Тогда я и увидел нашего человека – лысеющего пожилого индийца с жестким взглядом черных глаз, сидящих на толстом лице как глазки в картофелине. Он курил биди – скрученный лист, набитый табаком и с одного конца перевязанный ниткой, сигарету бедняка.

– Вы поздно, – проскрипел он, нервно затягиваясь. – Я уже собирался…

Дигби взглядом заставил его замолчать.

– Нам пришлось действовать осторожно. Или ты предпочел бы, чтобы мы пришли вовремя и привели на хвосте пару агентов?

Индиец поднял руки в знак согласия:

– Нет, нет. Конечно, нет! – И нервно провел ладонью по голове, приглаживая прядки сальных черных волос. – Сюда, проходите, – сказал он и повел нас к лестничному проему.

В подвале без единого окна пахло потом и камфорой. Индиец жестом предложил нам располагаться на циновках, валявшихся вокруг низенького деревянного стола, а сам достал бутылку и стаканы из грубо сколоченного и изрядно потрепанного жизнью буфета.

– Что скажете, младший инспектор? – спросил он, поднимая бутылку. – Выпьем по глотку, прежде чем перейти к делу?

– Давай, – согласился Дигби.

Индиец поставил стаканы на стол и один за другим наполнил их золотисто-коричневой жидкостью.

– Что это? – спросил я.

– Аррак[46], – объяснил он с улыбкой. – Превосходный напиток, вот увидите. Производится только на юге.

Дигби кивнул и отпил из стакана. Я последовал его примеру. Штука была огненная – могла зажечь пламя в груди, а могла и вовсе прожечь там дыру, если пролить ее ненароком.

– Мне не нужно, – отказался Банерджи, отодвигая свой стакан.

– Вы не употребляете крепкий алкоголь? – удивился хозяин. – Всем индийцам стоит пить алкоголь. А также есть мясо. Красное мясо, и особенно говядину. Британцы, – сказал он, показывая на Дигби и меня, – все употребляют алкоголь и говядину, даже мемсахибы. Поэтому они такие сильные. А мы, индийцы, увы, часто непьющие и вегетарианцы. Поэтому мы в подчиненном положении.

– Хватит, – буркнул Дигби. – Что ты можешь нам сообщить, Викрам?

Индиец лукаво улыбнулся:

– Этот случай с Маколи. Британцы очень расстраиваются. Ваши английские газеты называют его «возмутительным преступлением» и требуют, чтобы убийц немедленно поймали и примерно наказали.

Было совершенно ясно, куда он клонит. У Викрама была информация – товар, который, как он прекрасно понимал, представлял для нас интерес. Он собирался торговаться, чтобы задрать цену повыше. Обычная ситуация: спрос и предложение. И неважно, в Лондоне вы или в Калькутте, доносчик остается доносчиком, а законы рынка везде одинаковы.

– И сахибы, и мемсахибы, – продолжал Викрам, – очень паника гложет их.

– Давай к делу, Викрам, – поторопил Дигби.

– Много разговоров в Коссипуре, – продолжал индиец. – Сплетни, догадки. Вы же знаете, младший инспектор, что мы, проклятые индийцы, любим поговорить. Вы, британцы, даже принимаете законы, чтобы мы замолчали, но мы всё говорим. И люди всегда болтают со своими пан валла. Я слышу разное…

Дигби перебил его:

– Меня не интересуют сплетни, Викрам. Или ты что-то знаешь, или нет. Хватит тратить мое время. – И сделал вид, что встает с циновки.

– Стойте! – вскричал индиец. – Вы знаете, что у меня хорошие источники. Моя информация – высший сорт!

Дигби посмотрел ему в глаза, а потом медленно опустился на место.

– Ну? Так что ты знаешь?

Индиец немного помедлил, по всей видимости обдумывая следующий ход. Продавать информацию все равно что продавать секс. Нужно дразнить клиента. Показать ровно столько, чтобы возбудить его аппетит, но оставить достаточно для воображения, чтобы простак купил товар.

– Две ночи назад, в ночь прискорбной гибели бара-сахиба, в одном доме в Коссипуре проходит незаконное собрание. Негодные мошенники забивают толпе местных головы всякой мятежной чепухой. Пламенные речи и много-много разговоров, что нужно послать сообщение британцам. У меня есть все информации о собрании, а также о том, что бывает после. Я полагаю, эти информации ценны для вас, младший инспектор?

– Ты знаешь имена? – спросил Дигби.

– Одно особенное имя мне говорят совместно и порознь.

Теперь пришел черед Дигби задуматься.

– Хорошо. Получишь обычную сумму. Рассказывай.

Осведомитель подобострастно хихикнул:

– Позвольте, младший инспектор, с моими информациями вы непременно будете отправлять преступников за решетку. А это такое крупное дело, что бара-сахиб вас повышает, обязательно! – Он выразительно потер большим пальцем об остальные. – Я полагаю, это для вас стоит сверху?

Дигби весьма достоверно изобразил равнодушие, но мы все понимали, что это блеф.

– Ну ладно, – согласился он в конечном итоге. – Двадцать сверху.

– Пятьдесят, – мгновенно откликнулся индиец.


Дигби фыркнул:

– Тридцать сверху, и это уже больше, чем ты заслуживаешь. Бери – или до свидания.

Лицо осведомителя расплылось в елейной улыбке. Вместо ответа он просто кивнул головой в этой забавной индийской манере, словно рисуя восьмерку, когда не знаешь, согласны они, не согласны или нарочно не дают однозначного ответа, чтобы оставить решение на потом.

Дигби достал бумажник, отсчитал восемьдесят рупий банкнотами и протянул их через стол. Сумма была чуть больше пяти фунтов – не дешево, но и не чрезмерно, если информация осведомителя оказалась бы такой ценной, как он утверждал.

– Держи и выкладывай. Во всех деталях.

Викрам поспешно сунул деньги в карман и поднял бутылку. Прежде чем говорить дальше, он снова наполнил стаканы и предложил тост за наше здоровье.

– Значит, собрание в Коссипуре, – начал он, – происходит в жилище одного парня по имени Амарнатх Дутта, ярого радикала. Ранее он управляет бенгальской газетой под названием «Новая заря», потом британцы ее закрывают. Но Дутта все еще занимается всей этой «борьбой за свободу». – Он пренебрежительно махнул рукой. – Чепуха, конечно. Но все-таки я слышу, что присутствуют человек пятнадцать, и все люди хорошие – торговцы, инженеры, юристы. Дутта произносит речь, но в действительности все хотят послушать одного другого человека. Беноя Сена.

– Сена? – переспросил Дигби, вдруг оживившись. – Так он вернулся в Калькутту?

Викрам кивнул, радуясь, что смог угодить:

– О да, не сомневайтесь! Говорят, что Сен произносит речь о том, что необходимы решительные действия в ответ на британскую агрессию. Он говорит, что нужно послать такое сообщение, от которого британцы не смогут отмахнуться. Все слушатели сильно волнуются от его горячих убеждений! Тогда мистер Дутта говорит всем людям, что нужно обратить внимание на призыв Сена к решительной битве, после чего собрание расходится.

– И что было дальше? – поторопил я.

Викрам улыбнулся:

– Это самая интересная часть, инспектор-сахиб! Когда на следующий день находится тело, люди говорят: это, должно быть, сделал Сен.

– А почему не кто-нибудь из остальных, кто был на собрании?

Осведомитель покачал головой:

– Это невозможно, сахиб. Те люди – юристы и бухгалтеры, таких вы, британцы, называете кабинетные революционеры.

– А ты что думаешь? – спросил я у Дигби.

– Я соглашусь с Викрамом, – ответил тот. – В Калькутте полно подобных бенгальцев: шума много, а до дела не доходит. Для них действовать – значит написать ругательное письмо вице-королю. Они бы в жизни никого не убили. Нет, это наверняка Сен. – Он обратился к Викраму: – И где он сейчас?

Осведомитель изобразил смятение:

– Ох, сахиб, об этом я ничего не знаю. Я могу попытаться что-нибудь выяснить, но такие информации дешево не даются. Очень помогло бы, если бы у меня небольшой аванс на расходы?

Дигби бросил на стол еще десятку. Викрам улыбнулся и убрал купюру в карман.



Расставшись с осведомителем, мы перелезли через забор назад в конспиративную квартиру, а оттуда отправились знакомым маршрутом в обратном направлении – к автомобилю, припаркованному на Грей-стрит.

Было уже поздно, мы здорово вымотались, но Дигби приплясывал, как гунн в колбасном цеху. Мы все предчувствовали возможный прорыв в деле, но он радовался больше всех. В качестве дружеского жеста он предложил подвезти меня до пансиона и даже соизволил довезти Банерджи до стоянки рикш по пути.

– Расскажи мне о Беное Сене, – попросил я Дигби, когда мы высадили сержанта у стоянки.

– Фактически, это лидер «Джугантора», – начал тот, – одного из многочисленных революционных обществ, которые пытаются вышвырнуть нас из Индии. Пренеприятные типы, на их совести немало убитых полицейских. В войну они вынашивали план тайком ввезти в страну партию немецкого оружия. Надеялись устроить вооруженный мятеж, восстание индийских воинских частей. Это был весьма хитроумный заговор, и если бы о нем не пронюхало подразделение «Эйч», погибло бы несчетное множество народу. Кончилось тем, что груз прибыл, но мы его уже ждали. Нам удалось застать зачинщиков врасплох. Большую часть главарей «Джугантора» задержали или пристрелили при попытке бегства. Сен ухитрился уйти. Ходили слухи, что он скрывается где-то в холмах в районе Читтагонга. Должно быть, они замышляют что-то очень серьезное, раз он рискнул сюда вернуться.

Дигби остановился у пансиона, и, направляясь к двери «Бельведера», я размышлял, что, возможно, был к нему несколько несправедлив. На меня произвело впечатление, как уверенно он разбирался с осведомителем. И если быть честным, стоило признать, что почти все, чего мы добились в нашем расследовании, было именно его заслугой, начиная с идентификации тела и предположения, что это убийство по политическим мотивам, и до сегодняшнего установления главного подозреваемого. Под всем его хвастовством и колониальным бахвальством скрывался, по сути, вполне достойный полицейский. Я не мог понять, почему же он до сих пор был всего лишь младшим инспектором.



В гостиной пансиона еще горел свет. Ужин закончился часа два назад, но, судя по доносившимся до меня звукам, миссис Теббит и часть гостей еще не разошлись. Я заподозрил, что ждут они меня. Наверное, видели новости на первой полосе «Стейтсмена» и хотели сведений изнутри. Я постарался закрыть входную дверь как можно тише и на цыпочках двинулся через холл, надеясь проскочить в спальню незамеченным, как какой-нибудь непослушный школяр, возвращающийся в дортуар после отбоя. Я уже добрался до лестницы, как вдруг дверь в гостиную распахнулась и свет хлынул в холл, очертив безошибочно узнаваемый силуэт миссис Теббит. Казалось, в этой женщине внушительным и грозным было все, даже ее тень.

– О, капитан Уиндем, вот и вы! – вскричала она, словно провозглашая второе пришествие. – Я предполагала, что вы будете работать допоздна, и приберегла для вас холодный ужин. Вы, наверное, очень проголодались.

– Большое вам спасибо, миссис Теббит, – лицемерно поблагодарил я, – но я не голоден.

– Ну же, капитан, вам нужно поддерживать силы. Ведь мы рассчитываем на вас, вы должны защищать нас от мерзких индийцев в эти смутные времена.

На мой взгляд, она прекрасно могла сама себя защитить от индийцев, вне зависимости от их мерзости. И скорее самим индийцам потребовалась бы защита, если принять во внимание габариты этой женщины. Увы, я не видел способа уклониться и от ее угощения, и от ее расспросов без грубости и потому смирился с неизбежным. По крайней мере, меня учили, как обходиться с неудобными вопросами. Улыбнувшись, я прошел вслед за ней в столовую и сел. Она налила мне бокал вина и принесла холодный мясной пирог и несколько кусков хлеба с маслом. Нехитрые блюда. Но зато была надежда, что хотя бы их она испортить не сумела. Когда я разрезал пирог, в столовую забрели Бирн и Питерс, якобы для того, чтобы составить мне компанию. Миссис Теббит налила им обоим по бокалу вина, а себе взяла рюмочку хереса.

– Какой кошмар эта история с Маколи, – проговорил Питерс, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Полнейший ужас! – заохала миссис Теббит. – Можем ли мы быть уверены, что нас не убьют в наших собственных постелях!

Я мог бы указать ей на то, что Маколи убили не в его собственной постели, а в пяти милях от оной, в переулке за публичным домом. Но я подозревал, что им это неинтересно, поэтому ничего не ответил и сосредоточился на пироге.

– Это позор, вот что это такое, миссис Теббит, – продолжал Питерс. – Какая наглость! Убить представителя короля-императора, да так хладнокровно, и здесь, во втором городе империи! Да как они посмели, эти проклятые черномазые!