Но почему он погиб, если кто-то собирался мстить Максиму Викторовичу? Убить сына из мести – да, случается, но гость-то при чем? Зачем нужно было его убивать? Или убить хотели именно продюсера, а Константин просто под руку попался, оказавшись рядом? Тогда почему в квартире? Квартира в жилом доме, куда человек пришел с визитом, – плохое место для такого преступления: и соседи рядом, и кто-то из хозяев тоже. Хотели бы разделаться с приезжим москвичом, выбрали бы другое место. Хотя… Какое другое? Москвич ездит на арендованном автомобиле с водителем, живет в гостинице, по ночным улицам в одиночестве не гуляет. Где его отловить? При таких условиях квартира Веденеевых выглядит не самым неудачным вариантом.

Нет, все равно бред. Если Николай Маратович кому-то и помешал, то убивать его проще все-таки в Москве. Какой смысл тащиться следом за ним в другой город, не имея ни мало-мальски надежного плана, ни представления о том, как намеченная жертва собирается проводить время, куда ходить, с кем встречаться? Смысла нет. В Москве можно спокойно разобраться во всем, отследить, выявить постоянные маршруты и график. Местные полицейские правы, Латыпов – случайная жертва, преступление нацелено на кого-то из Веденеевых. Но на кого? На отца или на сына?

Настя схватила телефон и позвонила Стасову, потом Зое. Та выслушала новость молча, ничего не сказала, но по ее прерывистому дыханию все и так было понятно.

– Давайте найдем Лиану Гнездилову и выясним, что такое «недоделанный Котов». Лиану я сама буду искать, а Котова отдаю вам, хорошо?

– Да, поняла, – коротко ответила Зоя.





Аржо




– Ты кого послал? – бушевал Аржо. – Ты что, совсем дебил? Где ты взял этого урода Зума?

Хорошо, что можно сделать виноватым Вайса, которому было поручено подобрать человека и решить вопрос с Веденеевым. Вайс наладил некоего Зума, полного отморозка с полутора извилинами. Правда, перед Мародером этим не прикроешься. И зачем он, Аржо, поспешил? Не надо было. Позвонил сразу же Мародеру и прозрачно намекнул, что, дескать, указание выполнено и больше старый товарищ о Веденееве не услышит. А Мародер-то не сказать, чтоб обрадовался. Ему как-то ровно было, по крайней мере, на словах. Выслушал, хмыкнул, бросил в трубку:

– Самоделкин. Чего было огород городить?

Вот и пойми, доволен он или нет. Всегда таким был. Скажет что-нибудь, даст совет или указание, а потом в кусты: «Разве я такое говорил? Ты меня неправильно понял». И улыбается так мерзенько, смотрит удивленно и высокомерно. И всегда будто выплевывал свое презрительное «Самоделкин!», подразумевая тем самым, что сделанное было чистой воды самодеятельностью, к которой он, Леня-Мародер, не имеет ни малейшего отношения. Если его слова неправильно истолковали, то это не его проблема, а того, кто умом не вышел.

После разговора с Мародером Аржо впал в некоторую растерянность. Он ожидал каких-то положительных эмоций или хотя бы намека на удовлетворение, которые позволят завести разговор о дополнительных финансовых поблажках, но ничего похожего не услышал. А теперь, спустя всего несколько часов, вдруг выяснилось, что при нападении на квартиру пострадал не хозяин, Максим Веденеев, а совершенно посторонний чел. Тот самый Латыпов, киношник, который, как клялся давешний наблюдатель, еще вчера улетел в Москву. Ага, как же, улетел он, держи карман шире.

– Так а что Зум должен был подумать? – оправдывался Вайс. – Он звонит в дверь, ему открывает мужик в тапках и трениках, и возраст подходящий. Он же знает, что в квартире хозяин и сын-инвалид. Открыл явно не сын. Ну и все. Фотку сына я дал, из рекламы в Интернете взял, а фотку старшего где я возьму за пять минут? Он в сетях не пасется, это надо было моих людей из ментовки напрягать, а ты сам сказал: срочно. Я тебе и сделал срочно. Кто ж мог знать, что там этот москвич в домашнем прикиде сидит?

– Кто мог знать?! – взревел Аржо. – А кто вчера их в аэропорт провожал? Кто голову на плаху клал, что все трое улетают? Про девку в три километра длиной кто говорил?

– Не я, – твердо ответил Вайс. – Ты сам с наблюдателем разговаривал, он тебе звонил и перед тобой отчитывался.

– Но привел его ты! Это твой человек, ты за него поручился. Так что спрос с тебя.

Ладно, криком и обвинениями делу не поможешь. Придется звонить Мародеру и признаваться, что с Веденеевым облажались.

Звонить не хотелось. И расставаться с надеждами на уменьшение суммы долга не хотелось тоже, даже еще больше. Аржо так погрузился в свои переживания, что не смотрел на кругом виноватого Вайса и не заметил выражения его лица.

А напрасно. Потому что выражение-то у этого лица было нехорошее. Совсем нехорошее.





Каменская




Зоя Печерникова со своей частью работы справилась быстрее, чем Роман Дзюба выполнил просьбу найти координаты Лианы Гнездиловой.

– Кажется, я нашла нужного Котова, – сказала Зоя. – Я вам на почту переслала кое-что, сами посмотрите. Если это не подходит, буду искать дальше.

Настя зашла в почту, открыла письмо.

«Александр Александрович Котов, 1913–1981 гг., советский шахматист и деятель шахматного движения, международный гроссмейстер, шахматный прозаик, заслуженный мастер спорта СССР, чемпион СССР по шахматам, участник турнира претендентов. (Там еще много регалий, я не стала все переписывать, но если вам нужно – дам ссылку на источник, где они перечислены.)

Обратите внимание вот на это: В книге «Тайны мышления шахматиста» описан так называемый «синдром Котова», когда шахматист обсчитывает варианты, не находит среди них ни одного явно выигрышного, вдруг понимает, что время кончается (то есть попадает в тот самый цейтнот, о котором мы с вами говорили), и делает наудачу ход, который им заранее не просчитан и часто оказывается намного хуже тех, которые он обдумал. Понятие «синдром Котова» вышло за пределы шахмат и используется психологами при описании поведения человека».

Вся эта информация доступна в Интернете, при необходимости можете проверить».

Котов и цейтнот. Котов как синоним профессиональной принадлежности. Кажется, все сходится.

Ну и дальше что? Телефонный собеседник бывшего прокурора Гнездилова был любителем шахмат? И что с того? Почему нужно было звонить ему и возмущаться появлением Максима Викторовича Веденеева, который ничем не угрожал, ничего не просил и не требовал, он всего лишь пришел поговорить с родителями об их сыне-осужденном? Или Максим Викторович солгал Зое и его беседа с отцом Леонида была не такой уж безобидной? А может быть, сама Зоя что-то упустила в его рассказе, недостаточно внимательно слушала, не так поняла, не была безупречно точна при пересказе?

Нет, похоже, без встречи с Лианой Гнездиловой никак не обойтись. Во всей этой истории концы с концами не вяжутся – хоть тресни. И вообще, такое впечатление, что эти фрагменты совсем из разных историй.

Зазвонил телефон, и Настя подумала, что это Дзюба. Но оказалось, что Стасов.

– Допрыгалась, – мрачно сообщил он. – Тебя хотят допросить. Только что звонили.


– Следователь?

– Пока только местный опер. Сослался на показания Максима Веденеева о вашем визите. Я долго объяснял ему, что ты приличная немолодая девушка без ветра в голове и ответишь на все его вопросы по телефону, или по скайпу, или в вотсапе, или как он там захочет. В общем, уговорил. А то он уже ехать сюда собрался, бедолага. Ну а дальше ты сама порядок знаешь: если в твоих ответах будет что-то интересное для них, тогда уж допрос по всей форме, официально. Следак самолично, конечно, не приедет, но опера с поручением пришлет. Так что готовься.

– Его интересую только я? Он в курсе, что со мной была Печерникова?

– Конечно. С ней он тоже побеседует, я уже предупредил Зою. Удивительно, но она почему-то не в восторге.

– Ладно, – вздохнула Настя. – Дай ему мой телефон, в вотсапе поговорим.

Ну вот, только недавно ей пришлось побыть в шкуре подозреваемого, а теперь и роль свидетеля подкатила, ждать себя не заставила. Многовато для интервала длиной всего в одну неделю. Без малого тридцать лет Настя находилась по одну сторону границы, проложенной между государством и криминалом, теперь же за неделю довелось дважды побывать и на другой стороне. Ощущения не из приятных, что и говорить… И в эту же неделю уложились два убийства. Погибли два человека, которые так или иначе соприкасались с книгой Константина Веденеева и которых Анастасия Каменская знала лично. Что с этой книгой не так? Проклятье на ней лежит, что ли? Злой рок? Хотя… Андрей Кислов и Николай Маратович Латыпов соприкасались не только с книгой, но и с ее автором. Кислов был давно знаком с Веденеевым и почти дружил с ним, Латыпов дважды встречался. Так, может быть, дело не в книге, а в авторе?

Тихий, немногословный молодой мужчина-инвалид, рано потерявший мать. Сын любящего и заботливого отца, педагога-филолога. Незаметный мастер по ремонту гаджетов. А с ним-то что может быть не так?

По закону подлости Ромка прислал информацию именно тогда, когда Настя при посредстве видеозвонка отвечала на вопросы оперативника, занимающегося нападением на квартиру Веденеевых. В верхней части экрана всплыл баннер, на котором были видны только имя абонента и первые несколько слов его сообщения. Настя занервничала, ей хотелось побыстрее закончить и прочитать то, что написал Дзюба. Поволжский полицейский, однако, никуда не спешил, расспрашивал подробно, просил указывать не только часы, но и желательно минуты: когда пришли к Веденеевым в первый раз; когда вышли; когда Латыпов зашел к Веденеевым; когда вышел…

– Во время разговора Константин Веденеев не упоминал фамилию «Аржаев» или кличку «Аржо»? – услышала она неожиданный вопрос.

– Нет. Но насколько мне известно, эту фамилию называл Максим Викторович в разговоре с моей коллегой Печерниковой.

– В каком контексте?

Похоже, до Зои этот опер еще не добрался, позвонил сначала Каменской.

– Вам лучше спросить у самой Печерниковой во избежание неточностей. Пересказ, знаете ли, штука ненадежная.

– Ага, показания с чужих слов – основание для принесения протеста в американском суде, – вдруг улыбнулся полицейский. – Я в кино видел. Но у нас не Америка, Анастасия Павловна. Так в связи с чем Максим Викторович говорил об Аржаеве?

– Только в связи с тем, что Аржаев много лет назад отбывал наказание в воспитательной колонии, где Веденеев служил в должности заместителя начальника. Может быть, имеет смысл задать эти вопросы Максиму Викторовичу? Я не присутствовала при разговоре и…

– С Максимом Викторовичем мы уже побеседовали.

А, понятно, теперь идет проверка его показаний. Ну, тоже нужное дело.

– Что еще Веденеев говорил об Аржаеве?

– Что тот держит под собой половину городского бизнеса.

– Не жаловался на него? Не упоминал об угрозах с его стороны или ином давлении?

– Об этом мне ничего не известно, поговорите с Печерниковой. Простите, можно, я кое-что спрошу?

– Ну, попробуйте, – неохотно согласился оперативник.

– Судя по вашим вопросам, вы считаете, что целью преступника был Максим Веденеев, а Латыпов – случайная жертва. Я правильно понимаю?

– Я не могу это обсуждать. Вы же бывший сотрудник, правила знаете…

– Ну да, – согласилась Настя. – Извините. Тогда второй вопрос: как Константин?

– Тяжелый. В коме.

– То есть его еще не допрашивали?

Полицейский вздохнул.

– И неизвестно, когда получится допросить.

Этот парень из поволжской полиции отчего-то вызывал у Насти искреннюю симпатию. Наверное, сыграла роль та единственная его улыбка, которую он себе позволил, говоря об американском кино, и которая сделала его лицо юным и озорным. «В нем тоже сидит пацан, который сбегает с уроков в кино на американский боевик», – подумала она.

– Если могу быть еще чем-то полезной – звоните в любое время, – сказала Настя на прощание.

Что ж, если убить хотели не продюсера, а Максима Викторовича, то выведенная формула не… А почему, собственно, «не»? В формуле ничего не меняется. И Андрей Кислов, и Максим Веденеев имели непосредственное отношение и к Константину, и к его повести. Да что за черт возьми-то! Замкнутый круг.





Мародер




– Ты можешь сделать что-нибудь, чтобы от Аржо отцепились?