Человек, отправленный наблюдать за московскими гостями вместо неудачно спалившегося на вокзале парня, сначала посылал сообщения: «Подъехали к аэропорту», «печатают талоны», «покупают жрачку и кофе», «пошли на безопасность». Потом позвонил.
– Слышь, Аржо, мне через безопасность не пройти, у меня билета нет. Но там гейт недалеко, мне отсюда видно. Они в очередь на посадку встали.
– Точно они?
– Да точно, там одна баба три километра в высоту и бейсболка красная на голове, их ни с кем не перепутаешь. Короче, ты… это… Ну, можешь не париться, они улетают. Даешь отбой?
– Даю. Можешь идти.
Вроде ничего такого, из-за чего Мародеру нужно было бы волноваться. О чем эти люди два часа разговаривали с Веденеевым? Неизвестно. Но ведь потом мужик по фамилии Латыпов заходил в дом еще раз и тоже надолго. Зачем? Что такого они там выясняли? С другой стороны, кроме Веденеева москвичи ни к кому больше не ходили, сначала в ресторане посидели втроем, никто из местных к ним не подсаживался, потом погуляли по улицам немного. Ни к полиции, ни к другим нехорошим местам даже близко не подходили. Мародер говорит, что Латыпов этот вроде киношник, продюсер какой-то, снимает сериалы. Продюсер и две бабы – частные детективы? Ничего себе компания!
– Ты напрасно дергаешься, Аржо, – заметил Вайс. – Если продюсер и два частника притащились в такую даль к тому, кто много лет пахал на зоне, это может означать только одно: они хотят снимать кино про конкретно эту зону. Им консультант нужен или человек, который может посоветовать, к кому лучше обратиться, чтобы разрешили съемки неподалеку от закрытого объекта и провели киношников внутрь, показали, что там и как устроено. Вот тебе весь расклад до копейки.
– Думаешь? – с сомнением спросил Аржо. – С чего такая уверенность? Самый умный, да?
– С того, что на фиг им было переться в такую даль, когда и в самой Москве, и рядышком полно людей, которые могут их проконсультировать. В столице вообще целая ФСИН, хватай любого и бабки плати – он тебе даже внутренний план зоны нарисует и места караулов пометит.
– С чего тогда им наша областная зона упала? Других нет?
– Бабки, – спокойно заметил Вайс. – Разрешение на натурную съемку денег стоит. В Москве вообще запредельные цены, в провинции существенно дешевле. Они прозондировали почву в нескольких областных администрациях, сравнили стоимость, выбрали, где самая низкая.
– Допустим, – согласился Аржо.
Аргумент ему понравился, он был логичным. Аржо всегда видел логику там, где речь заходила о деньгах.
– А частники зачем?
– Ну ты даешь, Аржо! Да они не частники в данном случае, а тоже консультанты, разве не понятно? Собираются снимать кинцо про зону, причем события происходят не сейчас, а сколько-то лет назад. Кто может быть лучшим консультантом, если не бывший ментяра? И кто может рассказать про зону десятилетней давности, если не ее бывший сотрудник?
Это успокаивало. С одной стороны. Но с другой – выбивало из рук прекрасный повод прогнуться перед Мародером и списать еще немножко с того огромного долга, который висит на Аржо. То, что говорил Вайс, не нравилось, крылья подрезало. Само собой, Мародер будет рад хорошим новостям, но хорошие новости, равно как и плохие, уже, как говорится, входят в стоимость. А вот если представится возможность сделать что-то сверх того, то…
Получив от своего человека отчет об отъезде москвичей, Аржо даже огорчился немного. Было бы славно, если бы они с кем-нибудь из полиции встретились или хоть в здание УВД зашли, тогда можно было бы поднять волну, заставить Мародера нервничать и под эту марку оказать ему бесценную услугу. Хотя какая уж тут услуга? Почему Мародер должен психовать из-за того, что какие-то столичные людишки встретились с бывшим сотрудником зоны, где оба они, Мародер и Аржо, мотали свои первые сроки? Ничего эдакого ни за одним из них не числилось. Ну да, Аржо подстукивал в оперчасть, за это и облегченку получил в свое время, а Мародер… Хотя хрен его знает, может, и он тоже? Мародер умный и осторожный, еще пацаном таким был, мог так зашифроваться, что никому и в голову не пришло. И от облегченки отказался, чтоб никто не задался вопросом: за что? Правда, Аржо не припоминал, чтобы Ленька-Мародер в оперчасть шастал или хотя бы к начальнику отряда. Но к Веденееву его вызывали неоднократно, это Аржо помнил хорошо. Да и Мародер сам признал сегодня, что зам по воспиталке вечно в душу к нему лез со своими праведными разговорами… Ведь это мог был хитрый ход. Аржо как дурак стучал напрямую операм, а Ленька – по-умному, через Веденеева, к которому ходил на якобы воспитательные беседы. Стучать нехорошо. Среди малолеток законы не такие строгие, но Мародера перевели на взрослую зону, и как знать, не передали ли «источник» из рук в руки новым операм на новом месте. Если передали, а теперь просочилось… Тогда Мародеру не позавидуешь. Его авторитет будет подорван бесповоротно.
Вайс – голова. Все объяснил и по полочкам разложил. Чем больше Аржо думал, тем больше верил в слова своего ближайшего сподвижника. Мародер тоже умный, но не такой, как Вайс. Он про съемки кино никогда в жизни не сообразит. Значит, нужно, чтобы он думал о плохом и только о плохом.
Аржо присел за письменный стол в кабинете, взял ручку и обычный лист белой бумаги, написал число. То самое. Его долг Мародеру. Посмотрел задумчиво – выглядело противно. Внутри все задергалось, подкатила тошнота. Оторвал от стопки стикеров желтый квадратик, написал число на нем. Вышло еще хуже: число заняло всю бумажку от левого края до правого. Нулей-то до фига. И с этим нужно что-то делать. Хотя бы один нулик скостить – уже полегче было бы.
Открылась дверь, заглянула подруга.
– Ты идешь? А то я там скуча-аю, – многообещающе протянула она.
– Пошла вон отсюда! – грубо выкрикнул Аржо. – Я занят. Освобожусь – приду. Сгинь.
Подруга фыркнула, но дверь закрыла молча, ничего не ответила. Привыкла, наверное. Впрочем, за такие бабки, какие он ей выдает, и не к такому привыкнешь.
Пора звонить Мародеру. Только нужно настроиться и сосредоточиться. Подготовиться как следует, момент-то ответственный.
– Москвичи улетели, – сообщил Аржо, пытаясь контролировать голос, чтобы не выдать нервозности и напряжения. – Но Веденеева как следует потрясли.
– Два часа – это, по-твоему, много? – язвительно осведомился Мародер.
Он всегда, еще с зоны, вел себя так, словно Аржо на три порядка глупее. Аржо всегда принимал это как должное, но сейчас почему-то разозлился.
– Не два часа, а намного больше, – он повысил голос. – Они потом еще раз приходили. Сначала вышли, о чем-то совещались, потом вернулись. Похоже, Веденеев рассказал им много интересного.
– Ага, о своей тяжелой жизни, – равнодушно откликнулся Мародер. – О том, как он таких, как мы, перевоспитывал, живота не щадя.
Аржо слушал внимательно. Так внимательно, что уловил в словах и в тоне собеседника нечто совсем не похожее на равнодушие. Врет Мародер, прикидывается незаинтересованным, думает, Аржо совсем тупой. Сам же говорил, что визит москвичей к Веденееву – скорее плохо, чем ровно, а теперь делает вид, что ему фиолетово. Было бы фиолетово – он бы вообще в голову не взял, что какие-то столичные частники в его родной город приехали. Мало, что ли, людей туда-сюда ездят? И уж тем более не стал бы денег предлагать в счет списания долга. Нет, крутит что-то Мародер, точно крутит, темнит. Пора начинать атаку.
– Мне этот Веденеев еще тогда не нравился, – заявил Аржо. – Мутный он был тип, опера все у него на подсосе сидели, он им инфу сливал.
– Операм все сливали. И ты тоже.
Все еще изображает спокойствие, а голосок-то дрогнул. «Зацепил я тебя, – злорадно подумал Аржо. – Надо быстрее крутить дальше, пока ты не опомнился».
– Я слыхал тут по случаю, тема такая нарисовалась, в общем, менты себе кусок бюджета отгрызли, чтобы платить бывшим сотрудникам, которые сдают свои источники. Сам знаешь, у них в ментовке бардак и постоянные внутренние войны, информационные связи давно нарушены, преемственности нет. Теперь вот спохватились. Особенно по малолеткам шустрят. Кто двадцать лет назад был малолеткой, тот теперь в силу вошел, многие в авторитете, а кто и в политику двинул, компра на них не помешает. Сечешь, к чему я веду? Веденеев-то как раз из таких, кто может много полезного рассказать.
Про разрушение информационных связей и преемственности Вайс без конца талдычит, даже дебил выучит. Все остальное было, конечно, наспех состряпанной лажей, но достаточно правдоподобной, чтобы заставить в первый момент вздрогнуть.
Мародер молчал. И не поймешь, то ли скучно ему слушать про такое, то ли страшно.
– Вот и из Москвы к нему приехали поэтому. Ментам в открытую соваться резона нет, они частников наладили, своих бывших коллег, а киношник этот, Латыпов, вообще не при делах, он с любовницей приехал за компанию.
– С любовницей?
– Ну да, с одной из этих баб. Мне человечек мой сказал, который на вокзале их встречал. Говорит: видно невооруженным глазом. Так что Веденеева они вытрясли до основания, можешь не сомневаться. И вообще Веденеев…
– Заткнись! – вдруг проорал Мародер. – Достал уже! Сделай так, чтобы я больше этого имени не слышал! Никогда!
– Как скажешь, Мародер, – с улыбкой ответил Аржо. – Доброго тебе здоровья и спокойной ночи.
Ну вот и хорошо. Он положил телефон на стол, нажал кнопку диктофона, чтобы отключить запись. Теперь можно сделать все, что нужно, и потребовать у Мародера очередную финансовую поблажку. Основания? Уже есть. И не отвертится.
Каменская
Их с Зоей места были в салоне эконом-класса, Латыпов, как настоящий барин, взял себе билет в бизнес-класс, и теперь его кресло пустовало. У Насти сердце кровью обливалось, когда она смотрела, как длинноногая Зоя пытается устроить конечности в невообразимо узком пространстве между своим сиденьем и спинкой впередистоящего кресла.
– Давайте попросим бортпроводников пересадить вас на место в бизнесе, – предложила она. – Все равно же оно оплачено. Надо было мне сразу сообразить и еще на посадке договориться!
Но Зоя отказалась пересаживаться.
– Не переломлюсь. А вот жена моего сына наверняка согласилась бы. Более того, еще и селфи сделала бы с хорошим обзором, чтобы точно было видно, что бизнес, и тут же в «Инстаграме» разместила бы с соответствующим комментом.
Опять «жена сына»! Может, перестать уже стесняться и спросить?
– Вы правы, – ответила Зоя с усмешкой. – Я благодарна ей за то, что она делает Женю счастливым, поэтому терплю молча. Но именно терплю. У нас с ней непримиримые идеологические разногласия.
– В политических вопросах?
– Если бы! В политике любая позиция имеет право на существование, о ней можно спорить, не переставая уважать оппонента. А то, что делает… – Зоя запнулась на мгновение, – что делает жена сына, это потворство саморазрушению. У меня к этому такое же отвращение, как к наркоторговле. Но она этим зарабатывает, к сожалению. И основную часть работы может выполнять удаленно, что также немаловажно для кормящей матери.
– Господи, да что ж такого страшного она делает?
Включилась громкая связь, и им пришлось прерваться, чтобы не перекрикивать мерное оглашение правил поведения «в целях безопасности полета» и порядка использования кислородных масок. Наконец динамик щелкнул и умолк, самолет подрулил к взлетной полосе, бортпроводники уселись на откидные сиденья.
– Так что про жену сына? – настойчиво спросила Настя, опасаясь, что Зоя уже забыла вопрос и не собирается отвечать.
– Она зарабатывает на обмане. На тупом и бессмысленном вранье. И хуже всего то, что на такое вранье есть спрос, причем очень высокий. Она – дизайнер-реквизитор для фейк-фото. Это один из множества сайтов, на которых можно заказать арендную фотосессию. И еще делает сайты для тех, кто торгует брендовыми упаковками. Пакет от Шанель – до трехсот пятидесяти рублей, если нетронутый, а от Луи Виттона – до пятисот пятидесяти и даже дороже, цена зависит от размера. Если бэушные – то существенно дешевле, можно рублей за пятьдесят приобрести. Покупаешь на сайте такой пакет, кладешь в него три майки, купленные на распродаже или в секонд-хенде, и фотографируешься, типа ты только что отоварилась в «Луи Виттоне» и идешь домой с покупками, счастливая и довольная. Выкладываешь фотки и собираешь лайки и завистливые комменты, мол, с ухажером повезло, денег на шопинг не жалеет, ну а как иначе, ведь ты такая красавица. Самое противное, что девочки, которые видят эту фотографию, прекрасно знают, что пакеты можно купить без проблем, и сами точно так же поступают, но в комментах никто об этом даже не заикается. То есть они приняли правила игры – не жить в реальном мире, а поселиться в мире фальшивом и выдуманном и изо всех сил делать вид, что этот выдуманный мир – настоящий.
Про пакеты Настя знала давно. Когда-то к ним в агентство обратилась супруга весьма состоятельного бизнесмена с требованием найти среди прислуги их огромного загородного дома того, кто ворует у нее эти пакеты.
– Вернусь с шопинга – пакетов десять-пятнадцать как минимум домой приношу, – сетовала клиентка. – Еще раз все перемерю, посмотрю, как и что с чем сочетается, а горничная потом развешивает в гардеробной. И несколько раз я замечала, что горничная еще не убрала вещи, они так и лежат, как я их оставила, а пакетов явно меньше. Сначала решила, что показалось. Но во второй раз уже прицельно пересчитала. И в третий тоже. Туфли от Джимми Чу стоят, коробка рядом валяется, а пакета нет. Но я же в чем-то эту коробку принесла! Не в руках же тащила. Платье от Лагерфельда есть, а пакета снова нет. Вы поймите, пакеты все равно выбрасывать, мне их не жалко. Но если кто-то их берет – я должна знать, кто и зачем. Воров среди своего персонала я не потерплю.
Договор заключили, хотя и долго смеялись после ухода клиентки, а пропажу пакетов разъяснили буквально за несколько часов. Тогда еще Семен работал в агентстве, это был его заказ… Оказалось, пакеты брали двое. Один – когда их уже выносили, чтобы выбросить, поэтому пропажу хозяйка никогда не замечала. Второй подключился позже, узнав о легком способе непыльного заработка, но первый, более проворный и предприимчивый, уже вовсю торговал упаковками с собственного сайта и делиться не захотел. Осталось только проявлять ловкость на начальных этапах, пока пакеты еще не вынесли из хозяйских покоев. Много брать нельзя: первый, он же главный, сразу сообразит, что к чему, если пакетов станет заметно меньше. А по две-три штучки – в самый раз.
– Про пакеты я поняла, – сказала Настя. – А арендная фотосессия?
– Такая же гадость. За четыре-пять тысяч рублей можно заказать себе фотосессию в любом интерьере вплоть до средиземноморской яхты. Если еще приплатить, причем совсем немного, тебе в аренду предоставят не только якобы яхту или личный самолет, но и красивого самца с параметрами по запросу. Рост, возраст, цвет волос, тип телосложения. Даже расовую принадлежность оговаривают. Самец за свой гонорар оденется, как вы захотите или как посоветует дизайнер-реквизитор, и будет принимать красивые позы, которые свидетельствуют о том, что он от вас без ума и готов прямо сейчас сначала тащить в койку, потом жениться и отдать вам все свое состояние. Вам кажется, что это бред?
Настя покачала головой. Он знала совершенно точно, что это не бред. Приходилось сталкиваться, когда искали и анализировали информацию о фигурантах, особенно при выполнении заказов на проверку кандидатов в женихи-невесты. Но ей интересно было выслушать точку зрения Зои. У самой Насти все эти постановочные картинки вызывали только смех, но никак не отвращение или презрение. Все не то, чем кажется. Надо просто очень хорошо, накрепко вбить этот закон себе в голову, тогда отношение ко многим вещам станет легче и проще.
– Это не бред, это реальность. Но мне кажется, что ваша реакция несколько… избыточна, что ли. Цифровой мир предоставляет людям массу возможностей развлекаться, и что плохого…
Она не успела договорить, Зоя резко прервала ее:
– Цифровой мир отрывает людей от реальной жизни, живя в цифровом мире, они теряют представление о том, как устроен мир реальный. Можно до бесконечности строить из себя принцессу на горошине, которую жених катает на личном самолете в Милан за тряпками, и можно даже более или менее успешно морочить голову окружающим, выдавая себя за того, кем не являешься. Но реальная жизнь тебя все равно достанет, и что ты станешь тогда делать? Забеременеешь – и никакой цифровой гаджет за тебя ребенка не выносит, беременность не сохранит, и когда схватки начнутся – не родит вместо тебя. Нехватку лекарств и оборудования в больнице тебе, принцесса, придется испытать на собственной шкуре, а не на любимом айпадике. И смириться с тем, что ребенок, не приведи господи, родился с неизлечимым заболеванием, тоже придется тебе самой. И все решения в связи с этим принимать. Живя в цифровом мире, можно ничего не решать и ни за что не отвечать. Можно врать себе и другим, поливать людей грязью, хамить и оскорблять, спрятавшись за ник и аватарку с кошечкой и точно зная, что тебе за это ничего не будет. Не придется смотреть в глаза обманутому или оболганному. Не придется рисковать реально получить в дыню. Можно не объясняться с обидчиком, а за полсекунды забанить его. Все легко и просто. Снимаются внутренние запреты и ограничения, расцветает коммуникационная распущенность, но самое главное – атрофируется способность понимать окружающий реальный мир, принимать его и адаптироваться к условиям. Цифровой мир полон соблазнов, как и мир наркотиков: минимум усилий – максимум удовольствия. У меня нет претензий к ребенку, который предпочитает играть на компе, а не читать бумажную книгу или смотреть детский спектакль в театре. Он – ребенок, и он более подвержен соблазну. Он – ребенок, и его можно и нужно простить. Но у меня есть серьезные претензии к его родителям, которые уступили соблазну «заткнуть» любознательное и активное чадо компьютером и не тратить силы и время на то, чтобы разговаривать с ним, читать ему вслух или рассказывать что-то интересное. Ведь для того, чтобы стать для ребенка интереснее компьютера, нужно очень и очень постараться, нужно приложить немалые усилия, а напрягаться никто не хочет, потому что отвыкли: компьютер давно приучил их гуглить, а не думать, копировать, а не осмысливать и запоминать. Поэтому у меня такие же серьезные претензии к жене сына. Она не ребенок, она взрослый человек, имеющий двоих детей, и она не может не понимать, в какую игру люди играют с ее помощью и чем эти игрища в конце концов закончатся. Жена сына помогает людям обманывать даже не других, а самих себя. Я уже говорила: других не обманешь, они все такие и прекрасно знают, откуда берутся самолетики, яхточки, интерьерчики и мальчики. Девочки, которые за пять тысяч рублей создадут себе иллюзию и будут в этой иллюзии жить, никогда не смогут выстроить нормальных отношений ни с кем. Ни с мужчинами, ни с подругами, ни с собственными детьми. Мальчиков это тоже касается, с ними та же история, и девочку для фотосессии можно нанять любого вида и качества. Я не могу уважать человека, который сознательно строит свой пусть небольшой, но все-таки бизнес на чужой глупости и слабости, зная, что потребителя услуг ждет катастрофа. Для меня это все равно что пьяного обобрать.
Зоя умолкла и достала из сумки наушники.
– За сегодняшний день я исчерпала ресурс говорения на ближайшие две недели. Надеюсь, вы не обидитесь, если я помолчу.
– Конечно, отдыхайте. День был непростым.
Настя откинула спинку кресла и прикрыла глаза. Заказ, похоже, выполнен до конца. Хотя… Если настырный Латыпов сумеет завтра разговорить Константина Веденеева и тот расскажет ему про визит Лианы Гнездиловой, то все может обернуться продолжением банкета. Очень похоже, что у Константина с этой Лианой случился роман. Лиана – замужняя дама, супруга старшего сына судьи Гнездилова, посему понятно, что отношения скрываются. Не только от посторонних, но и от родного отца, единственного близкого человека. Может ли Лиана быть причиной того, что Константин отказался от экранизации? Повесть прочитана, она понравилась, по ней хотят снять сериал, и негативный отзыв отца, данный много лет назад, уже может быть отодвинут на задний план. Если стесняешься неудачного текста – продай права и попроси не указывать в титрах литературную основу, это же элементарно. Но ведь и на это предложение Веденеев твердо ответил отказом. Выходит, теперь дело не в критических высказываниях отца. А в чем тогда? Может, и в самом деле в Лиане?
Настя вздрогнула, услышав: «Уважаемые пассажиры! Наш самолет совершил посадку в московском аэропорту Домодедово имени Михаила Васильевича Ломоносова…» Оказывается, она задремала и не заметила. Домодедово имени Ломоносова. В совокупности с гневной речью Зои о фото-фейках и пакетах эти слова только усиливали ощущение бредовости и безумия окружающего мира. Может, ей, Анастасии Каменской, тоже пора уйти во внутреннюю эмиграцию? Мир никогда не станет окончательно безумным, если сохранить разумность и нормальность хотя бы в своем крошечном личном мирке.