– Неприятное обстоятельство из жизни нашей идеальной семьи, – горько усмехнулась Лиана. – Моя свекровь цепляет мужиков на сайтах, ходит на свидания, и когда что-то идет не так – напивается вхлам. Эффект маятника, знаете ли. Виктор Семенович так прессовал ее и держал в черном теле, что теперь она вырвалась на свободу и потеряла человеческий облик. Простите, Анастасия, но мне нужно ехать, забрать ее из очередного притона.
Настя поднялась с кресла, в котором сидела.
– Хотите, я вас отвезу? Мне важно дослушать вашу историю до конца. Я должна понимать, может ли книга Константина быть как-то связана с тем, что произошло.
– Спасибо. Я и правда не в том состоянии сейчас, чтобы садиться за руль.
Лиана не стала переодеваться, осталась в джинсах и невзрачном, немного растянутом джемпере, только сменила тапочки на туфли и накинула плащ, взяла сумку.
– На Яузский бульвар, – сказала она со вздохом, сев в Настину машину. – Оттуда я ее еще не забирала. Какой-то «Веселый гусь». Не знаете?
– Знаю, – кивнула Настя. – Но вы, кажется, сказали, что Светлана Дмитриевна обычно встречается в почасовых отелях. В «Гусе» точно нет отеля, это самое обычное заведение, где можно в интимной обстановке посидеть со спиртным и кофе. Кстати, довольно приличное. Может быть, она там не с партнером, а по другому поводу?
– Вряд ли. Скорее всего, партнер попался не такой, как раньше. Наверное, ей наконец повезло. Хотя… Если бы повезло, она бы не позвонила. Я ее не осуждаю, не подумайте. Ей хочется быть привлекательной и желанной женщиной рядом с влюбленным мужчиной. Это ведь не предосудительно, правда? Каждой женщине это нужно, хотя бы один раз, хотя бы на пять минут за целую жизнь, но нужно обязательно. Виктор Семенович не давал своей жене такой возможности. Теперь она добирает то, что ей недодали. Сладкоголосая птица юности. Помните?
Ну как не помнить… Теннесси Уильямс, его известная пьеса, которую ставят в театрах всего мира. И в России много ставили, и в Советском Союзе. В жизни человека все должно происходить вовремя. Вот и Лешка совсем недавно говорил об этом с Настей. Повторяющиеся события – это настойчивый урок, во время которого ты должен усвоить какое-то важное правило. Не усвоишь урок – придется проходить его снова и снова, пока твое поведение не долбанет тебя же по твоей собственной башке.
– Расскажите про Константина, – попросила Настя.
Лиана Гнездилова
Только встретившись с Костей, Лиана поняла чувства свекра и свекрови. Им не нужен был тест ДНК, им нужна была своя правда. Каждому из них. Виктор Семенович хотел иметь возможность думать, что Егорка – все-таки ребенок его любимого старшего сына, Виталика, его радости и гордости, умного, способного, с деловой хваткой и правильными понятиями о чести и достоинстве. Светлана Дмитриевна, напротив, обожала внука именно как сына ее ненаглядного Ленечки, с которым ее так жестоко и бесповоротно разлучили, его кровиночку, его отпечаток, след на этой земле. И в самую последнюю очередь их интересовало, что чувствует Лиана и как болит ее израненная душа.
Костя в один день перевернул ее представление о жизни. Лиана приехала к Костиному отцу в попытках найти путь к Леониду, а встретила совсем другой мир. В этом мире можно было не бояться говорить о том, что нравится или не нравится. Можно было признаваться в своих сомнениях и страхах. Можно было быть слабой, и озорной, и легкомысленной, и печальной, можно было хохотать до слез и рыдать до судорог. Можно было быть собой. И не оглядываться поминутно на Виктора Семеновича и его репутацию, будь она неладна. Но самое главное, о чем Лиана узнала чуть позже: можно не врать человеку, с которым ложишься в постель. Вот так просто: взять и рассказать ему правду.
Она и рассказала. Рассказала Косте все про Леньку и свою беременность непонятно от кого. Про свою нелюбовь к сыну. Про то, как позволила уговорить себя не делать аборт, как продала саму себя за комфортное существование, когда еще не догадывалась, что настоящий комфорт не на мягком диване в просторной квартире и не в хорошей машине с кожаным салоном, а в душевном покое и ощущении себя личностью, достойной любви и уважения, которую искренне принимают вместе со всем ее внутренним багажом, а не сортируют ее мысли и побуждения, как содержимое на предполетной безопасности в аэропортах: вот с этим можно проходить в жизнь нашей безупречной семьи, а вот с этим нельзя, это мы изымаем.
Она была слабой, это правда. Но трусливой Лиана не была никогда. И всю эту отвратительную правду она рассказала Косте до того, как впервые оставила его у себя в гостиничном номере. Понимала, к чему дело идет, почувствовала еще в самый первый день, когда сын Максима Викторовича вышел проводить ее до такси, видела это в его глазах, его улыбке, и с удивлением осознавала, что сама ужасно хочет этого. «Расскажу, – решила она. – Примет – буду счастлива, не примет – значит, сама виновата. Хватит того, что я вру и притворяюсь на каждом шагу дома, строю из себя любящую жену и мать, заботливую сноху, которая соответствует высоким стандартам Гнездиловых. Косте я врать не буду».
Те первые несколько дней, проведенные с Костей Веденеевым, словно открыли ей глаза. Лиана осознала, что все свои тридцать восемь лет жила чужой жизнью. Не своей. Была такой, как мама велела, потом такой, какой хотели видеть ее Гнездиловы. Им нужна была для сына жена «из простой семьи» с приличными родителями, спокойная, неглупая, начитанная, воспитанная, беспроблемная, без завышенных запросов. Вот почему они так привечали ее, чуть не насильно женили Виталика. Виктор Семенович так трясся над своей безупречной репутацией, что не мог позволить себе сноху – любительницу ночных клубов, тусовок, шопинга и глянцевой жизни. От таких можно в любой момент ждать неприятностей. Ненадежные они. Красивые, дорого и модно одетые девочки имеют, как правило, родителей, связанных с бизнесом и деньгами, там и криминал всегда рядом ходит, и каждую минуту могут последовать разные неприятные просьбы позвонить, решить вопрос, договориться, посодействовать по-родственному, одним словом, все то, чего прокурор Гнездилов решительно избегал и по своему внутреннему убеждению, и из опасений «оказаться причастным» хотя бы только в слухах и пересудах. А Лианочка – надежная, давно известная, покойный отец – мастер цеха, мама – работница на заводе, грамотами за самоотверженный труд вся стена увешана. И интересы у нее с Виталиком общие, оба углубленно занимаются химией и биологией. Куда уж лучше?
С Костей можно было часами разговаривать о вещах, которые Виталию даже в голову не пришло бы ни обдумывать, ни тем более обсуждать, но которые так важны были для самой Лианы. О том, что такое любовь родителя к ребенку и что такое любовь ребенка к родителю, похожи ли они, различаются ли. О том, как соотносятся друг с другом понятия «простить» и «забыть, выбросить из головы». О том, где пролегает грань между принятием и смирением, если такая грань вообще существует. О том, должна ли принесенная жертва обязательно соответствовать результату, во имя которого она принесена, и какими критериями можно оценивать и то, и другое, чтобы сделать их сопоставимыми.
С ним все было по-другому. И в постели, и вне ее. Впервые изменив мужу после девятнадцати лет брака и более чем двадцати лет отношений, Лиана ни на секунду не испытала угрызений совести, стыда, раскаяния. Она просто знала, что существует параллельный мир, в котором можно оказаться, проведя несколько часов в поезде. В этом мире можно дышать полной грудью, быть честной и открытой, ничего не изображать из себя. В этом мире есть Костя, и можно его любить.
* * *
Впервые услышав рассказ Лианы о Леньке, Костя сказал:
– Вот ведь как бывает… Папа много об этом парне рассказывал, а я много думал о нем. Даже пытался книжку сочинить, но неудачно. У меня, видно, к этому делу способностей нет.
– А можно прочитать? Ты ее дописал? Или начал и бросил? – с живым интересом спросила Лиана.
– Тебе – можно. Как ни странно, нашелся человек, который поверил в меня, пытался пристроить рукопись в какое-нибудь издательство, но ему всюду отказали, конечно, и это понятно. Так он даже собственные деньги вложил, чтобы напечатать маленький тираж за свой счет. Завтра принесу тебе книжку, у меня есть одна. Только не суди строго, она действительно плохо написана.
Лиана не была ни знатоком филологии, ни большим ценителем литературы, поэтому достоинства и недостатки повести Константина Веденеева остались для нее за кадром. Стиль, слог, композиция, проработка характеров, драматургия образа – все это не имело для нее ни малейшего значения. Важным было только одно: отношение родителей к осужденному подростку. Выписанные в повести отец и мать выглядели поразительно похожими на Виктора Семеновича и Светлану Дмитриевну, а Ленька – ну просто один в один. Старший сын книжных родителей отличался от реального Виталия, но не сильно. Имена, разумеется, были вымышленными, но для Лианы каждый оказался абсолютно узнаваем.
– Как ты узнал так много про Гнездиловых? – изумленно спросила она, когда дочитала повесть.
– На самом деле достоверных знаний было немного, остальное я выдумал, достроил.
– Достроил?
– Ну да. Много думал, пытаясь представить себе людей, которые совершают конкретные поступки. Какими должны быть эти люди? Какими должны оказаться обстоятельства, в которые они попали и которые заставили их поступать так, а не иначе. Когда видишь, например, дом определенного размера и конфигурации, то вполне можно представить, каким должен быть фундамент под ним, понимаешь?
– Для этого нужно быть инженером-строителем, – заметила Лиана. – Обычный человек ничего такого не знает и представить не сможет. Выходит, ты – инженер человеческих душ? Так, кажется, про писателей говорят.
Костя мягко рассмеялся, взял ее руку, поднес к губам, поцеловал.
– Куда мне до настоящих инженеров… Просто думал-думал – и додумался. Про Леонида папа рассказывал подробно, про его отца я знал только карьерный путь плюс личные впечатления, я же его видел своими глазами там, в магазине электроники, слышал, как он разговаривает. Ну и еще тот факт, что он позволил посадить сына и отказался от него. Про твою свекровь известно еще меньше, но удалось найти несколько фотографий. Одна была в нашей местной газете, там опубликовали заметку про свадьбу сына прокурора области, в том ключе, что, мол, некоторые чиновники так открыто берут взятки и так уверены в своей безнаказанности, что не стесняются закатывать банкеты огромной стоимости, а прокурор Гнездилов – человек честный и скромный, и бракосочетание его сына прошло в узком семейном кругу на маленькой даче. А еще одна фотография – уже намного более поздняя, с какого-то приема в честь юбилея не то Генерального прокурора, не то министра юстиции, там все с женами, и Гнездилов тоже. Посмотрел я, как эта жена изменилась за десять лет, и начал думать, почему. Вот так, по крохам, и собирал информацию. Где-то правильно достроил, где-то просто угадал, чисто случайно, а где-то и ошибся.
– И о том, что Ленька сидит не за то, что совершил, ты тоже сам догадался? – недоверчиво спросила Лиана. – Или все-таки знал от кого-то?
– Чистая догадка. Тот прокурор, которого я «достроил», должен был отлучить сына-подростка от семьи только за что-то по-настоящему гадкое. Кражи – это, конечно, преступление, но не настолько ужасное, чтобы так поступить с собственным ребенком.
– То есть ты думаешь, что Ленька вообще этих краж не совершал? Он ведь был вороватым, это точно, и у меня из кошелька деньги таскал, и у родителей, у мамы Светы даже пару раз ювелирку крал. Она Виктору Семеновичу не говорила, но я-то видела: сначала ищет, не может найти, у меня спрашивает, не видела ли я, потом перестает искать и ходит несколько дней расстроенная и подавленная. Она понимала, что это Ленька украл, но не хотела, чтобы отец знал.
Костя пожал плечами:
– Не знаю. Может, и совершал. Но стырить у своих, что плохо лежит, это не то же самое, что обнести чужую квартиру. Мне папа объяснял, он же много лет с осужденными подростками дело имел. У Леонида было прозвище «Мародер», он не любил рисковать, не вступал в открытое противоборство, предпочитал отнять у слабого, у того, кто или не может сопротивляться, или безоглядно доверяет ему. Доверие – это ведь тоже слабость в определенном смысле, согласна? Порядочность людей определяется в том числе и тем, пользуются ли они этой слабостью.
– Но как же тогда Леньку посадили за пять квартирных краж, если он их не совершал? Он же признался на суде. И Виктор Семенович его не выгораживал, поблажек не просил, значит, были доказательства, которые показались убедительными всем: и следователю, и обвинителю, и суду. Как такое может быть?
– Может. И я придумал, как. Наверняка придумал неправильно, но я пытался учесть все, что мне известно, и получилась вот такая схема. В реальной жизни все обычно бывает или намного сложнее, или значительно проще. Да не бери в голову, это не имеет никакого значения. Важно, что мы встретились и что мы вместе. Спасибо Леониду Гнездилову. Кстати, папа ждет твоего звонка, удивляется, что ты пропала, он навел мосты, узнал кое-что.
– Я не буду искать Леньку, – решительно произнесла Лиана.
– Даже так? Почему?
– Видеть его не могу. Мне ненавистна сама мысль о том, что он будет где-то неподалеку. Я слишком вошла в роль любящей жены и снохи, заставила себя стремиться к тому, чтобы маме Свете стало полегче, готова была ради этого на горло себе наступить. Ну а как иначе? Разве не так должна поступать та Лиана, которую я столько лет изображала? Изображала так старательно, что уже и сама поверила, что я такая. Все, хватит, надоело. Я очень хорошо отношусь к мужу и свекрови, уважаю их, они не сделали мне ничего плохого, всегда помогали и поддерживали, ни разу не обидели. И это искренне, понимаешь? А вот готовность терпеть рядом Леньку ради душевного спокойствия мамы Светы – это уже не искренне, это из-под палки, потому что по роли полагается. Актриса из меня никудышная, так что с подмостков я ухожу. Спектакль окончен.
– Знаешь, – задумчиво проговорил Костя, когда на следующий день утром уходил из ее номера в гостинице, – хорошо, что писатель из меня не получился.
– Почему? – не поняла Лиана.
– Ну представь, что было бы, если бы я оказался талантливым. Повесть вышла бы намного лучше, ее взяли бы в издательство, опубликовали, ее читали бы. А ты сама говоришь, что все описано очень похоже и абсолютно узнаваемо. В нашем городе народ быстро сообразил бы. Сначала местная пресса, областная, а потом и дальше пошло бы, ведь речь о члене Верховного Суда, который в то время еще, возможно, был бы жив. Скандал, наверное, разразился бы грандиозный. А так никто ничего не узнает, книжек было всего триста штук, их и не покупал никто, так что прочли на самом деле максимум человек пять, да и то давно.
– Ты прав, – согласилась она. – Хорошо еще, что про Егорку ты не додумался, а то вообще…
– Такое мне в голову даже не пришло, – очень серьезно ответил Костя. – Я достроил только убийство, которое покрыл прокурор, на большее фантазии не хватило. Но ведь, по сути, то, что сделал Леонид, такое же убийство, если не хуже. Во всяком случае, гаже и мерзостнее, это точно.
Лиана приезжала к Косте при любой возможности. У нее вдруг образовалось великое множество подруг детства, одноклассниц и однокурсниц, даже «девочек из нашего двора», и у всех то и дело случались дни рождения, свадьбы, разводы, болезни, одним словом, все то, что оправдывало и даже делало обязательным поездки Лианы в родной город. Виталий не возражал, но Лиана все равно чувствовала себя неловко и виновато из-за того, что лгала мужу. Мало того что поучаствовала в обмане с сыном, так теперь еще и это… Виталик такого не заслужил.
Отношения с Костей становились все глубже, все ярче, в них постоянно появлялись новые краски и оттенки, и Лиана не переставала изумляться: вот, оказывается, как выглядит настоящая любовь! Не встреть она Костю – и не узнала бы никогда.
И вдруг несколько месяцев назад Костя рассказал о звонке Андрея Кислова, того самого, который так носился с изданием повести. Компания «Старджет» хочет купить права на книгу и снять сериал.
Лиана пришла в ужас.
– Только не это! – почти закричала она.
– Я понимаю, – тихо ответил Костя. – Я сделаю все возможное, чтобы все это пресечь. Я обещаю. Тебе не о чем волноваться.
Вадим
Сегодня Светлана выглядела если и не прекрасно, то намного лучше, чем в тот день, когда он впервые подошел к ней. Во всяком случае, для своих шестидесяти с хвостиком. Об отеле речь не шла, понятно, что потом они поедут к ней домой, и Вадим предложил просто посидеть где-нибудь, выпить кофе с пирожными. Это так похоже на красивое свидание с ухаживаниями, и Светлана обязательно купится.
Они мило болтали о пустяках, он заказал ей бокал шампанского, сам не пил: он же за рулем. После первого бокала последовал второй. Светлану забирало довольно быстро, Вадим видел это и беспокоился, как бы не переборщить: реакции должны стать расторможенными, но сознание хотелось бы оставить достаточно ясным.
Его айфон лежал на столе, прямо перед глазами. Увидев всплывший баннер, сообщавший, что «Серый Медведь и еще 16 человек оценили вашу публикацию», он разблокировал айфон, нажал на нужную иконку и удовлетворенно воскликнул:
– Заценили! Все-таки я молодец! Научился делать правильный ракурс.
Под фотографией, изображавшей Вадима в постели рядом с опухшей пьяной Светланой, стояла трехзначная цифра лайков. Комментарии уходили далеко вниз.
Он протянул айфон Светлане.
– Посмотри, какая красота.
Женщина с любопытством взглянула на экран. Лицо ее внезапно перекосилось.
– Это… Это что?
– Это мы с тобой, – весело отозвался Вадим. – Разве плохо? Народу нравится, смотри, сколько комментов! И лайки уже за две сотни перевалили.
– Зачем? – в ужасе пробормотала Светлана. – Зачем ты это сделал? Убери немедленно! Удали! Господи, какой кошмар…
– Да ты что? – он удивленно посмотрел на нее. – Нормальное дело. Ты же сама без конца выкладывала свои фотки с мужиками. Я был уверен, что тебе самой это по кайфу.
– Кто выкладывал? Какие фотки? Я ничего не… – растерянно твердила Светлана.
Настя поднялась с кресла, в котором сидела.
– Хотите, я вас отвезу? Мне важно дослушать вашу историю до конца. Я должна понимать, может ли книга Константина быть как-то связана с тем, что произошло.
– Спасибо. Я и правда не в том состоянии сейчас, чтобы садиться за руль.
Лиана не стала переодеваться, осталась в джинсах и невзрачном, немного растянутом джемпере, только сменила тапочки на туфли и накинула плащ, взяла сумку.
– На Яузский бульвар, – сказала она со вздохом, сев в Настину машину. – Оттуда я ее еще не забирала. Какой-то «Веселый гусь». Не знаете?
– Знаю, – кивнула Настя. – Но вы, кажется, сказали, что Светлана Дмитриевна обычно встречается в почасовых отелях. В «Гусе» точно нет отеля, это самое обычное заведение, где можно в интимной обстановке посидеть со спиртным и кофе. Кстати, довольно приличное. Может быть, она там не с партнером, а по другому поводу?
– Вряд ли. Скорее всего, партнер попался не такой, как раньше. Наверное, ей наконец повезло. Хотя… Если бы повезло, она бы не позвонила. Я ее не осуждаю, не подумайте. Ей хочется быть привлекательной и желанной женщиной рядом с влюбленным мужчиной. Это ведь не предосудительно, правда? Каждой женщине это нужно, хотя бы один раз, хотя бы на пять минут за целую жизнь, но нужно обязательно. Виктор Семенович не давал своей жене такой возможности. Теперь она добирает то, что ей недодали. Сладкоголосая птица юности. Помните?
Ну как не помнить… Теннесси Уильямс, его известная пьеса, которую ставят в театрах всего мира. И в России много ставили, и в Советском Союзе. В жизни человека все должно происходить вовремя. Вот и Лешка совсем недавно говорил об этом с Настей. Повторяющиеся события – это настойчивый урок, во время которого ты должен усвоить какое-то важное правило. Не усвоишь урок – придется проходить его снова и снова, пока твое поведение не долбанет тебя же по твоей собственной башке.
– Расскажите про Константина, – попросила Настя.
Лиана Гнездилова
Только встретившись с Костей, Лиана поняла чувства свекра и свекрови. Им не нужен был тест ДНК, им нужна была своя правда. Каждому из них. Виктор Семенович хотел иметь возможность думать, что Егорка – все-таки ребенок его любимого старшего сына, Виталика, его радости и гордости, умного, способного, с деловой хваткой и правильными понятиями о чести и достоинстве. Светлана Дмитриевна, напротив, обожала внука именно как сына ее ненаглядного Ленечки, с которым ее так жестоко и бесповоротно разлучили, его кровиночку, его отпечаток, след на этой земле. И в самую последнюю очередь их интересовало, что чувствует Лиана и как болит ее израненная душа.
Костя в один день перевернул ее представление о жизни. Лиана приехала к Костиному отцу в попытках найти путь к Леониду, а встретила совсем другой мир. В этом мире можно было не бояться говорить о том, что нравится или не нравится. Можно было признаваться в своих сомнениях и страхах. Можно было быть слабой, и озорной, и легкомысленной, и печальной, можно было хохотать до слез и рыдать до судорог. Можно было быть собой. И не оглядываться поминутно на Виктора Семеновича и его репутацию, будь она неладна. Но самое главное, о чем Лиана узнала чуть позже: можно не врать человеку, с которым ложишься в постель. Вот так просто: взять и рассказать ему правду.
Она и рассказала. Рассказала Косте все про Леньку и свою беременность непонятно от кого. Про свою нелюбовь к сыну. Про то, как позволила уговорить себя не делать аборт, как продала саму себя за комфортное существование, когда еще не догадывалась, что настоящий комфорт не на мягком диване в просторной квартире и не в хорошей машине с кожаным салоном, а в душевном покое и ощущении себя личностью, достойной любви и уважения, которую искренне принимают вместе со всем ее внутренним багажом, а не сортируют ее мысли и побуждения, как содержимое на предполетной безопасности в аэропортах: вот с этим можно проходить в жизнь нашей безупречной семьи, а вот с этим нельзя, это мы изымаем.
Она была слабой, это правда. Но трусливой Лиана не была никогда. И всю эту отвратительную правду она рассказала Косте до того, как впервые оставила его у себя в гостиничном номере. Понимала, к чему дело идет, почувствовала еще в самый первый день, когда сын Максима Викторовича вышел проводить ее до такси, видела это в его глазах, его улыбке, и с удивлением осознавала, что сама ужасно хочет этого. «Расскажу, – решила она. – Примет – буду счастлива, не примет – значит, сама виновата. Хватит того, что я вру и притворяюсь на каждом шагу дома, строю из себя любящую жену и мать, заботливую сноху, которая соответствует высоким стандартам Гнездиловых. Косте я врать не буду».
Те первые несколько дней, проведенные с Костей Веденеевым, словно открыли ей глаза. Лиана осознала, что все свои тридцать восемь лет жила чужой жизнью. Не своей. Была такой, как мама велела, потом такой, какой хотели видеть ее Гнездиловы. Им нужна была для сына жена «из простой семьи» с приличными родителями, спокойная, неглупая, начитанная, воспитанная, беспроблемная, без завышенных запросов. Вот почему они так привечали ее, чуть не насильно женили Виталика. Виктор Семенович так трясся над своей безупречной репутацией, что не мог позволить себе сноху – любительницу ночных клубов, тусовок, шопинга и глянцевой жизни. От таких можно в любой момент ждать неприятностей. Ненадежные они. Красивые, дорого и модно одетые девочки имеют, как правило, родителей, связанных с бизнесом и деньгами, там и криминал всегда рядом ходит, и каждую минуту могут последовать разные неприятные просьбы позвонить, решить вопрос, договориться, посодействовать по-родственному, одним словом, все то, чего прокурор Гнездилов решительно избегал и по своему внутреннему убеждению, и из опасений «оказаться причастным» хотя бы только в слухах и пересудах. А Лианочка – надежная, давно известная, покойный отец – мастер цеха, мама – работница на заводе, грамотами за самоотверженный труд вся стена увешана. И интересы у нее с Виталиком общие, оба углубленно занимаются химией и биологией. Куда уж лучше?
С Костей можно было часами разговаривать о вещах, которые Виталию даже в голову не пришло бы ни обдумывать, ни тем более обсуждать, но которые так важны были для самой Лианы. О том, что такое любовь родителя к ребенку и что такое любовь ребенка к родителю, похожи ли они, различаются ли. О том, как соотносятся друг с другом понятия «простить» и «забыть, выбросить из головы». О том, где пролегает грань между принятием и смирением, если такая грань вообще существует. О том, должна ли принесенная жертва обязательно соответствовать результату, во имя которого она принесена, и какими критериями можно оценивать и то, и другое, чтобы сделать их сопоставимыми.
С ним все было по-другому. И в постели, и вне ее. Впервые изменив мужу после девятнадцати лет брака и более чем двадцати лет отношений, Лиана ни на секунду не испытала угрызений совести, стыда, раскаяния. Она просто знала, что существует параллельный мир, в котором можно оказаться, проведя несколько часов в поезде. В этом мире можно дышать полной грудью, быть честной и открытой, ничего не изображать из себя. В этом мире есть Костя, и можно его любить.
* * *
Впервые услышав рассказ Лианы о Леньке, Костя сказал:
– Вот ведь как бывает… Папа много об этом парне рассказывал, а я много думал о нем. Даже пытался книжку сочинить, но неудачно. У меня, видно, к этому делу способностей нет.
– А можно прочитать? Ты ее дописал? Или начал и бросил? – с живым интересом спросила Лиана.
– Тебе – можно. Как ни странно, нашелся человек, который поверил в меня, пытался пристроить рукопись в какое-нибудь издательство, но ему всюду отказали, конечно, и это понятно. Так он даже собственные деньги вложил, чтобы напечатать маленький тираж за свой счет. Завтра принесу тебе книжку, у меня есть одна. Только не суди строго, она действительно плохо написана.
Лиана не была ни знатоком филологии, ни большим ценителем литературы, поэтому достоинства и недостатки повести Константина Веденеева остались для нее за кадром. Стиль, слог, композиция, проработка характеров, драматургия образа – все это не имело для нее ни малейшего значения. Важным было только одно: отношение родителей к осужденному подростку. Выписанные в повести отец и мать выглядели поразительно похожими на Виктора Семеновича и Светлану Дмитриевну, а Ленька – ну просто один в один. Старший сын книжных родителей отличался от реального Виталия, но не сильно. Имена, разумеется, были вымышленными, но для Лианы каждый оказался абсолютно узнаваем.
– Как ты узнал так много про Гнездиловых? – изумленно спросила она, когда дочитала повесть.
– На самом деле достоверных знаний было немного, остальное я выдумал, достроил.
– Достроил?
– Ну да. Много думал, пытаясь представить себе людей, которые совершают конкретные поступки. Какими должны быть эти люди? Какими должны оказаться обстоятельства, в которые они попали и которые заставили их поступать так, а не иначе. Когда видишь, например, дом определенного размера и конфигурации, то вполне можно представить, каким должен быть фундамент под ним, понимаешь?
– Для этого нужно быть инженером-строителем, – заметила Лиана. – Обычный человек ничего такого не знает и представить не сможет. Выходит, ты – инженер человеческих душ? Так, кажется, про писателей говорят.
Костя мягко рассмеялся, взял ее руку, поднес к губам, поцеловал.
– Куда мне до настоящих инженеров… Просто думал-думал – и додумался. Про Леонида папа рассказывал подробно, про его отца я знал только карьерный путь плюс личные впечатления, я же его видел своими глазами там, в магазине электроники, слышал, как он разговаривает. Ну и еще тот факт, что он позволил посадить сына и отказался от него. Про твою свекровь известно еще меньше, но удалось найти несколько фотографий. Одна была в нашей местной газете, там опубликовали заметку про свадьбу сына прокурора области, в том ключе, что, мол, некоторые чиновники так открыто берут взятки и так уверены в своей безнаказанности, что не стесняются закатывать банкеты огромной стоимости, а прокурор Гнездилов – человек честный и скромный, и бракосочетание его сына прошло в узком семейном кругу на маленькой даче. А еще одна фотография – уже намного более поздняя, с какого-то приема в честь юбилея не то Генерального прокурора, не то министра юстиции, там все с женами, и Гнездилов тоже. Посмотрел я, как эта жена изменилась за десять лет, и начал думать, почему. Вот так, по крохам, и собирал информацию. Где-то правильно достроил, где-то просто угадал, чисто случайно, а где-то и ошибся.
– И о том, что Ленька сидит не за то, что совершил, ты тоже сам догадался? – недоверчиво спросила Лиана. – Или все-таки знал от кого-то?
– Чистая догадка. Тот прокурор, которого я «достроил», должен был отлучить сына-подростка от семьи только за что-то по-настоящему гадкое. Кражи – это, конечно, преступление, но не настолько ужасное, чтобы так поступить с собственным ребенком.
– То есть ты думаешь, что Ленька вообще этих краж не совершал? Он ведь был вороватым, это точно, и у меня из кошелька деньги таскал, и у родителей, у мамы Светы даже пару раз ювелирку крал. Она Виктору Семеновичу не говорила, но я-то видела: сначала ищет, не может найти, у меня спрашивает, не видела ли я, потом перестает искать и ходит несколько дней расстроенная и подавленная. Она понимала, что это Ленька украл, но не хотела, чтобы отец знал.
Костя пожал плечами:
– Не знаю. Может, и совершал. Но стырить у своих, что плохо лежит, это не то же самое, что обнести чужую квартиру. Мне папа объяснял, он же много лет с осужденными подростками дело имел. У Леонида было прозвище «Мародер», он не любил рисковать, не вступал в открытое противоборство, предпочитал отнять у слабого, у того, кто или не может сопротивляться, или безоглядно доверяет ему. Доверие – это ведь тоже слабость в определенном смысле, согласна? Порядочность людей определяется в том числе и тем, пользуются ли они этой слабостью.
– Но как же тогда Леньку посадили за пять квартирных краж, если он их не совершал? Он же признался на суде. И Виктор Семенович его не выгораживал, поблажек не просил, значит, были доказательства, которые показались убедительными всем: и следователю, и обвинителю, и суду. Как такое может быть?
– Может. И я придумал, как. Наверняка придумал неправильно, но я пытался учесть все, что мне известно, и получилась вот такая схема. В реальной жизни все обычно бывает или намного сложнее, или значительно проще. Да не бери в голову, это не имеет никакого значения. Важно, что мы встретились и что мы вместе. Спасибо Леониду Гнездилову. Кстати, папа ждет твоего звонка, удивляется, что ты пропала, он навел мосты, узнал кое-что.
– Я не буду искать Леньку, – решительно произнесла Лиана.
– Даже так? Почему?
– Видеть его не могу. Мне ненавистна сама мысль о том, что он будет где-то неподалеку. Я слишком вошла в роль любящей жены и снохи, заставила себя стремиться к тому, чтобы маме Свете стало полегче, готова была ради этого на горло себе наступить. Ну а как иначе? Разве не так должна поступать та Лиана, которую я столько лет изображала? Изображала так старательно, что уже и сама поверила, что я такая. Все, хватит, надоело. Я очень хорошо отношусь к мужу и свекрови, уважаю их, они не сделали мне ничего плохого, всегда помогали и поддерживали, ни разу не обидели. И это искренне, понимаешь? А вот готовность терпеть рядом Леньку ради душевного спокойствия мамы Светы – это уже не искренне, это из-под палки, потому что по роли полагается. Актриса из меня никудышная, так что с подмостков я ухожу. Спектакль окончен.
– Знаешь, – задумчиво проговорил Костя, когда на следующий день утром уходил из ее номера в гостинице, – хорошо, что писатель из меня не получился.
– Почему? – не поняла Лиана.
– Ну представь, что было бы, если бы я оказался талантливым. Повесть вышла бы намного лучше, ее взяли бы в издательство, опубликовали, ее читали бы. А ты сама говоришь, что все описано очень похоже и абсолютно узнаваемо. В нашем городе народ быстро сообразил бы. Сначала местная пресса, областная, а потом и дальше пошло бы, ведь речь о члене Верховного Суда, который в то время еще, возможно, был бы жив. Скандал, наверное, разразился бы грандиозный. А так никто ничего не узнает, книжек было всего триста штук, их и не покупал никто, так что прочли на самом деле максимум человек пять, да и то давно.
– Ты прав, – согласилась она. – Хорошо еще, что про Егорку ты не додумался, а то вообще…
– Такое мне в голову даже не пришло, – очень серьезно ответил Костя. – Я достроил только убийство, которое покрыл прокурор, на большее фантазии не хватило. Но ведь, по сути, то, что сделал Леонид, такое же убийство, если не хуже. Во всяком случае, гаже и мерзостнее, это точно.
Лиана приезжала к Косте при любой возможности. У нее вдруг образовалось великое множество подруг детства, одноклассниц и однокурсниц, даже «девочек из нашего двора», и у всех то и дело случались дни рождения, свадьбы, разводы, болезни, одним словом, все то, что оправдывало и даже делало обязательным поездки Лианы в родной город. Виталий не возражал, но Лиана все равно чувствовала себя неловко и виновато из-за того, что лгала мужу. Мало того что поучаствовала в обмане с сыном, так теперь еще и это… Виталик такого не заслужил.
Отношения с Костей становились все глубже, все ярче, в них постоянно появлялись новые краски и оттенки, и Лиана не переставала изумляться: вот, оказывается, как выглядит настоящая любовь! Не встреть она Костю – и не узнала бы никогда.
И вдруг несколько месяцев назад Костя рассказал о звонке Андрея Кислова, того самого, который так носился с изданием повести. Компания «Старджет» хочет купить права на книгу и снять сериал.
Лиана пришла в ужас.
– Только не это! – почти закричала она.
– Я понимаю, – тихо ответил Костя. – Я сделаю все возможное, чтобы все это пресечь. Я обещаю. Тебе не о чем волноваться.
Вадим
Сегодня Светлана выглядела если и не прекрасно, то намного лучше, чем в тот день, когда он впервые подошел к ней. Во всяком случае, для своих шестидесяти с хвостиком. Об отеле речь не шла, понятно, что потом они поедут к ней домой, и Вадим предложил просто посидеть где-нибудь, выпить кофе с пирожными. Это так похоже на красивое свидание с ухаживаниями, и Светлана обязательно купится.
Они мило болтали о пустяках, он заказал ей бокал шампанского, сам не пил: он же за рулем. После первого бокала последовал второй. Светлану забирало довольно быстро, Вадим видел это и беспокоился, как бы не переборщить: реакции должны стать расторможенными, но сознание хотелось бы оставить достаточно ясным.
Его айфон лежал на столе, прямо перед глазами. Увидев всплывший баннер, сообщавший, что «Серый Медведь и еще 16 человек оценили вашу публикацию», он разблокировал айфон, нажал на нужную иконку и удовлетворенно воскликнул:
– Заценили! Все-таки я молодец! Научился делать правильный ракурс.
Под фотографией, изображавшей Вадима в постели рядом с опухшей пьяной Светланой, стояла трехзначная цифра лайков. Комментарии уходили далеко вниз.
Он протянул айфон Светлане.
– Посмотри, какая красота.
Женщина с любопытством взглянула на экран. Лицо ее внезапно перекосилось.
– Это… Это что?
– Это мы с тобой, – весело отозвался Вадим. – Разве плохо? Народу нравится, смотри, сколько комментов! И лайки уже за две сотни перевалили.
– Зачем? – в ужасе пробормотала Светлана. – Зачем ты это сделал? Убери немедленно! Удали! Господи, какой кошмар…
– Да ты что? – он удивленно посмотрел на нее. – Нормальное дело. Ты же сама без конца выкладывала свои фотки с мужиками. Я был уверен, что тебе самой это по кайфу.
– Кто выкладывал? Какие фотки? Я ничего не… – растерянно твердила Светлана.