На сегодняшний день данный резерв, находящийся под полным контролем Кредитной канцелярии, исчисляется в иеновом эквиваленте суммой в 500 миллионов иен золота в слитках и монетах.
Хранится в отделении Госбанка России в Омске, а также, частично, в отделении банка в Иркутске.
В отношении указанного золота предпринимаются попытки его тайного вывоза через Владивосток в Гонконг-Шанхайский банк для последующей оплаты американских военных заказов адмирала Колчака. В этой связи часть драгоценного металла, по-видимому, размещена во Владивостокском отделении Госбанка России, из которой может быть произведена и выплата залоговой суммы в счёт кредита Иокогамскому валютному банку и банку «Тёсэн».
В отделениях Госбанка в городах Чите и Хабаровске депонировано золото на общую сумму свыше 25 миллионов иен.
Хотя эти отделения также подотчётны Министерству финансов Омского правительства, однако они находятся в зоне, контролируемой войсками атамана Семёнова. Вывоз золотого резерва из этих отделений без согласия атамана невозможен.
Учитывая поступающие сведения о подготовке наступления большевиков, Временное правительство Колчака заинтересовано в быстрейшем заключении контрактов на поставку японского вооружения и готово, в качестве гарантии оплаты, предоставить золотой залог.
Однако ожидать успехов на Восточном фронте не приходиться армия Верховного правителя не пользуется поддержкой населения и в случае даже незначительного военного продвижения красных с большой долей вероятности последует общее отступление Белой армии в Приморье.
Уже сейчас партизанские отряды большевиков, используя господствующие среди местного населения настроения, направленные на изгнание иностранных оккупационных войск, существенно активизировали свои действия в районах, прилегающих к Транссибирской магистрали.
В этой связи заключение кредитных контрактов с адмиралом Колчаком целесообразно обусловить предварительным получением залога. А сами поставки вооружения осуществлять в зависимости от изменения военно-политической ситуации на Дальнем Востоке.
С нашей стороны необходимо активизировать контакты с альтернативными, желательно прояпонски настроенными, военными и политиками из окружения Колчака.
Наиболее подходящей для этого кандидатурой является атаман Семёнов, который не только проявляет симпатии к нашим представителям, но и контролирует часть золотых резервов в Чите и Хабаровске.
Кроме того, этот казачий предводитель инициативно поддерживает продвигаемую нами идею учреждения на подконтрольных ему территориях автономного правительства, ориентированного на союз с Империей.
Имеет значение и то обстоятельство, что в случае отступления Сибирской армии её войска и золотой резерв неизбежно будут выводиться в Китай через районы, ныне удерживаемые атаманом. В частности, маршрутом на железнодорожную станцию Маньчжурия…»
Полковник Идзомэ призадумался. Шифровку, по-видимому, было бы выгоднее закончить чем-то более весомым. Может быть, предложениями, касающимися организации какой-либо специальной акции или операции разведывательных органов, направленных на создание условий для контроля, а при необходимости, получения доступа к русскому золотому резерву? Это и станет той недостающей частью сообщения, которая позволит придать ему актуальность, повысив шанс на передачу депеши генералу Танака. А там, может быть, и более важным персонам…
Идзомэ осторожно обмакнул кисточку в тушь и продолжил выводить новые колонки иероглифов:
«С учётом изложенного полагал бы необходимым усилить негласный контроль над движением русского золота на территориях, где в настоящее время расположены войска Империи.
В этих целях целесообразно:
а) продолжить переговоры с Колчаком о кредите под залог. Это позволит уточнить фактическое местонахождение золота и получить сведения о его перемещениях в случае изменений в обстановке на Дальнем Востоке;
б) ориентировать командный состав войск и разведорганов, контрольно-пропускных пунктов на границе с Китаем о вероятных маршрутах вывоза русского золота и необходимости его удержания на подконтрольных Японии территориях;
в) предпринять дополнительные меры по усилению нашего влияния на атамана Семёнова в целях создания благоприятных условий для японского участия в решении судьбы золотых резервов в Чите и Хабаровске.
Со своей стороны предприму безотлагательные усилия для нахождения дополнительных агентурных возможностей в ближайшем окружении генерала Розанова. Поскольку часть золотого запаса уже находится во Владивостоке, а имеющееся у Колчака золото в случае общего отступления Белой армии может быть перевезено в Приморье».
Поставив свою подпись под шифровкой, полковник отдал распоряжение о её немедленной отправке в Токио. Писать о специальной акции не решился пусть высокое токийское начальство само придёт к мысли о её необходимости. Его же главная задача умело и тонко подвести руководство к принятию подобного решения.
Порт Владивосток. Конец августа того же года
Порывистый морской ветер сгонял в кучи и вновь разносил по улицам осыпавшуюся листву. Сезон осеннего листопада момидзи («коё») ещё не наступил. Зелёные кроны японского клёна, высаженного в 1899 году на склонах Адмиральского парка с уникальными для Северо-Востока деревьями и кустарниками, только готовились принять красно-жёлтую окраску. Но его разновидность — дерево «гинкго», золотистый символ японской и дальневосточной осени, уже играло ажурной листвой с оттенками охры и багрянца и усыпало набережную Адмиральской пристани.
Опавшая листва, гонимая ветром, перелетала через ограждение причала и смешивалась с набегавшей сине-зелёной волной.
На Владивостокском рейде в водах бухты Золотого рога и у мыса Эгершельда, названного в честь капитан-лейтенанта русского флота Густава Христофоровича Эгершельда, открывшего в 1860 году залив Петра Великого, уже замаячили огни судов, готовящихся к ночёвке…
Вдоль набережной, не спеша, прогуливались два человека, одетых в утеплённые плащи.
Один из них — высокий и худой, полковник Эдуард Николаевич Блонкис, был начальником агентурно-оперативного отдела Военной контрразведки Приамурского военного округа. Второй — поручик Вячеслав Борисович Алтунин — ростом чуть ниже полковника, но полной комплекции, был негласным сотрудником при Владивостокском отделении Кредитной канцелярии Министерства финансов правительства Колчака.
Военная контрразведка — особый орган армии по борьбе со шпионажем противника. Её главная задача сводится к ограждению войск от проникновения неприятельской агентуры и сохранению в тайне замыслов собственных военачальников.
Но в структуре любой уважающей себя контрразведки обязательный атрибут — наступательное звено, подразделение, отвечающее за разведку в интересах контрразведки. Ведь недаром ещё в древнем китайском трактате «Искусство войны», написанном более двух тысяч лет назад китайским философом Сунь-цзы, говорится, что «ни о ком так не заботятся, как о шпионах. В армии нет дела более важного, чем шпионаж».
Вот и полковник Блонкис был из числа тех профессионалов военной контрразведки, кто посвятил себя организации агентурного проникновения в разведывательные органы сопредельных армий. С единственной целью — эффективно обеспечить защиту собственной. При этом полковник представлял ту значительную часть русской офицерской касты, которая полагала, что они как воины стоят выше политических предпочтений обороняемого ими народа и армии. Внутренняя политика не должна интересовать воина.
Но такая жизненная позиция хороша в борьбе с внешним врагом. А во внутреннем противостоянии военной контрразведке, хотели этого её офицеры или нет, дистанцироваться от политики не удавалось.
В спецслужбе, как и везде, были люди разных идеологических убеждений. Большинство сотрудников контрразведки, особенно из числа тех, кто пришёл в неё уже в период Гражданской войны и не нюхал пороха в сражениях Первой мировой, стали заниматься политическим сыском.
Кроме того, постоянное соперничество Ставки Верховного правителя и Омского военного министерства порождало череду бесполезных реорганизаций органов центрального военного управления.
Изначально вопросами борьбы со шпионажем ведало Управление 2-го генерал-квартирмейстера, в составе которого находился отдел контрразведки и военного контроля. Наряду с этим, для непосредственного информирования Колчака о политических настроениях населения, летом 1919 года при действующих армиях были учреждены осведомительные канцелярии. Но в ходе отступления Белой армии вновь произошла управленческая реорганизация.
Ставка была ликвидирована, контрразведка передана в ведение начальника Военно-административного управления Восточного фронта. Хотя её задача осталась прежней — заниматься ликвидацией в войсках шпионов и неприятельских агитаторов. Несмотря на развал армии, контрразведывательная служба функционировала вплоть до окончательного падения колчаковского правительства.
Несколько лучше обстояли дела в подразделениях «разведки в интересах контрразведки».
Наверное, причиной было то, что командный состав разведывательного органа возглавили талантливые офицеры-нтеллектуалы — полковники Овчинников и Новаковский, подполковник Масягин. А также генерал-майор Рябиков, перешедший в 1919 году на сторону колчаковцев с должности одного из руководителей советской военной разведки.
Рябиков Павел Федорович (1875–1932), генерал, профессор Николаевской военной академии Генерального штаба, участник Русско-японской и Первой мировой войн. После Октябрьской революции — глава российской военной разведки и контрразведки. Не приняв Брестского мира, покинул этот пост и с Академией Генштаба эвакуировался в Екатеринбург. В период Гражданской войны преподавал в Академии (г. Томск). В 1919 — возглавил колчаковскую спецслужбу, начальник штаба Восточного фронта. В марте 1920 года в качестве представителя атамана Семёнова командирован в Китай, затем в Японию. С 1927 года проживал в Чехословакии.
Полковник Блонкис входил в этот круг сотрудников спецслужб Белой армии.
К неудовольствию прямого начальства, в частности генерал-майора Рябикова, при любом удобном случае Эдуард Николаевич настаивал на приоритетности негласного проникновения в зарубежные армии — войска потенциального противника.
Находясь в должности начальника агентурно-оперативного отдела Военной контрразведки Приамурского округа, он сосредоточил главные усилия на японском направлении. Полковник помнил причины и последствия трагических неудач русской армии в прошедшей войне с Японией. Тем более что для исправления прошлых ошибок он, совместно с капитаном Генерального штаба И. В. Сверчевским, сделал многое.
В частности, офицеры предложили создать школу разведчиков Приамурского военного округа, завуалировано именуемую Восточной коммерческой школой. Она состояла из «детского сада», в котором воспитывались сироты — мальчики от пяти до десяти лет, и училища, где было семь общих и один специальный класс.
Становление будущих разведчиков должно было осуществляться на базе сформулированного Сверчевским «Особого нравственного уклада». В нём центральное место занимало воспитание в духе приоритетного признания интересов своего народа и готовности применить все средства для достижения наибольшей выгоды Отечеству.
Реализовать этот проект в полном объёме тогда не удалось по причине отсутствия финансирования.
Но всё же, принимая во внимание острую нужду в специалистах, владеющих японским языком, начальник Заамурского военного округа в Харбине по собственной инициативе направил в 1906 году восемь русских мальчиков в Токио в Православную миссию.
Некоторые питомцы школы стали впоследствии сотрудниками военной контрразведки Приамурского округа, а после революции также и советской внешней разведки. Среди них, в частности, были поручик Алтунин и известный спортсмен-японист Василий Ощепков.
Ощепков Василий Сергеевич (1892–1937), родоначальник советского дзюдо и один из основателей самбо, работник колчаковской военной контрразведки (1918–1920), затем армейской разведки РККА. В 1923–1925 гг. как нелегальный резидент внедрялся в Харбине советской спецслужбой в ближайшее окружение атамана Семёнова, выступая «приятелем» его адъютанта.
Своих подчинённых Блонкис подбирал исходя из тех же принципов «Особого нравственного уклада».
Сегодняшняя встреча с одним из них, перспективным разведчиком-японистом поручиком Алтуниным, проходила как внеплановая и, естественно, конспиративная.
Полковник не имел привычки общаться с офицерами, прикрытыми должностями в гражданских учреждениях («подкрышниками»), в здании контрразведки. Да и повод для того, чтобы увидеться, был не совсем обычным.
Накануне поручик позвонил по телефону Блонкису и условной фразой попросил о срочной встрече. Его рассказ о причине такой поспешности выглядел крайне любопытным.
Алтунин, в частности, сообщил, что вчера вечером был приглашён на ужин в китайский ресторан «Чайна таун» сотрудником японского банка «Тёсэн» — господином Миура. Этот банкир, по уже имеющимся у русских контрразведчиков сведениям, одновременно являлся агентом японского разведывательного органа «токуму кикан».
С японцем поручик познакомился ещё в начале лета. Тогда он участвовал в переговорах о кредитовании сделки, касающейся покупки в Японии очередного бывшего российского судна из числа тех, которые стали «военным призом» островной империи по итогам прошедшей Русско-японской войны.
Сделка была успешной. Однако оснований для продолжения знакомства с японцем у Алтунина на тот момент не было.
Теперь же, по прошествии почти двух месяцев после окончания переговоров, «банкир» инициативно обозначил своё стремление закрепить контакт с российским представителем в неофициальной обстановке.
Но не это, в целом поддающееся объяснению, поведение японца заставило контрразведчика просить начальство о внеплановой встрече.
Поручик доложил, что в ходе совместного ужина с «банкиром» последний достаточно настойчиво и подробно расспрашивал офицера о том, действительно ли Кредитная канцелярия всё ещё располагает золотыми запасами. И если это так, находятся ли они в хранилищах Владивостокского отделения Госбанка или в ином месте.
— Эдуард Николаевич! Его вопросы ко мне как чиновнику Канцелярии о нашей золотой наличности вполне логичны, — подчеркнул разведчик. — Однако настораживает то, что Миура интересуется местами хранения. Подобный акцент странен. С японцем мы близко не знакомы, и я не давал повода к доверительности. Смею предположить, что загадочный интерес «банкира» преследует какую-то, мне пока непонятную, цель.
Ситуация показалась ещё более неестественной после того, как управляющий отделением Канцелярии статский советник фон Гросс, знающий о моей ведомственной принадлежности, сообщил, что с аналогичным вопросом к нему ранее обращался заведующий Иокогамским банком во Владивостоке господин Танабэ. По-видимому, — продолжил поручик, — интерес самураев к местам хранения золота носит неслучайный характер…
Полковник внимательно слушал подчинённого, слегка поёживаясь из-за усиливающегося со стороны моря ветра.
— А какова ваша версия этого японского зондажа, Вячеслав Борисович? Надеюсь, вы не думаете, что они собрались грабить наши банки? — слегка усмехнувшись, поинтересовался начальник отдела военной контрразведки.
— Однозначного мнения у меня сейчас нет, — произнёс поручик. — Однако без внимания подобные разговоры японцев оставлять не следует. Я попытаюсь осторожно расспросить других работников Кредитной канцелярии, не было ли у них в последнее время встреч с партнёрами, и что интересовало азиатов в отношении российских активов.
— Попробуйте, однако вряд ли это что-то прояснит. Я подумаю над вашим сообщением, — полковник сделал паузу и добавил:
— Вячеслав Борисович, давайте не будем отвергать стремления вашего японского собеседника познакомиться поближе. Найдите удобный предлог и проведите с ним встречу ещё раз, может быть, тоже в ресторане — как ответный жест с вашей стороны. Пусть он почувствует, что вы готовы доверительно обмениваться информацией, и тогда «банкир», по всей вероятности, приоткроет причину своего интереса к местам хранения золота.
Ваше сообщение, — подчеркнул далее начальник отдела, — несомненно, заслуживает внимания, тем более что наши дела на фронте, похоже, идут не так, как хотелось бы. Вот самураи и засуетились. О результатах предстоящих встреч с Миурой докладывайте мне лично. Я же, со своей стороны, проинформирую командующего.
Офицеры пожали друг другу руки и разошлись…
Прибыв после встречи в штаб Приамурского округа, полковник, сбросив плащ, сразу же прошёл в приёмную командующего.
Дежурный адъютант доложил, что генерал на месте, и у него посетителей нет. Блонкис решительно открыл дверь кабинета командующего:
— Добрый вечер, Сергей Николаевич! Разрешите войти?
— Да вы уже вошли, полковник. Что так поздно, много работы? — спросил, вставая из-за стола, заваленного бумагами, командующий, генерал-лейтенант Сергей Николаевич Розанов. — Садитесь. Я вот тоже не могу покинуть свой пост.
Кто только нам не пишет различных бумаг. И в каждой просьбы, просьбы… Гражданские власти совершенно не занимаются решением текущих проблем, а всё перекладывают на нас, военных. Ну да ладно, я вас внимательно слушаю.
Розанов, сухощавый, невысокого росточка, с пышными пшеничного цвета усами пятидесятилетний генерал уже давно отошёл от чисто военных дел, занимаясь вопросами обеспечения снабжения войск. Эта работа ему нравилась, и ей он отдавал всю свою военно-административную душу. Тем более что работа у него получалась, за что генерала ценил Верховный правитель, назначив своим представителем на всех переговорах с иностранными державами по вопросам материально-технического снабжения действующей армии.
Хранится в отделении Госбанка России в Омске, а также, частично, в отделении банка в Иркутске.
В отношении указанного золота предпринимаются попытки его тайного вывоза через Владивосток в Гонконг-Шанхайский банк для последующей оплаты американских военных заказов адмирала Колчака. В этой связи часть драгоценного металла, по-видимому, размещена во Владивостокском отделении Госбанка России, из которой может быть произведена и выплата залоговой суммы в счёт кредита Иокогамскому валютному банку и банку «Тёсэн».
В отделениях Госбанка в городах Чите и Хабаровске депонировано золото на общую сумму свыше 25 миллионов иен.
Хотя эти отделения также подотчётны Министерству финансов Омского правительства, однако они находятся в зоне, контролируемой войсками атамана Семёнова. Вывоз золотого резерва из этих отделений без согласия атамана невозможен.
Учитывая поступающие сведения о подготовке наступления большевиков, Временное правительство Колчака заинтересовано в быстрейшем заключении контрактов на поставку японского вооружения и готово, в качестве гарантии оплаты, предоставить золотой залог.
Однако ожидать успехов на Восточном фронте не приходиться армия Верховного правителя не пользуется поддержкой населения и в случае даже незначительного военного продвижения красных с большой долей вероятности последует общее отступление Белой армии в Приморье.
Уже сейчас партизанские отряды большевиков, используя господствующие среди местного населения настроения, направленные на изгнание иностранных оккупационных войск, существенно активизировали свои действия в районах, прилегающих к Транссибирской магистрали.
В этой связи заключение кредитных контрактов с адмиралом Колчаком целесообразно обусловить предварительным получением залога. А сами поставки вооружения осуществлять в зависимости от изменения военно-политической ситуации на Дальнем Востоке.
С нашей стороны необходимо активизировать контакты с альтернативными, желательно прояпонски настроенными, военными и политиками из окружения Колчака.
Наиболее подходящей для этого кандидатурой является атаман Семёнов, который не только проявляет симпатии к нашим представителям, но и контролирует часть золотых резервов в Чите и Хабаровске.
Кроме того, этот казачий предводитель инициативно поддерживает продвигаемую нами идею учреждения на подконтрольных ему территориях автономного правительства, ориентированного на союз с Империей.
Имеет значение и то обстоятельство, что в случае отступления Сибирской армии её войска и золотой резерв неизбежно будут выводиться в Китай через районы, ныне удерживаемые атаманом. В частности, маршрутом на железнодорожную станцию Маньчжурия…»
Полковник Идзомэ призадумался. Шифровку, по-видимому, было бы выгоднее закончить чем-то более весомым. Может быть, предложениями, касающимися организации какой-либо специальной акции или операции разведывательных органов, направленных на создание условий для контроля, а при необходимости, получения доступа к русскому золотому резерву? Это и станет той недостающей частью сообщения, которая позволит придать ему актуальность, повысив шанс на передачу депеши генералу Танака. А там, может быть, и более важным персонам…
Идзомэ осторожно обмакнул кисточку в тушь и продолжил выводить новые колонки иероглифов:
«С учётом изложенного полагал бы необходимым усилить негласный контроль над движением русского золота на территориях, где в настоящее время расположены войска Империи.
В этих целях целесообразно:
а) продолжить переговоры с Колчаком о кредите под залог. Это позволит уточнить фактическое местонахождение золота и получить сведения о его перемещениях в случае изменений в обстановке на Дальнем Востоке;
б) ориентировать командный состав войск и разведорганов, контрольно-пропускных пунктов на границе с Китаем о вероятных маршрутах вывоза русского золота и необходимости его удержания на подконтрольных Японии территориях;
в) предпринять дополнительные меры по усилению нашего влияния на атамана Семёнова в целях создания благоприятных условий для японского участия в решении судьбы золотых резервов в Чите и Хабаровске.
Со своей стороны предприму безотлагательные усилия для нахождения дополнительных агентурных возможностей в ближайшем окружении генерала Розанова. Поскольку часть золотого запаса уже находится во Владивостоке, а имеющееся у Колчака золото в случае общего отступления Белой армии может быть перевезено в Приморье».
Поставив свою подпись под шифровкой, полковник отдал распоряжение о её немедленной отправке в Токио. Писать о специальной акции не решился пусть высокое токийское начальство само придёт к мысли о её необходимости. Его же главная задача умело и тонко подвести руководство к принятию подобного решения.
Порт Владивосток. Конец августа того же года
Порывистый морской ветер сгонял в кучи и вновь разносил по улицам осыпавшуюся листву. Сезон осеннего листопада момидзи («коё») ещё не наступил. Зелёные кроны японского клёна, высаженного в 1899 году на склонах Адмиральского парка с уникальными для Северо-Востока деревьями и кустарниками, только готовились принять красно-жёлтую окраску. Но его разновидность — дерево «гинкго», золотистый символ японской и дальневосточной осени, уже играло ажурной листвой с оттенками охры и багрянца и усыпало набережную Адмиральской пристани.
Опавшая листва, гонимая ветром, перелетала через ограждение причала и смешивалась с набегавшей сине-зелёной волной.
На Владивостокском рейде в водах бухты Золотого рога и у мыса Эгершельда, названного в честь капитан-лейтенанта русского флота Густава Христофоровича Эгершельда, открывшего в 1860 году залив Петра Великого, уже замаячили огни судов, готовящихся к ночёвке…
Вдоль набережной, не спеша, прогуливались два человека, одетых в утеплённые плащи.
Один из них — высокий и худой, полковник Эдуард Николаевич Блонкис, был начальником агентурно-оперативного отдела Военной контрразведки Приамурского военного округа. Второй — поручик Вячеслав Борисович Алтунин — ростом чуть ниже полковника, но полной комплекции, был негласным сотрудником при Владивостокском отделении Кредитной канцелярии Министерства финансов правительства Колчака.
Военная контрразведка — особый орган армии по борьбе со шпионажем противника. Её главная задача сводится к ограждению войск от проникновения неприятельской агентуры и сохранению в тайне замыслов собственных военачальников.
Но в структуре любой уважающей себя контрразведки обязательный атрибут — наступательное звено, подразделение, отвечающее за разведку в интересах контрразведки. Ведь недаром ещё в древнем китайском трактате «Искусство войны», написанном более двух тысяч лет назад китайским философом Сунь-цзы, говорится, что «ни о ком так не заботятся, как о шпионах. В армии нет дела более важного, чем шпионаж».
Вот и полковник Блонкис был из числа тех профессионалов военной контрразведки, кто посвятил себя организации агентурного проникновения в разведывательные органы сопредельных армий. С единственной целью — эффективно обеспечить защиту собственной. При этом полковник представлял ту значительную часть русской офицерской касты, которая полагала, что они как воины стоят выше политических предпочтений обороняемого ими народа и армии. Внутренняя политика не должна интересовать воина.
Но такая жизненная позиция хороша в борьбе с внешним врагом. А во внутреннем противостоянии военной контрразведке, хотели этого её офицеры или нет, дистанцироваться от политики не удавалось.
В спецслужбе, как и везде, были люди разных идеологических убеждений. Большинство сотрудников контрразведки, особенно из числа тех, кто пришёл в неё уже в период Гражданской войны и не нюхал пороха в сражениях Первой мировой, стали заниматься политическим сыском.
Кроме того, постоянное соперничество Ставки Верховного правителя и Омского военного министерства порождало череду бесполезных реорганизаций органов центрального военного управления.
Изначально вопросами борьбы со шпионажем ведало Управление 2-го генерал-квартирмейстера, в составе которого находился отдел контрразведки и военного контроля. Наряду с этим, для непосредственного информирования Колчака о политических настроениях населения, летом 1919 года при действующих армиях были учреждены осведомительные канцелярии. Но в ходе отступления Белой армии вновь произошла управленческая реорганизация.
Ставка была ликвидирована, контрразведка передана в ведение начальника Военно-административного управления Восточного фронта. Хотя её задача осталась прежней — заниматься ликвидацией в войсках шпионов и неприятельских агитаторов. Несмотря на развал армии, контрразведывательная служба функционировала вплоть до окончательного падения колчаковского правительства.
Несколько лучше обстояли дела в подразделениях «разведки в интересах контрразведки».
Наверное, причиной было то, что командный состав разведывательного органа возглавили талантливые офицеры-нтеллектуалы — полковники Овчинников и Новаковский, подполковник Масягин. А также генерал-майор Рябиков, перешедший в 1919 году на сторону колчаковцев с должности одного из руководителей советской военной разведки.
Рябиков Павел Федорович (1875–1932), генерал, профессор Николаевской военной академии Генерального штаба, участник Русско-японской и Первой мировой войн. После Октябрьской революции — глава российской военной разведки и контрразведки. Не приняв Брестского мира, покинул этот пост и с Академией Генштаба эвакуировался в Екатеринбург. В период Гражданской войны преподавал в Академии (г. Томск). В 1919 — возглавил колчаковскую спецслужбу, начальник штаба Восточного фронта. В марте 1920 года в качестве представителя атамана Семёнова командирован в Китай, затем в Японию. С 1927 года проживал в Чехословакии.
Полковник Блонкис входил в этот круг сотрудников спецслужб Белой армии.
К неудовольствию прямого начальства, в частности генерал-майора Рябикова, при любом удобном случае Эдуард Николаевич настаивал на приоритетности негласного проникновения в зарубежные армии — войска потенциального противника.
Находясь в должности начальника агентурно-оперативного отдела Военной контрразведки Приамурского округа, он сосредоточил главные усилия на японском направлении. Полковник помнил причины и последствия трагических неудач русской армии в прошедшей войне с Японией. Тем более что для исправления прошлых ошибок он, совместно с капитаном Генерального штаба И. В. Сверчевским, сделал многое.
В частности, офицеры предложили создать школу разведчиков Приамурского военного округа, завуалировано именуемую Восточной коммерческой школой. Она состояла из «детского сада», в котором воспитывались сироты — мальчики от пяти до десяти лет, и училища, где было семь общих и один специальный класс.
Становление будущих разведчиков должно было осуществляться на базе сформулированного Сверчевским «Особого нравственного уклада». В нём центральное место занимало воспитание в духе приоритетного признания интересов своего народа и готовности применить все средства для достижения наибольшей выгоды Отечеству.
Реализовать этот проект в полном объёме тогда не удалось по причине отсутствия финансирования.
Но всё же, принимая во внимание острую нужду в специалистах, владеющих японским языком, начальник Заамурского военного округа в Харбине по собственной инициативе направил в 1906 году восемь русских мальчиков в Токио в Православную миссию.
Некоторые питомцы школы стали впоследствии сотрудниками военной контрразведки Приамурского округа, а после революции также и советской внешней разведки. Среди них, в частности, были поручик Алтунин и известный спортсмен-японист Василий Ощепков.
Ощепков Василий Сергеевич (1892–1937), родоначальник советского дзюдо и один из основателей самбо, работник колчаковской военной контрразведки (1918–1920), затем армейской разведки РККА. В 1923–1925 гг. как нелегальный резидент внедрялся в Харбине советской спецслужбой в ближайшее окружение атамана Семёнова, выступая «приятелем» его адъютанта.
Своих подчинённых Блонкис подбирал исходя из тех же принципов «Особого нравственного уклада».
Сегодняшняя встреча с одним из них, перспективным разведчиком-японистом поручиком Алтуниным, проходила как внеплановая и, естественно, конспиративная.
Полковник не имел привычки общаться с офицерами, прикрытыми должностями в гражданских учреждениях («подкрышниками»), в здании контрразведки. Да и повод для того, чтобы увидеться, был не совсем обычным.
Накануне поручик позвонил по телефону Блонкису и условной фразой попросил о срочной встрече. Его рассказ о причине такой поспешности выглядел крайне любопытным.
Алтунин, в частности, сообщил, что вчера вечером был приглашён на ужин в китайский ресторан «Чайна таун» сотрудником японского банка «Тёсэн» — господином Миура. Этот банкир, по уже имеющимся у русских контрразведчиков сведениям, одновременно являлся агентом японского разведывательного органа «токуму кикан».
С японцем поручик познакомился ещё в начале лета. Тогда он участвовал в переговорах о кредитовании сделки, касающейся покупки в Японии очередного бывшего российского судна из числа тех, которые стали «военным призом» островной империи по итогам прошедшей Русско-японской войны.
Сделка была успешной. Однако оснований для продолжения знакомства с японцем у Алтунина на тот момент не было.
Теперь же, по прошествии почти двух месяцев после окончания переговоров, «банкир» инициативно обозначил своё стремление закрепить контакт с российским представителем в неофициальной обстановке.
Но не это, в целом поддающееся объяснению, поведение японца заставило контрразведчика просить начальство о внеплановой встрече.
Поручик доложил, что в ходе совместного ужина с «банкиром» последний достаточно настойчиво и подробно расспрашивал офицера о том, действительно ли Кредитная канцелярия всё ещё располагает золотыми запасами. И если это так, находятся ли они в хранилищах Владивостокского отделения Госбанка или в ином месте.
— Эдуард Николаевич! Его вопросы ко мне как чиновнику Канцелярии о нашей золотой наличности вполне логичны, — подчеркнул разведчик. — Однако настораживает то, что Миура интересуется местами хранения. Подобный акцент странен. С японцем мы близко не знакомы, и я не давал повода к доверительности. Смею предположить, что загадочный интерес «банкира» преследует какую-то, мне пока непонятную, цель.
Ситуация показалась ещё более неестественной после того, как управляющий отделением Канцелярии статский советник фон Гросс, знающий о моей ведомственной принадлежности, сообщил, что с аналогичным вопросом к нему ранее обращался заведующий Иокогамским банком во Владивостоке господин Танабэ. По-видимому, — продолжил поручик, — интерес самураев к местам хранения золота носит неслучайный характер…
Полковник внимательно слушал подчинённого, слегка поёживаясь из-за усиливающегося со стороны моря ветра.
— А какова ваша версия этого японского зондажа, Вячеслав Борисович? Надеюсь, вы не думаете, что они собрались грабить наши банки? — слегка усмехнувшись, поинтересовался начальник отдела военной контрразведки.
— Однозначного мнения у меня сейчас нет, — произнёс поручик. — Однако без внимания подобные разговоры японцев оставлять не следует. Я попытаюсь осторожно расспросить других работников Кредитной канцелярии, не было ли у них в последнее время встреч с партнёрами, и что интересовало азиатов в отношении российских активов.
— Попробуйте, однако вряд ли это что-то прояснит. Я подумаю над вашим сообщением, — полковник сделал паузу и добавил:
— Вячеслав Борисович, давайте не будем отвергать стремления вашего японского собеседника познакомиться поближе. Найдите удобный предлог и проведите с ним встречу ещё раз, может быть, тоже в ресторане — как ответный жест с вашей стороны. Пусть он почувствует, что вы готовы доверительно обмениваться информацией, и тогда «банкир», по всей вероятности, приоткроет причину своего интереса к местам хранения золота.
Ваше сообщение, — подчеркнул далее начальник отдела, — несомненно, заслуживает внимания, тем более что наши дела на фронте, похоже, идут не так, как хотелось бы. Вот самураи и засуетились. О результатах предстоящих встреч с Миурой докладывайте мне лично. Я же, со своей стороны, проинформирую командующего.
Офицеры пожали друг другу руки и разошлись…
Прибыв после встречи в штаб Приамурского округа, полковник, сбросив плащ, сразу же прошёл в приёмную командующего.
Дежурный адъютант доложил, что генерал на месте, и у него посетителей нет. Блонкис решительно открыл дверь кабинета командующего:
— Добрый вечер, Сергей Николаевич! Разрешите войти?
— Да вы уже вошли, полковник. Что так поздно, много работы? — спросил, вставая из-за стола, заваленного бумагами, командующий, генерал-лейтенант Сергей Николаевич Розанов. — Садитесь. Я вот тоже не могу покинуть свой пост.
Кто только нам не пишет различных бумаг. И в каждой просьбы, просьбы… Гражданские власти совершенно не занимаются решением текущих проблем, а всё перекладывают на нас, военных. Ну да ладно, я вас внимательно слушаю.
Розанов, сухощавый, невысокого росточка, с пышными пшеничного цвета усами пятидесятилетний генерал уже давно отошёл от чисто военных дел, занимаясь вопросами обеспечения снабжения войск. Эта работа ему нравилась, и ей он отдавал всю свою военно-административную душу. Тем более что работа у него получалась, за что генерала ценил Верховный правитель, назначив своим представителем на всех переговорах с иностранными державами по вопросам материально-технического снабжения действующей армии.