У нее замерло сердце. Несмотря на все свидетельства, она не могла до конца принять то, что это машина Пендергаста. Ей казалось маловероятным, чтобы кто-то мог его похитить. Но тут перед нею было прямое доказательство. Констанс осторожно опустилась на сиденье рядом с телом, отчего обугленная кожа захрустела.

Она на минуту задумалась. Группа полицейских находилась не более чем в двадцати футах, но увидеть Констанс внутри машины было нелегко, и ни у кого не было особого желания заглядывать внутрь. Пена и копоть на окнах тоже защищали ее от чужих глаз.

Наличие тела объясняло, почему полиция бездействует: они, вероятно, ждут судмедэксперта, «скорую помощь» и команду криминалистов, которые должны осмотреть место, прежде чем можно будет переместить машину и тело.

Если Лэм сидел сзади, а Пендергаст за рулем, это означало, что босс Лэма, Памела Гладстон, должна была сидеть на переднем пассажирском сиденье. Судя по всему, Пендергаст был похищен не один: океанографа тоже похитили.

Констанс услышала доносящийся издалека вой полицейских сирен: прибывала остальная часть сил быстрого реагирования. Времени у нее почти не оставалось.

Но она не двинулась с места. Пендергаст явно уходил от погони, и эта погоня закончилась здесь. Почему началась погоня, что вынудило его к внезапному бегству? Это казалось ясным: Пендергаст обнаружил что-то и таким образом вынудил к действию того, кто стоял за всем этим, спровоцировав мощную реакцию. Обнаруженное им, вероятно, имело огромную важность.

Зная, что его преследуют как обладателя важной информации, он должен был оставить сообщение. Это сообщение наверняка где-то здесь, в машине. Чем больше Констанс думала, тем сильнее она укреплялась в этой мысли. Но кто знает, сколько времени понадобится копам и криминалистам, чтобы найти сообщение Пендергаста.

Она пригнулась в темноте салона, размышляя. Машина горела. Он не мог просто оставить записку внутри — она сгорела бы или была бы обнаружена похитителями. Он должен был оставить записку там, где ее не тронул бы огонь, но где ее в конечном счете нашли бы. И у него были на это считаные секунды.

Громкие голоса, неожиданно прозвучавшие совсем близко, заставили ее опустить голову. Полицейские прошли вперед, их голоса смешивались со звуком приближающихся сирен. Свет фар коснулся закопченных окон. Не поднимая головы, Констанс потянулась вперед и открыла бардачок. Ничего. Держатели для стаканов и отсек в консоли были пусты. Она приподняла коврики впереди, но и под ними ничего не увидела.

Проблема с горящей машиной состояла в том, что все это могло сгореть. Так какое место внутри машины вероятнее всего могло остаться не тронутым огнем?

Констанс оглядела заднее сиденье, но оно обгорело почти все, обуглилось до пружин.

Ее взгляд остановился на Лэме. Она обвела взглядом обгоревшую одежду, обожженные остатки волос, зубы, все еще странно белые, стиснутые от жара.

Немного поколебавшись, она быстро достала из кармана стилет и просунула лезвие между зубами.

Несколько мгновений ничего не происходило. А потом, издав неприятный треск, зубы Лэма, ставшие хрупкими от жара, подались, и челюсти разжались. Констанс засунула пальцы внутрь — и вот оно, что-то твердое и маленькое глубоко в горле. Она вытащила этот предмет — крохотную пробирку с резиновой пробкой.

Позади нее появилось еще больше мигающих огней, и она услышала, как хлопают двери. Сквозь закопченное окно едва различались силуэты криминалистов. Констанс спрятала пробирку в карман. Потом протянула руку и положила ее на холодные пальцы обгоревшего тела.

— Спасибо, доктор Лэм, — пробормотала она.

Фраза «Липсберийский загон»[68] непрошено пришла ей в голову, и она слегка удивилась, что в такой ситуации ее посетила эта странная аллюзия. Молодой ученый, умерев, предоставил самое безопасное, хотя и маловероятное, хранилище для маленького предмета, где его наверняка обнаружили бы… со временем.

Констанс посмотрела по сторонам, глубоко вздохнула и, низко пригибаясь, выскользнула из задней двери. Она опустилась на колени, проползла под полицейской лентой и скрылась в густых зарослях.



Марк Макреди, с растущей тревогой наблюдавший издали за тем, что происходит, чуть не умер от разрыва сердца, когда — без всякого предупреждения — женщина, промокшая до нитки, грязная и пропахшая сажей и дымом, проскользнула на прежнее место сзади.

— Теперь вы можете ехать, мистер Макреди, — проговорила она, тяжело дыша. — И чем быстрее, тем лучше.

Он посмотрел на нее в зеркало заднего вида.

— Сейчас же, пожалуйста, — сказала она.



И только когда они добрались до шоссе № 41 и понеслись на север, Констанс достала из кармана миниатюрную пробирку. Посмотрев ее на просвет, она увидела внутри скрученный клочок бумажки. Вытащив пробку, она вытряхнула бумажку на ладонь и осторожно развернула. Это оказался клочок компьютерной распечатки с географическими названиями. Одно из них было поспешно обведено кружком.





КРИВАЯ РЕКА


50




Она убрала бумажку в пробирку, закрыла пробкой, и тут зазвонил ее телефон.

— Говорит Колдмун, — раздался голос, когда она ответила. — Я ждал вашего звонка. Что там, черт побери, происходит?…

Констанс прервала его:

— Алоизия похитили. Его машина попала в засаду на болотах к югу от Форт-Майерса. Вместе с ним были океанограф Гладстон и ее помощник доктор Лэм. Машину расстреляли, превратив ее в решето, Лэма убили и сожгли, Алоизия и Гладстон похитили.

Короткая пауза.

— Есть соображения, куда его увезли?


— Он оставил наводку. Два слова: Кривая река.

— Кривая река. Погодите, я посмотрю. — Несколько секунд спустя: — Это река в Панхандле, близ города Каррабель.

Констанс услышала на заднем плане звук двигателя.

— Где вы?

— На пути к шатлу. Кривая река — что там может быть, черт побери?

— У меня есть кое-что еще. Этот репортер, Смитбек, вы его помните? Он слышал разговор людей, которые держали его в плену. Они говорили про колонну грузовиков.

— Да, Эм-восемьсот тринадцатых.

— Он подслушал, что колонна, отвечающая этому описанию, была замечена рядом с местом Тейтс-Хоул или, может быть, Тейтс-Холл.

— Тейтс-Холл… Подождите, я поищу Кривую реку на «Гугл-картах»… Черт возьми, это Тейтс-Хелл! Тейтс-Хелл-Стейт-Форест в верховьях Кривой реки. Вот он здесь. Что еще сказал репортер?

Сидя на заднем сиденье такси, Констанс пыталась вспомнить точные слова.

— Он сказал… Джонсонс-Форк. Люди видели, как грузовики сворачивали в Тейтс-Хелл на запад, мимо Джонсонс-Форк.

Еще фоновые шумы, Колдмун разговаривал с кем-то. Потом он вернулся к Констанс:

— Я не вижу на карте ничего похожего на Джонсонс-Форк.

Констанс вызвала Тейтс-Хелл на своем телефоне. Оказалось, что это бескрайний болотистый лес, по которому протекает Кривая река.

— Нашел! — обрадованно воскликнул Колдмун. — Джонсонс-Форк.

— Где?

— В десяти милях к северу от Каррабеля, сразу за Бакетмут-Кроссинг.

Констанс снова уставилась на экран. Она нашла Бакетмут-Кроссинг, в буквальном смысле «кроссинг» — пересечение двух узких дорог, но за ним не было никаких названий, только очередное разветвление[69] реки, формой напоминающее подвешенную за оба конца сосиску.

— Я ничего такого не вижу.

— Поверьте мне, это разветвление на западе. Послушайте, я замолкаю. Нужно взять машину в аренду. Оставайтесь на связи.

Констанс смотрела на карту на экране своего мобильника, но не видела ничего, кроме просторов болотистого леса (что было и понятно), нескольких старых лесовозных дорог и пристаней вдоль реки.

— Я вернулся, — сказал Колдмун. — Жду в очереди. У меня есть еще несколько минут.

Констанс продолжала прокручивать карту на своем телефоне в поисках чего-то, хоть чего-нибудь в этом лесу.

— Послушайте, — сказал Колдмун. — Видите такое большое здание с плоской крышей рядом с рекой милях в пятнадцати к северо-востоку вверх по реке от Каррабеля? Единственное большое сооружение во всем регионе.

Он снова прикрыл трубку рукой и заговорил с кем-то. Констанс услышала его слова «полный привод».

Наконец она нашла расчищенный участок земли, окруженный стеной с воротами, несколькими пристанями и складами на берегу.

— Это что? — спросила она. — Фабрика? Вид заброшенный.

— Здесь сказано: предприятие по переработке сахарного тростника. Или было когда-то таким. «Бонита Щугар». Перестало работать несколько лет назад.

Констанс поискала в Сети:

— Тут есть кое-что. Да, вы правы. На предприятии использовались запрещенные химические составы для получения сахара. Вместо гидроокиси кальция применялась более дешевая гидроокись натрия. Штат закрыл предприятие в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году.

На другом конце воцарилось молчание. Зато заговорил водитель:

— Так, леди, мы приехали. Ваш дом.

Она испуганно подняла голову. Они стояли на подъездной дорожке, а рядом снова высился Мортлах-хаус. Водитель повернул голову:

— Леди?

— Я выхожу, — сказала Констанс.

Она вышла, захлопнула дверь, и машина рванула с места, выбросив из-под колес струйки песка.

— Агент Колдмун?

На этот раз в его голосе слышалось волнение.