— Э нет, так не пойдет. Сейчас, где-то у меня тут было…

Место между единственным входом и водительским сиденьем занимал еще один ящик, в него-то мужчина и закопался, что-то невнятно бормоча. Наконец на свет он извлек толстую промасленную тряпку, оказавшуюся при ближайшем рассмотрении курткой. Расправив ее, водитель приблизился ко мне с некоторым опасением во взгляде, как будто этой самой курткой ему предстояло ловить какое-то очень кусачее животное.

— Только она не очень чистая, но больше ничего нет… Надо?

Я опять отрывисто кивнула. Да плевать уже на блузку! Здоровье дороже, а так до воспаления легких недалеко…

Мои плечи в толстую, тяжелую, пахнущую смазкой робу водитель укутал сам — заботливо, отечески. Обернул, поправил… Я прикрыла глаза, пытаясь дышать неглубоко и одновременно зарыться в куртку поглубже, — да, пахла она резко и неприятно, но была теплой. Причем теплой в прямом смысле — кажется, где-то под этим ящиком располагалось горячее сердце автомобиля, которое неплохо ее подогрело.

Окинув меня задумчивым взглядом, водитель вдруг радостно просиял и раздосадованно хлопнул себя ладонью по лбу, после чего опять зарылся в свой ящик. А через несколько секунд сел рядом со мной, прижимая к груди потертый жестяной термос.

Кажется, я уже люблю этого человека…

Обжигающе-горячую крышку-кружку водителю пришлось вкладывать в мою руку почти силком. Сначала разжать судорожно стиснутые пальцы, потом — пристроить трясущуюся ладонь на гладком бортике. Правда, выпустить мою руку из своей он так и не решился: видимо, понимал, что я скорее разолью напиток на себя и еще обварюсь ко всему прочему, чем напьюсь.

— Э! И точно ледышка, — хмыкнул он, выпростал из-под куртки вторую мою ладонь, сжал своей свободной. Руки у него были рабочие — грубые, жесткие, такие же промасленные, как роба на моих плечах. Но восхитительно горячие. Нет, определенно, я уже его люблю! — Что там стряслось-то такое?

— Труп, — лаконично выдохнула я. Меня все еще трясло, так что строить длинные фразы пока даже не пыталась.

— Эге! — неопределенно присвистнул мужчина. — Да вы пейте, пейте чай, простудитесь еще! Что вы в таком виде выскочили? Не лето же…

Я с шумом отхлебнула восхитительно горячей и изумительно сладкой жидкости, не чувствуя другого вкуса, кроме сахара.

— Меня ваш ше… риф не спрашивал! — Поведение Адриана Блака настолько возмущало, что я даже сумела выпалить все это на одном дыхании, всего единожды запнувшись в середине.

— С ним бывает. — Улыбка у мужчины оказалась замечательной — лучистой, искренней. Я даже непроизвольно растянула дрожащие губы в ответной.

— Он всегда такой?

— Какой? — уточнил водитель.

— Громкий и грубый.

— Да нет, что вы! — заступился он за своего начальника. — Адриан — хороший мужик и шериф хороший. Просто третьи сутки уже на ногах, а ему не спать вредно.

— Это всем вредно, — проворчала я, потихоньку оттаивая. Во всех смыслах.

— Это да. Но ему совсем вредно. Некроманты… — Водитель недвусмысленно покрутил пальцем у виска, я согласно хмыкнула. — Я, кстати, Владимир, можно Влад.

— Вы из Зеленого лепестка… Владимир? — спросила, пробуя на вкус непривычное имя.

— Ну да, — улыбнулся он.

— Как же вас сюда занесло? — пробормотала я задумчиво. — Лавиния. Можно Винни.

В странных вещах проявляется у меня перемена места и обстоятельств. Кажется, я за последние десять лет столько не представлялась сокращенным именем, сколько за эту поездку.

Впрочем, за все эти годы я и с людьми столько не знакомилась в неформальной обстановке, все больше по работе…

— Так получилось, — со смешком отмахнулся мужчина. — Родители переехали по работе, отец у меня целитель. Ну а я потом тоже вот прижился… Встречный вопрос: а как в эту глушь занесло такую женщину, как вы?

— Какую? — совершенно искренне растерялась я.

— Роскошную, — широко улыбнулся он.

— Грубая лесть, но все равно приятно, — не удержалась от ответной улыбки. — Вообще-то я ехала отдохнуть в тихом, спокойном месте по рекомендации одного знакомого. Но что-то пошло не так. — Я бросила выразительный взгляд на окно, об которое ветер разбивал крупные дождевые капли, и поежилась. Бедные остальные пассажиры, сколько их там мурыжить будут?

— Эй, ладно, отдохнете еще! — жизнерадостно заверил водитель. — Тут красиво. Правда, погода сейчас… Но это ненадолго. А чего вас капитан сюда погнал-то? Неужели подозревает?

— Понятия не имею. — Напоминание об этом человеке заставило неодобрительно поморщиться. — Он даже спрашивать ничего не стал и что-то смотреть — всех выгнал. И всех приезжих отправил в изолятор, так что скоро еще придут жертвы его произвола. А еще он грозился всех вместе с вагоном законсервировать. Что это значило?

— Э! Ну да, оно и понятно… — задумчиво протянул Владимир.

— Понятно что?

— Так Вит, ну, доктор наш, грозился убить любого, кто его до утра тронет. Может, как врач, если вдруг роды или что еще срочное, он и пойдет навстречу, но труп смотреть…

— И что?

— Ну, капитан — он очень сильный некромант. И он умеет трупы консервировать, если все в небольшом помещении произошло.

— Консервировать?.. — тупо переспросила я, после чего наконец сообразила: — Погодите, то есть изолировать от потока?


— Э… наверное. Я не очень в этом понимаю.

Ну Марг! Ну удружил!

Сырая магия — это поток, в каждом лепестке он свой. Сквозь Зеленый идет поток смешанной, разнородной магии; Сердцевина, как линза, разлагает его на составляющие, усиливает и направляет чистые «цвета» в стихийные лепестки, а в наш Белый она отражает все то, что не удалось изменить, а также часть изначальной, смешанной силы, измененной по сравнению с исходным материалом.

Вроде бы до сих пор ведутся споры, откуда и куда течет эта сила, смешивает Сердцевина цвета или разлагает, через Зеленый или все-таки через Белый лепесток наш мир сообщается с межмировым пространством. Честно говоря, я никогда не интересовалась этим вопросом и понятия не имею, как все это высчитывали и доказывали, поэтому знания мои ограничиваются университетским, а скорее школьным, курсом мироведения.

Но как бы ни было все устроено на самом деле, а именно этот общий поток подгоняет все перемены, которые происходят в мире. Мы все находимся внутри него, пусть даже самые сильные маги неспособны ощутить его течение и силу, только кажущуюся статичной. Часто поток этот связывают со временем — и технически, и аллегорически.

Существует… трудно назвать эту грандиозную систему скромным словом «чары». Скорее методика и сложный комплекс действий, позволяющий выключить некий сравнительно небольшой и относительно замкнутый объект из потока. Не знаю, способны ли на что-то подобное маги из других лепестков, но наши некроманты умеют.

Что в таком состоянии происходит с предметами, достоверно неизвестно, но живые существа от такого умирают. Наверное, мгновенно. И, наверное, совершенно безболезненно: у них просто останавливается сердце и перестает работать мозг. Считается, что невозможно вырвать из потока душу и именно насильственное разделение души и тела приводит к смерти.

Способ этот имеет массу недостатков и ограничений, поэтому используют его крайне редко, но все равно статус такой процедуры и ее результатов вполне четко определен законом. И, как ни странно, выключение места происшествия из потока является не только допустимым, но даже рекомендуемым следственным действием, если вдруг нет возможности провести полноценный осмотр. «Странно» — потому что от местного шерифа не приходилось ждать какого-либо уважения к законам.

А еще, насколько я знала, «в поле» для проведения такой процедуры требовались усилия двух-трех некромантов.

Если этот медведь в одиночку способен изолировать от потока целый вагон, да еще так спокойно, что ему на третий день без отдыха проще поступить так, чем все-таки разбудить врача, это наталкивает на определенные мысли. Как минимум о том, что Адриан Блак — самый сильный некромант из всех, кого я знаю.

Нет, я точно припомню Марту этого сослуживца!

Считается, что чем больше сила, тем разрушительней она сказывается на разуме человека. Таких магов ни в коем случае нельзя считать дураками, да и статистику никто не ведет, это все больше стереотипы, но…

В этот момент наш разговор прервался громким стуком в единственную дверь — пришли остальные полицейские вместе с остальными несчастными, кому по прихоти местного шерифа предстояло провести ночь в камере. Впрочем, не такие уж они были несчастные, по меньшей мере верхнюю одежду им забрать разрешили, я одна мерзла. Логично, конечно, потому что мое пальто осталось на месте преступления, но утешает слабо.

Владимир тут же отвлекся на своих коллег и остальных пассажиров. Я подвинулась, уступая часть сиденья взволнованной и расстроенной Татине, и поделилась с ней чаем, раз уж хозяин не отобрал термос.

Атмосфера в фургоне воцарилась на удивление мирная и дружелюбная. Пассажиры ворчали и ругали шерифа, но устало и хмуро, без огонька, — то ли их впечатлили угрозы, то ли заставляло смириться понимание непреодолимости сложившихся обстоятельств. Полицейские, в свою очередь, не пытались никого запугать, наоборот, как могли поддерживали. Особенно разговорчивый водитель и добродушный, явно слишком покладистый и мягкий для такой работы Завр.

Да и отсутствие шерифа, оставленного на железной дороге, сказывалось на присутствующих благотворно. Оставили бы его там насовсем, а?

— До чего жуткий тип, — пробурчала Татина, слегка успокоившись сладким чаем.

Фургон ехал не спеша, потому особо не громыхал и на ухабах подпрыгивал умеренно, так что пить можно было почти без риска облиться.

— Ты с ним раньше не сталкивалась? — понимающе уточнила я.

— Творец миловал, — отмахнулась Тати с содроганием. — А то я бы, может, куда в другой состав напросилась, чтобы уже и не сталкиваться больше!

— Хорошо тебя понимаю, — вздохнула в ответ. — Я тоже уже всерьез пожалела, что решила поехать именно сюда.

— Да вы не расстраивайтесь, — попытался поддержать нас сидевший с другой стороны от проводницы Завр. — Завтра капитан поутихнет и всех отпустит. Если, конечно, никто из вас не убийца.

Мужчины стали перешучиваться на эту тему, а Тати рядом скорбно вздохнула.

— Не понимаю, что там вообще случилось, — призналась она. — Кто его убил? Когда? И как так, что мы ничего не услышали? Там же такие тонкие стенки! Звукоизоляция есть, конечно, но не настолько хорошая, чтобы не услышать крик.

— Или он не кричал, — задумчиво пожала я плечами. — Кто убил… Ну, учитывая его манеру общения, врагов у него могло быть предостаточно, тем более он, насколько я понимаю, был журналистом.

— Откуда ты знаешь?

— Что-то он такое болтал про своего редактора, — пояснила рассеянно. — Убили наверняка с помощью духа.

— А это-то ты откуда взяла? — изумилась Тати.

— Да, мне тоже интересно, — высунулся из-за нее Завр, который явно прислушивался к моим рассуждениям.

— Так шериф же сказал, — растерялась я от такого внимания.

— Когда?

— Ну, он говорил, что в вагоне несет мертвечиной.

— Так это про кровь, — возразила Татина и побледнела, прикрыв ладонью рог, — видимо, вспомнила. — Пахло действительно… ужасно.

— Нет, при чем тут кровь! — отмахнулась я. — Некроманты так о духах всегда говорят и о враждебных проявлениях своей магии, это их профессиональный жаргон. Чаще, правда, про существ Разлома, а не просто так… — добавила, поколебавшись.

В столичном УСД некромантов хватало — едва ли не половина следователей из числа боевых, а не один только Гитон Марг. В полиции вообще их полно, они тяготеют к силовым структурам: вырабатывается привычка во время обучения и службы, и в обычной рутинной жизни найти применение их дару не так-то просто. Да и в университете со мной училось достаточно некромантов, причем все — старше остальных студентов, успевшие отслужить. Так что, можно сказать, с магами этой специализации я общалась всю свою жизнь. Пусть шапочно, но кое-что о них знала.

— Ты что, хочешь сказать… — пробормотала Татина, потом затрясла головой. — Нет, даже слышать не хочу! Ты точно своих детективов перечитала, не обижайся, но…

— Очень может быть, — улыбнулась я.

Твари Разлома обычно возле этого самого Разлома и остаются. Но иногда — чаще, чем думают средние обыватели, но реже, чем полагают сторонники разнообразных теорий заговора, — они встречаются и в остальных частях мира. И встречались всегда, еще до возникновения Разлома. Многие серьезные артефакты работают на силе духов, и человеческая жадность пополам с безалаберностью нередко приводит к трагедии, когда какое-то из таких существ вырывается на волю. Я уж не говорю о спонтанных появлениях потусторонних тварей, которые случаются в крупных городах: там больше добычи.