– Все хорошо… – Аарон устремляется ко мне, но я мгновенно отскакиваю, и мы нелепо замираем посреди тротуара, пока у меня не иссякает поток слез.

– Нет, не хорошо, – всхлипываю я.

– Да, я знаю.

Я глотаю остатки слез. Впиваюсь в него взглядом.

– Да ничего ты не знаешь! Просто-таки ничегошеньки! – кричу я, трясясь от хмельной, мутящей разум злости.

– Дан…

– Зачем ты это делаешь, а? Ты ведь не обязан. Никто не станет тебя обвинять!

Он озадаченно хлопает глазами. Похоже, он действительно ничего не понимает.

– Ты о чем?

– Да о том, что ты на это не подписывался! Ты встретил симпатичную девчонку, но тогда она была здорова, а сейчас – нет. Все!

– Данни, – осторожно подбирая слова, говорит он, – мне важно, чтобы ты знала: я никуда не уйду.

– Почему?

Одинокий бегун, чувствуя разлитое в воздухе напряжение, решает перебраться на другую сторону улицы. Сигналит машина. Где-то поблизости, на Гудзон-стрит, взвывает сирена.

– Потому что я люблю ее.

– Но ты ее даже не знаешь! – отмахиваюсь я от его признания. Все это я уже слышала.

Я срываюсь с места. Мимо, ловко лавируя, проносится карапуз с баскетбольным мячом. Его мамаша скачет следом. Город. Полный жизни, шума и грохота. Он и понятия не имеет, что в пятнадцати кварталах отсюда, в южной его части, множатся и множатся крошечные клетки, стремясь уничтожить целую вселенную.

– Данни! Постой!

Еще чего! Вдруг он грубо хватает меня за руку и рывком поворачивает к себе.

– Эй! – ору я, потирая предплечье. – Спятил?

Я скрежещу зубами. Невольно вскидываю руку, чтобы отхлестать его по щекам, засветить ему в глаз и бросить на углу Перри-стрит корчиться от боли, глотая кровь.

– Извини… – Он хмурится. На переносице залегает глубокая складка. – Но, пожалуйста, Данни, выслушай меня. Я люблю Беллу. Вот и весь сказ. Я никогда не простил бы себе, если бы прямо сейчас взял да и сделал ноги, но дело не в этом. А в том, что я люблю ее. По-настоящему. Никогда прежде я никого так не любил. Поэтому я остаюсь.

Грудь его часто и тяжело вздымается, и я постепенно остываю.

– Тянуть нельзя, – шепчу я. – Чем позже ты уйдешь, тем ей будет больнее.

У меня снова начинают дрожать губы. Я остервенело кусаю их.

Аарон подходит ко мне, берет меня за руки. Он так близко, что я чувствую исходящий от него запах.

– Я не уйду, – говорит он. – Обещаю.

Должно быть, мы идем назад, я ловлю такси и прощаюсь с Аароном. Должно быть, я возвращаюсь домой, все рассказываю Дэвиду и проваливаюсь в сон. Должно быть… Но ничего этого я не помню. Я помню только одно – его обещание. И где-то в глубине сердца я верю, что он его сдержит.





Глава двадцать вторая




Во вторник, четвертого октября, я захожу в операционный блок «Маунт-Синая» на Восточной Сто первой улице. До операции целый час. Белла мне так и не перезвонила, и я иду прямо в палату. Родители Беллы уже там. Думаю, за последние десять лет они впервые очутились вместе в одной комнате.

В палате – чистое светопреставление: все галдят, перекрикивая друг друга. Джилл, с распущенными волосами, одетая с иголочки в костюм от «Сен-Лорана», тараторит с медсестрами, словно ее дочери предстоит фешенебельный ланч, а не операция по удалению репродуктивных органов.

Фредерик болтает с доктором Шоу. Они стоят у изножия кровати Беллы, оживленно жестикулируя.

Глаза б мои этого не видели.

– Всем привет!

Я стучу в створ распахнутой настежь двери.


– Привет! – отзывается Белла и показывает пальцем на своего отца: – Смотри, кто к нам пришел!

Фредерик оборачивается и небрежно машет мне рукой.

– Угу, вижу. – Я кидаю сумку на стул и подхожу к Белле. – Как ты?

– Чудесно.

В ее взгляде – непреклонное упрямство и решимость избегать меня и дальше точно так же, как она избегала меня всю эту неделю. Голова ее покрыта медицинской шапочкой, тело укутано в медицинский халат. Неужели она здесь давно?

– Что говорит доктор Шоу?

Белла недовольно дергает плечами.

– Спроси его сама.

Я подхожу к доктору Шоу, киваю.

– Здравствуйте. Я Данни.

– Ах да. Девушка с записной книжкой.

– Она самая. Как у вас тут дела?

– Хорошо, – осторожно улыбается доктор Шоу. – Я как раз объяснял Белле и ее родным, что операция продлится пять-шесть часов.

– А я думала, часа три…

Я изучила этот вопрос вдоль и поперек. Провела доскональные исследования. Гуглила как умалишенная. Собирала информацию. Читала про оперативные методы лечения и время, необходимое организму для восстановления. Анализировала преимущества удаления двух яичников вместо одного.

– Вы правильно думали, – соглашается он, – однако все зависит от того, что мы обнаружим в ходе операции. Полная гистерэктомия обычно занимает три часа, но так как мы собираемся удалить фаллопиевы трубы, нам, вероятно, потребуется больше времени.

– А оментэктомию вы тоже проведете сегодня? – спрашиваю я.

Доктор Шоу взирает на меня с восхищением, смешанным с удивлением.

– Сегодня мы проведем биопсию сальника, возьмем образец ткани для дальнейшего исследования. Но удалять его не будем.

– Я читала, что полное удаление сальника повышает вероятность благоприятного исхода.

Доктор Шоу, к его чести, не прячет взгляд. Не заходится в надрывном кашле, не косится на Джилл или Беллу, а отвечает просто и прямо:

– Раз на раз не приходится.

У меня внутри все сжимается. Я гляжу на Джилл, которая разглаживает складки медицинской шапочки на голове Беллы.

Я вспоминаю. Белле лет одиннадцать. Она перекатывается с выдвижной кровати ко мне под одеяло. Ей приснился кошмар. «Валом валил снег, и я не могла тебя найти».

– А где ты была?

– Наверное, на Аляске.

– Почему на Аляске?

– Не знаю.

Зато знаю я. Ее мать провела на Аляске почти целый месяц. Отправилась в трехнедельный круиз с дополнительным недельным пребыванием в спа-центре.

– Не бойся. Я здесь, с тобой. Ты всегда сможешь меня отыскать, даже когда валом валит снег.

И хватило ведь у Джилл наглости сюда заявиться! Да как она смеет предъявлять на Беллу свои права? Как она смеет ее утешать? Поздно. Ее поезд ушел двадцать с лишним лет назад. Как же я ненавижу их – и Джилл, и Фредерика. Да, я ненавидела бы их еще больше, если бы они не пришли, и все-таки – лучше бы они не приходили. Нет, не они должны быть рядом с Беллой! Особенно в эту минуту.

И тут с подносом из «Старбакса» в палате появляется Аарон и раздает всем присутствующим стаканчики с кофе.

– А вам нельзя. – Доктор Шоу шутливо грозит пальцем Белле.

Белла заливается смехом.

– Вот ведь гадость какая, – капризно тянет она. – Никакого кофе.

– Увидимся в операционной, – улыбается доктор Шоу. – С вами все будет хорошо. Вы в надежных руках.

– Я знаю.