23




Длинная отмычка с крюком на конце беспрепятственно скользнула в щель почтового ящика, и уже со второй попытки он ухватился за ручку замка с внутренней стороны двери. После этого оставалось только повернуть, открыть и войти внутрь.

Он не мог знать наверняка, но что-то подсказывало ему, что это, возможно, его последний шанс. И то, что когда-то проявилось как обостренная реакция, затем медленно, но верно переросло в сильную зависимость и теперь неумолимо начало приближаться к развязке.

Квартира выглядела именно так, как он и ожидал. Две комнаты, ванная и кухня. Большая часть комнат явно нуждалась в ремонте. Мебель из «ИКЕА», книжный шкаф без книг и плакаты с Тарантино на стенах. Телевизор с игровой приставкой, пара гантелей и свернутый тренировочный коврик.

Вот почему было так важно, чтобы все было сделано правильно. Не только на поверхности и в целом, но все-все до мелочей. Его план был крайне сложным, в нем было много нюансов, и в любой момент что-то могло пойти не так. Но если все пройдет хорошо, то энергия, которой так много в нем и которую он так давно был вынужден сдерживать, наконец получит выход, да и, в конце концов, уже прошло больше двух месяцев с прошлого раза. К тому же в этот раз не будет никаких подозрений. Даже Риску не придет в голову посмотреть в его сторону.

Электрощит находился в прихожей, и хотя предохранители не были помечены, он быстро выяснил, какой из них относится к ванной.

Причина была в том, что у него действительно не было времени. Хотя уже наступил вечер, у него все еще оставалось так много дел, что было практически невозможно успеть спланировать и осуществить что-то настолько сложное для исполнения, и это в свою очередь делало его невосприимчивым к подозрениям.

После того, как он заменил предохранитель на тот, что принес с собой, он прошел на кухню и осмотрел шкафы и кладовку, пока не нашел то, что искал.

В отношении жертвы у него был только один критерий: она должна разительно отличаться от Мунифа, Молли и всех остальных, чтобы вписаться в общую картину, и после непродолжительного поиска в различных реестрах он нашел идеального кандидата.

Большая пластиковая банка была заполнена на треть. Он высыпал половину порошка в раковину, хорошенько промыл ее струей воды и вмешал свой порошок. Затем снова закрыл крышку и поставил ведро на самую нижнюю полку кладовки.

Маттиас Ларссон на улице Триккеригатан, 27Б. Дом находился в Плантеринге — забытом богом районе в южном Хельсингборге, окруженном большими магистралями по соседству с Южным промышленным портом. Квартира находилась на втором этаже квадратного дома из красного кирпича с лоджиями.

В ванной рядом с раковиной розетки не было, поэтому ему пришлось подсоединить кабель к розетке для люстры на потолке и протянуть его вниз за ванной.

Маттиасу Ларссону было двадцать семь лет, он учился на курсах слесарей-сантехников и работал по специальности. Открытого профиля в Фейсбуке мужчина не имел, а времени пытаться добавиться к нему в друзья с помощью кучи запросов просто не было. Все должно было случиться сегодня, вернее, сегодня вечером.

Он срезал защитное покрытие кабеля с последних двух метров и снял изоляцию на коричневом и синем концах. Затем закрепил один конец изолентой в нескольких сантиметрах от верхнего края ванны, а второй — на той же высоте у другого.

К счастью, Маттиас Ларссон был в Инстаграме. Кроме того, у него был открытый профиль, куда он выкладывал кучу достаточно жалких селфи с тренировок в спортзале. Если верить Инстаграму, он изнурял тренировками свое несчастное тело практически каждый день, а именно по вторникам тренировал только ноги.

Сделать заземление ванны было немного сложнее, так как на полу лежал темно-зеленый коврик из полипропилена, а слив под ванной был сделан из пластика. Поэтому у него не было другого выбора, кроме как соединить желто-зеленый кабель с заземлением разъема лампы и приклеить скотчем другой конец к дну ванны.

После герметизации защиты от перелива силиконом ему оставалось только смешать двухкомпонентный клей, прикрепить металлическую проушину к дну ванны и проверить, насколько надо открыть кран, чтобы получалось три литра воды в минуту, и только после всего этого он мог сесть на ставший уже довольно грязным пол и ждать.

Как раз сегодня вечером Маттиас Ларссон собирался пригласить на ужин свою подружку Ханну Браге, так как прошло три года с тех пор, как они обручились. Во всяком случае, если верить самой подружке, которая тоже, казалось, «жила» в спортзале и имела открытый аккаунт в Инстаграме.

Ожидание на полу в ванной оказалось совсем недолгим. Уже через шесть с половиной минут он услышал характерный звук: ключ вставлялся в замок и поворачивался, затем последовало открывание входной двери, а через несколько секунд дверь снова закрылась и ее заперли.

Маттиас Ларссон вернулся домой на двадцать минут раньше, чем ожидалось. Может быть, хотел привести себя в порядок перед ужином. Или просто не смог провести тренировку ног в полном объеме. Это не имело значения. Все приготовления уже были сделаны.

По крайней мере, он вернулся домой один. Голосов слышно не было, послышался только глухой стук, когда тренировочная сумка упала на пол, а также кто-то достаточно фальшиво напевал хит этого лета «Someone that I used to know»[1].

Когда он впервые услышал эту песню по радио, то подумал, что она очень неплохая. Хотя обычно ему не нравилась вообще никакая музыка, написанная позднее восемнадцатого века. Но уже после нескольких прослушиваний он так устал от этой композиции, что у него портилось настроение, как только он слышал первый аккорд гитары во вступлении.

Но не в этот раз. Теперь же он, наоборот, испытывал радость от того, что звук напеваемой мелодии становился все громче и громче по мере того, как Маттиас Ларссон продвигался в глубь квартиры.

Похоже, он остановился перед открытой дверью ванной. Но не вошел, а остался в коридоре, и, судя по звуку, снимал тренировочную одежду, которую бросил на пол. Он снял и сильно пропахшие потом трусы.

Но, видимо, не стал снимать наушники, потому что продолжал напевать по пути в кухню, где скрипнула дверь кладовки, и было слышно, как он достал банку со спортивным питанием с нижней полки и поставил на край раковины.

Только тогда он умолк. Вероятно, удивился тому, что порошка было так мало. Но, должно быть, пришел к выводу, что просто забыл об этом, потому что тут же продолжил напевать свою дурацкую мелодию, наливая в шейкер воду из-под крана и встряхивая его, чтобы хорошенько смешать содержимое. После этого со щелчком откинул крышку и стал пить настолько шумно, что каждый глоток можно было услышать, находясь в ванной.

Вскоре донесся звук шейкера, упавшего на пол, а еще через несколько секунд — звук рухнувшего тела весом минимум в восемьдесят пять килограммов.





24




Фабиан снова оказался в темноте. И уже не имело значения, закрыл он глаза или они были широко открыты. Никакого просвета по-прежнему не было. Ему, конечно, удалось связаться с Тувессон, которая, в свою очередь, обещала позвонить очень хорошему адвокату, но на этом все. Теперь ему оставалось только надеяться, что после первого дня под стражей у Теодора произошел лишь временный перепад настроения и скоро все обязательно наладится, а плохое останется только в воспоминаниях.

Что переживала сейчас Соня, он мог только догадываться. Тягостное молчание царило на протяжении всего их пути обратно через пролив. Дома он спросил, может ли вернуться на работу, и она ответила, что он должен делать все, что поможет ему успокоиться и усыпить муки совести.


Как это всегда бывало, она понимала его лучше, чем он сам. Как бы ему хотелось, чтобы все было по-другому, но только работа могла поглотить его настолько, чтобы подавить чувство тревоги и страха.

Но сейчас на работе он ощущал себя как на минном поле, где каждый шаг мог стать последним. С GPS-передатчиком на машине он рисковал навлечь на себя подозрения Муландера, что бы ни делал. Подозрений точно не стало бы меньше, если коллега увидел бы, что машина Фабиана была припаркована у его дома на Польшегатан за целых два часа до начала поездки к Теодору.

Муландер уже подтрунивал над ним по поводу того, что он крайне мало участвует в работе над расследованием, и в чем-то он прав. Его собственное расследование в отношении коллеги в данный момент находилось на такой напряженной стадии, что было почти невозможно просто сидеть в одном кабинете с ним во время совещаний и притворяться, что ничего не происходит.

Но именно притворяться ему и было необходимо. Делать вид, что все его внимание сосредоточено на расследовании, над которым они работали всем отделом, и что все в их команде было именно так, как и должно было быть.

Именно по этой причине он припарковался на Чернгрэнден у подъезда дома, в котором жила убитая девочка Эстер Ландгрен, поднялся по лестнице и вошел в квартиру, хотя было уже половина девятого вечера.

Квартира могла быть какой угодно. Совершенно обычной, с тем неизменным хаосом, который неизбежен, если в ней живут маленькие дети. Квартира, в которой дети наконец-то спали в своих кроватях после того как почистили зубы, сходили в туалет и им почитали сказки. Где родители помогали друг другу вымыть и убрать посуду после ужина, а потом могли лечь на диван каждый со своей чашкой чая и смотреть новости.

Но защитная пленка, которая была раскатана по полу коридора до самой двери, где разноцветные деревянные буквы образовывали имя Эстер, подсказывала, что эта квартира была совсем не такой, как все остальные.

По словам Тувессон, родители девочки пребывали в слишком сильном шоке, чтобы их можно было опросить, и вопрос заключался в том, почему их вообще надо было опрашивать. Преступник уже был известен, и единственное, о чем сейчас шла речь, так это о том, чтобы найти улики, которые доказали бы его причастность к данному убийству.

Но это самая легкая часть работы. Выяснить, где он нанесет следующий удар, прежде чем снова будет слишком поздно, было намного сложнее.

Оказавшись у закрытой двери детской, он воспользовался случаем, чтобы на несколько секунд собраться с мыслями, прежде чем открыть ее, готовый подойти к Муландеру и посмотреть ему в глаза достаточно уравновешенным взглядом.

Проблема заключалась в том, что Муландера в комнате не было.

— Привет, а где Муландер? — спросил он двух помощников коллеги, которые собирали образцы и фотографировали то, что было необходимо, в своих белых защитных костюмах.

— Хороший вопрос. Здесь его точно нет, — сказал один и опустил с помощью пинцета волосок в небольшой мешочек.

— О’кей. Он недавно ушел, да?

— Нет, я бы так не сказал. Он свалил почти сразу после того, как мы приехали сюда сегодня днем после обеда. Верно, Фредде? — Ассистент повернулся к коллеге, который фотографировал незаправленную кровать, где на простыне виднелось засохшее пятно.

— Да, он сказал что-то о том, что ему нужно вернуться в лабораторию и проверить одну вещь, и чтобы мы начинали без него.

— Хорошо. — Это был, наверное, единственный раз, когда Муландер поручал осмотр места преступления своим помощникам. — И как, вы что-нибудь нашли? — У них, конечно, было еще много работы.

— Да, конечно. Все как обычно. — Помощник положил пакет с уликами в сумку. — Несколько отпечатков пальцев и несколько разных волосков. Но это мало о чем может сказать, пока мы не отдали их в лабораторию на исследования.

— Вы нашли какое-нибудь объяснение того, как все это могло произойти?

— Не более того, что он, должно быть, утопил ее, и он мог это сделать в принципе где угодно. Я предполагаю, что все произошло здесь, на краю кровати. Если посмотрите внимательно, то увидите здесь круглый отпечаток. — Он присел на корточки и посветил фонариком на ковер. — Я думаю, он остался от какой-то ванночки или миски, в которую он наливал воду.

— Кроме того, под кроватью были следы высохшей воды, — сказал ассистент с фотоаппаратом. — И в пыли ясно видно, как она текла с края кровати.

Фабиан больше не слышал, что они говорили. Он смотрел на какой-то предмет, который блестел на столе посреди кучи цветных карандашей, фломастеров и бумаги для рисования. Это что-то напомнило ему о записи с камер наблюдения из «Ика», где этот предмет точно так же в какой-то момент заблестел на свету в руке преступника.

Он подошел к столу, взял предмет носовым платком и внимательно осмотрел. В отличие от кубиков, которыми он пользовался в детстве, когда играл в «Монополию», «Кимбл» или «Яцзы», этот был сделан не из дерева или пластика, а из полированного металла.

— Эта штука все время была здесь на столе?

— Нет, — ответил ассистент с фотоаппаратом. — Он был под кроватью, и мне пришлось достать его оттуда, чтобы сфотографировать следы от воды в пыли.

Неужели все решал случай. Вот так просто?

Шесть сторон кубика. Шесть возможных вариантов.





25




Погода была лучше некуда. На темно-синем ночном небе ни облачка. Только бесконечное число звезд, отражавшихся в водной глади. Но лучше всего был ветер. В течение нескольких часов он развернулся на сто восемьдесят градусов и теперь стал юго-восточным, он был достаточно сильным, а его скорость составляла шесть метров в секунду. Ветер помогал яхте пересекать пролив и идти дальше к Гетеборгу.

Франку Шеппу даже не пришлось заводить двигатель, когда они покидали порт Хумлебек. Было достаточно ослабить швартовы на носу и поднять якорь. После этого он смог поднять грот, и лодка бесшумно выскользнула через вход в порт.

Они никуда не спешили, скорее наоборот. Весь смысл этого путешествия как раз в этом-то и состоял. Избавиться от всех «надо» и позволить ветру и погоде решать, как быстро они будут двигаться. Поэтому он взял курс строго на восток, к Глумслеву на шведском побережье. Когда они минуют остров Вен, он должен будет повернуть на север, спустить кливер и направить автопилот прямым курсом через узкое место пролива между Хельсингборгом и Хельсингёром.

Это было именно то, чего он страстно желал и о чем мечтал в последние годы в офисе. Стать единым целым с ветром и чувствовать соленые брызги на лице, в то время как его окружает одно лишь бескрайнее море. Это было волшебно. Слово как нельзя лучше описывало все происходящее. Волшебно.

В отличие от дневного времени сейчас почти не было других прогулочных лодок. Кроме нескольких грузовых кораблей, он видел только один зеленый фонарь, который низко опустился к поверхности воды по левому борту. Но никакого мачтового фонаря, однако, видно не было, что означало, что это был какой-то катер меньше семи метров в длину.

Невооруженным глазом трудно определить на таком большом расстоянии, но был риск, что они находились на встречном курсе. Он потянулся за биноклем и как раз собирался поднести его к глазам, когда из рубки вынырнул Винсент в одной пижаме.