыслишь, как мы, что у тебя есть причины ненавидеть Совет.

— Ненавидеть Совет… — эхом отозвался Рейн.

А была ли эта ненависть на самом деле? Он всё твердил, что у него многое отняли, но он знал, что сам виноват в этом. Он не украл, не подрался, а убил — простить такое сложно. Винить Совет стоило не за клеймо, не за рубцы на спине. Только за сам мир, в котором не было места ни второму шансу, ни равенству, ни свободе.

Рейн пожал плечами и признался:

— Причины есть, но моя ненависть не так сильна. Я ведь сам виноват, что мир повернулся ко мне такой стороной.

Вир кивнул.

— Я ценю твою честность. Время всё расставит по своим местам. Вот только его осталось не так много, и мне придётся выложить все козыри, чтобы ты сделал выбор.