– Не в этом дело, – прервал его Костик.

– А в чем тогда?

– Андрюха, просто услышь меня. Я сказал: нет.

– Ты все-таки подумай, – растерянно пробормотал Андрей. – Я понимаю, это все для тебя как снег на голову, неожиданно. Подумай как следует, а я завтра снова позвоню, и если ты не передумаешь, постараюсь тебя убедить. А если передумаешь, сам набери меня, лады?

– Я не передумаю. Но спасибо, что беспокоишься обо мне, – мягко и, как обычно, негромко сказал Веденеев.

Растерянность Андрея прошла довольно быстро. «Ну да, конечно, – с усмешкой говорил он сам себе, возвращаясь домой и глядя под ноги, чтобы не ступить в лужу, – если бы мне прямо сейчас ни с того ни с сего предложили жениться на наследнице какого-нибудь престола, я бы тоже сразу отказался. На фига мне такие приключения, от которых не знаешь, чего ждать? У меня своя жизнь, не всегда спокойная, не всегда благополучная, но устоявшаяся, привычная, понятная. А тут авантюра какая-то, сильно смахивающая на старую сказку… Понятно, что Костик так отреагировал. Пусть успокоится, подумает, прикинет и поймет, что нужно соглашаться. Он умный парень, примет правильное решение».

Но Костя и на следующий день ответил отказом без всяких дополнительных объяснений. Андрей, за шесть лет набравшийся кое-какого жизненного опыта, решил не давить и не торопить, сделал вид, что принял слова приятеля во внимание. Пусть пройдет время, мысль отлежится в голове у Костика, пустит корни, потом появятся почки, за ними – клейкие бледно-зеленые листочки, а там и плоды, глядишь, завяжутся. Никогда не нужно полагаться на первое впечатление, никогда не нужно считать первую реакцию окончательной и бесповоротной. Симпатичная девочка-редактор описала весь предстоящий процесс, на который, судя по всему, уйдет не один месяц. Этого вполне достаточно, чтобы изменить любое мнение, особенно если придать этому изменению толчок в виде сценария одной серии и синопсиса всего сериала целиком. Уж кому, как не Андрею Кислову, знать, какие чувства могут охватить человека, увидевшего визуальное или какое-нибудь иное воплощение собственных придумок! Да под влиянием этих сильнейших чувств люди могут горы свернуть, не то что изменить собственное решение!

Спустя некоторое время Леся позвонила и сказала, что готова показать синопсис и вариант сценария первой серии. Андрей выразил живейший интерес, ничем не дал понять, что в дальнейшем могут возникнуть некие проблемы, радовался, улыбался, искренне хвалил работу сценариста. Затем прошло еще несколько недель, и Леся предупредила, что ему в ближайшее время позвонят с телеканала, чтобы обсудить условия передачи прав.

Настало время действовать. Кислов нашел в почте письмо из «Старджета» с вложенными файлами – синопсисом и сценарием – и переслал Костику, сопроводив короткой фразой: «Прочти, пожалуйста, побыстрее, завтра позвоню». Он не сомневался, что Веденеев передумает. Да кто бы не передумал, прочитав такой замечательный сценарий?!

Но Костик оставался непреклонным.

– Нет, – ответил он, когда Андрей позвонил на следующий день.

– Но почему? Хороший же сценарий! И синопсис классно сделан. Ты станешь знаменитым, – упорствовал Кислов.

– Если ты это сделаешь, я покончу с собой, – сказал Веденеев тихо. – Я не шучу.

И по его голосу Андрей понял, что тот действительно не шутит.

– И что мне теперь делать? – растерянно спросил он. – Я ведь уже согласился передать права, люди деньги вложили… Что я им скажу?

– Я тебя просил не делать этого. Ты меня не услышал и поступил по-своему. А теперь ты спрашиваешь меня, что тебе делать. Какой совет ты хочешь получить? Если ты решишь наплевать на мое мнение и передать права от своего имени, я обвиню тебя в краже интеллектуальной собственности, предупреждаю сразу. Будет скандал, судебный иск на большую сумму и куча проблем.

Андрей задохнулся и долго молчал, переваривая услышанное. Спокойный вежливый Костик, такой миролюбивый и добрый ко всем – и вдруг жесткость, угрозы, да чуть ли не злость!

– Я же для тебя стараюсь, идиот! – почти выкрикнул он в трубку. – Хочу, чтобы у тебя была нормальная жизнь, нормальное лечение, слава и признание. Почему ты не понимаешь таких элементарных вещей?!

– Я сам решаю, что делать со своим текстом. И я говорю: нет. Никаких объяснений не будет, не жди. Просто прими мою позицию. Если не знаешь, что ответить продюсерам и чем мотивировать свой отказ, расскажи все как есть. Сошлись на меня как на автора, я сам им откажу.

Они разговаривали долго. Костик больше ни разу не упомянул ни судебный иск, ни угрозы покончить с собой, но и от своего твердого «нет» не отступил ни на миллиметр.

Андрей не мог поверить, что все закончилось, едва начавшись. Он не понимал, почему Веденеев упирается. Пришлось озвучить свой отказ редактору Лесе, но Кислов все еще продолжал мучительно искать выход и на что-то надеяться, поэтому о настоящем авторе повести пока никому не говорил. Если перенаправить продюсеров прямо к Костику, то никакой экранизации не будет, это понятно. Но вдруг он сумеет найти какие-то аргументы, которые сломят сопротивление приятеля? Ведь не может же такого быть, чтобы прикладывались такие усилия, прошло столько времени, прямо под ноги свалилась огромная удача, на которую и рассчитывать-то не приходилось, – и все это вместе взятое не принесет никакого результата из-за одного-единственного «нет», необъяснимого и тупого!





Аржо




Обычно Аржо принимал решения быстро, поспешно, особенно когда нервничал или злился. Вся интеллектуальная энергия уходила на негативные эмоции, и на разумный холодный расчет ее уже не хватало. Люди более сдержанные и рациональные, которые имелись в окружении криминального авторитета, удивлялись тому, что этот человек вообще еще жив. По их мнению, за те непродуманные скоропалительные действия, которые он то и дело предпринимал, его давно пора было ликвидировать. Либо как одного из двух конкурирующих хозяев города, либо как биологическую единицу, то есть совсем. Непонятно, на чем держится его живучесть. Разве что на поддержке и покровительстве Мародера, так где он, тот Мародер… Его в городе уже много лет не видели. Хотя разговоры о его немыслимой ловкости и неисчислимом богатстве циркулируют давно и упорно.

Узнав, что москвичи, которых поручили его негласному попечению, заявились во второй подъезд дома 18 по улице Панфилова, Аржо немедленно вызвал своего ближайшего подручного.

– Позвони своему ментенку, – велел он, – пусть пробьет. И в адрес пошли кого-нибудь, пусть пропасут.

С Интернетом Аржо не дружил, пользоваться им для получения информации считал ниже своего достоинства. Для чего тогда нужны подручные, если все можешь сам? А авторитет, который все или почти все делает сам, это уже не авторитет, а так, шестерка, шавка подзаборная.

Подручный по кличке Вайс молча кивнул и вышел. Вообще-то фамилия у него была простая – Белов, но Вайс красивее. Так, во всяком случае, казалось ему самому.

Через некоторое время Вайс вернулся и доложил:

– Дом практически аварийный, очень старый, ветхий фонд. Два этажа, два подъезда. Во втором подъезде четыре квартиры, по две на этаже, с пятой по восьмую. В пятой – бабка, одинокая, восемьдесят шесть лет, глухая и в маразме. В шестой семья с двумя детьми. В седьмой жильцы-арендаторы, откуда-то из Средней Азии. В восьмой отец с сыном. Вот список с фамилиями.

Взяв из рук Вайса листок, Аржо бегло просмотрел его и присвистнул.

– Веденеев? Максим Викторович? Судьба, однако.

– Ты его знаешь? – удивился Вайс.

– Ну а то! Он был замом по воспитательной работе на той зоне, где я по малолетке чалился. Хотя, может, просто однофамилец и тезка, черт его знает… Дерни еще раз ментенка своего, пусть проверит.

Вайс снова вышел и вернулся через несколько минут.


– Тот самый, ты угадал.

Аржо удовлетворенно усмехнулся, потер руки.

– Теперь можно не думать, в какую из четырех квартир москвичи заявились. Сто пудов – к Веденееву.

– Уверен?

– Ну а то! Мародер вместе со мной сидел, мы с ним еще там скорешились, ты же знаешь. Так что Веденеев – наш общий знакомец. Если Мародера интересуют какие-то люди, которые приехали к нам в город, и эти люди прямо с вокзала тащатся в дом, где живет Веденеев, то какова вероятность, что они приехали к кому-то другому?

– Маленькая, – признал Вайс. – Что будешь делать?

Аржо задумчиво посмотрел в окно. Вид был некрасивым, особнячок стоял на участке, густо засаженном деревьями и кустарниками, летом здесь зелено и тенисто, но сейчас, во второй половине ноября, перед глазами торчали только серые и коричневые стволы да голые, какие-то беззащитные и оттого жалкие ветки.

– Ты ведь помнишь, – неторопливо начал он, – сколько бабла мы должны Мародеру?

– Конечно, – кивнул Вайс.

Сумма была такой, что Аржо страшился даже произнести ее вслух.

– За работу с москвичами он обещал списать два процента. Так?

– Так. И что?

– А то, что мы ведь можем сделать больше. Больше и лучше. И нам скостят долг еще на сколько-то.

– Это не решит проблему, – осторожно заметил Вайс. – Даже если Мародер спишет тебе еще два процента, ну пусть не два, а пять, пусть десять – остальной суммы у нас все равно нет и в ближайшее время не будет. Тебе нужно не проценты списывать, а искать, где взять бабок и как их быстро прокрутить.

– Долг можно сильно уменьшить, если правильно прогнуться под Мародера.

– Послушай, Аржо…

– Нет, это ты меня послушай! – вмиг вскипел Аржо. – Здесь я – главный, и только я один решаю, что и как будет. Выйди отсюда, мне позвонить нужно.

Вайс шагнул к двери, и Аржо не успел рассмотреть выражение его лица. Да и какая разница, в конце-то концов! Будет еще он обращать внимание на выражение лица каких-то там вайсов! Пусть знают свое место. Приближенный – да, но это не означает, что он второй в иерархии группировки, то есть следующий после бога. Вторых у Аржо нет. Есть он, первый, царь и бог, и все остальные – последние.

Мародер ответил на звонок после четвертого гудка. Не торопится. Стало быть, не ждет плохих новостей.

– Гости приехали к Веденееву. Помнишь такого? – спросил Аржо, с трудом сдерживая злорадство.

– Веденеев, – рассеянно повторил за ним следом Мародер. – Нет, не припоминаю. А должен?

– Зам по воспиталке в нашей с тобой первоходке. Неужели забыл?

– Ах, этот… Ну да, был такой. Сука та еще, вечно в душу лез, добреньким прикидывался. Толстый такой, да?

– Ну! – подтвердил Аржо. – Гнида.

– Гнида, – согласился Мародер.

И добавил целый ряд непечатных выражений, демонстрирующих его отношение к офицерам, служащим в местах лишения свободы.

– И что гостям надо от Веденеева?

– Так откуда ж я знаю. Ты просил выяснить, к кому они приехали, – я выяснил.

– Я не просил, Аржо, ты меня не путай. Я велел, – холодно произнес Мародер. – И не «к кому приехали», а «к кому и зачем». Разницу улавливаешь? И не за спасибо, а за денежку немалую.

– Я выясню, – торопливо пообещал Аржо. – Ты только скажи: плохо это или ровно, что они приехали к Веденееву? Ты сам-то как думаешь?

В трубке повисла пауза, мертвая и ледяная, для Аржо мучительно-невыносимая.

– Как я думаю, ты узнаешь позже. А пока иди работай, долг списывай, иначе придется отдавать целиком.





Каменская




За годы службы бывали в практике Анастасии Каменской разговоры и подлиннее, и потруднее, это правда. Оперативные опросы, допросы по поручению следователя, просто беседы с потенциальными свидетелями, которые, может быть, знают что-то важное, но даже не догадываются об этом, или с преступниками, которые ни за что не хотят ни в чем признаваться. В общем, опыт был. Поэтому ничего необычного для нее сейчас не происходило. Разговор топтался на месте, никуда не двигаясь и не развиваясь. Веденеев-младший закрылся полностью и наглухо, в глаза почти не смотрел, отвечал коротко, но предельно вежливо и негромко. Не возмущался, не гневался, но и на контакт не шел. И причин тому могло быть только две: сложный характер, своеобразие суждений и оценок, в результате чего принимаемые человеком решения и ход его мыслей абсолютно непонятны окружающим, либо ложь и желание ни в коем случае не сказать правду.