Комната двести семь оказалась просторным служебным помещением открытой планировки. Внутри кипела работа. Здесь располагались рабочие столы дюжины офицеров и их помощников. На одной стене висели на кнопках несколько больших карт Индии, Бенгалии и какого-то города – по-видимому, Калькутты. Карты были испещрены разнообразными флажками, крестиками и кружочками. За общим гулом голосов и пишущих машинок никто не обратил на меня особого внимания. Я поинтересовался у юной и симпатичной секретарши, где можно найти Доусона. Она указала на рабочее место в углу комнаты, отделенное перегородками из матового стекла. Я поблагодарил ее, подошел к перегородке и постучался.

– Войдите, – ответил мне гулкий, звучный голос.

Я повиновался и оказался в густом облаке табачного дыма.

– Полковник Доусон? – спросил я, сквозь дымовую завесу всматриваясь в хорошо сложенного усатого офицера с трубкой в зубах. По моим ощущениям, ему было около сорока. У него была грубая медного цвета кожа и каштановые волосы с вкраплениями седины на висках. Он оторвался от чтения отпечатанного на машинке отчета и взглянул на меня.

– А, капитан Уиндем! – сказал он, привставая, чтобы пожать мне руку. – Прошу вас, садитесь.

Несомненно, он уже знал, кто я такой. В его тоне звучала такая уверенность, будто мы уже встречались раньше. Не то чтобы я удивился. В конце концов, он служил в разведке.

– Могу я вам что-нибудь предложить? – спросил он, поднимая мощную загорелую руку и глядя на часы. – Увы, для крепкой выпивки рановато. Чашку чая? Мисс Брейтуэйт! – громогласно позвал он, не дожидаясь ответа. В дверь просунула голову неприветливая женщина с лицом удрученной лошади. – Пожалуйста, две чашки чая, Марджори.

Женщина мрачно кивнула и исчезла, с силой захлопнув за собой дверь.

– Итак, капитан, – продолжал полковник, – вы, как я понимаю, недавно в Калькутте. Как вам нравится наш прекрасный город?

По-видимому, к встрече он подготовился. Я не исключал, что он уже ознакомился с моим армейским личным делом. Если так, то он знал о моем ранении и демобилизации, а может, даже был в курсе обстоятельств частной жизни. Пожалуй, он мог знать обо мне даже больше, чем помнил я сам.

– Вполне, – ответил я.

– Отлично, отлично… – одобрил он, в очередной раз затягиваясь. – Наверное, у вас еще не было возможности толком осмотреть достопримечательности?

– Я не знал, что здесь есть что осматривать.

Доусон усмехнулся:

– Ну, кому что нравится. Я лично рекомендовал бы вам посетить храм в Дакшинешваре. Это индуистский храм, посвященный богине Кали. Ее называют Разрушительницей, да и выглядит она любопытно. Черна как ночь, глаза налиты кровью, на шее ожерелье из скальпов, а язык вывалился наружу в порыве ярости. Бенгальцы ей поклоняются. Вот и все, что вам необходимо знать о людях, с которыми мы имеем дело. Они приносят ей жертвы. В наши дни – коз и овец, но не всегда они были такими цивилизованными. Есть версия, что город назван в ее честь. Калькутта, город Кали. – Он помолчал, улыбаясь. – Забавно, да? Под внешней современной оболочкой нашего города все еще бьется черное сердце языческой богини разрушения. – Его мысли, казалось, витали где-то далеко. – В общем, – заключил он, возвращаясь к реальности, – думаю, вам понравится.

Мисс Брейтуэйт вернулась с подносом и шумно опустила его на стол, расплескав немного чая из чашек. Доусон взглянул на нее с раздражением. Она ответила ему сердитым взглядом и удалилась.

– Молоко, сахар?

– Нет, спасибо, – ответил я, поднимая чашку с подноса. Там, где она стояла, остался круглый мокрый след.

– Итак, капитан, насколько я понимаю, вам довелось в войну понюхать пороху.

Я кивнул:

– Да, я внес свою лепту. Поступил на службу в пятнадцатом и три года продержался целым и невредимым, а потом немцам улыбнулась удача и они шмальнули мне в голову фугасным снарядом.

Доусон кивнул, словно мой рассказ только подтверждал уже известные ему обстоятельства.

– А вы были на фронте, полковник? – спросил я.

Его лицо помрачнело.

– Нет, капитан. Не имел такой чести. К сожалению, мои обязанности удерживали меня в Индии все это время.

Сделав затяжку, Доусон подался вперед.

– Итак, чем я могу быть вам полезен? – спросил он, наливая себе немного молока из маленького фарфорового кувшинчика и размешивая чай.

– Я по поводу убийства Маколи. Расскажите мне обо всем, что вам удалось найти на месте преступления.

– Конечно, – кивнул он, опуская трубку на стол и делая глоток чая. – Боюсь, рассказывать почти нечего. Много крови, но и только. Как жаль, что собаки добрались до трупа раньше, чем ваши люди. Да, кстати, нам же удалось найти его палец. Его упаковали и отправили в морг специально для вас.

– Могу я получить копию вашего отчета?

– Разумеется, капитан. Я прослежу, чтобы отчет вам выслали.

– Ваши люди до сих пор охраняют место преступления?

– Естественно, и более того: они там останутся до распоряжения губернатора. Не беспокойтесь. Они никому не дадут там хозяйничать.

– Это весьма обнадеживает, – сказал я. – Если вы не возражаете, я хотел бы послать своих людей как следует прочесать переулок. Может быть, им удастся найти что-нибудь, что пока никто не обнаружил.

От добродушной манеры Доусона не осталось и следа.

– Надеюсь, вы не думаете, что мои люди недостаточно компетентны для подобной задачи?

– Вовсе нет. Просто иногда в суматохе можно что-нибудь упустить.


– Мои люди ничего упустить не могут, – отрезал Доусон. – Но ладно, пусть ваши люди свяжутся с Марджори. Она устроит им доступ. Могу я еще чем-нибудь вам помочь?

– Есть еще одна вещь.

– Да? – небрежно спросил он, берясь за отчет, который читал перед моим приходом.

Я рассказал ему о встрече в доме Амарнатха Дутты и о появлении Беноя Сена в Калькутте. Я надеялся, что если полковник решил, будто я не доверяю ему (что было чистой правдой), то моя откровенность убедит его в обратном.

Услышав имя Сена, полковник никак не выдал своих чувств. Только кивнул, не вынимая трубки изо рта.

– И это не все, – продолжал я. – На Дарджилингский экспресс напали ранним утром в четверг. Сначала сообщалось о попытке ограбления декойтами, но я боюсь, что это могла быть работа террористов, а именно Сена. Я предполагаю, что они искали деньги, чтобы договориться о покупке оружия. Наверное, не нужно объяснять вам, что все это значит.

У Доусона внезапно сделался такой вид, как будто я врезал ему по лицу тяжелой клюшкой для гольфа. Впервые за весь разговор я почувствовал, что сообщил ему что-то, чего он еще не знал. Приятное ощущение.

– Дело гораздо серьезнее, чем я ожидал, – сказал он наконец. – Что вы знаете о Сене, капитан?

– Не очень много, – признался я. – Наше досье на него полнотой не отличается. Я надеялся, что, может, вы предоставите мне доступ к вашему.

Доусон немного подумал.

– К сожалению, это невозможно, но одно я вам скажу: Беной Сен – личность крайне опасная. Полагаю, вы читали о его причастности к индо-германской антибританской деятельности? Но вы не знаете, что ключевым пунктом плана было поднять против нас местные подразделения калькуттского гарнизона. Насколько я помню, тогда это был Четырнадцатый джатский полк. Они размещались здесь, в форте. Если бы восстание удалось, то, скорее всего, они перерезали бы всех белых до единого. Сен уже однажды от нас улизнул. Я не допущу, чтобы это случилось снова.

– То есть мы можем надеяться, что вы поможете нам его выследить?

– Не сомневайтесь, – уверил Доусон. – Мои люди немедленно этим займутся.

– И как только у вас будут новости, вы сообщите мне в ту же минуту?

Доусон сухо улыбнулся.

– Безусловно, если у нас будет возможность. Но не могу обещать, что мы будем сидеть без дела и ждать, пока до вас дойдет весть, тем более если, как вы предполагаете, он замышляет крупную операцию. Этот человек был в бегах четыре года, потому необходимо поймать его, пока он в Калькутте. Иначе мы рискуем упустить его еще на четыре.

– Понимаю, – сказал я, увы, прекрасно осознавая, что получу первую весточку от Доусона, когда Сен будет или убит, или брошен в какую-нибудь военную тюрьму. В любом случае, если подразделение «Эйч» доберется до него раньше нас, вряд ли мне представится шанс его допросить.

Я поблагодарил полковника за потраченное время, допил чай и попрощался.



Я спустился по лестнице и вышел на солнечный свет. Несокрушим стоял в тени огромного баньяна и курил. Заметив меня, он быстро затушил сигарету и щелчком отбросил окурок в траву, потом отдал честь и пошел мне навстречу.

– У нас проблема, сержант, – сказал я, – и мне понадобится ваша помощь.

– Конечно, сэр, – ответил он, возвращаясь вслед за мной ко входу в здание.

Мы поднялись по ступенькам и пошли обратно в сторону комнаты двести семь.

– Слушайте внимательно, – сказал я. – Я познакомлю вас с одной очаровательной дамой по имени Марджори Брейтуэйт. Вы будете с ней флиртовать.

– Сэр?

– Ваша задача – занять мисс Брейтуэйт приятным разговором, а пока вы с ней беседуете, как следует рассмотреть ее начальника. Он сидит за перегородкой в дальнем углу комнаты. Только чтобы он вас не заметил. Как думаете, справитесь?

Банерджи с трудом сглотнул. Кажется, он занервничал.

– Не уверен, сэр, – ответил он, оттягивая воротничок рубашки. – Я никогда толком не умел разговаривать с англичанками.

– Да ладно вам, Несокрушим! Вряд ли с ними нужно разговаривать принципиально иначе, чем с индианками.

– Честно признаться, сэр, я и с ними не очень-то умею разговаривать. – У бедняги был такой вид, словно он собирался на собственные похороны. – В нашей культуре общение между представителями разных полов строго ограничено. Я никогда не знаю, что говорить женщинам… Разве что они любят крикет, – просветлел он. – В таком случае никаких проблем.

Судя по виду мисс Брейтуэйт, она вряд ли относилась к людям, на которых можно произвести впечатление, рассуждая о тонкостях игры в крикет.

– А знаете что, – сообразил я, – просто условьтесь с ней о доступе к месту убийства Маколи. Это вам по силам?

Банерджи кивнул с сомнением.

– Отличный настрой, сержант, – похвалил я.

Мы вошли в комнату двести семь. Я бросил взгляд на кабинет Доусона. Дверь была закрыта, и только его силуэт виднелся за матовым стеклом. Я подтолкнул Банерджи в направлении мисс Брейтуэйт и представил их друг другу.

– Счастлив с вами познакомиться, – выдавил Банерджи и остался стоять с открытым ртом, попеременно глядя то на меня, то на закрытую дверь Доусона, как золотая рыбка, наблюдающая за игрой в теннис.

– Мисс Брейтуэйт, – сказал я, – мне необходимо еще кое о чем спросить полковника Доусона. Если вы не возражаете, пожалуйста, объясните сержанту, как он должен действовать, чтобы получить доступ к месту убийства Маколи. А я тем временем на секунду загляну к полковнику.

Не дожидаясь ответа, я прошел к перегородке, постучал и широко открыл дверь: