– Вид или кабинет? – спросил я.
– Вид, конечно. Кабинет… как бы это сказать… – Он умолк, не договорив.
Ему было лет тридцать с чем-то, совсем немного для человека на такой высокой должности, и в нем ощущалась какая-то нервная энергия, резкость движений, заставлявшая предположить, что он чувствует себя не совсем свободно.
– Капитан Уиндем? – спросил Стивенс, указывая мне на стул. Сам он уселся за стол и подрегулировал кожаное кресло с высокой спинкой, приподняв его на несколько дюймов. – Вы поймали меня в довольно непростое время. Губернатор на следующей неделе, пока не стало слишком жарко, переезжает в Дарджилинг, а вместе с ним – добрая половина штата. Разумеется, все для них организовать должны мы здесь, в «Писателях». Эта прискорбная история с Маколи произошла очень не вовремя.
– Да, – заметил я. – Должно быть, его убийство доставило вам массу неудобств.
Он уставился на меня, пытаясь понять, что я хотел сказать своим комментарием. А я гадал, к какому выводу он придет, тем более что сам точно не знал.
– Чем могу быть полезен, капитан? – спросил Стивенс в итоге. – Боюсь, времени у меня немного. Сегодня во второй половине дня важная встреча с сэром Ивлином Криспом.
Имя мне ни о чем не говорило. Но это не имело никакого значения. Даже если бы Ивлин Крисп был свидетелем у меня на свадьбе, я все равно притворился бы, что не знаю, о ком речь, просто чтобы посмотреть на реакцию Стивенса.
– Это управляющий Банковской корпорации Бирмы и Бенгалии, – объяснил тот.
Я изобразил на лице подходящий, как мне показалось, к случаю благоговейный восторг. Похоже, Стивенс любит сыпать именами. Это мне на руку. Уверенному в себе человеку незачем рассказывать, с кем именно у него назначена встреча.
– Перейду сразу к делу, – сказал я. – Как долго вы работали на Маколи?
– Слишком долго. – Он засмеялся. Замечание было неуместным, и Стивенс сам это понял. Его тон стал серьезным: – То есть, я был у него в подчинении последние три года. До этого я служил в другом месте.
– Где именно?
– В Рангуне.
– В каких отношениях вы были с Маколи? Как бы вы их описали?
– В профессиональных.
– Не в приятельских? Вы работали вместе три года.
Стивенс взял авторучку и задумчиво постучал ею по столу.
– Работать с ним было не очень просто.
– В каком смысле?
– Давайте просто скажем, что он был консервативен в своих взглядах. Спорить с ним было бесполезно. Все приходилось делать ровно так, как угодно ему. Способность мыслить самостоятельно в людях он словно считал личным оскорблением.
– И вам было тяжело с ним работать?
– Не тяжелее, чем остальным. – Стивенс изучающе посмотрел на ручку в своих пальцах, словно видел ее в первый раз. Может, так и было. Может быть, она принадлежала Маколи.
– Вам случалось спорить с ним в последнее время?
Он покачал головой:
– Насколько помню, нет.
Энни рассказывала другое – о том, как Маколи и Стивенс на прошлой неделе поспорили из-за пошлин на импорт. Странно, что Стивенс об этом забыл.
– А как остальные? У него были враги?
– Возможно. Как я уже говорил, он был непопулярен. Даже для шотландца.
– Он в последнее время вел себя как-нибудь необычно?
– Раз или два за последний месяц пришел на работу пьяным. Мне это показалось странным: говорили, он бросил пить.
– У него были из-за этого какие-нибудь проблемы?
– Нет, конечно. Маколи не просто руководил финансовым отделом. Он был приятелем губернатора. Это делало его пуленепробиваемым.
Формулировка снова была выбрана неудачно. Может, он и был пуленепробиваем, но его вполне можно было пронзить ножом.
– И к вам переходят все обязанности Маколи?
– Да, как минимум в сфере финансов. На самом деле, работы более чем хватает. Поддерживать тут все на плаву – непростая задача.
– Похоже, Маколи был незаменим.
– Зависит от того, с какой стороны посмотреть. – Стивенс засмеялся. – Что касается работы, отдел прекрасно функционировал и без него. Но некоторые вещи требовали его подписи – например, все платежи и движения средств, если сумма превышала сто тысяч рупий. Чтобы крутились колеса правительственной системы, нужны деньги, и без его подписи все застопорилось. Не самое лучшее положение дел, когда половина правительства переезжает в Дарджилинг.
– А это право подписи нельзя было просто передать кому-нибудь другому?
– Можно. Губернатор передал его мне утром в среду, это заняло всего несколько часов. Единственная трудность заключалась в том, что мы не могли найти многие важные документы, требующие подписи. Оказалось, что старик Маколи утащил их домой.
– Это те документы, за которыми мисс Грант посылали в квартиру Маколи?
– Что? – переспросил он. – Да, наверное, в том числе.
– А что это были за документы?
– Как обычно. – Стивенс пожал плечами. – В основном разрешения на выплату жалованья и перемещение денежных средств. Маколи должен был подписать документы в понедельник, но он унес их домой и никуда не спешил. Не удивлюсь, если он просто напился и забыл о них. К тому времени, как мы получили их обратно, нам уже начали приходить срочные телеграммы из внутренних районов страны: где же, дескать, жалованье?
– А что с политическими вопросами? – поинтересовался я. – Насколько я понял, Маколи участвовал в определении налоговой политики. Эта ответственность тоже перейдет к вам?
У него загорелись глаза.
– Надеюсь. В этой области многое предстоит сделать. Но решать губернатору.
– Например, что?
Меня, как и подавляющее большинство людей, мало интересовала налоговая политика, но некоторые разновидности бюрократов принимают ее близко к сердцу. Маколи и Стивенс поругались на этой почве, и было бы полезно узнать, что стояло за их размолвкой – обычные разногласия по бухгалтерским вопросам или что-то более серьезное.
– Да всего не перечесть, – ответил он. – С чего бы начать? Многие из наших налогов – регрессивные, а что касается наших пошлин на импорт, то некоторые попросту абсурдны и серьезно мешают торговле.
В дверь постучали, и вошла Энни.
– К вам сэр Ивлин, сэр.
– А, отлично, – произнес Стивенс, поднимаясь из-за стола. – Передайте ему, что я уже иду. – Он обратился ко мне: – Прошу меня простить, капитан, но, боюсь, наше время истекло. Если у вас остались вопросы, пожалуйста, обратитесь к мисс Грант, и давайте назначим еще одну встречу, когда мы немножко разберемся с делами.
Обратно на Лал-базар я шел как в тумане. В голове складывалась картина. Она была пока нечеткой, как изображение, снятое на фотокамеру с ненастроенным фокусом, но, кажется, мало-помалу обретала контуры. Я добрался до своего кабинета и тут же позвонил Несокрушиму в тану на Плесси-Гейт-роуд.
– Какие новости?
– Никаких, сэр. Пока что из форта почти никто не выезжал. Кроме того, я установил наблюдение на мосту.
– Хорошо, – сказал я. – У меня еще одна просьба. Пожалуйста, наведите справки о деловых интересах Стивенса, бывшего заместителя Маколи, особенно тех, что как-то связаны с Бирмой.
– Я попрошу констебля узнать в регистрационной палате.
– Как только будут новости, тут же мне сообщайте.
– Тут возникла проблема, сэр. Десять минут назад я получил довольно гневное послание от начальника вокзала Сеалда. Он сообщает, что делает все возможное, чтобы отыскать багажную декларацию, и спрашивает, зачем мы попросили военных изъять всю его документацию за последние две недели.
– Но мы ничего подобного не делали.
– Я знаю, сэр. Не понимаю, что происходит.
– А я, кажется, понимаю. Подразделение «Эйч». Я рассказал о нападении на Дарджилингский экспресс Доусону. Наверное, это он отдал распоряжение изъять бумаги. Если тем поездом действительно должны были что-то перевозить, то без багажной декларации мы никогда не узнаем, что именно.
– Да, сэр. Простите, сэр. – Слова Банерджи прозвучали так, словно он винил себя в произошедшем, хотя от него тут ничего не зависело. Беда этого парня была в том, что он вечно посыпал голову пеплом то по одному, то по другому поводу.
Я вздохнул.
– За что вы извиняетесь, сержант? Если кто в этом и виноват, то я сам. Ведь это я рассказал Доусону о нападении.
– И все же, если бы декларацию вовремя внесли в систему, мы получили бы ее раньше, чем в дело вмешалось подразделение «Эйч».
Тут у меня в голове что-то щелкнуло.
– Что вы сказали, сержант?
Он, кажется, растерялся от моего вопроса.
– Я только сказал, что если бы служащие железной дороги не потеряли документы, то багажная декларация попала бы в систему хранения вовремя и уже была бы у нас.
– Черт возьми, Несокрушим! Да вы гений! – воскликнул я, бросил трубку, схватил свою шляпу и выбежал из кабинета.
Впервые не обращая внимания на жару, я бегом вернулся на Дэлхаузи-сквер, взбежал по ступеням парадного входа «Дома писателей» и ворвался в кабинет Энни Грант, орошая ковер каплями пота.
– Капитан Уиндем! – ахнула она. – Вы что-то забыли?
– Вид, конечно. Кабинет… как бы это сказать… – Он умолк, не договорив.
Ему было лет тридцать с чем-то, совсем немного для человека на такой высокой должности, и в нем ощущалась какая-то нервная энергия, резкость движений, заставлявшая предположить, что он чувствует себя не совсем свободно.
– Капитан Уиндем? – спросил Стивенс, указывая мне на стул. Сам он уселся за стол и подрегулировал кожаное кресло с высокой спинкой, приподняв его на несколько дюймов. – Вы поймали меня в довольно непростое время. Губернатор на следующей неделе, пока не стало слишком жарко, переезжает в Дарджилинг, а вместе с ним – добрая половина штата. Разумеется, все для них организовать должны мы здесь, в «Писателях». Эта прискорбная история с Маколи произошла очень не вовремя.
– Да, – заметил я. – Должно быть, его убийство доставило вам массу неудобств.
Он уставился на меня, пытаясь понять, что я хотел сказать своим комментарием. А я гадал, к какому выводу он придет, тем более что сам точно не знал.
– Чем могу быть полезен, капитан? – спросил Стивенс в итоге. – Боюсь, времени у меня немного. Сегодня во второй половине дня важная встреча с сэром Ивлином Криспом.
Имя мне ни о чем не говорило. Но это не имело никакого значения. Даже если бы Ивлин Крисп был свидетелем у меня на свадьбе, я все равно притворился бы, что не знаю, о ком речь, просто чтобы посмотреть на реакцию Стивенса.
– Это управляющий Банковской корпорации Бирмы и Бенгалии, – объяснил тот.
Я изобразил на лице подходящий, как мне показалось, к случаю благоговейный восторг. Похоже, Стивенс любит сыпать именами. Это мне на руку. Уверенному в себе человеку незачем рассказывать, с кем именно у него назначена встреча.
– Перейду сразу к делу, – сказал я. – Как долго вы работали на Маколи?
– Слишком долго. – Он засмеялся. Замечание было неуместным, и Стивенс сам это понял. Его тон стал серьезным: – То есть, я был у него в подчинении последние три года. До этого я служил в другом месте.
– Где именно?
– В Рангуне.
– В каких отношениях вы были с Маколи? Как бы вы их описали?
– В профессиональных.
– Не в приятельских? Вы работали вместе три года.
Стивенс взял авторучку и задумчиво постучал ею по столу.
– Работать с ним было не очень просто.
– В каком смысле?
– Давайте просто скажем, что он был консервативен в своих взглядах. Спорить с ним было бесполезно. Все приходилось делать ровно так, как угодно ему. Способность мыслить самостоятельно в людях он словно считал личным оскорблением.
– И вам было тяжело с ним работать?
– Не тяжелее, чем остальным. – Стивенс изучающе посмотрел на ручку в своих пальцах, словно видел ее в первый раз. Может, так и было. Может быть, она принадлежала Маколи.
– Вам случалось спорить с ним в последнее время?
Он покачал головой:
– Насколько помню, нет.
Энни рассказывала другое – о том, как Маколи и Стивенс на прошлой неделе поспорили из-за пошлин на импорт. Странно, что Стивенс об этом забыл.
– А как остальные? У него были враги?
– Возможно. Как я уже говорил, он был непопулярен. Даже для шотландца.
– Он в последнее время вел себя как-нибудь необычно?
– Раз или два за последний месяц пришел на работу пьяным. Мне это показалось странным: говорили, он бросил пить.
– У него были из-за этого какие-нибудь проблемы?
– Нет, конечно. Маколи не просто руководил финансовым отделом. Он был приятелем губернатора. Это делало его пуленепробиваемым.
Формулировка снова была выбрана неудачно. Может, он и был пуленепробиваем, но его вполне можно было пронзить ножом.
– И к вам переходят все обязанности Маколи?
– Да, как минимум в сфере финансов. На самом деле, работы более чем хватает. Поддерживать тут все на плаву – непростая задача.
– Похоже, Маколи был незаменим.
– Зависит от того, с какой стороны посмотреть. – Стивенс засмеялся. – Что касается работы, отдел прекрасно функционировал и без него. Но некоторые вещи требовали его подписи – например, все платежи и движения средств, если сумма превышала сто тысяч рупий. Чтобы крутились колеса правительственной системы, нужны деньги, и без его подписи все застопорилось. Не самое лучшее положение дел, когда половина правительства переезжает в Дарджилинг.
– А это право подписи нельзя было просто передать кому-нибудь другому?
– Можно. Губернатор передал его мне утром в среду, это заняло всего несколько часов. Единственная трудность заключалась в том, что мы не могли найти многие важные документы, требующие подписи. Оказалось, что старик Маколи утащил их домой.
– Это те документы, за которыми мисс Грант посылали в квартиру Маколи?
– Что? – переспросил он. – Да, наверное, в том числе.
– А что это были за документы?
– Как обычно. – Стивенс пожал плечами. – В основном разрешения на выплату жалованья и перемещение денежных средств. Маколи должен был подписать документы в понедельник, но он унес их домой и никуда не спешил. Не удивлюсь, если он просто напился и забыл о них. К тому времени, как мы получили их обратно, нам уже начали приходить срочные телеграммы из внутренних районов страны: где же, дескать, жалованье?
– А что с политическими вопросами? – поинтересовался я. – Насколько я понял, Маколи участвовал в определении налоговой политики. Эта ответственность тоже перейдет к вам?
У него загорелись глаза.
– Надеюсь. В этой области многое предстоит сделать. Но решать губернатору.
– Например, что?
Меня, как и подавляющее большинство людей, мало интересовала налоговая политика, но некоторые разновидности бюрократов принимают ее близко к сердцу. Маколи и Стивенс поругались на этой почве, и было бы полезно узнать, что стояло за их размолвкой – обычные разногласия по бухгалтерским вопросам или что-то более серьезное.
– Да всего не перечесть, – ответил он. – С чего бы начать? Многие из наших налогов – регрессивные, а что касается наших пошлин на импорт, то некоторые попросту абсурдны и серьезно мешают торговле.
В дверь постучали, и вошла Энни.
– К вам сэр Ивлин, сэр.
– А, отлично, – произнес Стивенс, поднимаясь из-за стола. – Передайте ему, что я уже иду. – Он обратился ко мне: – Прошу меня простить, капитан, но, боюсь, наше время истекло. Если у вас остались вопросы, пожалуйста, обратитесь к мисс Грант, и давайте назначим еще одну встречу, когда мы немножко разберемся с делами.
Обратно на Лал-базар я шел как в тумане. В голове складывалась картина. Она была пока нечеткой, как изображение, снятое на фотокамеру с ненастроенным фокусом, но, кажется, мало-помалу обретала контуры. Я добрался до своего кабинета и тут же позвонил Несокрушиму в тану на Плесси-Гейт-роуд.
– Какие новости?
– Никаких, сэр. Пока что из форта почти никто не выезжал. Кроме того, я установил наблюдение на мосту.
– Хорошо, – сказал я. – У меня еще одна просьба. Пожалуйста, наведите справки о деловых интересах Стивенса, бывшего заместителя Маколи, особенно тех, что как-то связаны с Бирмой.
– Я попрошу констебля узнать в регистрационной палате.
– Как только будут новости, тут же мне сообщайте.
– Тут возникла проблема, сэр. Десять минут назад я получил довольно гневное послание от начальника вокзала Сеалда. Он сообщает, что делает все возможное, чтобы отыскать багажную декларацию, и спрашивает, зачем мы попросили военных изъять всю его документацию за последние две недели.
– Но мы ничего подобного не делали.
– Я знаю, сэр. Не понимаю, что происходит.
– А я, кажется, понимаю. Подразделение «Эйч». Я рассказал о нападении на Дарджилингский экспресс Доусону. Наверное, это он отдал распоряжение изъять бумаги. Если тем поездом действительно должны были что-то перевозить, то без багажной декларации мы никогда не узнаем, что именно.
– Да, сэр. Простите, сэр. – Слова Банерджи прозвучали так, словно он винил себя в произошедшем, хотя от него тут ничего не зависело. Беда этого парня была в том, что он вечно посыпал голову пеплом то по одному, то по другому поводу.
Я вздохнул.
– За что вы извиняетесь, сержант? Если кто в этом и виноват, то я сам. Ведь это я рассказал Доусону о нападении.
– И все же, если бы декларацию вовремя внесли в систему, мы получили бы ее раньше, чем в дело вмешалось подразделение «Эйч».
Тут у меня в голове что-то щелкнуло.
– Что вы сказали, сержант?
Он, кажется, растерялся от моего вопроса.
– Я только сказал, что если бы служащие железной дороги не потеряли документы, то багажная декларация попала бы в систему хранения вовремя и уже была бы у нас.
– Черт возьми, Несокрушим! Да вы гений! – воскликнул я, бросил трубку, схватил свою шляпу и выбежал из кабинета.
Впервые не обращая внимания на жару, я бегом вернулся на Дэлхаузи-сквер, взбежал по ступеням парадного входа «Дома писателей» и ворвался в кабинет Энни Грант, орошая ковер каплями пота.
– Капитан Уиндем! – ахнула она. – Вы что-то забыли?