– Почему, каждый раз…я должна оказаться на грани смерти, чтобы увидеть тебя? – вырывается первое, что приходит в голову, когда возвращаюсь в сознание.

– У меня к тебе почти тот же самый вопрос, – вскидывая бровь, заявляет Лэндон. Хорошенько распахнув веки, я, наконец, поднимаю взгляд на него, да только вижу плохо – электричество походу снова вырубило. Это уже издевательство.

Пламя от свечей отбрасывает замысловатые тени на лице и фигуре Викинга, добавляя ему воинственного и враждебного вида. Сейчас он не выглядит милым, дружелюбным, заботливым – таким, каким я ощущала его, когда он нес меня на руках. От мужчины буквально исходят неприкрытые волны ярости и гнева, оставляющие ожоги на моем теле. К слову, я припечатана к дивану несколькими слоями разноцветных пледов.

Набираю в легкие побольше воздуха, чтобы выдать ему тираду, в которой подробно распишу Лэндону, почему злиться сейчас имею право только я, а не он.

– Откуда ты взялся? – вместо лекции грублю я.

Сердце болезненно сжимается, ведь это не совсем то, что хочу сказать. На самом деле, я глаз от него отвести не могу, язык не слушается. Голова отключается, потому что как жадина последняя, алчно впилась в мужчину взглядом. Не могу насмотреться. Не изменился совсем. Даже волосы взъерошены так, словно это я пару минут назад их пыталась выдрать. Суровый вид Лэндона не исключает потрясающих впадинок на его щеках, поднимающихся в выразительные скулы.

И глаза прежние – манящие врата в мое личное зазеркалье.

– Я приехал сюда рано утром. Тебя не видел. Отъезжал только за продуктами перед закатом. А когда вернулся, Балто будто с цепи сорвался и драпанул в лес. Я его еле догнал. Если бы не пес, ты бы в сугроб превратилась и до весны бы не нашли, – озвучивает мое собственное жуткое видение Лэндон. Мысли мои читает, мало что изменилось за год.

– Я заехала как раз в этот момент. Я имею в виду закат, – пытаюсь разобраться в происходящем я, не совсем понимая, как такое возможно.

– Ты мои вещи не видел? Продукты? Я твои не видела…

– Какие продукты? Я за Балто рванул, не до глупостей было.

– Как такое возможно? – восклицаю, хватаясь за волосы. – Бред. Либо я спятила, либо что-то не сходится. Точнее…почему ты снова здесь? Если это какая-то игра, и Лиззи предупредила, что я буду здесь?

– Я уволил Лиззи год назад.

– Но она сдала мне дом! – в сердцах бросаю я, ощущая, как к щекам от волнения приливает кровь.

– Адалин, ты… – по лицу вижу, что он с трудом сдерживается от грубости в мой адрес. Какие у него могут быть основания злиться на меня? Это он лжец и бабник, а я наивная дурочка, угодившая в его постель. – У тебя переохлаждение, – видимо заметив, насколько я зла и расположена к скандалу, добавляет миротворческим тоном.

– А у тебя амнезия, если ты снова забыл, что особняк по-прежнему находится в аренде, без каких-либо ограничений по съёму на Рождественские праздники, – с негодованием отвечаю я, не собираясь снова расставлять уши под жирно смазанную соусом лапшу. Пусть приготовит свою рождественскую пасту следующей идиотке. – А я поняла! – осеняет меня. – Это такой вид пикапа! Лиззи Спаркл сдает дом одиноким девушкам, гарантируя, что никто их не потревожит в праздники, и вдруг появляешься ты, такой весь мужественный дровосек, заявляешь, что дом твой, настаивая, что он сдан по ошибке. Потом вырубаешь свет во всем доме, виртуозно играя роль спасителя и защитника, предлагаешь выпить. Следующий пункт: разговоры по душам. Микс грубости и заботы, проникновенный взгляд, случайные прикосновения, тонкий психоанализ. Жертва теряется, попадает под твои чары, затем в твою постель, а утром ты благополучно сваливаешь, оставляя ее в полном неведении. Развлекаешься, да, Лэнд? Агент с тобой в сговоре или Лиззи твоя подружка? И вы просто парочка Рожественских извращенцев? – закончив эмоциональную тираду, я выжидающе смотрю на него.

Дыхание сбилось, щеки горят, сердце грохочет так, словно я пробежала не один километр без остановки. Брови Лэндона сдвигаются к переносице. Насупив их, и плотно сжав по-мужски чувственные губы, он, молча, протягивает мне красную кружку с согревающей жидкостью.

– Это глинтвейн. Выпей, чтобы согреться, – сухо изрекает он, вместо объяснений и ответов. – И успокоиться. Ты перенервничала и испугалась. Капля алкоголя поможет расслабиться, – поясняет он с поражающим спокойствием.

Честно признаюсь, смотрит он на меня, как на сумасшедшую. Мне хорошо знаком этот взгляд, я испытывала его на себе ни один раз, когда была в клинике. Но это было жутко давно, я давно не страдаю тем временным недугом.

– Опять споить меня хочешь? – с подозрением спрашиваю я, глянув на него исподлобья.

– Не хочу, чтобы ты заболела, – все так же сдержанно и с искренней тревогой отвечает Викинг.

– Год назад тебя не волновало мое здоровье.

– А тебя мое. Ты просто исчезла, – мужчина разводит руки в противоположные стороны. – Балто прибежал из леса один. Я искал тебя повсюду, пока не обнаружил, что ни твоих вещей, ни машины в доме нет.

– Тебе ничего не стоило меня найти после Рождества. Я – арендодатель, а ты – вроде как, хозяин этого дома, – напоминаю я. Не могу поверить, что он нагло лжет мне в глаза и пытается выставить сумасшедшей.

– Ты уехала, Адалин, – холодно отзывается Лэндон. Грудная клетка, обтянутая черной футболкой, становится шире от резкого вдоха. – Назови хоть одну причину, почему я должен был усомниться в том, что ты захочешь со мной разговаривать?

– Может мы разминулись? – начинаю сомневаться, и окончательно теряюсь, встречая его осуждающий тяжелый взгляд. Он, правда, думает, что это я его кинула? – Но твоих вещей тоже не было, Лэнд…, – притихшим голосом бормочу я, сжимая в ладонях кружку с горячим напитком. – Бред какой-то. Я же не сошла с ума?

– Я не уверен, – мужчина опускается на диван, и я вздрагиваю, ощущая его близость. Часть меня снова отчаянно хочет к нему на ручки. Другая часть – не может поверить, что Лэнд до конца искренен со мной.

– Кто-то из нас двоих лжет!

– Может быть, мы оба спятили, – ставит диагноз Лэнд, непринуждённо улыбаясь. Ему еще и весело. Вот засранец.

Пару минут я тупо пялюсь на елку, украшенную тяжелыми и блестящими елочными игрушками. На зеленых ветвях есть и совсем невесомые, хрустальные экземпляры, в которых отражаемся мы с Викингом. Опуская взгляд ниже, я вдруг замечаю то, что мгновенно приковывает к себе все мое внимание. Настолько, что я вручаю Лэнду недопитый напиток, откидываю пледы в сторону, и мчусь к объекту своего наблюдения и восторга. Им становится довольно большой игрушечный дом, представляющий из себя уменьшенную копию этого коттеджа.

– В прошлый раз этой красоты здесь не было! Вау! Это ты сам сделал или заказал? – восторженно интересуюсь я, опускаясь перед елью на колени. Пальцами провожу по серой крыше, открывая дверь хауса. Внутри огромной игрушки – полная копия большеразмерной версии. Больше всего забавляют крохотные кухонные принадлежности и сковородки размером с ноготь.

– Дом всегда здесь стоял, Адалин, – напряженно отзывается Лэндон. Тон его голоса парализует меня, лишает свободы действий. Ни тени сомнения на невозмутимом мужском лице, ни одного намека на неуверенность.

Все обстоятельства указывают на одно: кто-то из нас двоих сумасшедший, но я-то точно знаю, что моя психика в полном порядке. Искренне, стопроцентно. А значит…безумен он.





Викинг



– Я бы точно запомнила, будь он здесь год назад, – Снежинка вновь подвергает сомнениям мои слова, выворачивая ситуацию так, словно это я лжец, бабник и пикапер, а она жертва вероломного обмана, и никак не наоборот. – Он не похож на купленный, – произносит шепотом, уклоняясь в сторону от спорной ситуации.

Склонившись над деревянным домиком, она с трепетом трогает резные окошечки, печную трубу и маленькие дверцы, открыв которые, можно заглянуть внутрь. Новым дом был гораздо красивее и ярче и вызывал немало восторгов у многих пациентов в клинике, где когда-то работал отец. Я тоже провел немало времени, разглядывая игрушечный домик, беседуя с пациентами.

– Как настоящий, – вздыхает Адалин, словно не замечает облупившейся краски, потрескавшихся стен и покосившейся крыши. – И такой красивый.

– Его сделал мой отец, – помолчав, отвечаю я. – Очень давно.

– Для тебя?

– Нет, конечно. Не настолько давно, – улыбаюсь я, поймав любопытный взгляд. – Я был студентом последнего курса, когда папа смастерил домик и принес его в больницу. Я как сейчас помню его слова, с которыми он поставил его в комнате для посещений. «Мы должны помнить то место, куда должны стремиться, вне зависимости от того, врач ты или пациент».

– А как быть с теми, у кого не осталось дома? – задумчиво отзывается Снежинка, глубоко погружаясь в свои мысли.

Ее осязаемая печаль скользит между нами неясными тенями. Стеклянные шары, покачиваясь на еловых ветвях, отбрасывают на бледное лицо Адалин причудливые блики. Я вспоминаю, как впервые увидел танцующую на льду Снежинку. Она выглядела такой же сосредоточенной, как сейчас, грациозной, легкой, парящей над зеркальной гладью озера. Снежный ангел, порхающий на острых лезвиях…, а потом раздался треск и волшебство едва не закончилось для рухнувшей в ледяную воду девушки.

– Как быть с теми, кто его потерял? – повторяет она вопрос, немного искажая смысл. – Или забыл? – пронзительный взгляд застает меня врасплох.

Меня вдруг охватывает необъяснимое чувство, что однажды я уже слышал и этот вопрос, и тихий грустный голос и даже видел точно такой же взгляд, полный глубокой печали и томительного ожидания.

– Дом есть у всех, Адалин. Даже если он не обладает физическими стенами, сердце знает и помнит, где ему было хорошо, – произнося эти простые, казалось бы, слова, я сам начинаю ощущать покалывание в грудной клетке.

– А ты помнишь?

– Конечно, – не раздумывая, киваю я.

– Тогда, почему возвращаешься домой только в Рождество?

– А что ты здесь ищешь, Снежинка? – отвечаю вопросом на вопрос.

– Точно не тебя, – с ее губ срывается небрежный неискренний смешок.

Оторвавшись от любования игрушечным домиком, она как будто с неохотой переключается на меня. Ее неприязнь и злость наиграны, как и в прошлый раз, но по какой-то неизвестной для обоих причине, ни один из нас не спешит признать очевидное – мы наделялись на эту встречу и где-то, глубине души знали, что она произойдет, считали дни в ожидании рождественского чуда. Кажется, мы подцепили волшебный вирус или…один из нас сумасшедший. Снежинка уверена, что это я. И я не уверен, что она не права.

– Когда ты долго так молчишь, я начинаю нервничать, – в зелёных в янтарную крапинку глазах Адалин отражается многообразный микс эмоций, не скрывая жужжащего роя мыслей в хорошенькой головке. – Признавайся, Викинг, что ты на этот раз задумал?

– Уверена, что хочешь услышать весь список до полуночи? – голос звучит на тон ниже, а улыбка получается пошловатой, о чем свидетельствуют вспыхнувшие щеки Адалин.

Я рассматриваю ее с нескрываемым удовольствием и недвусмысленными намерениями. Она занимается тем же самым, но украдкой и без откровенного сексуального подтекста. Я же не способен себя контролировать, да и не хочу. Мы тут вдвоем, полумрак, свечи, огонь в камине, свист ветра, метель, оборванные провода, занесенные тоннами снега трассы… Санта постарался. Снежная ловушка для двух застрявших одиноких путников снова расставлена.

Мы словно и не уходили никуда. Словно прошедший год нам приснился. Хотел бы я, чтобы это было так…

– После полуночи ты станешь смелее? Или надеешься… – она не договаривает, заранее оскорбившись.

– Что ты станешь доступнее? – заканчиваю за Снежинку. – Если честно, даже не надеюсь, – посмеиваясь, так и оставляю мысль без конечного завершения. Адалин пронзает меня ледяным, словно скальпель и таким же острым, взглядом.

«Не мечтай, Викинг», – посылает мне невербальный сигнал, при этом непроизвольно приоткрывая губы. Густая темнота расширившихся зрачков будоражит настойчиво требующих выхода низменных инстинктов, и никакое ведро виски не заставит их задремать. На расстоянии протянутой руки от меня находится самая сексуальная девчонка из всех, что попадались за последние два десятка прожитых лет. И я помню, какая она фантастически гибкая… не только на льду.

Такая же маленькая и изящная, как и год назад. Такая же скандальная, напуганная и все-таки ещё немножко злая. Объёмный красный свитер с оленями, кажется, подошёл бы даже мне. Она буквально утонула в нем, но, как ни странно, Снежинке очень идёт. Она сидит на полу, поджав под себя обтянутые синими джинсами стройные ножки, рассеяно приглаживая пальцами растрепанные волосы. Они кажутся длиннее, почти до лопаток и пепельных прядей стало больше. Карамель и сливки. Впервые вижу девушку с такими волосами. И самыми удивительными глазами из всех, в которые мне довелось заглядывать. Малахит и янтарь – завораживающе колдовское сочетание.

Молчание затягивается, становится густым, пряным. Я вдыхаю полной грудью, ощущая знакомый аромат. Я назвал его морозная лилия. Ледяная, колючая и дурманящая. Он мерещился мне целый год, как и ее необыкновенные выразительные глаза и конфетные волосы.

– Ты можешь объяснить, что происходит? – ее мягкий и растерянный голос разрушает хрупкую тишину. Трогательная и уязвимая без своей ершистой маски. Вот она – моя настоящая Снежинка. Заблудившаяся девочка, снова вернувшаяся в мою жизнь под Рождество.

– А нужно ли? – мой голос звучит глубже, чем несколько минут назад. Во всем виноват витающий колючий аромат белых, как снег цветов. – Какие тебе нужны объяснения, Адалин? Придумай любые. В Рождество случаются загадочные вещи. А кукольный дом… – я посылаю ей успокаивающую улыбку. – В прошлый раз ты могла его просто не заметить.

– Нет, – отрицательно качнув головой, Снежинка с трепетом проводит кончиками пальцев по игрушечной крыше и трубе. – Не могла. Я точно его где-то видела. Очень давно… – она морщит лоб, силясь вспомнить. – Может, это был другой, похожий дом.

– Может, это был сон, Снежинка? – мягко спрашиваю я.

Наши взгляды пересекаются, но в противостоянии и спорах, мы смотрим друг в друга, как в отражение. Пламя от поставленных по комнате свечей наполняет пространство причудливыми бликами, вспыхивает в зеркальных ёлочных шарах. Жар от потрескивающих дров в камине несет уютное тепло, пока снежная пурга неистовствует за стенами дома, бьётся в стёкла, а во дворе ветер все так же стучит дверью сарая. Зябко вздрогнув, Снежинка переводит взгляд в окно, тоже услышав раздражающий хлопающий звук.

– Я точно помню, что заменил петли, – произношу вслух мелькнувшую мысль.

– Что со светом, Лэнд? – она снова сосредотачивается на моем лице, старательно вычисляя признаки неискренности.

– Метель, Снежинка. Аварии зимой – здесь не редкость, – отзываюсь я, и она вдруг вся съёживается, словно я сказал что-то странное. Судорожно вздыхает и опускает голову, скрывая за упавшими на лицо волосами гримасу боли.

– Что случилось? – порывисто встав с дивана, быстро приближаюсь к Адалин и сажусь рядом. Между нами только кукольный домик и две зажженные свечи.

– Все в порядке, – шмыгнув носом, она по-детски вытирает его рукавом и, заправив волосы за аккуратные ушки, вымученно улыбается мне. Я делаю вид, что проверил и протягиваю ей глинтвейн.

– Что будем делать, Снежинка? Есть идеи? – предлагаю девушке отвлечься и проявить инициативу. Она отрицательно качает головой, и выглядит все более подавленной и грустной.

– Телефоны не работают? – обречено вздохнув, абсолютно серьезным тоном спрашивает Адалин, открывая игрушечные ставни на крохотном окошке чердака. Достав из кармана джинсов мобильник, демонстрирую отсутствие значка наличия сети на экране. – Ну, раз психушку не вызвать, снова придётся отмечать Рождество вместе, – продолжает без намёка на улыбку.