— Ага. Она сама выбрала. Ковер, считай, новый, вот его и оставили.

Вместо расположенных через равные промежутки высоких застекленных дверей, ведущих на отдельные маленькие балкончики, в пентхаусе была лишь одна, двустворчатая, выходившая на один широкий балкон. Страйк отпер и распахнул обе створки и сделал шаг вперед. Робин не смогла на это смотреть: бросив взгляд на бесстрастное лицо Уилсона, она принялась изучать диванные подушки и черно-белые эстампы, чтобы только не думать о событиях трехмесячной давности.

Страйк смотрел вниз, на мостовую, и Робин была бы очень удивлена, узнай она, что мысли его отнюдь не сводятся к судебно-медицинскому заключению и объективным данным.

Его воображение рисовало не владеющего собой человека, который бросился на Лулу, когда та, хрупкая и прекрасная, стояла в том наряде, который надела к приходу долгожданного гостя. Обезумевший от злости убийца толкал и тащил ее к балкону и в конце концов с неодолимой силой маньяка сбросил ее через перила. Считаные секунды, что она летела вниз, навстречу асфальту, обманчиво укутанному мягким снежным покровом, показались, должно быть, вечностью. Лула размахивала руками, чтобы найти хоть какую-нибудь опору в безжалостном, пустом воздухе, а потом, так и не успев оправдаться, объясниться, дать наказ или попросить прощения, — лишенная тех драгоценных возможностей, что дает любая отсрочка перед смертью, — разбилась о мостовую.

Мертвые могут говорить лишь устами живых, а также оставленными по себе знаками. За словами, которые Лула писала своим друзьям, Страйк почувствовал живую душу; у него в ушах до сих пор звучал ее голос, записанный на автоответчик; но сейчас, глядя вниз, на то последнее, что видела в своей жизни Лула Лэндри, он испытал какое-то странное родственное чувство. Из множества разрозненных деталей стала вырастать истина. Не хватало только доказательств.

У него зазвонил телефон. На дисплее высветились имя и номер Джона Бристоу. Страйк ответил:

— Здравствуйте, Джон. Спасибо, что перезвонили.

— Совершенно не за что. У вас для меня какие-то новости? — спросил адвокат.

— Возможно. Я поручил специалисту изучить ноутбук и узнал, что после смерти Лулы из него удалили массу фотографий. Вам об этом что-нибудь известно?

Ответом было глухое молчание. Лишь еле уловимые фоновые шумы говорили, что Бристоу еще на связи. В конце концов адвокат переспросил изменившимся голосом:

— Их удалили после смерти Лулы?

— По заключению специалиста — да.

На глазах у Страйка из-за угла медленно вывернул автомобиль и остановился на полпути к дому. Из него, кутаясь в меха, вышла женщина.

— Я… извините… — заговорил потрясенный Бристоу. — Я просто… просто в шоке. Возможно, их стерли в полиции?

— Когда вам вернули ноутбук?

— Ну… где-то, думаю, в феврале, в начале месяца.

— А фотографии стерли семнадцатого марта.

— Но это же… это какая-то нелепость. Никто не знал пароля.

— Кто-то, видимо, знал. Вы же сказали, что полицейские назвали его вашей матери.

— Моя мать не в том состоянии, чтобы удалять…

— Я этого и не говорю. Могло ли так случиться, что она оставила компьютер открытым, включенным? Или сообщила пароль кому-нибудь другому?

По его расчетам, Бристоу звонил с работы. В трубке слышались приглушенные голоса, а в отдалении — женский смех.

— Такое, пожалуй, возможно, — с расстановкой произнес Бристоу. — Но кому понадобилось удалять фотографии? Разве что… Господи, какой ужас…

— Что именно?

— Не кажется ли вам, что на это могла пойти одна из сиделок? Чтобы впоследствии продать снимки прессе? Кто бы мог подумать?.. Сиделка…

— Специалист может утверждать лишь одно: фотографии стерты; а сохранили их или похитили — это другой вопрос. Но, как вы сами говорите, такое возможно.

— Но кто же… Не хотелось бы подозревать сиделку, но кто еще мог на это пойти? С тех пор как ноутбук нам вернули, он хранился у мамы.

— Джон, вам доподлинно известно, кто посещал вашу матушку за последние три месяца?

— Думаю, да. То есть не на сто процентов…

— Вот именно. В том-то и сложность.

— Но зачем… зачем это понадобилось?

— Могу предположить, что причин было несколько. Хорошо бы уточнить кое-что у вашей матушки, Джон. Включала ли она компьютер в середине марта? Проявлял ли к нему интерес кто-нибудь из ее гостей?

— Я… я попробую. — Бристоу заговорил убитым, почти плаксивым голосом. — Она сейчас очень и очень слаба.

— Сочувствую, — чопорно сказал Страйк. — Я вскоре с вами свяжусь. Всего доброго.

Вернувшись с балкона, он запер за собой дверь и обратился к Уилсону:

— Деррик, покажи, как ты обыскивал эту квартиру. В каком порядке осматривал комнаты?

Уилсон призадумался, а потом ответил:


— Сперва зашел сюда. Огляделся, вижу — балкон нараспашку. Я закрывать не стал. Потом, — он жестом позвал их за собой, — вот сюда заглянул…

Робин, которая шла сзади, заметила, что у Страйка слегка изменилась манера общения с охранником. Детектив задавал простые, конкретные вопросы о том, что брал в руки, трогал, видел и слышал Уилсон, переходя из комнаты в комнату.

Под влиянием этих вопросов у охранника даже стали меняться движения. Он изображал, как именно держался за дверные косяки, как просовывал голову в очередное помещение, как оглядывался во все стороны. В единственной спальне, откликаясь на безраздельное внимание Страйка, он изобразил все свои движения в замедленном темпе: опустился на колени, заглянул под кровать, а потом, с подачи Страйка, вспомнил, как запутался ногами в скомканном платье, валявшемся у кровати. С сосредоточенным видом он повел их в ванную, где показал, как развернулся на месте и проверил, нет ли кого за дверью, а потом собрался бежать вниз, на пост (он даже замахал руками, готовясь изобразить и эту стадию).

— А потом, — Страйк открыл дверь и пропустил Уилсона вперед, — ты вышел…

— Вышел, — басовито подтвердил охранник, — и нажал кнопку лифта.

Он изобразил, как распахнул дверцы лифта, чтобы проверить, нет ли кого в кабине.

— Пусто… ну, я побежал вниз.

— И что ты в это время слышал? — спросил Страйк, идя следом; ни один из них не обращал внимания на Робин, которой осталось прикрыть за собой дверь в квартиру.

— Где-то внизу… муж с женой Бестиги орали… обогнул я этот угол и…

Уилсон вдруг остановился как вкопанный. Страйк, который, судя по всему, предвидел нечто подобное, тоже замер; от неожиданности Робин налетела на своего босса и стала извиняться, но он прервал ее, подняв ладонь, как будто боялся — подумала Робин — вывести Уилсона из транса.

— И поскользнулся, — выпалил Уилсон, поразившись этому факту. — Совсем забыл. Я поскользнулся. Аккурат вот здесь. Так и сел. Задом ударился. Тут вода была. Вот на этом самом месте. Капли воды. Вот здесь. — Он тыкал пальцем в ступеньки.

— Капли воды, — повторил Страйк.

— Ага.

— Не снег.

— Нет.

— Не мокрые следы.

— Говорю же, капли. Крупные капли. У меня нога поехала, вот я и не удержался. Но сразу вскочил и дальше побежал.

— Ты рассказал полицейским про эти капли воды?

— Нет. Забыл. Только сейчас вспомнил. Из головы вон.

Какая-то смутная мысль, долго не дававшая покоя Страйку, наконец прояснилась. У него вырвался удовлетворенный вздох. Уилсон и Робин уставились на него, но не поняли, чему он улыбается.





4




Впереди ждали выходные, теплые и пустые. Страйк опять курил у открытого окна, глядя на толпы покупателей, снующих по Денмарк-стрит. На колене у него лежал блокнот, на письменном столе — материалы дела: он составлял для себя перечень пунктов, требующих уточнения, и просеивал массу собранной информации.

Некоторое время он разглядывал фотографию, изображавшую фасад дома номер восемнадцать на рассвете того дня, когда погибла Лула. Разница между этим видом и нынешним была незначительной, но оттого не менее важной. Время от времени Страйк подходил к компьютеру; сначала ему потребовалось найти агента, представлявшего интересы Диби Макка, потом — узнать котировку акций компании «Альбрис». Открытая страница блокнота, исписанная его убористым, остроконечным почерком, содержала сокращенные тезисы и вопросы. Когда раздался телефонный звонок, Страйк, не проверив, кто это, приложил трубку к уху.

— А, мистер Страйк, — заговорил голос Питера Гиллеспи. — Как любезно, что вы ответили.

— Здравствуйте, Питер, — отозвался Страйк. — Он теперь даже по выходным заставляет вас работать?

— Некоторым волей-неволей приходится работать по выходным. Вы же не перезваниваете, если я звоню в будние дни.

— Занят. Весь в делах.

— Понятно. Значит, мы можем в скором времени ожидать погашения долга?

— Я к этому стремлюсь.

— Вы к этому стремитесь?

— Угу, — подтвердил Страйк. — Через пару недель смогу вам кое-что перечислить.

— Мистер Страйк, ваше отношение меня поражает. Вы обязались ежемесячно выплачивать мистеру Рокби установленную сумму, но уже задолжали ему за период…

— Я не могу выплачивать то, чего не имею. Потерпите, и я рассчитаюсь с вами полностью. Возможно, даже единовременно.

— Нет, так не пойдет. Если вы не выполните…