Учтите, что недостаток дел преследует людей неощутимо. Влечет он за собой в идеях недостаток, сводящийся к тому, когда, вместо деяний, у человека остаются только словеса.
Активное ты по природе существо; коль проживаешь, удалившись от истинных и просветляющих начал, то утешаешься картиной их итогов, способной усладить тебя.
Одновременно мiр полон подражающих людей; однако в нем недостает людей, что наставляют. И внешний вид деянья почитают они деянием самим, поскольку человека легко в подобиях запутать!
Ораторы, поэты, цель ваша лишь вещать о благе; премудрых цель – о благе думать; цель праведных – творить во благе.
119
О, мыслящие существа, вы получили все одно происхожденье, так почему ж вам не дано вкушать одни и те же наслажденья? Какой чудовищный контраст являет ваша расстановка на театральной сцене мiрa, в волненьях сердца моего скорбь порождая.
Есть счастье, но вы не обладаете им все! Гармония присутствует, и вы в ней не участвуете вовсе! Есть мера, золотая середина, однако в нестроении вы пребываете.
И посреди гармонии божественной я слышу, как поднимаются из пропасти глубин пронзительные жалобные звуки, которые принять я мог бы даже за проклятья, когда б единственное слово дерзновенья могло бы поразить навек предел святой и чистый, где истины обитель пребывает.
Дни радости моей в печаль преобразились, и песнопенья уступили место воплям скорби. Какой же праздник может быть в Иерусалиме, когда сыны его в неволе рабской: льстецами и лакеями оборотились царей Египта и Вавилона?
И впредь мой хлеб замешанным на горечи пребудет, поскольку между моих братьев одни в нужде влачат существованье; другие – на беззаконии восставили свой дом.
Зло разрешается добром с избытком; вот для чего муж милосердья и желанья и мог бы получить одно мгновение отдохновенья. Восплачу же, мой Бог, в стенаньях пребывая до той поры, пока мне не удастся убедить своих собратьев, что Ты Один утешить всех нас можешь.
120
Не хочешь ли познать свое ты превосходство над природой? Смотри, как разумеешь или подавляешь ты по желанью своему животных свойства. Ты совершенствуешь, когда к тому стремишься, все сущности; ты – царь и ангел света, или, по крайней мере, ты должен таковым являться.
Известно ль почему в твоих исследованьях больше тем высоких и отчего открытия тебе легко даются? А это из-за их уподоблений духу и приближений к истине. Не сомневайся впредь. Духовные науки верней намного знаний материальных.
Вот почему священные писатели твердят одно и то же, пусть низшего порядка знатоки сражаются друг с другом.
Понаблюдай вокруг себя над самыми простыми законами физического мiрa. Предсказывают астрономы вперед на несколько столетий затмения и изменения небес; однако они едва ль способны угадать, какой погода, пасмурной иль ясной, завтра будет.
О, человек, исполнись же доверием к своей природе и к Тому, Кто мыслью наделил тебя. И дабы эта вера уж не являлась верованьем смутным и бесплодным в ученья тщетные. Необходимо, чтобы деятельной стала она, потоком устремившись; и должно, чтобы сей поток был пламенным и смог бы осветить твой путь.
Свою главу возносит смертный к небесам, не зная, где преклонить ее в подлунном мiрe. И почему не может на земле он преклонить ее? Ужели не стремится к единству человек? Но как единство может обрести свое отдохновение в порядке из смятенья?
Душа людская, ведай, в чем твое отдохновенье. Оно заключено в присущем самому единству ощущении, что ты отделена от всякого смятения и тленья, что ты плывешь свободно в бессмертном океане света, жизни и порядка.
121
Над облаками радуга встает, отображаясь, а внизу сливаясь с ними. Через нее мы ощущаем солнечную добродетель.
Земные мудрецы, в произведеньях ваших запечатлен и отражен небесный дух. И вам благодаря мы добродетель чувствуем его. Сосуд любой передавать назначен деянья своего порядка.
Вселенский Искупитель, когда бы не пролил Ты в дольний мiр Свои спасительные дарованья, уж никогда бы благодать и просвещенье не смогли бы отразиться в нас. И никогда бы не познали мы цвета небесной радуги. И никогда бы не узнали мы, что это являлось подобьем жертвоприношений.
И получаем все эти дары мы от Того, Кому не мерою давался дух, от Сущности, чья благодать так возвышает нас над собственной природой, что мы не в силах выразить ее на языках людских, ни уши обрести, которые могли б внимать нам.
О, человек, потребностей твоих духовных чувство тебе приносят упованье и желанье, которые начальной верой предстают; чутье духовное и подлинное естество тебе приносит вера, вмещающая упованья полноту.
А Искупителя и Богочеловека чувство тебе дают любовь и милосердье, которые являются живым и видимым деяньем веры и упования.
122
Не спрашивайте больше какова же цель науки; она не обладает целию иной, как чистое перемешать с нечистым, чтоб нас препроводить в предел смятения.
Но истина и знание не могут ли быть целью нашего движенья? Не есть ли всякий, рожденный от заблуждения и мрака, сродни зерну, разметанному вширь Медеей, посеянному при дороге нашей, чтоб нас остановить на собственной стезе?
Почти всегда мы предупреждены от ядовитого влиянья. И это удавалось бы нам лучше в общении с вещами во спасенье и если б наше нравственное чувство поддерживалось в полной чистоте.
Животные нам говорят об изменениях погоды, и мы, чье средоточье в атмосфере активнее и утонченней, чем их, не чувствуем нисколько, не ведаем ничуть об истинных своих температурах!
Не потому ли поэзия, мораль влагали в уста людские сожаленья об участи удачливой животных, рек и сущностей природных всех?
Увы! Когда бы словом вдруг овладели эти существа, они ответили бы человеку:
«Не беспокойся боле; не ведаем о том мы даже, что счастливы. Мы отданы во власть руки, нас притесняющей, идя туда, куда она ведет нас; не обладаем благом мы, которое она нам посылает, и большинство из нас его не в силах вовсе воспринять.
И только твоя сила, о, счастливый смертный, могла бы возбудить в нас зависть. Предвидеть можешь ты недуги и их предупреждать; способен преимуществами пользоваться ты любыми и даже правом повеления в законах этих, которые опутывают нас, рабам подобно.
И если б ты являлся сильным и бесстрашным, то смог тогда бы сожалеть о чем-то и разве не забрал бы сам у нас удел счастливый, в чем ты питаешь зависть к нам?»
123
Культ внутренний воспринимаем, несомненно, больше, чем внешний культ, однако ощущается иной манерой он. Материальный культ отображает смыслы формы; духовный культ – значения души; культ внутренний и божий – жизнь сокровенную людского существа.
Вот почему, от детства начиная и до премудрости верховной Сущностей небесных, мы восходить способны из одного святилища в другое с уверенностью полной, что, чем возвышенней невидимей становятся храмины эти, тем действенней они и ощутимей в порядке восприимчивости нашей.
И не напрасно было слово, нас научающее: мы – храмины Святого Духа. И как смогли бы радоваться мы в утешении чистом, когда бы это не явилось к нам от подлинного края, из области, где жизнь не так хрупка?
И даже брошенный на человека взгляд единый нам говорит, что мы от Бога. Другой же взгляд свидетельствует нам о том, что мы подобны дням, а также преддверьям Его храма, ведь через нас для мiрa Он проявлен.
Нас научают числа духа, что сущностная сила Божества мы.
Мы не дадим себе успокоенья, пока в себе не восстановим древний храм и не увидим в нем динария четыре вновь явленными, или процветший посох Аарона, которого стволом древесным Пасха представала, и прежние деяния его творили корень.
Мы не дадим себе успокоенья, пока не совершим духовного крещенья, пока Творец и Дародатель жизни нам не пошлет его, и мы не сможем возлюбленными Бога называться.
124
Вы на потомство человека посмотрите, и уж не усомнитесь больше в том, что человек хотел стать Богом; какой же смертный не повторяет это преступленье непрестанно?
Жар атмосферы иссушил пары, они собрались в тучу, подобные орлам, которые сбираются туда, где труп находится. Ветра разбушевались, гром с молнией ударил: все угрожало солнце скрыть навеки.
Небесные благодеянья, вас уплотнило в точку преступленье; но сила ваша и любовь позволили прорвать преграды ваши. И жизнь возобладала, распростершись средь безмерности существ.
Дщерь целомудрия, посредник кроткий ты, которого божественная слава поместила меж собой и нами; поскольку без тебя она могла бы ослепить нас. Ты приуготовляешь нас к ее любви; порочная жена нас к преступлению бы приготовляла, и мы бы отделились от любви.
Когда мы призваны к земному бытию, не в женской ли утробе мы пребыванье первое приемлем?
Для нас нет света, если не посеян он божественным зерном в нас. Нет добродетелей, когда любовь небесная не возжигает пламень свой в сердцах у нас. Слова отсутствуют, когда язык божественный не движет сам по себе все силы нашей речи.
Нет действенных трудов любого рода, коль побуждение живое духа и жизни нам не дает основы, на которой оно готово воплотиться и отразиться в ней тысячекратным блеском.
Зародыш возрожденья, разума, любви и освящения: четыре силы в нас заложены одним порывом. О, как благодаря единому порыву воздействуют на вас четыре силы эти и заставляют вас плодоносить!
Активное ты по природе существо; коль проживаешь, удалившись от истинных и просветляющих начал, то утешаешься картиной их итогов, способной усладить тебя.
Одновременно мiр полон подражающих людей; однако в нем недостает людей, что наставляют. И внешний вид деянья почитают они деянием самим, поскольку человека легко в подобиях запутать!
Ораторы, поэты, цель ваша лишь вещать о благе; премудрых цель – о благе думать; цель праведных – творить во благе.
119
О, мыслящие существа, вы получили все одно происхожденье, так почему ж вам не дано вкушать одни и те же наслажденья? Какой чудовищный контраст являет ваша расстановка на театральной сцене мiрa, в волненьях сердца моего скорбь порождая.
Есть счастье, но вы не обладаете им все! Гармония присутствует, и вы в ней не участвуете вовсе! Есть мера, золотая середина, однако в нестроении вы пребываете.
И посреди гармонии божественной я слышу, как поднимаются из пропасти глубин пронзительные жалобные звуки, которые принять я мог бы даже за проклятья, когда б единственное слово дерзновенья могло бы поразить навек предел святой и чистый, где истины обитель пребывает.
Дни радости моей в печаль преобразились, и песнопенья уступили место воплям скорби. Какой же праздник может быть в Иерусалиме, когда сыны его в неволе рабской: льстецами и лакеями оборотились царей Египта и Вавилона?
И впредь мой хлеб замешанным на горечи пребудет, поскольку между моих братьев одни в нужде влачат существованье; другие – на беззаконии восставили свой дом.
Зло разрешается добром с избытком; вот для чего муж милосердья и желанья и мог бы получить одно мгновение отдохновенья. Восплачу же, мой Бог, в стенаньях пребывая до той поры, пока мне не удастся убедить своих собратьев, что Ты Один утешить всех нас можешь.
120
Не хочешь ли познать свое ты превосходство над природой? Смотри, как разумеешь или подавляешь ты по желанью своему животных свойства. Ты совершенствуешь, когда к тому стремишься, все сущности; ты – царь и ангел света, или, по крайней мере, ты должен таковым являться.
Известно ль почему в твоих исследованьях больше тем высоких и отчего открытия тебе легко даются? А это из-за их уподоблений духу и приближений к истине. Не сомневайся впредь. Духовные науки верней намного знаний материальных.
Вот почему священные писатели твердят одно и то же, пусть низшего порядка знатоки сражаются друг с другом.
Понаблюдай вокруг себя над самыми простыми законами физического мiрa. Предсказывают астрономы вперед на несколько столетий затмения и изменения небес; однако они едва ль способны угадать, какой погода, пасмурной иль ясной, завтра будет.
О, человек, исполнись же доверием к своей природе и к Тому, Кто мыслью наделил тебя. И дабы эта вера уж не являлась верованьем смутным и бесплодным в ученья тщетные. Необходимо, чтобы деятельной стала она, потоком устремившись; и должно, чтобы сей поток был пламенным и смог бы осветить твой путь.
Свою главу возносит смертный к небесам, не зная, где преклонить ее в подлунном мiрe. И почему не может на земле он преклонить ее? Ужели не стремится к единству человек? Но как единство может обрести свое отдохновение в порядке из смятенья?
Душа людская, ведай, в чем твое отдохновенье. Оно заключено в присущем самому единству ощущении, что ты отделена от всякого смятения и тленья, что ты плывешь свободно в бессмертном океане света, жизни и порядка.
121
Над облаками радуга встает, отображаясь, а внизу сливаясь с ними. Через нее мы ощущаем солнечную добродетель.
Земные мудрецы, в произведеньях ваших запечатлен и отражен небесный дух. И вам благодаря мы добродетель чувствуем его. Сосуд любой передавать назначен деянья своего порядка.
Вселенский Искупитель, когда бы не пролил Ты в дольний мiр Свои спасительные дарованья, уж никогда бы благодать и просвещенье не смогли бы отразиться в нас. И никогда бы не познали мы цвета небесной радуги. И никогда бы не узнали мы, что это являлось подобьем жертвоприношений.
И получаем все эти дары мы от Того, Кому не мерою давался дух, от Сущности, чья благодать так возвышает нас над собственной природой, что мы не в силах выразить ее на языках людских, ни уши обрести, которые могли б внимать нам.
О, человек, потребностей твоих духовных чувство тебе приносят упованье и желанье, которые начальной верой предстают; чутье духовное и подлинное естество тебе приносит вера, вмещающая упованья полноту.
А Искупителя и Богочеловека чувство тебе дают любовь и милосердье, которые являются живым и видимым деяньем веры и упования.
122
Не спрашивайте больше какова же цель науки; она не обладает целию иной, как чистое перемешать с нечистым, чтоб нас препроводить в предел смятения.
Но истина и знание не могут ли быть целью нашего движенья? Не есть ли всякий, рожденный от заблуждения и мрака, сродни зерну, разметанному вширь Медеей, посеянному при дороге нашей, чтоб нас остановить на собственной стезе?
Почти всегда мы предупреждены от ядовитого влиянья. И это удавалось бы нам лучше в общении с вещами во спасенье и если б наше нравственное чувство поддерживалось в полной чистоте.
Животные нам говорят об изменениях погоды, и мы, чье средоточье в атмосфере активнее и утонченней, чем их, не чувствуем нисколько, не ведаем ничуть об истинных своих температурах!
Не потому ли поэзия, мораль влагали в уста людские сожаленья об участи удачливой животных, рек и сущностей природных всех?
Увы! Когда бы словом вдруг овладели эти существа, они ответили бы человеку:
«Не беспокойся боле; не ведаем о том мы даже, что счастливы. Мы отданы во власть руки, нас притесняющей, идя туда, куда она ведет нас; не обладаем благом мы, которое она нам посылает, и большинство из нас его не в силах вовсе воспринять.
И только твоя сила, о, счастливый смертный, могла бы возбудить в нас зависть. Предвидеть можешь ты недуги и их предупреждать; способен преимуществами пользоваться ты любыми и даже правом повеления в законах этих, которые опутывают нас, рабам подобно.
И если б ты являлся сильным и бесстрашным, то смог тогда бы сожалеть о чем-то и разве не забрал бы сам у нас удел счастливый, в чем ты питаешь зависть к нам?»
123
Культ внутренний воспринимаем, несомненно, больше, чем внешний культ, однако ощущается иной манерой он. Материальный культ отображает смыслы формы; духовный культ – значения души; культ внутренний и божий – жизнь сокровенную людского существа.
Вот почему, от детства начиная и до премудрости верховной Сущностей небесных, мы восходить способны из одного святилища в другое с уверенностью полной, что, чем возвышенней невидимей становятся храмины эти, тем действенней они и ощутимей в порядке восприимчивости нашей.
И не напрасно было слово, нас научающее: мы – храмины Святого Духа. И как смогли бы радоваться мы в утешении чистом, когда бы это не явилось к нам от подлинного края, из области, где жизнь не так хрупка?
И даже брошенный на человека взгляд единый нам говорит, что мы от Бога. Другой же взгляд свидетельствует нам о том, что мы подобны дням, а также преддверьям Его храма, ведь через нас для мiрa Он проявлен.
Нас научают числа духа, что сущностная сила Божества мы.
Мы не дадим себе успокоенья, пока в себе не восстановим древний храм и не увидим в нем динария четыре вновь явленными, или процветший посох Аарона, которого стволом древесным Пасха представала, и прежние деяния его творили корень.
Мы не дадим себе успокоенья, пока не совершим духовного крещенья, пока Творец и Дародатель жизни нам не пошлет его, и мы не сможем возлюбленными Бога называться.
124
Вы на потомство человека посмотрите, и уж не усомнитесь больше в том, что человек хотел стать Богом; какой же смертный не повторяет это преступленье непрестанно?
Жар атмосферы иссушил пары, они собрались в тучу, подобные орлам, которые сбираются туда, где труп находится. Ветра разбушевались, гром с молнией ударил: все угрожало солнце скрыть навеки.
Небесные благодеянья, вас уплотнило в точку преступленье; но сила ваша и любовь позволили прорвать преграды ваши. И жизнь возобладала, распростершись средь безмерности существ.
Дщерь целомудрия, посредник кроткий ты, которого божественная слава поместила меж собой и нами; поскольку без тебя она могла бы ослепить нас. Ты приуготовляешь нас к ее любви; порочная жена нас к преступлению бы приготовляла, и мы бы отделились от любви.
Когда мы призваны к земному бытию, не в женской ли утробе мы пребыванье первое приемлем?
Для нас нет света, если не посеян он божественным зерном в нас. Нет добродетелей, когда любовь небесная не возжигает пламень свой в сердцах у нас. Слова отсутствуют, когда язык божественный не движет сам по себе все силы нашей речи.
Нет действенных трудов любого рода, коль побуждение живое духа и жизни нам не дает основы, на которой оно готово воплотиться и отразиться в ней тысячекратным блеском.
Зародыш возрожденья, разума, любви и освящения: четыре силы в нас заложены одним порывом. О, как благодаря единому порыву воздействуют на вас четыре силы эти и заставляют вас плодоносить!