Регент остановил стражу и поднялся к палачу.

Тот не выпускал из рук тело сына и не двигался с места. Ларса увели к семье, теперь стражники могли стоять у их дома, не опасаясь, что это навредит.

– Кайрус, мне очень жаль.

– Ваше Высочество, – отец погибшего отошёл от своих правил. Второй раз за годы службы он не поклонился регенту. В первый раз его лишила сил болезнь, он тогда и стоял с трудом.

– Я не могу найти слов, чтобы выразить, насколько мне жаль, что мы не смогли спасти Рисса…

– Благодарю за сочувствие, Ваше Высочество. – Кайрус продолжал обнимать сына. Он надеялся, что в нём пробудится ненависть или, быть может, жажда мести. Да, это плохое утешение, но желание найти похитителей и мучителей и мстить им поможет на время забыть о боли.

А после, когда палач осознает, что пытки не принесли удовольствия и ежедневное созерцание тел недругов не вернёт Рисса, душевные раны уже подживут и потеря перестанет быть столь яркой. Поэтому он разглядывал нанесённые увечья, прокручивал в голове то, что делали с сыном, но не чувствовал ничего, кроме обречённости.

Кайрус знал, что произойдёт. Он более чем осознано сделал свой выбор и отказался от надежды вернуть мальчика хотя бы живым, не то что невредимым в тот день, когда пошёл к регенту.

– Я могу что-нибудь сделать для тебя? Для твоей семьи? Я отправил людей охранять твой дом, они будут сопровождать тебя, твою жену и детей, пока все виновные не будут пойманы.

– Выше Высочество, вы не обязаны этого делать.

– Рисс погиб из-за меня. Ты верно служил мне, и он поплатился за это.

– Рисс погиб потому, что был моим сыном. Он оказался в неподходящее время и в неподходящем месте. Он погиб, потому что родился именно в тот день, в моём доме, в моей семье. – Кайрус аккуратно положил тело мальчика на доски и попытался встать. Ноги затекли, он чуть приподнялся, качнулся и вынужден был вновь сесть. Клейс Форест протянул ему руку.

– Твои суждения мне понятны. Однако я не смог бы быть столь же благоразумным.

– Наверное, поэтому ваш отец учил вас быть лордом, а меня – работать розгами и топором?

Мрачная и напряжённая атмосфера, царящая на площади, чуть разрядилась лёгкой улыбкой Клейса.

– Я бы не справился с твоей работой.

– Как и я с вашей. Каждый должен быть на своём месте, иначе мир погрузится в хаос.

Теперь он вновь слышал и видел мир вокруг. На площади уже собирались люди – они отправлялись заниматься привычными делами, и остановила их вовсе не смерть Рисса, почти все привыкли к тому, что дети умирают. Они не потратили бы на Кайруса времени больше, чем требовал бы сочувствующий взгляд, или плевок в его сторону, или совсем не случайно брошенные слова, что Боги покарали палача за его деяния.

Людей привлёк Клейс Форест – в самый обычный день, не на праздник, не во время важной церемонии, суда или свадьбы уважаемых людей города регент посреди площади – это диковинка.

Уже приличная толпа не подходила близко: быть может, они имели чувство такта, но, скорее всего, их пугало оружие в руках у стражи, зато их перешептывания, больше похожие на выкрики, становились всё более и более громкими и частыми.

– Я могу попросить вас о помощи, Ваше Высочество?

– Разумеется, Кайрус!

– Я отлучён от Храмов, но мой сын не причинил никому вреда. Если бы в Храме за него помолились бы…

– Я всё устрою. – Палач видел, что регенту эта просьба была важнее, чем ему самому. – Рисса будут помнить, Кайрус, эта жертва не станет напрасной.

– Я счастлив служить Его Величеству Аурону Старскаю и такому человеку, как вы.

И регент выполнил своё обещание.

Для Рисса провели достойное погребение, теперь он лежал за городом вместе с другими палачами – их хоронили за стеной, ведь в городе, в окрестностях Храма, имели право лежать лишь достойные этого люди. Жрецы, вопреки своим убеждениям и правилам, явились к могиле Рисса и провели все обряды, как полагалось. Они не разговаривали с семьёй палача, но этого и не требовалось. Выяснять, что сделал или пообещал регент, у жрецов Кайрус не стал.

После погребения Ларс успокоился и теперь не только вновь общался с отцом, но и вернулся к своей работе.

Клейс Форест же на этом успокаиваться не стал – он не только отловил виновных, но и созвал ещё две столичных семьи палачей.

В назидание за содеянное было приказано каждый день выводить по дюжине случайно отобранных заключённых и казнить каждого третьего, всех неказнённых возвращать обратно. Таким образом, в каждый из дней спасшиеся вновь могли оказаться среди новой дюжины, а могли и прождать в камере цикл, не зная, выведут их или нет.

Из многих жаждущих возвращения Первых пытками пытались вытянуть информацию и, если получалось раскрыть месторасположение их единомышленников, туда незамедлительно отправляли стражников и рыцарей из Серого Ордена. Но, сколько бы мелких групп и одиночных сторонников ни отлавливали, Культ Первых усиливал свои позиции, горожане то и дело рассказывали про встречи с его представителями. Кайрус неоднократно слышал, что культисты рассказывают о возвращении Первых и пытаются убедить всё новых людей примкнуть к ним.

Бунты, направленные на свержение правящей верхушки Цитадели Мудрости и лишение привилегий изобретателей и до того почти подавленные, окончательно стихли после того, как в одном из трактиров разгорелась очередная драка. Остатки мятежников решились нанести последний удар, собрали все силы и напали на отдыхающих людей короля. Регент, чьи нервы и без того уже успели потрепать, приказал найти всех бунтовщиков, участвовавших в драке и сумевших сбежать, и в один день разом их повесить.

Таким образом, с мятежами, по крайней мере с организованными и представляющими опасность, было покончено. Но, пока новая проблема в лице Культа Первых всё ещё распространялась по королевству, вздохнуть спокойно времени не было.

Кайрусу предлагали взять перерыв или выполнять поручения, которые не будут напоминать ему о недавней утрате, но он отказался. Палач вытягивал информацию из пленённых фанатиков наравне с другими карающими дланями Его Величества, и всеми его жертвами до сего момента оказывались мужчины.

В этот день, придя в помещение, давно ставшее вторым домом, он ожидал встретить очередного глупца, утверждающего, что он умрёт ради своего благого дела и вернёт Высшим их земли, – они начинали кричать это с порога, малая часть шептала это всё время и проклинала любого, кто явится к ним. Но в этот раз своей участи ожидала молодая женщина.

Привлекательная светловолосая особа. Через её пыльные и подранные мешковатые одежды с трудом просматривалась фигура. Босые ноги с тонкими щиколотками и изящные руки привлекали внимание, но более всего Кайруса поразило то, что женщина спала, хоть и лежала на толстом, грубо обтёсанном деревянном столе. Четыре кожаных ремня удерживали её руки и ноги, ещё два фиксировали тело и шею, но даже в столь неудобном положении она мирно спала, словно не боялась предстоящих мучений.

Палач не видел её раньше – значит, отправленные вчера Серые рыцари не зря потратили своё время. Стражники, стоило Кайрусу закрыть за собой дверь, грубо вернули пленницу в суровые реалии жизни, выплеснув на неё ведро воды.


– Уже? Пора? – Женщина широко распахнула серые глаза.

Кайрус ожидал совсем других слов. Пленница не казалась ему умалишённой, может, потому, что он редко был вынужден причинять вред женщинам, а может, потому, что на него не посыпались обвинения и проклятия. Казалось, что её не интересует собственная участь.

– Наша помощь потребуется? – подал голос один из воинов. Они предпочитали покидать помещение и не объявляться, если палач не нуждался в их услугах. С какой-то стороны Кайрус понимал их – далеко не каждому его работа приходилась по душе.

– Я позову вас, если в том будет необходимость.

Отправленные Его Высочеством в помощь с охотой покинули камеру и плотно закрыли за собой дверь. Палач направился к своему столу, в его обязанности входило также и письменное сопровождение всего процесса.

– Назовите своё имя.

– Тебя, верно, не учили, что сначала воспитанный мужчина должен поздороваться? – ничего в голосе не выдавало душевных болезней, и палач на мгновение растерялся. – Вижу, что не учили. Моё имя Тимая. А тебя мне как называть?

– Моё имя не имеет значения.

– Что ж, пусть так. Не имеет значения, ты собираешься делать со мной то же, что с моей семьёй и друзьями? Я была на площади, когда казнили Бюра и Цвога, и видела, что стало с ними. Я стояла в первых рядах. Они долго страдали?

– Среди тех, кого я допрашивал, никого с такими именами не было.

– Допрашивал, значит. Регент называет это именно таким словом? Звучит менее угрожающе, чем выглядит, да?

Отвечать на провокацию не стоило, Кайрус знал. Он промолчал и записал имя женщины.

– А кого ты истязал? Ах да, допрашивал. Ротма? Валла? Нгора? Лио?

– Для тебя это имеет значение? – Кайрус решил, что пора перейти на менее вежливое общение с этой пленницей.

– Да.

– Ротма и Нгора.

– А остальные достались не тебе?

– Нет.

Тимая замолчала. Он не видел отсюда, смотрит она в потолок или закрыла глаза. Но она не спала.

– Скучно тебе, наверное, было с Ротмом? – вновь подала голос женщина. – Он всегда был слабаком, он шёл за своим братом Цвогом и, пожалуй, только поэтому присоединился к нам. При первой же опасности норовил сбежать. Я уверена, стоило тебе показать ему любой из инструментов, как он тут же обделался и выболтал, где мы прячемся, верно?

– Верно.

– Я знала, что он выдаст нас. Я предлагала Цвогу избавиться от него, прогнать, на худой конец, но нет. Я бы и сама с ним разделалась, когда Цвога схватили королевские псы, но не успела – вы добрались до него раньше. Он мёртв?

– Пока нет.

– Жаль. Но он не поможет вам, он мало знает – с трусом никто не делился ничем важным, и всё, чем он мог навредить, он уже сделал. А Нгор был покрепче Ротма, да? Уверена, тебе пришлось изрядно попотеть, чтобы выудить из него хоть что-то.

– Ты хорошо знаешь своих друзей, – уклончиво ответил палач.

– Ещё бы! Я с ними уже не первый год.

– Вы называете себя Посланниками Первых?

– Да, хоть что-то ты узнал.

Кайрусу не нравилось, что его не покидало ощущение, будто сейчас на столе лежит он, а Тимая смеётся над его положением. Подобного ещё не случалось.

– Вы наводите смуту в городе, похищаете людей, выступаете против Его Величества и известных всем законов и устоев…

– Мы не выступаем против короля. Не имеет значения.

– Твои шутки здесь неуместны. Ты будешь продолжать называть меня так?

– Пока ты не скажешь другое имя – может, оно понравится мне больше.

– Зачем оно тебе?

– Я хочу знать, кто будет истязать меня, надеясь, что я выдам свою семью и предам смысл моего существования. Я ведь не прошу отпустить меня или не причинять мне боли. Могут быть у обречённой на пытки и казнь свои маленькие желания? Я ведь выйду отсюда лишь затем, чтобы меня повесили, сожгли или иным способом убили на площади?

Отношение к женщинам у палача, как у любого нормального мужчины, было отличным от отношения к мужскому роду. Если бы так с ним говорил любой другой пленник, кто угодно из тех, с кем Кайрус имел дело, то подобная провокация бы не удалась. Но для Тимаи он решил пойти на небольшую уступку.

– Да, ты права. Хорошо. Кайрус.

– Кайрус… Хм, а «не имеет значения» звучало интереснее. Что ж, Кайрус, ты не очень-то многословен. Разве тебе не положено задавать мне вопросы и всячески убеждать покаяться? Сейчас я выполняю твою работу и сама себя разбалтываю.