Семёновский отряд формировался атаманом из казаков и бурят. Он состоял из монголо-бурятского конного полка, забайкальских казаков и 300 сербских волонтёров. К весне 1918 года в него входили две полевые батареи, дивизион из четырёх бронепоездов и батальон японских добровольцев. На левом рукаве гимнастёрок, мундиров и шинелей военнослужащих красовался жёлтый фигурный щиток с буквами «ОМО».
С сентября 1918 до июля 1920 года Читу оккупировали подразделения японского Экспедиционного корпуса, хотя юридически власть в регионе принадлежала войсковому атаману. В это время город является политическим и военным центром Забайкальской белой государственности…
* * *
Японский капитан Хираса, одетый в штатское, прохаживался у автомобиля, припаркованного у входа в здание штаба войскового атамана.
Двое японцев, сотрудники фирмы «Торокоси» («Восточно-русская компания», одна из «дочек» «Нитиро дзицугё»), переносили очередную партию ящиков с коньяком и другими спиртными напитками в помещение штаба. Там их принимал сам владелец компании Сирокава-сан вместе с адъютантом атамана есаулом Николаем Клоком.
Пересчитав ящики и завершив это архиважное дело, адъютант пригласил Хирасу и Сирокаву пройти к генералу.
Семёнов встретил японцев радушно, распорядившись Клоку открыть бутылку коньяка из новой партии. Когда все уселись за стол и похвалили напиток, атаман заявил:
— Наша «коньячная операция» пока единственное русско-японское предприятие, которое можно назвать успешным…
Мой друг майор Куроки — настоящий самурай, который при любых обстоятельствах держит своё слово. Недаром я его зову, на наш русский манер, Никанором Александровичем. Даже хотел крестить его в церкви и сделать войсковым старшиной!
Однако кроме поставок коньяка, другие обязательства, в частности по поставкам вооружения, японская сторона не выполняет. В чём причина? — обратился атаман с вопросом к Хирасе. — Вы обещали мне переговорить по этому вопросу в штабе генерала Оои. Теперь, после гибели Колчака, вся верховная военная и гражданская власть над вооруженными силами на территории российской Восточной окраины перешла ко мне. И для успешной борьбы с красными требуется значительное количество оружия и боеприпасов!
Атаман продолжил разъяснять собравшимся гостям:
— После решения американцев и французов об эвакуации с Дальнего Востока мною предпринимаются не только военные меры для стабилизации обстановки.
Дано указание Читинскому отделению Госбанка выпустить новые денежные знаки в 100 и 500 рублей, однако пока население верит только твёрдой валюте — золоту!
На всех путях следования заграницу из Приморья и Читы казаками расставлены атаманские заставы, которые собирают всю золотовалютную наличность на нужды армии…
Японцы внимательно слушали атамана, почтительно склонив головы и не поднимая глаз. Слушали так же, как привыкли внимать голосу своих собственных начальников-соотечественников. Да и выпитый коньяк делал своё дело.
— Если генерал Оои не поддержит меня, придётся оставить Читу и самому уйти в Маньчжурию, — атаман вновь вопросительно посмотрел на Хирасу. — А может, мне лучше договориться с красными и вместе с ними поднять флаг независимой Восточной окраины? — усмехаясь, произнёс Семёнов.
Подвыпивший японский капитан вскочил и, вытянувшись в струнку, от чего ещё более стал покачиваться, принялся рапортовать:
— Многоуважаемый Семёнов-сан! Я не могу, в силу моего невысокого служебного положения, отвечать за командование Экспедиционного корпуса. Однако генерал Оои-сан просил передать вам, что японские солдаты решительно настроены на поддержку ваших усилий по стабилизации ситуации в районе военных операций.
Насколько я знаю, — взволнованно и доверительно доложил Хираса, — имеется решение генерала Гиити Танака всячески помогать именно вам в борьбе с красными силами. Но ситуация обстоит таким образом, что одной решимости военных мало.
Нужна поддержка японского императорского Тайного совета. Однако не все его члены разделяют мнение о том, стоит ли нашим войскам задерживаться на Дальнем Востоке. В условиях, когда другие страны покидают Россию.
Как мне представляется, было бы желательно вам лично посетить Японию и разъяснить членам совета цели вашей борьбы с большевиками. Это позволит также решить вопрос о закупке снаряжения для казачьей армии…
Молча выслушав рапорт, атаман изрёк:
— Идея о поездке в Токио неплохая. Я уже договорился об этом с майором Куроки и планирую, если позволит обстановка, в ближайшее время выехать в Сеул. И далее в Японию. Однако поручаю вам, капитан Хираса, предварительно договориться со штабом генерала Танаки о моей встрече с командующим сухопутными силами империи в Токио.
Господин Сирокава! — обратился далее атаман к владельцу фирмы «Торокоси». — Возлагаю на вас обеспечение транспортировки всех ценностей из Читинского отделения Госбанка в адрес отделения банка «Тёсэн» в Сеуле.
Когда я смогу выехать в Японию, по пути остановлюсь в этом городе. Тем более что там проживает моя семья. И официально оформлю размещение указанного русского депозита в банке. Пока же надеюсь, что это сделаете вы.
Закончив официальную часть разговора, атаман спросил «фирмача»:
— Удалось ли вам встретиться в Сеуле с моей женой, и как идёт лечение нашего сына, может, лучше их отправить в Японию?
— Не беспокойтесь, Семёнов-сан! — ответил находившийся навеселе после принятого спиртного Сирокава. — Ваш сын уже чувствует себя намного лучше. По словам вашей уважаемой супруги Елены Викторовны, какой-либо дополнительной помощи сегодня им не требуется. Но если это станет необходимым, наша фирма предпримет все возможные усилия для её оказания. Ситуацию мы держим на контроле. И находимся в постоянном контакте с вашей супругой.
О предложении майора Куроки переправить их в Японию я знаю. Кроме того, господин майор просил передать, что если ваша семья прибудет на острова, то он будет рад разместить её у себя в имении. У майора прекрасный дом в живописном предместье города Миядзаки…
Атаман, как и все казаки-забайкальцы, был человеком глубоко верующим и хорошим семьянином. Его забота о семье и сыне-инвалиде не была показной. Но это не мешало войсковому атаману крутить романы с другими женщинами, особенно с такими забайкальскими красавицами, как популярная в то время певица Глебова-Шарабан, которую окружающие называли не иначе как атаманшей.
По рассуждению моложавого генерал-лейтенанта, ему, уже в статусе главы Белой забайкальской государственности и потенциального учредителя Панмонголистской империи, сам Всевышний предначертал обзавестись всеми атрибутами верховной власти. В том числе золотым запасом и любовницами.
Попрощавшись с перепившими японцами, Семёнов позвал к себе есаула Клока.
— Николай Ильич! — обратился атаман к адъютанту. — Начальник агентурно-оперативного отдела контрразведки Приамурского военного округа полковник Блонкис проинформировал меня, что японцы в Хабаровске и на железной дороге до Никольска, контролируемой атаманом Калмыковым, разграбили отделения Хабаровского банка. Все ценности присвоили себе, не ставя в известность нашу администрацию. Вряд ли это инициатива штаба Оои.
Полковник Блонкис просит усилить контроль над русскими кредитными учреждениями и золотом, находящимся у них на хранении.
Сомнительно, что мы сможем это сделать в нынешней ситуации. Золото — слишком большой куш, чтобы наши или японские офицеры не рискнули завладеть им по собственной инициативе.
Затем атаман продолжил изложение своего видения сложившейся в последние дни ситуации:
— Сейчас выгоднее и безопаснее передать его на хранение японцам. По возможности с оформлением официальных расписок.
Начальник тыла нашей армии генерал-майор Петров уже передал часть золота Читинского отделения Госбанка полковнику Рокуро Идзомэ из разведывательной службы японского Экспедиционного корпуса. На условиях получения от него соответствующих гарантий возврата и расписки. Однако Блонкис считает это преступлением.
Я же полагаю, что Петров действовал правильно — он получил от Идзомэ письменное заверение с обязательством возврата золота. В ином случае эти ценности могли попасть красным.
Господин есаул! — атаман продолжил давать поручения Клоку. — Пошлите телефонограммы всем нашим воинским начальникам, а также управляющему Китайско-Восточной железной дорогой генералу Хорвату в Харбин, о том, что в случае угрозы потери контроля над золотом его следует незамедлительно передавать японским представителям. Желательно банка «Тёсэн», на временное ответственное хранение под расписку.
Банк «Тёсэн» — центральный банк Кореи периода японского колониального правления. Основан в 1909 году японским генерал-губернатором Ито Хиробуми. В 1910–1945 гг. печатал корейские иены, русские «оккупационные иены-банкноты», в 1945–1950 — южнокорейские воны. Распоряжением американского командования закрыт в 1950 году. Реорганизован в Банк Кореи.
Это оградит золото от хищения со стороны как наших военных и гражданских чиновников, так и, возможно, некоторых японских командиров. Вместе с тем при стабилизации фронта мы сможем вернуть золото в наши отделения банков, прежде всего в Харбине.
После того как адъютант вышел, Семёнов задумался:
«Ожидать поступлений вооружения от японцев не стоит. Да и кому его вручать в ситуации, когда фронт практически рассыпался. Остатки моих войск и отрядов барона Унгерна рассеялись или остались в Монголии. Хорошо, если удастся удержать в ближайшее время хотя бы часть армии вдоль линии КВЖД и вывезти её в Харбин.
В этих условиях сохранение золотого запаса выступает ключевым пунктом возрождения и финансирования армии на перспективу. Тем более если появится шанс реализовать идею о создании собственного государства в Восточной окраине…
Колчак не просто так всё время держал золото рядом с собой.
Но в будущем станет проблемой его возвращение от японцев — они его не вернут без компенсаций, в том числе территориальных. Надо заручиться договорённостями с генералом Танакой как непосредственным верховным начальником экспедиционных сил японской империи, а может быть, и с членами императорского Тайного совета.
Япония должна быть заинтересована в укреплении Восточной окраины как государственного образования — форпоста в борьбе с проникновением красных в Азию.
Для этого необходимо ехать в Токио», — пришёл к выводу непримиримый борец с большевизмом Семёнов.
Токио. Офис компании «Нитиро дзицугё». Март 1920 года
Определение модели экономического развития и финансовой стратегии — процедуры исключительно важные для любого государства и его населения. Недаром принято как аксиома утверждение, что экономика — это наука о выборе.
Успех японского выбора во многом обеспечен за счёт роста экспорта с помощью жёстких мер — последовательного протекционистского режима и активного вмешательства государства в повседневную деятельность национальных компаний.
Даже цены на отдельные товары здесь издавна носят строго фиксированный характер. Так, стоимость табачных изделий или, что более всего показательно и примечательно, основного пищевого продукта японцев — риса, длительное время не меняется. Конечно, если это товары японского производства. На импортные же — наоборот, цены в несколько раз выше местных.
Имел место такой любопытный случай. Из Тайского королевства пришёл пароход с таиландским рисом, который намного дешевле японского. Чтобы не обрушить цены на местном рынке, японцы купили весь завозной рис и тут же утопили его в водах Токийского залива.
Одним словом — меры защитные. Или — государственная монополия.
Кроме того, рисоводы — одна из главных избирательных баз японских политических партий. И обеспечить стабильность этого важного сегмента внутреннего рынка, от которого зависит всё, в том числе производство рисового саке, и оградить национального производителя риса от зарубежных конкурентов — приоритетная задача японского политика-парламентария.
Формирование прообраза подобного экономического и социального выбора произошло ещё в эпоху Мэйдзи.
Именно тогда новое государство стало пытаться непосредственно управлять каждым членом общества и фирмами, стремясь выступить в роли главы общенационального «клана». Недаром этот этап называют революцией или непонятным самим японцам термином «реставрация Мэйдзи».
Эта феноменальная для частного предпринимательства модель, постепенно эволюционируя, в итоге трансформировалась из феодализма в японский рыночный социализм. Во всяком случае, она получилась намного ближе к неоклассическому социализму, чем к экономике традиционного свободного рынка.
К основным чертам этого, к сожалению, пока лишь японского уникального рыночного социализма, можно отнести следующие.
Прежде всего, обязательное и строгое планирование всей экономической и социальной жизни общества. Важной составляющей является предоставление льгот, в том числе бесплатных услуг, в различных сферах (медицине, образовании и других) для большинства населения.
Приоритетом государства является курс на социальную стабильность за счёт поддержки системы пожизненного найма. Кроме того, поощряется, прежде всего самим государством, готовность населения отказываться от текущего потребления в пользу сбережения.
Модель развития постфеодальной Японии включает всемерное стимулирование внутренней конкуренции как основного драйвера прогресса. Локомотивом этой «конкуренции внутрь» является побуждение к изобретательности на всех уровнях и в любых творческих областях — в науке и технике, в искусстве, гуманитарно-познавательной и общественной сферах.
Важность для государства социальной стабильности подтверждает и такое истинно японское явление как «семейство сидящих у окна» (по-японски — «мадо гути дзоку»), что невозможно обнаружить в других экономиках. Суть его в том, что фирма или государственная организация не вправе избавиться от своего служащего, если он по уважительным причинам не способен трудиться. Среди таких причин не только болезнь, но и непрофессионализм, и просто глупость. Государство создало систему, при которой компании выгоднее перевести подобного сотрудника в разряд «сидящих у окна», то есть ничем не занимающихся, чем оплачивать штрафы и компенсации при их законном увольнении. Как следствие, официальная безработица в Японии — вещь исключительная. И в основном она имеет личностно-психологические причины.
Что касается внешнеэкономических связей, то Страна восходящего солнца, несмотря на все разговоры об интернационализации и глобализации, по-прежнему остаётся государством с вызывающе узкими, ограниченными и направленными внутрь себя интересами.
Японцы, начиная ещё с периода Мэйдзи, предпочитают проводить жёсткую грань между областью международных отношений и своими внутренними потребностями.
Если сегодня это заметно каждому непредвзятому наблюдателю, то в начале прошлого века взаимосвязь и обоюдная зависимость государства, частных компаний и банков была ещё более очевидна. Практически все без исключения японские фирмы, стремящиеся к работе на внешних рынках, изначально действовали под строгим контролем бюрократической системы, а большей частью с её полным или долевым участием в бизнесе. Во всяком случае, через обязательную систему государственного внешнеторгового страхования…
Все иные бюрократические препоны на пути активности бизнеса государство сочло нецелесообразными и неважными. Здесь частную фирму можно зарегистрировать буквально за считанные минуты, не выходя из дома. И ликвидировать её за столь же короткое время, по факту уведомления. Контролировать работу частного предпринимателя никто не собирается, включая пожарных, полицию, налоговиков и прочих инспекторов. Если бизнесмен нарушил закон — он и ответит по закону…
* * *
С сентября 1918 до июля 1920 года Читу оккупировали подразделения японского Экспедиционного корпуса, хотя юридически власть в регионе принадлежала войсковому атаману. В это время город является политическим и военным центром Забайкальской белой государственности…
* * *
Японский капитан Хираса, одетый в штатское, прохаживался у автомобиля, припаркованного у входа в здание штаба войскового атамана.
Двое японцев, сотрудники фирмы «Торокоси» («Восточно-русская компания», одна из «дочек» «Нитиро дзицугё»), переносили очередную партию ящиков с коньяком и другими спиртными напитками в помещение штаба. Там их принимал сам владелец компании Сирокава-сан вместе с адъютантом атамана есаулом Николаем Клоком.
Пересчитав ящики и завершив это архиважное дело, адъютант пригласил Хирасу и Сирокаву пройти к генералу.
Семёнов встретил японцев радушно, распорядившись Клоку открыть бутылку коньяка из новой партии. Когда все уселись за стол и похвалили напиток, атаман заявил:
— Наша «коньячная операция» пока единственное русско-японское предприятие, которое можно назвать успешным…
Мой друг майор Куроки — настоящий самурай, который при любых обстоятельствах держит своё слово. Недаром я его зову, на наш русский манер, Никанором Александровичем. Даже хотел крестить его в церкви и сделать войсковым старшиной!
Однако кроме поставок коньяка, другие обязательства, в частности по поставкам вооружения, японская сторона не выполняет. В чём причина? — обратился атаман с вопросом к Хирасе. — Вы обещали мне переговорить по этому вопросу в штабе генерала Оои. Теперь, после гибели Колчака, вся верховная военная и гражданская власть над вооруженными силами на территории российской Восточной окраины перешла ко мне. И для успешной борьбы с красными требуется значительное количество оружия и боеприпасов!
Атаман продолжил разъяснять собравшимся гостям:
— После решения американцев и французов об эвакуации с Дальнего Востока мною предпринимаются не только военные меры для стабилизации обстановки.
Дано указание Читинскому отделению Госбанка выпустить новые денежные знаки в 100 и 500 рублей, однако пока население верит только твёрдой валюте — золоту!
На всех путях следования заграницу из Приморья и Читы казаками расставлены атаманские заставы, которые собирают всю золотовалютную наличность на нужды армии…
Японцы внимательно слушали атамана, почтительно склонив головы и не поднимая глаз. Слушали так же, как привыкли внимать голосу своих собственных начальников-соотечественников. Да и выпитый коньяк делал своё дело.
— Если генерал Оои не поддержит меня, придётся оставить Читу и самому уйти в Маньчжурию, — атаман вновь вопросительно посмотрел на Хирасу. — А может, мне лучше договориться с красными и вместе с ними поднять флаг независимой Восточной окраины? — усмехаясь, произнёс Семёнов.
Подвыпивший японский капитан вскочил и, вытянувшись в струнку, от чего ещё более стал покачиваться, принялся рапортовать:
— Многоуважаемый Семёнов-сан! Я не могу, в силу моего невысокого служебного положения, отвечать за командование Экспедиционного корпуса. Однако генерал Оои-сан просил передать вам, что японские солдаты решительно настроены на поддержку ваших усилий по стабилизации ситуации в районе военных операций.
Насколько я знаю, — взволнованно и доверительно доложил Хираса, — имеется решение генерала Гиити Танака всячески помогать именно вам в борьбе с красными силами. Но ситуация обстоит таким образом, что одной решимости военных мало.
Нужна поддержка японского императорского Тайного совета. Однако не все его члены разделяют мнение о том, стоит ли нашим войскам задерживаться на Дальнем Востоке. В условиях, когда другие страны покидают Россию.
Как мне представляется, было бы желательно вам лично посетить Японию и разъяснить членам совета цели вашей борьбы с большевиками. Это позволит также решить вопрос о закупке снаряжения для казачьей армии…
Молча выслушав рапорт, атаман изрёк:
— Идея о поездке в Токио неплохая. Я уже договорился об этом с майором Куроки и планирую, если позволит обстановка, в ближайшее время выехать в Сеул. И далее в Японию. Однако поручаю вам, капитан Хираса, предварительно договориться со штабом генерала Танаки о моей встрече с командующим сухопутными силами империи в Токио.
Господин Сирокава! — обратился далее атаман к владельцу фирмы «Торокоси». — Возлагаю на вас обеспечение транспортировки всех ценностей из Читинского отделения Госбанка в адрес отделения банка «Тёсэн» в Сеуле.
Когда я смогу выехать в Японию, по пути остановлюсь в этом городе. Тем более что там проживает моя семья. И официально оформлю размещение указанного русского депозита в банке. Пока же надеюсь, что это сделаете вы.
Закончив официальную часть разговора, атаман спросил «фирмача»:
— Удалось ли вам встретиться в Сеуле с моей женой, и как идёт лечение нашего сына, может, лучше их отправить в Японию?
— Не беспокойтесь, Семёнов-сан! — ответил находившийся навеселе после принятого спиртного Сирокава. — Ваш сын уже чувствует себя намного лучше. По словам вашей уважаемой супруги Елены Викторовны, какой-либо дополнительной помощи сегодня им не требуется. Но если это станет необходимым, наша фирма предпримет все возможные усилия для её оказания. Ситуацию мы держим на контроле. И находимся в постоянном контакте с вашей супругой.
О предложении майора Куроки переправить их в Японию я знаю. Кроме того, господин майор просил передать, что если ваша семья прибудет на острова, то он будет рад разместить её у себя в имении. У майора прекрасный дом в живописном предместье города Миядзаки…
Атаман, как и все казаки-забайкальцы, был человеком глубоко верующим и хорошим семьянином. Его забота о семье и сыне-инвалиде не была показной. Но это не мешало войсковому атаману крутить романы с другими женщинами, особенно с такими забайкальскими красавицами, как популярная в то время певица Глебова-Шарабан, которую окружающие называли не иначе как атаманшей.
По рассуждению моложавого генерал-лейтенанта, ему, уже в статусе главы Белой забайкальской государственности и потенциального учредителя Панмонголистской империи, сам Всевышний предначертал обзавестись всеми атрибутами верховной власти. В том числе золотым запасом и любовницами.
Попрощавшись с перепившими японцами, Семёнов позвал к себе есаула Клока.
— Николай Ильич! — обратился атаман к адъютанту. — Начальник агентурно-оперативного отдела контрразведки Приамурского военного округа полковник Блонкис проинформировал меня, что японцы в Хабаровске и на железной дороге до Никольска, контролируемой атаманом Калмыковым, разграбили отделения Хабаровского банка. Все ценности присвоили себе, не ставя в известность нашу администрацию. Вряд ли это инициатива штаба Оои.
Полковник Блонкис просит усилить контроль над русскими кредитными учреждениями и золотом, находящимся у них на хранении.
Сомнительно, что мы сможем это сделать в нынешней ситуации. Золото — слишком большой куш, чтобы наши или японские офицеры не рискнули завладеть им по собственной инициативе.
Затем атаман продолжил изложение своего видения сложившейся в последние дни ситуации:
— Сейчас выгоднее и безопаснее передать его на хранение японцам. По возможности с оформлением официальных расписок.
Начальник тыла нашей армии генерал-майор Петров уже передал часть золота Читинского отделения Госбанка полковнику Рокуро Идзомэ из разведывательной службы японского Экспедиционного корпуса. На условиях получения от него соответствующих гарантий возврата и расписки. Однако Блонкис считает это преступлением.
Я же полагаю, что Петров действовал правильно — он получил от Идзомэ письменное заверение с обязательством возврата золота. В ином случае эти ценности могли попасть красным.
Господин есаул! — атаман продолжил давать поручения Клоку. — Пошлите телефонограммы всем нашим воинским начальникам, а также управляющему Китайско-Восточной железной дорогой генералу Хорвату в Харбин, о том, что в случае угрозы потери контроля над золотом его следует незамедлительно передавать японским представителям. Желательно банка «Тёсэн», на временное ответственное хранение под расписку.
Банк «Тёсэн» — центральный банк Кореи периода японского колониального правления. Основан в 1909 году японским генерал-губернатором Ито Хиробуми. В 1910–1945 гг. печатал корейские иены, русские «оккупационные иены-банкноты», в 1945–1950 — южнокорейские воны. Распоряжением американского командования закрыт в 1950 году. Реорганизован в Банк Кореи.
Это оградит золото от хищения со стороны как наших военных и гражданских чиновников, так и, возможно, некоторых японских командиров. Вместе с тем при стабилизации фронта мы сможем вернуть золото в наши отделения банков, прежде всего в Харбине.
После того как адъютант вышел, Семёнов задумался:
«Ожидать поступлений вооружения от японцев не стоит. Да и кому его вручать в ситуации, когда фронт практически рассыпался. Остатки моих войск и отрядов барона Унгерна рассеялись или остались в Монголии. Хорошо, если удастся удержать в ближайшее время хотя бы часть армии вдоль линии КВЖД и вывезти её в Харбин.
В этих условиях сохранение золотого запаса выступает ключевым пунктом возрождения и финансирования армии на перспективу. Тем более если появится шанс реализовать идею о создании собственного государства в Восточной окраине…
Колчак не просто так всё время держал золото рядом с собой.
Но в будущем станет проблемой его возвращение от японцев — они его не вернут без компенсаций, в том числе территориальных. Надо заручиться договорённостями с генералом Танакой как непосредственным верховным начальником экспедиционных сил японской империи, а может быть, и с членами императорского Тайного совета.
Япония должна быть заинтересована в укреплении Восточной окраины как государственного образования — форпоста в борьбе с проникновением красных в Азию.
Для этого необходимо ехать в Токио», — пришёл к выводу непримиримый борец с большевизмом Семёнов.
Токио. Офис компании «Нитиро дзицугё». Март 1920 года
Определение модели экономического развития и финансовой стратегии — процедуры исключительно важные для любого государства и его населения. Недаром принято как аксиома утверждение, что экономика — это наука о выборе.
Успех японского выбора во многом обеспечен за счёт роста экспорта с помощью жёстких мер — последовательного протекционистского режима и активного вмешательства государства в повседневную деятельность национальных компаний.
Даже цены на отдельные товары здесь издавна носят строго фиксированный характер. Так, стоимость табачных изделий или, что более всего показательно и примечательно, основного пищевого продукта японцев — риса, длительное время не меняется. Конечно, если это товары японского производства. На импортные же — наоборот, цены в несколько раз выше местных.
Имел место такой любопытный случай. Из Тайского королевства пришёл пароход с таиландским рисом, который намного дешевле японского. Чтобы не обрушить цены на местном рынке, японцы купили весь завозной рис и тут же утопили его в водах Токийского залива.
Одним словом — меры защитные. Или — государственная монополия.
Кроме того, рисоводы — одна из главных избирательных баз японских политических партий. И обеспечить стабильность этого важного сегмента внутреннего рынка, от которого зависит всё, в том числе производство рисового саке, и оградить национального производителя риса от зарубежных конкурентов — приоритетная задача японского политика-парламентария.
Формирование прообраза подобного экономического и социального выбора произошло ещё в эпоху Мэйдзи.
Именно тогда новое государство стало пытаться непосредственно управлять каждым членом общества и фирмами, стремясь выступить в роли главы общенационального «клана». Недаром этот этап называют революцией или непонятным самим японцам термином «реставрация Мэйдзи».
Эта феноменальная для частного предпринимательства модель, постепенно эволюционируя, в итоге трансформировалась из феодализма в японский рыночный социализм. Во всяком случае, она получилась намного ближе к неоклассическому социализму, чем к экономике традиционного свободного рынка.
К основным чертам этого, к сожалению, пока лишь японского уникального рыночного социализма, можно отнести следующие.
Прежде всего, обязательное и строгое планирование всей экономической и социальной жизни общества. Важной составляющей является предоставление льгот, в том числе бесплатных услуг, в различных сферах (медицине, образовании и других) для большинства населения.
Приоритетом государства является курс на социальную стабильность за счёт поддержки системы пожизненного найма. Кроме того, поощряется, прежде всего самим государством, готовность населения отказываться от текущего потребления в пользу сбережения.
Модель развития постфеодальной Японии включает всемерное стимулирование внутренней конкуренции как основного драйвера прогресса. Локомотивом этой «конкуренции внутрь» является побуждение к изобретательности на всех уровнях и в любых творческих областях — в науке и технике, в искусстве, гуманитарно-познавательной и общественной сферах.
Важность для государства социальной стабильности подтверждает и такое истинно японское явление как «семейство сидящих у окна» (по-японски — «мадо гути дзоку»), что невозможно обнаружить в других экономиках. Суть его в том, что фирма или государственная организация не вправе избавиться от своего служащего, если он по уважительным причинам не способен трудиться. Среди таких причин не только болезнь, но и непрофессионализм, и просто глупость. Государство создало систему, при которой компании выгоднее перевести подобного сотрудника в разряд «сидящих у окна», то есть ничем не занимающихся, чем оплачивать штрафы и компенсации при их законном увольнении. Как следствие, официальная безработица в Японии — вещь исключительная. И в основном она имеет личностно-психологические причины.
Что касается внешнеэкономических связей, то Страна восходящего солнца, несмотря на все разговоры об интернационализации и глобализации, по-прежнему остаётся государством с вызывающе узкими, ограниченными и направленными внутрь себя интересами.
Японцы, начиная ещё с периода Мэйдзи, предпочитают проводить жёсткую грань между областью международных отношений и своими внутренними потребностями.
Если сегодня это заметно каждому непредвзятому наблюдателю, то в начале прошлого века взаимосвязь и обоюдная зависимость государства, частных компаний и банков была ещё более очевидна. Практически все без исключения японские фирмы, стремящиеся к работе на внешних рынках, изначально действовали под строгим контролем бюрократической системы, а большей частью с её полным или долевым участием в бизнесе. Во всяком случае, через обязательную систему государственного внешнеторгового страхования…
Все иные бюрократические препоны на пути активности бизнеса государство сочло нецелесообразными и неважными. Здесь частную фирму можно зарегистрировать буквально за считанные минуты, не выходя из дома. И ликвидировать её за столь же короткое время, по факту уведомления. Контролировать работу частного предпринимателя никто не собирается, включая пожарных, полицию, налоговиков и прочих инспекторов. Если бизнесмен нарушил закон — он и ответит по закону…
* * *