– Можно и так сказать, – ответил я, с трудом переводя дыхание.
– К сожалению, у мистера Стивенса сейчас другая встреча. Не знаю, когда он сможет вас принять.
– Я пришел к вам, мисс Грант, – тяжело дыша, объяснил я. – Те документы, за которыми вы ходили в квартиру Маколи. Среди них было разрешение на перемещение средств?
Она взглянула на меня с удивлением:
– Ну да, было. Разрешение на перемещение средств в Дарджилинг перед переездом губернатора, который состоится на следующей неделе.
– Вы не скажете мне, о какой сумме речь?
– Двести семь тысяч рупий. Их должны были перевезти из казначейства в Калькутте в Дарджилинг.
– И перевоз этих денег был отложен, потому что Маколи унес документы домой?
– Да, но всего на сутки.
– Дайте я отгадаю. Деньги планировалось отправить Дарджилингским почтовым экспрессом в ночь со среды на четверг?
Она уставилась на меня так, словно я был индийским факиром и демонстрировал дар ясновидения.
– Ну да. Но откуда вы…
– Сколько человек знало, что деньги должны везти ночью в среду?
– Многие, – пожала она плечами. – Почти все здесь, в финансовом отделе, а также подчиненные губернатора, служащие железной дороги, военные, отвечавшие за безопасность. Не то чтобы это какой-то секрет, их возят каждый год.
Двести семь тысяч рупий. С такими деньгами Сен и его банда были бы обеспечены оружием и взрывчаткой на долгое-долгое время. И они заполучили бы эти деньги, если бы Маколи не забрал документы домой и если бы его потом не убили. Голова у меня гудела. Все кусочки головоломки собраны. Теперь оставалось только найти Сена.
Девятнадцать
Телефон зазвонил в четыре часа дня.
Лал-базар к тому времени уже превратился в духовку, но все-таки внутри было лучше, чем снаружи. Я сидел у себя в кабинете и читал отчет о вскрытии, полученный от доктора Агнца. Отложив отчет, я поднял трубку. Звонил Банерджи.
– Сэр, они в пути! – объявил он, тяжело дыша.
– Подразделение «Эйч»?
– Да, сэр. Два легковых автомобиля и грузовик. Их засекли на подъезде к мосту Хаора около пяти минут назад.
– Ваши люди смогут их догнать?
– Думаю, смогут, сэр. Возле моста всегда пробки. В это время дня им понадобится около получаса, чтобы пересечь мост и выбраться из затора на том берегу. Человек на велосипеде наверняка их догонит.
– Отлично. Велите своим людям не терять их из виду и обо всех изменениях сообщать вам на Лал-базар. Проинструктируйте их, а потом возвращайтесь сюда как можно скорее.
Итак, подразделение «Эйч» выследило Сена гораздо быстрее, чем я ожидал. Наверное, осведомители у них были повсюду. Это как минимум говорило о размерах их бюджета, и я недоумевал, что же мешало им поймать Сена все эти четыре года. Но в тот момент у меня не было времени над этим думать.
Следующие минуты пролетели как в тумане. Я позвонил Дигби, пересказал сообщение Банерджи и велел ему быть готовым выехать через пять минут. Затем написал записку лорду Таггерту. Мой план был слишком сложным, чтобы его можно было объяснить пеону без помощи наглядной схемы и нескольких словарей, поэтому я сам побежал с запиской к Таггерту, перепрыгивая через ступеньки. Я ворвался в комнатку Дэниелса, напугав беднягу во второй раз за три дня. Это становилось традицией. Я сунул ему записку, велел выждать десять минут и только потом передать ее начальнику, чтобы я успел покинуть здание. Тогда даже если Таггерт захочет меня остановить, будет уже слишком поздно.
Я побежал обратно в кабинет и осмотрел свой «Уэбли». Вычищен и заряжен. Я как раз возвращал револьвер в кобуру, когда, прерывисто дыша, появился Банерджи.
– Есть ли новости, сержант?
– Пока нет, сэр.
– Тогда позвоните в хаорскую тану и скажите своим людям, пусть передают сообщения туда. Мы заглянем за ними, когда будем на том берегу.
– Да, сэр.
– У вас есть оружие?
– Нет, сэр, но я обучен стрелять из винтовки.
– В таком случае сходите возьмите себе «Ли-Энфилд». Я буду ждать вас в автомобиле.
Через несколько минут Дигби, Банерджи и я уже неслись по Стрэнд-роуд к мосту Хаора. Мост представлял собой дорогу с твердым покрытием, лежавшую на двух-трех десятках плавучих опор. Центральные секции могли открываться и пропускать корабли, идущие вверх и вниз по течению.
Как и предполагал Банерджи, подъезды к мосту были забиты всеми мыслимыми видами транспорта.
– Нам лучше выйти здесь и перейти на тот берег пешком, – сказал он. – Я договорился с хаорской таной, там нас ожидает автомобиль.
Мы выскочили из машины и помчались к мосту. Перед нами раскинулась Хугли. Хугли – один из рукавов Ганга, хотя местные и не делают между ними различия. Мне, приехавшему из небольшой страны, было трудно осознать размер реки. Даже здесь, в восьмидесяти милях от моря, Хугли была раз в десять шире, чем Темза в Лондоне. Она простиралась до самого горизонта, деля ландшафт на две части огромным коричневым разрезом. Мы бежали по мосту под палящим солнцем Бенгалии, и мне казалось, что нам никогда не добраться до противоположного берега. Приблизившись к центральному участку, мы поняли, в чем причина затора. Движение перекрыли, чтобы развести мост и пропустить пароход, шедший вниз по реке. Я бросился к служащему, который, судя по всему, командовал процессом, и приказал ему остановиться. Это был англо-индиец в фуражке с эмблемой администрации порта Калькутты. Если он и собирался дать мне отпор, то немедленно забыл о своем намерении, стоило мне расстегнуть кобуру. Он истошно закричал группе местных кули, чтобы те свели мост обратно. Кули таращились на нас с недоумением, пока поток непристойной брани не подтолкнул их к действию.
Еще через десять минут мы были на той стороне моста. Мы все тяжело дышали и истекали потом. Перед нами стояло приземистое здание вокзала Хаора. Банерджи показал на полицейский автомобиль, который подъехал на полной скорости и с визгом затормозил возле нас. Падая от усталости, мы забились втроем на заднее сиденье. Автомобиль сорвался с места и, завывая сиреной, помчался к хаорской тане.
Если Калькутта была главной красавицей Бенгалии, то Хаоре досталась роль уродливой сестрицы. Город, состоявший, казалось, из одних сараев и навесов, напоминал бесконечную сортировочную станцию. Миновав бессчетное множество складских помещений, мы резко затормозили у небольшого полицейского участка. Банерджи кое-как выбрался из автомобиля, забежал в тану и через несколько секунд уже несся обратно, сжимая в руке клочок бумаги.
– Они остановились! – объявил он на ходу.
– Где?
– В Коне. Отсюда миль пять по дороге на Бенарес.
– Едем!
Банерджи прыгнул на сиденье и выпалил водителю указания. Тот поспешно развернул автомобиль и, набирая скорость, погнал по шоссе. Мы оставили позади Хаору, в темпе миновали пригородные районы и вырвались на открытую местность. Мы могли бы ехать гораздо быстрее, но вскоре на смену хорошей дороге пришла грунтовка, изрытая ямами такого размера, что каждая могла запросто поглотить пару слонов. Правда, водителя это нисколько не смутило – он несся и несся вперед через все препятствия как одержимый. Не знаю уж, что помогло ему, божественное вмешательство или какое-нибудь шестое чувство, свойственное индийцам, но он действительно умудрился доехать до Коны, не угробив нас всех по пути.
В деревню мы въехали уже в темноте. Никакого знака, сообщающего, что мы на месте, нам не встретилось, но все было понятно и так. Дорогу перегораживала толпа деревенских жителей. Мужчины что-то кричали. Где-то поблизости рокотали моторы автомобилей. Мы устремились к центру событий, крестьяне бросились врассыпную. Фары выхватили из темноты облака пыли, поднятые в воздух совсем недавно. Из-за угла вырывалось сияние фонарей, и я велел водителю двигаться в том направлении. Там, в свете фар военного грузовика, шумела взбудораженная толпа. Раздавались сердитые выкрики в адрес невозмутимых сипаев, которые, взяв штыки наизготовку, перегораживали собравшимся путь. Мы подъехали к границе кордона. Сипаи разомкнули строй и пропустили нас внутрь. Удостоверений никто спрашивать не стал: вида двух сахибов в форме оказалось достаточно.
Мы притормозили рядом с двумя другими автомобилями. В нескольких ярдах от нас стоял и разговаривал с кучкой коллег полковник Доусон. Не выпуская трубку из руки, он указывал в сторону здания, возвышавшегося в некотором удалении. Я повернулся к Банерджи:
– Найдите ближайший дом с телефоном и передайте сообщение лорду Таггерту. Доложите обстановку и оставьте ему наши координаты.
Сержант отдал честь и поспешил в направлении опор телефонной линии. Мы с Дигби пошли к Доусону. Вдруг из темноты вылетела бутылка и разбилась у ног одного из солдат. Разлетевшиеся осколки вонзились ему в ногу. Солдат вскрикнул от боли и повернулся к своему командиру, субедару[50] с лихо закрученными белыми усами. Субедар вышел вперед и окинул толпу свирепым взглядом. Если он и надеялся напугать собравшихся, то скоро от его иллюзий не осталось следа, поскольку вслед за бутылкой из темноты прилетел камень, затем – кирпич, и тут же на военных обрушился целый град разнообразных предметов. Субедар вздрогнул, а сипаи отступили на несколько шагов. Субедар взглянул на полковника Доусона, и тот, не выпуская зажатой в зубах трубки, ответил коротким кивком. Субедар немедленно выкрикнул несколько последовательных команд. Команды были адресованы как его собственным людям, так и толпе, но я сомневаюсь, что многие их услышали, такой стоял шум. Зато звуки, которые раздались потом, развеяли сомнения полностью: ритмично, одна за другой, защелкали винтовки, готовые к стрельбе. Очередной окрик. Сипаи подняли ружья и нацелились в толпу. Все вдруг смолкло, а потом, когда люди поняли, что происходит, в наступившей тишине раздался их общий стон, похожий на крик раненого зверя. Стоявшие в первых рядах спешно разворачивались и пытались протиснуться назад.
– Огонь! – крикнул субедар.
Гром ружейных выстрелов. Вопли, паника. Мужчины и женщины разбегаются, давя друг друга. Несколько минут – и кругом ни души. Деревня погрузилась в жутковатую тишину. Я ожидал увидеть десяток убитых и раненых, но, кажется, кроме нескольких деревенских, с трудом поднявшихся на ноги, никто не пострадал. Должно быть, сипаи в последний момент подняли винтовки и выстрелили поверх голов.
Воздух наполнил едкий запах кордита. Я вдруг снова оказался в 1915 году, и гром артиллерийских снарядов стоял у меня в ушах. Я с силой зажмурился, ожидая, что вот-вот на меня обрушится лавина песка и грязи, но ее не было. Вместо этого запах кордита сменился вдруг ароматом трубочного табака.
– Хорошо, что вы здесь, капитан.
Я открыл глаза и увидел полковника Доусона. Если он и удивился, встретив нас здесь, то мастерски это скрыл.
– Незаконное собрание, – объяснил полковник. – Мы имели полное право их перестрелять, но у нас есть дела поважнее.
Усилием воли я вернул себя к реальности.
– Сен?
Доусон кивнул:
– Мы нашли его.
Мне понравилась фраза «нашли его». Это значило, что его еще не арестовали. «Нашли» звучало лучше, чем «взяли». И уж куда лучше, чем «пристрелили».
– Где?
– Он прячется вон там. – Доусон указал трубкой в сторону дома неподалеку.
При свете луны я разглядел приземистую одноэтажную постройку с плоской крышей, с трех сторон обнесенную невысоким забором. Насколько я мог судить, четвертая стена подходила вплотную ко рву. Дом был погружен во тьму, двери заперты, окна прикрыты ставнями.
– Вы уверены, что он там?
– Почти наверняка. Один из наших людей видел, как он вошел. И не видел, чтобы кто-нибудь оттуда выходил. Не исключено, конечно, что он сбежал другим путем, прежде чем мы подтянули сюда людей, но это маловероятно. Дом окружен. – Доусон указал на несколько точек, где засели его солдаты. – Все пути отрезаны.
– С ним кто-нибудь есть?
– Мы полагаем, что с ним два или три сообщника.
– Они вооружены?
– Вне всяких сомнений.
– Ваши люди на позициях?
– К сожалению, у мистера Стивенса сейчас другая встреча. Не знаю, когда он сможет вас принять.
– Я пришел к вам, мисс Грант, – тяжело дыша, объяснил я. – Те документы, за которыми вы ходили в квартиру Маколи. Среди них было разрешение на перемещение средств?
Она взглянула на меня с удивлением:
– Ну да, было. Разрешение на перемещение средств в Дарджилинг перед переездом губернатора, который состоится на следующей неделе.
– Вы не скажете мне, о какой сумме речь?
– Двести семь тысяч рупий. Их должны были перевезти из казначейства в Калькутте в Дарджилинг.
– И перевоз этих денег был отложен, потому что Маколи унес документы домой?
– Да, но всего на сутки.
– Дайте я отгадаю. Деньги планировалось отправить Дарджилингским почтовым экспрессом в ночь со среды на четверг?
Она уставилась на меня так, словно я был индийским факиром и демонстрировал дар ясновидения.
– Ну да. Но откуда вы…
– Сколько человек знало, что деньги должны везти ночью в среду?
– Многие, – пожала она плечами. – Почти все здесь, в финансовом отделе, а также подчиненные губернатора, служащие железной дороги, военные, отвечавшие за безопасность. Не то чтобы это какой-то секрет, их возят каждый год.
Двести семь тысяч рупий. С такими деньгами Сен и его банда были бы обеспечены оружием и взрывчаткой на долгое-долгое время. И они заполучили бы эти деньги, если бы Маколи не забрал документы домой и если бы его потом не убили. Голова у меня гудела. Все кусочки головоломки собраны. Теперь оставалось только найти Сена.
Девятнадцать
Телефон зазвонил в четыре часа дня.
Лал-базар к тому времени уже превратился в духовку, но все-таки внутри было лучше, чем снаружи. Я сидел у себя в кабинете и читал отчет о вскрытии, полученный от доктора Агнца. Отложив отчет, я поднял трубку. Звонил Банерджи.
– Сэр, они в пути! – объявил он, тяжело дыша.
– Подразделение «Эйч»?
– Да, сэр. Два легковых автомобиля и грузовик. Их засекли на подъезде к мосту Хаора около пяти минут назад.
– Ваши люди смогут их догнать?
– Думаю, смогут, сэр. Возле моста всегда пробки. В это время дня им понадобится около получаса, чтобы пересечь мост и выбраться из затора на том берегу. Человек на велосипеде наверняка их догонит.
– Отлично. Велите своим людям не терять их из виду и обо всех изменениях сообщать вам на Лал-базар. Проинструктируйте их, а потом возвращайтесь сюда как можно скорее.
Итак, подразделение «Эйч» выследило Сена гораздо быстрее, чем я ожидал. Наверное, осведомители у них были повсюду. Это как минимум говорило о размерах их бюджета, и я недоумевал, что же мешало им поймать Сена все эти четыре года. Но в тот момент у меня не было времени над этим думать.
Следующие минуты пролетели как в тумане. Я позвонил Дигби, пересказал сообщение Банерджи и велел ему быть готовым выехать через пять минут. Затем написал записку лорду Таггерту. Мой план был слишком сложным, чтобы его можно было объяснить пеону без помощи наглядной схемы и нескольких словарей, поэтому я сам побежал с запиской к Таггерту, перепрыгивая через ступеньки. Я ворвался в комнатку Дэниелса, напугав беднягу во второй раз за три дня. Это становилось традицией. Я сунул ему записку, велел выждать десять минут и только потом передать ее начальнику, чтобы я успел покинуть здание. Тогда даже если Таггерт захочет меня остановить, будет уже слишком поздно.
Я побежал обратно в кабинет и осмотрел свой «Уэбли». Вычищен и заряжен. Я как раз возвращал револьвер в кобуру, когда, прерывисто дыша, появился Банерджи.
– Есть ли новости, сержант?
– Пока нет, сэр.
– Тогда позвоните в хаорскую тану и скажите своим людям, пусть передают сообщения туда. Мы заглянем за ними, когда будем на том берегу.
– Да, сэр.
– У вас есть оружие?
– Нет, сэр, но я обучен стрелять из винтовки.
– В таком случае сходите возьмите себе «Ли-Энфилд». Я буду ждать вас в автомобиле.
Через несколько минут Дигби, Банерджи и я уже неслись по Стрэнд-роуд к мосту Хаора. Мост представлял собой дорогу с твердым покрытием, лежавшую на двух-трех десятках плавучих опор. Центральные секции могли открываться и пропускать корабли, идущие вверх и вниз по течению.
Как и предполагал Банерджи, подъезды к мосту были забиты всеми мыслимыми видами транспорта.
– Нам лучше выйти здесь и перейти на тот берег пешком, – сказал он. – Я договорился с хаорской таной, там нас ожидает автомобиль.
Мы выскочили из машины и помчались к мосту. Перед нами раскинулась Хугли. Хугли – один из рукавов Ганга, хотя местные и не делают между ними различия. Мне, приехавшему из небольшой страны, было трудно осознать размер реки. Даже здесь, в восьмидесяти милях от моря, Хугли была раз в десять шире, чем Темза в Лондоне. Она простиралась до самого горизонта, деля ландшафт на две части огромным коричневым разрезом. Мы бежали по мосту под палящим солнцем Бенгалии, и мне казалось, что нам никогда не добраться до противоположного берега. Приблизившись к центральному участку, мы поняли, в чем причина затора. Движение перекрыли, чтобы развести мост и пропустить пароход, шедший вниз по реке. Я бросился к служащему, который, судя по всему, командовал процессом, и приказал ему остановиться. Это был англо-индиец в фуражке с эмблемой администрации порта Калькутты. Если он и собирался дать мне отпор, то немедленно забыл о своем намерении, стоило мне расстегнуть кобуру. Он истошно закричал группе местных кули, чтобы те свели мост обратно. Кули таращились на нас с недоумением, пока поток непристойной брани не подтолкнул их к действию.
Еще через десять минут мы были на той стороне моста. Мы все тяжело дышали и истекали потом. Перед нами стояло приземистое здание вокзала Хаора. Банерджи показал на полицейский автомобиль, который подъехал на полной скорости и с визгом затормозил возле нас. Падая от усталости, мы забились втроем на заднее сиденье. Автомобиль сорвался с места и, завывая сиреной, помчался к хаорской тане.
Если Калькутта была главной красавицей Бенгалии, то Хаоре досталась роль уродливой сестрицы. Город, состоявший, казалось, из одних сараев и навесов, напоминал бесконечную сортировочную станцию. Миновав бессчетное множество складских помещений, мы резко затормозили у небольшого полицейского участка. Банерджи кое-как выбрался из автомобиля, забежал в тану и через несколько секунд уже несся обратно, сжимая в руке клочок бумаги.
– Они остановились! – объявил он на ходу.
– Где?
– В Коне. Отсюда миль пять по дороге на Бенарес.
– Едем!
Банерджи прыгнул на сиденье и выпалил водителю указания. Тот поспешно развернул автомобиль и, набирая скорость, погнал по шоссе. Мы оставили позади Хаору, в темпе миновали пригородные районы и вырвались на открытую местность. Мы могли бы ехать гораздо быстрее, но вскоре на смену хорошей дороге пришла грунтовка, изрытая ямами такого размера, что каждая могла запросто поглотить пару слонов. Правда, водителя это нисколько не смутило – он несся и несся вперед через все препятствия как одержимый. Не знаю уж, что помогло ему, божественное вмешательство или какое-нибудь шестое чувство, свойственное индийцам, но он действительно умудрился доехать до Коны, не угробив нас всех по пути.
В деревню мы въехали уже в темноте. Никакого знака, сообщающего, что мы на месте, нам не встретилось, но все было понятно и так. Дорогу перегораживала толпа деревенских жителей. Мужчины что-то кричали. Где-то поблизости рокотали моторы автомобилей. Мы устремились к центру событий, крестьяне бросились врассыпную. Фары выхватили из темноты облака пыли, поднятые в воздух совсем недавно. Из-за угла вырывалось сияние фонарей, и я велел водителю двигаться в том направлении. Там, в свете фар военного грузовика, шумела взбудораженная толпа. Раздавались сердитые выкрики в адрес невозмутимых сипаев, которые, взяв штыки наизготовку, перегораживали собравшимся путь. Мы подъехали к границе кордона. Сипаи разомкнули строй и пропустили нас внутрь. Удостоверений никто спрашивать не стал: вида двух сахибов в форме оказалось достаточно.
Мы притормозили рядом с двумя другими автомобилями. В нескольких ярдах от нас стоял и разговаривал с кучкой коллег полковник Доусон. Не выпуская трубку из руки, он указывал в сторону здания, возвышавшегося в некотором удалении. Я повернулся к Банерджи:
– Найдите ближайший дом с телефоном и передайте сообщение лорду Таггерту. Доложите обстановку и оставьте ему наши координаты.
Сержант отдал честь и поспешил в направлении опор телефонной линии. Мы с Дигби пошли к Доусону. Вдруг из темноты вылетела бутылка и разбилась у ног одного из солдат. Разлетевшиеся осколки вонзились ему в ногу. Солдат вскрикнул от боли и повернулся к своему командиру, субедару[50] с лихо закрученными белыми усами. Субедар вышел вперед и окинул толпу свирепым взглядом. Если он и надеялся напугать собравшихся, то скоро от его иллюзий не осталось следа, поскольку вслед за бутылкой из темноты прилетел камень, затем – кирпич, и тут же на военных обрушился целый град разнообразных предметов. Субедар вздрогнул, а сипаи отступили на несколько шагов. Субедар взглянул на полковника Доусона, и тот, не выпуская зажатой в зубах трубки, ответил коротким кивком. Субедар немедленно выкрикнул несколько последовательных команд. Команды были адресованы как его собственным людям, так и толпе, но я сомневаюсь, что многие их услышали, такой стоял шум. Зато звуки, которые раздались потом, развеяли сомнения полностью: ритмично, одна за другой, защелкали винтовки, готовые к стрельбе. Очередной окрик. Сипаи подняли ружья и нацелились в толпу. Все вдруг смолкло, а потом, когда люди поняли, что происходит, в наступившей тишине раздался их общий стон, похожий на крик раненого зверя. Стоявшие в первых рядах спешно разворачивались и пытались протиснуться назад.
– Огонь! – крикнул субедар.
Гром ружейных выстрелов. Вопли, паника. Мужчины и женщины разбегаются, давя друг друга. Несколько минут – и кругом ни души. Деревня погрузилась в жутковатую тишину. Я ожидал увидеть десяток убитых и раненых, но, кажется, кроме нескольких деревенских, с трудом поднявшихся на ноги, никто не пострадал. Должно быть, сипаи в последний момент подняли винтовки и выстрелили поверх голов.
Воздух наполнил едкий запах кордита. Я вдруг снова оказался в 1915 году, и гром артиллерийских снарядов стоял у меня в ушах. Я с силой зажмурился, ожидая, что вот-вот на меня обрушится лавина песка и грязи, но ее не было. Вместо этого запах кордита сменился вдруг ароматом трубочного табака.
– Хорошо, что вы здесь, капитан.
Я открыл глаза и увидел полковника Доусона. Если он и удивился, встретив нас здесь, то мастерски это скрыл.
– Незаконное собрание, – объяснил полковник. – Мы имели полное право их перестрелять, но у нас есть дела поважнее.
Усилием воли я вернул себя к реальности.
– Сен?
Доусон кивнул:
– Мы нашли его.
Мне понравилась фраза «нашли его». Это значило, что его еще не арестовали. «Нашли» звучало лучше, чем «взяли». И уж куда лучше, чем «пристрелили».
– Где?
– Он прячется вон там. – Доусон указал трубкой в сторону дома неподалеку.
При свете луны я разглядел приземистую одноэтажную постройку с плоской крышей, с трех сторон обнесенную невысоким забором. Насколько я мог судить, четвертая стена подходила вплотную ко рву. Дом был погружен во тьму, двери заперты, окна прикрыты ставнями.
– Вы уверены, что он там?
– Почти наверняка. Один из наших людей видел, как он вошел. И не видел, чтобы кто-нибудь оттуда выходил. Не исключено, конечно, что он сбежал другим путем, прежде чем мы подтянули сюда людей, но это маловероятно. Дом окружен. – Доусон указал на несколько точек, где засели его солдаты. – Все пути отрезаны.
– С ним кто-нибудь есть?
– Мы полагаем, что с ним два или три сообщника.
– Они вооружены?
– Вне всяких сомнений.
– Ваши люди на позициях?