Вадим
Заведение было, прямо скажем, «не Версаль». Бар с претензией на некоторый шик при средней руки бордельчике. Ну, в полном смысле слова это был, конечно, никакой не бордель, а вовсе даже мини-отель, где номера сдавались почасово, и люди сюда приходили не в поисках партнера для быстрых утех, а уже сложившимися парами. Другое дело, что пары эти далеко не всегда были устойчивыми, и зачастую сюда тащили того, с кем познакомились всего полчаса назад. Есть, конечно, и постоянные парочки, и постоянные клиенты, приходящие с разными партнерами. Одним словом, народец разнообразный, но настоящих проституток здесь можно было встретить крайне редко.
Доступ к домашнему компьютеру Светланы Дмитриевны Гнездиловой Вадим получил давным-давно, еще когда только приступил к тому непонятному, но очень дорогому и сверхсекретному заказу. Делов-то… С того момента он знал о каждом ее знакомстве на сайте и о каждой встрече. И о том, что Светлана после короткой череды «красивых» свиданий в более или менее приличных местах быстро скатилась вниз, до уровня вот этого самого бара, ему тоже было прекрасно известно, как известно и то, что своих кавалеров она домой не приглашает и к ним не ездит. Номер в таком отельчике – самое оно: и близко от места встречи, и квартиру не обнесут, и вообще не так опасно, как дома за запертой дверью.
Сегодня у Светланы Дмитриевны очередное свидание. Можно было бы разыграть типовую комбинацию, написать ей на сайте знакомств, вступить в контакт, поморочить голову всякими бреднями, насыпать кучу комплиментов ее внешности и уму, ну, короче, все как обычно. Потом договориться о встрече в реале. Не обманывать, вывесить настоящие свои фотографии: Вадиму стесняться нечего, внешность у него хорошая.
Но такая схема требует времени и возни. Подгоняемый обидой на шефа и ненавистью к Горбызле, он не хотел ждать. Поэтому выбрал путь легкий и быстрый, хотя и чуть более затратный. Кроме того, необходимо внести разнообразие в ситуацию, уйти от привычного шаблона «сайт – отель», чтобы Светлана повела себя иначе.
Гнездилова заметно сдала за последние полгода. Все-таки алкоголь не идет на пользу женской внешности, особенно в таком возрасте. Но все равно она была очень хороша для своих лет, а по сравнению с тем, как выглядела при жизни мужа, – вообще звезда экрана. Кавалер у нее сегодня так себе, средней паршивости, суетливый и какой-то потрепанный, но пьет, к сожалению, совсем немного, так что на «мордой в салат» рассчитывать, похоже, не придется. Ладно, пустим в ход тяжелую артиллерию, даром, что ли, деньги заплачены.
Эффектная брюнетка с потрясающей фигурой и длинными гладкими блестящими волосами уселась за барной стойкой рядом с кавалером Светланы именно в тот момент, когда Гнездилова отошла попудрить носик. Молодец, девчонка, отлично работает, гонорар отрабатывает по полной. Когда Светлана вернулась, мужичонка уже сидел один и с озабоченным видом держал перед собой телефон, изображая чтение неожиданного и важного сообщения. Вадим видел, как огорченно вытянулось лицо Светланы, когда кавалер уходил, и каким ошарашенным и раздавленным оно стало, когда женщина увидела, как у самой двери на улицу красивая молодая брюнетка в меховом жилете прильнула в страстном поцелуе к тому, с кем сама Светлана Дмитриевна собиралась провести время сначала здесь, а потом в номере на втором этаже.
Гнездилова заказала очередную порцию, бармен кивнул и потянулся за стаканом на стойке. Стакан, не бокал. Значит, что-то крепкое. Пора.
Вадим неслышно подошел сзади и, когда бармен поставил перед Светланой напиток, протянул руку через ее плечо и отодвинул стакан.
– Не нужно, – проговорил он мягко. – Вы такая красивая женщина, и он вас не стоит. Поберегите себя.
– Для кого? – Светлана подняла на него полные злых слез глаза. – Для тебя?
– Это было бы идеально, – улыбнулся Вадим. – И я был бы счастлив.
В целом все оказалось не так уж сложно, все-таки месяцы наблюдений дали свой результат: Вадим неплохо изучил вдову судьи Гнездилова. За сексуальную составляющую он не опасался, с этим вопросом у него всегда был полный порядок, и ни возраст женщин, ни их внешность роли не играли. Он знал, что ему нужно, чтобы все прошло хорошо.
В отеле они пробыли до утра и, расставаясь, договорились встретиться здесь же вечером. Пока все шло как по маслу.
Латыпов
Николай Маратович не мог простить себе вчерашней минутной слабости. Нужно было, услышав, что первый раунд переговоров прошел без успеха, сразу принять решение остаться в этом городе, спокойно все продумать, подготовиться и на следующий день прийти к строптивому Веденееву с новым набором аргументов. Но Латыпов изначально настроился на то, что проведет как минимум полдня в обществе Зои, потом аэропорт, перелет, снова аэропорт, предложение подвезти ее домой, а там – кто знает… Он влюбился мгновенно и неожиданно для самого себя, ощущал непривычную растерянность и даже какую-то несобранность, не рассчитывал ни на что и не загадывал, просто очень хотел быть рядом, смотреть на нее, пусть даже она молчит. Эта ночная поездка в машине так глубоко засела в его надеждах, что мысль «остаться и не лететь» не имела шансов быть вовремя услышанной. Николай Маратович после разговора с Каменской и Зоей тут же рванул объясняться с Веденеевым. И потерпел фиаско.
Успех не с первой попытки, а со второй – дело обычное. А вот третья попытка после двух предыдущих провалов редко заканчивается победой, Латыпов знал это по собственному опыту. Но сдаться? Отступить, не исчерпав весь арсенал? Ни за что! Николай Латыпов никогда не проигрывает. Если бы не вчерашний морок с несбыточными надеждами, сегодняшняя попытка была бы лишь второй и – он не сомневался – удачной. Ночь, проведенная в местной гостинице, позволила выстроить план разговора, и к Веденееву продюсер явился во всеоружии. Разумеется, без предварительного звонка по телефону во избежание вежливого отказа.
Дверь долго не открывали, Николай Маратович слышал приближающиеся неровные звуки шагов и понял, что Константин дома один, иначе дверь давно бы уже открыл Максим Викторович. Латыпову не были рады, он сразу это понял. Однако Константин проявлял вежливость и воспитанность, гостя не выгнал и даже предложил чаю. Предложение было, разумеется, тут же принято с огромной благодарностью.
– Тогда нам придется разговаривать на кухне, – предупредил Константин. – У меня в комнате весь стол занят.
– Конечно-конечно, – торопливо и радостно согласился Латыпов.
Он был готов разговаривать с Веденеевым где угодно, даже в санузле, лишь бы заставить автора повести выслушать его доводы.
Когда на столе в кухне появились чашки с дымящимся чаем, Николай Маратович предусмотрительно выждал некоторое время, давая напитку чуть-чуть остыть, а потом провернул свой обычный трюк, который так хорошо срабатывал с женщинами: опрокинул чай на себя, залив джемпер и джинсы. Трюк был старым, хорошо известным и дешевым, но от этого не менее эффективным: не имеет значения, понимает ли собеседник, что ты сделал это нарочно, все равно одежда у тебя мокрая и в таком виде ты на улицу выйти не можешь.
– Не обожглись? – встревоженно спросил Константин, когда Латыпов театрально чертыхнулся и вскочил с места.
– Не особенно, это уже не кипяток. Но мокро…
Николай Маратович принялся демонстративно оглядывать себя и с виноватым видом ощупывать залитую чаем одежду. На светло-сером джемпере, наверное, останется пятно, придется в химчистку сдавать, а если не выведут – выбрасывать, но это фиг с ним, лишь бы делу помогло.
– Мне так неловко… Как бы это все высушить?
Худой узкоплечий Константин задумчиво посмотрел на статного, атлетически сложенного гостя.
– Мои вещи вам не подойдут. Если только папины.
– Да мне какие угодно! Лишь бы не сидеть перед вами в одних трусах, пока одежда подсохнет. У вас стиральная машина с сушкой?
– Да. Я сейчас подотру здесь и принесу папин спортивный костюм.
Николай Маратович смотрел, как медленно двигается Константин, собирая тряпкой воду с пола и стола, и как сильно он припадает на одну ногу, иногда непроизвольно морщась от привычной боли, и у него щемило сердце. Ну почему, почему он упирается? Да, деньги «Старджет» предлагает не бог весть какие, другие компании платят авторам побольше, а если автор именитый – то еще больше. Но все равно, если закладываться на восемь серий и платить автору литературной основы по сто пятьдесят тысяч рублей за серию, сумма выйдет солидная. На нее можно и лечение какое-никакое организовать, и начинку квартиры подновить. Хороший ведь парень, честный, скромный, работящий, к тому же инвалид, такому заплатить – одно удовольствие, не то что какому-нибудь зазвездившемуся мэтру, не просыхающему от водки и чувства собственной гениальности и считающему, что все должны пасть ниц и описаться от восторга, когда он снизошел и соизволил.
Константин принес старенький, но чистый и аккуратно сложенный спортивный костюм, еще из тех, что лет тридцать назад массово завезли в Россию «челноки». Латыпов, в те годы совсем юный, и сам такой носил, купил на вещевом рынке в Лужниках. От костюма едва заметно пахло стиральным порошком, значит, бережливый Максим Викторович до сих пор его носит. Веденеев деликатно отвернулся к окну, пока Николай Маратович переодевался, потом забрал джемпер и джинсы, засунул в стоящую здесь же стиральную машину, включил режим сушки.
Теперь Латыпов чувствовал себя куда свободнее. В ближайшие полчаса ему уж точно не укажут на дверь, как бы разговор ни повернулся. Но Константин – пассажир тяжелый, это Николай Маратович признал еще накануне. С эмоциональным человеком, бурно реагирующим на то, что ему говорят, и не жалеющим слов для возражений, договориться куда легче: главное – внимательно слушать, и обязательно найдешь, за что уцепиться, чтобы выстроить новый довод, если старых недостаточно. С Веденеевым так не получалось, он был спокоен, по крайней мере, внешне, сдержан и отвечал настолько коротко, что нивы для вспахивания Латыпов найти не мог. Пришлось использовать аргумент, который самому Латыпову ужасно не нравился, но который был в ходу у сценаристов. Спасибо Каменской, она вчера невольно навела его на эту мысль, когда рассказывала.
– Константин, я прошу вас подумать вот о чем, – начал Николай Маратович и ощутил во рту кисловатый привкус, который всегда появлялся, стоило ему наткнуться в сценарии на нечто подобное. – Если бы вы не запретили вашему другу Андрею передавать права на экранизацию, все могло бы повернуться совсем иначе. Но вы запретили. Его сестра Юлия об этом узнала, ведь она постоянно толклась у него в квартире, высматривала, что можно украсть, подслушивала, чтобы знать планы брата и сообразить, когда лучше в следующий раз прийти, чтобы его не было дома. Наверняка и в бумагах его рылась и наши первичные предложения по договору видела. Юля – наркоманка со стажем, вы знали об этом? Такие люди невероятно лживы, изворотливы и предприимчивы, когда дело идет о добыче денег на дозу. Она услышала очередной разговор Андрея, может быть, даже с вами, а возможно, со мной или моим редактором, и поняла, как можно обогатиться. Если Андрей продает права, то все деньги останутся у него. Часть из них можно будет попробовать украсть. Но только часть и только если получится. Если он отказывается от уступки прав, то никаких денег не получит. А вот если их продадут наследники, то… Вам понятен ход ее мысли?
– Вполне, – кивнул Константин.
– Если бы Андрей согласился с нашим предложением, он остался бы жив. Но вы вынудили его отказаться, и случилось то, что случилось. Я ни в коем случае не хочу сказать, что в этой трагедии есть часть вашей вины, нет, помилуй Боже! – Николай Маратович сделал выразительный жест рукой, словно открещиваясь от кощунственной мысли, хотя на самом деле именно ее он и намеревался внедрить в сознание Веденеева. – В гибели вашего друга виновата только его сестра. Ну и ее подельник тоже, разумеется. Полиция считает, что она действовала не одна. Но получилось так, что Андрей погиб, защищая ваше право распоряжаться судьбой своей книги. Ваше, Константин, право. Так неужели эта жертва была напрасной? Кислов хотел блага для вас, он радовался возможности сделать вас известным и богатым. Он ничего не хотел для себя лично, а заплатил за это своей жизнью.
В последней части тирады явно хромала логика, Латыпов это понимал, но надеялся, что собеседник не заметит, погрузившись в обдумывание формулы «жертва – искупление».
Тренькнул дверной звонок. Константин недоуменно взглянул на наручные часы, и Латыпов сообразил, что Веденеев, вероятнее всего, ждет клиента в другое время, попозже. Как бы там ни было, никакой клиент сейчас не нужен, Константин не должен отвлекаться. Опытный переговорщик, продюсер нутром чуял, что попал в болевую точку, пошатнул несгибаемое упрямство Веденеева, и теперь останется только дожимать. Любой отвлекающий фактор будет совсем некстати.
Звонок тренькнул снова, издав уже не один, а два длинных звонких сигнала. Константин начал подниматься, опираясь руками о столешницу. Но Латыпов оказался проворнее и легко вскочил на ноги.
– Сидите-сидите, я сам открою.
Да, он сам откроет дверь, скажет, что Константин занят, и предложит посетителю зайти попозже, скажем, через час-полтора. Николай Маратович решительно распахнул дверь, заранее заготовив строгое и недовольное выражение лица.
Потом он понял, что почему-то лежит.
А затем почувствовал, что не может сделать вдох. И еще отчего-то сильная боль в груди. Сознание плыло и ускользало, стало очень страшно и одновременно почему-то весело. Латыпов попытался повернуть голову и краем глаза увидел лежащего на полу рядом с ним Константина. Он слышал какие-то звуки, но сложить их во что-то осмысленное не получалось.
Николай Маратович устало закрыл глаза и перестал сопротивляться.
Вадим
В маленькой спальне было душно, окна закрыты. Светлана спала на спине, дыхание тяжелое, шумное, пропитанное алкоголем. Нужно было проявить достаточно ловкости и расчета, во время второго свидания напоить ее ровно настолько, чтобы уговорить поехать к ней домой, а не кувыркаться в номере отеля. А потом, уже дома, следовало добавить определенную дозу, чтобы после секса заснула крепко и надолго. Как все-таки быстро спиваются бабы! Мужики могут годами пить – и хоть бы что, а эта тетеря за каких-то полгода деградировала. Внешность меньше пострадала, а вот мозги уже никуда не годятся.
Он на всякий случай потряс Светлану за плечо – спит крепко, даже веки не дрогнули. Откинул одеяло, босиком на цыпочках вышел из спальни и направился в комнату, где стоит компьютер. Искать не пришлось, он еще вечером, пробыв в квартире первые минут пять-десять и оглядев гостиную и кухню, с деланым удивлением спросил:
– Как же ты живешь? У тебя ни компа, ни ноута. Несовременно как-то.
– Компьютер есть, в кабинете.
Светлана тогда распахнула дверь в одну из комнат, указала рукой на большой письменный стол, на котором стояли и лежали какие-то канцелярские принадлежности и возвышался плоский экран. Хорошо, что сама показала, иначе пришлось бы вести себя невоспитанно, открывать все двери и заглядывать во все комнаты, изображая нахальное любопытство невежливого гостя. Таким поведением можно было спугнуть женщину, до этого ни разу не приводившую случайных мужчин на остывшее супружеское ложе. Подумает еще, что новый кавалер намеревается ее обокрасть, и выгонит. Не смертельно, конечно, но планы нарушит, придется строить новую комбинацию.
Теперь можно и в темноте все найти, даже свет не нужен. Вадим осторожно, стараясь не скрипнуть дверью, проскользнул в кабинет, включил компьютер, который, как уже давно знал, не был запаролен. Старомодное поколение доверчивых пенсионеров, им и в голову не приходит, как легко добраться до содержимого их компов практически с любого расстояния. Входить в помещение и получать доступ непосредственно к машине совсем не обязательно. Вносить изменения опасно, а изучать то, что есть, – как нефиг делать.
Он вставил принесенную с собой флешку, загрузил документ, осмотрел панель рабочего стола, прикинул, куда лучше поместить. Вот хорошая папочка «Сканы». Открыл, пробежал глазами: личные и служебные документы, паспорта, свидетельства, справки, удостоверения, решения, договоры, короче, всякая муть, которую обычно требуется прилагать к электронным письмам или распечатывать по необходимости. Вот сюда и подсунем, кто заинтересуется – тот легко найдет. В этой папочке документу самое место, это ведь тоже скан, все логично, никто не заподозрит.
Теперь запустим вирус, который уничтожит все данные о дате и времени первой загрузки всех документов, потом полечим жесткий диск, уберем зловредный вирус, чтоб в глаза не бросался. Отлично! Все сканы в этой папочке показывают одну и ту же дату загрузки, и не понять, какой документ живет здесь три-четыре года, а какой – пару дней или даже часов. На тщательную работу по заметанию всех следов времени нет, это дело долгое, но ведь кто их будет искать-то, следы эти? Уметь надо, не так все просто. А обычный пользователь, такой, как эта испитая тетеря, никогда в жизни ничего не заметит.
Вадим выключил компьютер, попил на кухне холодного чаю, съел бутерброд с сыром, злобно шикнул на кота Иваныча, который, почуяв запах сыра, начал требовательно мяукать и царапать голую щиколотку гостя, и вернулся в постель.
Каменская
Дома было хорошо. Так хорошо, что на авансцену сознания подозрительно часто выскакивала непрошеная мысль: а не послать ли все к чертовой матери? Работу у Стасова, розыск должников и их имущества, сомнительных деловых партнеров, а также всеразличных кандидатов на всеразличные должности, которых нужно проверять по велению клиентов, неверных жен-мужей-любовниц-любовников, проблемных детей и прочую муть, которая опостылела до невозможности, но, к сожалению, позволяет зарабатывать на жизнь. Не хочет Настя больше никаких командировок с бессонными ночами в поездах, на жестких узких полках в душных купе, после которых болит голова и ломит спину, и с перелетами, когда частенько приходится тупо сидеть в аэропортах, ожидая посадки на отложенные или перенесенные рейсы. Такие клиенты, как Латыпов, – редкость. Николай Маратович денег не жалеет, да и заказ у него интересный, а многие жмутся, дрожат над каждой копейкой, и если нужно куда-то ехать – соглашаются оплачивать только самые дешевые билеты на неудобные поезда и в плацкартные вагоны, и за возможность провести ночь в обычном купе Насте приходится доплачивать из своих. Увы, реальность такова, что возраст начинает требовать все больше и больше затрат на минимальный уровень комфорта, позволяющий сохранять работоспособность.
Настя Каменская гнала от себя эти неправильные, на ее взгляд, мысли, но чем старательнее гнала, тем ярче и заманчивее выглядели картинки домашнего уютного покоя, долгих часов, проведенных на диване под пледом с книгой, неторопливого и вдумчивого изучения кулинарных рецептов, чтобы научиться, наконец, более или менее прилично готовить и радовать любимого мужа разнообразием блюд.
Она не устала, нет. Сил было достаточно, чтобы продолжать эффективно работать. Ей просто надоело, перестало быть интересно. И захотелось заняться чем-то другим. От осознания этого Насте становилось страшно, она чувствовала себя предателем собственной личности.
– Сиди дома в свое удовольствие, – сказал ей Стасов. – Дождемся, когда вернется Латыпов, посмотрим, закроет ли он заказ. Если он еще что-нибудь удумает – позвоню, а пока отдыхай, все равно ничего срочного нет, я даже Доценко отпустил, молодняк сам справляется.
Из уст начальника команда «отдыхать и получать удовольствие» поистине бесценна. Настя уже второй день с наслаждением выполняла приказ. Чистяков у себя в кабинете работал с очередным аспирантом, готовил его к защите кандидатской, из-за двери доносились их приглушенные голоса, а Настя, свернувшись калачиком на кровати в спальне, лениво раздумывала, какому приятному делу ей предаться в ближайшие пару часов: то ли сходить в магазин за продуктами, то ли просто прогуляться, то ли попытаться приготовить еду из того, что есть в холодильнике, то ли не морочиться, сесть, подсунув под спину подушку, и прочитать, наконец, толстенный роман молодого модного американского писателя. Роман был куплен месяца три назад, лежал рядом с ноутбуком и тоскливо ждал, когда до него дойдет очередь.
Делать выбор из нескольких вариантов и принимать решение тоже было лень. Настя взяла телефон, чтобы одним глазом просмотреть новости. В разделе «Главное» ничего сверхъестественного не оказалось: какие-то решения Кабмина и внешняя политика, все как обычно. Она нажала на «Происшествия» и подумала, что глаза ее обманывают. Этого просто не может быть. «В областном центре Нижнего Поволжья застрелен московский кинопродюсер». Нажала на «Далее», потом еще на одну ссылку, нервничая и кипя от негодования. Ну почему нельзя сразу все нормально написать, почему нужно выдавать информацию маленькими кусочками, вынуждая пользователей ждать, пока загрузится очередная ссылка! «Остынь, – скомандовала Настя сама себе, глядя на ненавистное крутящееся колесико вверху экрана. – Никто не виноват, что Интернет перегружен и плохо тянет, надо было подключаться к другому провайдеру, у которого оборудование поновее. А люди деньги зарабатывают: чем больше переходов по ссылкам, тем больше рекламы можно напихать. Все кушать хотят, не ты одна».
«…нападение на квартиру бывшего сотрудника ФСИН… Максим Веденеев проживал вдвоем с сыном… обнаружен труп жителя столицы Николая Латыпова, продюсера компании «Старджет»… сын Веденеева доставлен в больницу в тяжелом состоянии… хозяин квартиры находился в это время на работе… выдвигается версия о том, что причиной нападения стали обстоятельства, связанные со службой Максима Веденеева в местах лишения свободы… причастность Николая Латыпова устанавливается…»
Настя откинула плед, спустила ноги на пол, обхватила голову руками. Ну как же так! Господи… Не надо было позволять Латыпову оставаться. Она виновата, она не уговорила, не удержала. Дура, радовалась, что он не будет остаток вечера и полночи выносить ей и Зое мозг своим контролем и руководством. Легко отпустила его.