Оказавшись ниже уровня земли и защищенный от дождя, человек присел на корточки. Теперь никто не мог его увидеть — ни случайный прохожий, ни коп на вездеходе, ни обитатели дома. И все же его сердце тревожно билось. Тщательно спланированные успехи, многочисленные неудачи, перемежающиеся длительными периодами размышлений и опасливых расчетов, привели его к этому моменту торжества, смешанному с величайшими опасениями. На самом деле именно опасение и заставило его перенести этот последний момент на ранний вечер, а не действовать в привычные ему ночные часы: он просто не мог ждать дольше. К тому же мрак стоял такой же, как в полночь. И в любом случае он стал теперь невидимым.

Впереди грубо выложенный кирпичом склон уходил вниз, резко обрываясь у стены фундамента дома, примерно футах в шести от человека. Кирпичные стены были густо покрыты мхом и старой паутиной, а почва под ногами — фактически ступени, кое-как вырубленные, но так и не завершенные, — была смесью глины, песка и соленой воды, просачивающейся через импровизированное покрытие наверху. Это был грязный, дурно пахнущий туннель, в котором бородатый человек бывал много раз, — туннель, никем не замеченный. Первоначально планировалось сделать здесь лестницу к подвальному выходу, но дверь в фундаменте дома так и не сделали, и от этого проекта отказались несколько десятилетий назад.

Тихий накат прибоя здесь, внизу, скорее ощущался, чем был слышен. Человек постепенно успокоился, частота сердцебиения вернулась к норме. Он начал спускаться по незавершенной лестнице, пока не ощутил — ничего не увидев — запах фундамента дома в одном-двух дюймах от него. По другую сторону этой стены находился подвал.

Он сбросил сумку с плеча на влажную землю, открыл ее и извлек свой инструмент: маленькое долото, резиновую колотушку, ледоруб, большой нож для разделки мяса — длинный, страшный и очень острый. Были у него и другие инструменты: мощные клещи, обычно применяемые при ремонте машин, напоминающие своими кривыми «челюстями» клыки гремучей змеи. Многие из этих инструментов хорошо послужили ему в те часы, которые привели к этому моменту.

Другие будут ему полезны, когда он войдет внутрь.

Выложив инструменты на нижней ступеньке, он выпрямился. Снова повернулся к стене фундамента, провел пальцами по нижней кромке грязной поверхности и после недолгих поисков нащупал то, что искал: глинистую корку, скрывавшую его мучительные труды. Он начал ногтями отрывать куски от поверхности и ловил их другой рукой, позволяя беззвучно упасть к ногам.

Удалив грязь, он взял маленький фонарик, направил луч вниз и провел им по только что обнаженным кирпичам. За грязью открылся слой старых кирпичей необычного синего цвета, ложковая кладка перемежалась с тычковой по старинному шаблону, известному как голландский. Цемент между кирпичами был почти полностью удален на длине в три фута, в общей сложности шесть слоев, каждый непосредственно над другим. Человек проделывал эту работу с помощью долота на протяжении многих недель. Так как работать ему приходилось, производя как можно меньше шума, работа затянулась. Но то, что ждало его по другую сторону стены — внутри дома, — стоило таких затрат.

Кирпичи выше и ниже секции, над которой он работал, имели обычный красноватый оттенок. Но он намеренно решил работать по слоям голубого стаффордширского кирпича — используемого для того, чтобы сдерживать поднимающуюся влагу, — потому что они не были несущими. Тем не менее он удалил цемент из-под такого большого количества кирпичей, что решил вставить деревянные опоры, чтобы не допустить обрушения стены. Он сделал опоры короткими, чтобы они не выступали за грязевую корку, и для их извлечения требовались клещи. Он тщательно осмотрел стену с помощью фонарика, стирая то тут, то там грязь, краешком долота удаляя остатки цемента, убеждаясь, что все готово. Потом повернулся, положил долото и взял клещи. Долго, ах как долго ждал он этого момента.

Осторожно и бесшумно он использовал плоскогубцы, чтобы вытащить через одну подпорки между двумя нижними рядами кирпичей. Затем перешел к следующему слою и проделал то же самое, действуя еще осторожнее и проверяя, что не удалил обе подпорки с одного и того же вертикального участка. Наконец он немного отошел, чтобы обозреть плоды своих трудов. Никаких признаков проседания или сдвига. Ускорив работу, он удалил через одну подпорки с верхних слоев, пока не добрался до шестого.

По его расчетам, за много ночей осмотрительных трудов он удалил весь цемент, кроме последних восьми дюймов между кирпичами. То, что оставалось в глубине между слоями, — и то, что изнутри подвала выглядело нормальной кирпичной стеной, — на самом деле всего лишь создавало иллюзию прочности. Он только прошлой ночью удалил цемент между несколькими последними кирпичами, унес его перед рассветом и, как обычно, перемешал с песком, чтобы никто его не заметил. И теперь, когда он удалил подпорки между защищающими от влаги слоями кирпичей, ему оставалось только выбить оставшееся цементное покрытие.

Используя инструмент, придуманный им самим, — тонкий металлический стержень длиной около двух футов с наклонно приваренным к его концу стальным прямоугольником, заточенным со всех сторон, — он пробрался в пространства между кирпичами и, встретив сопротивление, аккуратно пробил последнее цементное покрытие на дальней стороне. Слабый звук, донесшийся к нему через отверстие, когда куски старого цемента упали на пол подвала, был едва ли громче, чем звук падения песка в песочных часах. Человек принялся двигать инструмент по нижнему слою незакрепленных кирпичей, выбивая тонкое цементное покрытие на другую сторону. На полу подвала, конечно, образуется слой цементных осколков и пыли, но цемент был сухим, и он сможет разобраться с этим позднее.

Закончив с первым слоем, он с помощью ломика убрал кирпичи из нижнего ряда. Осторожно и бесшумно сложил их на одной стороне незавершенной лестницы.

Со вторым слоем он справился быстрее, с третьим — еще быстрее. Он откладывал кирпичи в стороны, пока наконец не были убраны все слои и вокруг него не выстроились шесть стопок кирпичей, спрятанные — как и он сам — под дождевым водостоком. Быстро, поскольку существовала опасность, что кладка начнет проседать в образовавшуюся пустоту, он достал из сумки две стальные распорные штанги, надежно установил их на кирпичах по обе стороны основания, потом раскрутил их, пока они не уперлись в верхнюю кромку лаза.

Его окутал теплый воздух из подвала, пахнущий пылью и старой бумагой. Казалось, будто дом медленно выдохнул.

Человек целую минуту неподвижно сидел на корточках. Наконец-то, после стольких ночей тайных трудов, неожиданных задержек, бесконечного наблюдения его работа была завершена.

Почти завершена. Самая важная часть, та часть, ради которой он столь упорно трудился, ждала его впереди.

Сидя на корточках, он прислушался. Дом по-прежнему был погружен в тишину, не зная о его трудах. Теперь он заменил прежние инструменты на другие: нож для колки льда, резиновую колотушку, рояльную струну, длинный отрезок прозрачной трубки. Он вытащил из сумки девятимиллиметровый пистолет и сунул его себе за пояс. Затем выключил фонарик, и подвал погрузился в темноту. После этого он достал инфракрасный фонарик «Феникс». И наконец надел на голову фосфорный монокуляр ночного видения и поправил ремешки. Глубоко вздохнув, он включил фонарик, подобрал свои инструменты и нырнул внутрь.

Осторожно переступив через кучку цементных обломков, он встал в полный рост и огляделся — медленно, очень медленно. На улице уже стемнело, а в подвале свет, конечно, не горел. Он оглядел подвал и непроизвольно издал глубокий хрипловатый вздох. Они были здесь, перекрашенные, но узнаваемые: верстак, ниша-кладовка, бойлер… и лестница, ведущая в жилую часть дома.

Он почувствовал, что частота его сердцебиения увеличилась, пока он проникал в подвал, и остановился ненадолго, давая сердцу успокоиться. Затем еще раз огляделся, на сей раз с единственной целью. Высокая широкая колонна, чуть колеблющаяся в зеленоватых тенях монокуляра, стояла перед ним, словно часовой. Крепко вцепившись в свои инструменты, он сделал шаг вперед.

…И вдруг почувствовал легкое скользящее прикосновение чьей-то руки к его правому плечу. Движение было таким плавным, таким неожиданным, что на миг он задумался, не снится ли ему это. Но ничего похожего на сновидение не было в том, как рука внезапно потяжелела и ухватила его за шею под подбородком, а вторая рука со змеиной быстротой метнулась к его горлу с зажатым в кулаке коротким и невероятно острым ножом, блеснувшим в его инфракрасных очках всего на мгновение, прежде чем уколоть его острием в мягкие ткани над адамовым яблоком. И пока он пребывал в состоянии смятения и ужаса, не понимая, что реально, а что ему снится, раздался голос, безошибочно женский, но низкий и необычный, в котором звучала дикая, но в то же время вежливая угроза.

— Добрый вечер, мистер Уилкинсон. Прежде чем вы как-нибудь прореагируете, позвольте предложить вам выбор. Если вы бросите пистолет, а за ним ваш фонарик и этот идиотский шлем, я уберу нож от вашего горла. Если будете сопротивляться, я перережу четыре скелетные мышцы вашего языка и буду готова перерезать вашу сонную артерию. Выбирать вам, но в вашей ситуации я бы порекомендовала первый вариант. Вам будет гораздо легче объяснить мне все это с нетронутой подъязычной костью.





47




Констанс легко поднялась по ступеням подвальной лестницы, потом тихо, но твердо закрыла и заперла за собой тяжелую дверь. В кухне, как и в остальном доме, свет был выключен. Констанс сделала это несколько часов назад, устраивая ловушку, но теперь эта мрачная пустота действовала ей на нервы. Ей хотелось, чтобы Пендергаст поскорее вернулся, — у нее было какое-то кошачье желание предъявить хозяину результат своих охотничьих талантов.

Она подошла к раковине, пустила воду, взяла мыло из фарфоровой мыльницы и с особым тщанием вымыла руки и предплечья. Затем вытащила из потайного кармана свой стилет, раскрыла его и с неменьшим тщанием промыла острое как бритва лезвие. Вытерев руки и нож, она сняла черный траурный плащ, который надевала во время своих долгих бдений в подвале, сложила его несколькими умелыми движениями и аккуратно повесила на спинку стула. Под плащом на ней был удобный канадский свитер из тонкого серого флиса и такие же легинсы — необычный для нее выбор одежды, позволяющей быстро и без ограничений двигаться и в то же время дающей отличную маскировку; к тому же в подвале было сыро и на удивление прохладно.

Констанс на мгновение остановилась, прислушиваясь. Единственными звуками, доносившимися до нее, были шум дождя, хаотические вспышки низкого клекота из полицейского сканера и приглушенные крики из подвала. Обращая на последние внимания не больше, чем на сканер, она вошла в буфетную, наполнила льдом хрустальный графин, щедрой рукой налила туда аперитив «Лилле», отрезала четвертушку дольки лайма, бросила в бокал, потом вытерла руки о ближайшее полотенце. Вернувшись в кухню, она распахнула дверь на заднюю веранду. Ей было любопытно увидеть место входа, которое использовал этот человек и которое ей, как ни странно, не удалось обнаружить. Но сначала она хотела отдохнуть несколько минут в успокоительной темноте.

Прохладный влажный ветерок с залива и стук дождя по крыше веранды были приятными и в то же время расслабляли. На берегу было пусто, а большие дома справа от Мортлах-хауса уже погрузились в темноту и заснули. Полицейский сканер лежал на круглом плетеном столе, выкрашенном в белый цвет, и Констанс подошла к креслу-качалке в дальнем конце веранды, чтобы быть подальше от этих звуков.

Теперь, когда она поймала «призрака», ее мысли обратились к отсутствующему опекуну — и к так и не решенному и никогда не обсуждаемому характеру их отношений. После того как дело Брокенхартса было закрыто, предложение Пендергаста провести неделю на шикарном безымянном острове разбудило надежды, которые она так долго подавляла в себе. Но тут, словно жестокий Меркурий, появился ответственный заместитель директора Пикетт и пробыл ровно столько, сколько было нужно, чтобы увезти Пендергаста, оставив Констанс наедине с собой, поглощенной мыслями о том, что было и что могло бы быть.

«Ты можешь любить меня так, как мне это нужно? Тогда ты сам ответил на свой вопрос».

Она тут же отправилась следом за Пендергастом на Санибел, горя желанием помочь ему, но мрачные подробности дела разбудили в ней собственные ужасные воспоминания и вынудили отказаться от этой затеи. Она нашла другую тайну, чтобы занять время, и не интересовалась ходом расследования Пендергаста, в особенности старалась избегать мыслей о блондинке-океанографе, с которой он проводил столько времени. По той же причине не нравился ей и сканер, который, как и Колдмун, напоминал ей о деле, заставившем Пендергаста уехать с острова. И потому она нарочно не хотела его выключать.

Констанс поставила бокал, так и не пригубив. Это было мелочно. Ниже ее достоинства. На самом же деле время, проведенное ею в последние дни так близко к воде — даже ближе, чем в те дни, когда они с Пендергастом расследовали дело в Эксмуте, штат Массачусетс, — притупило ее яростную детскую неприязнь к шуму прибоя. Свое собственное маленькое расследование тайны Мортлах-хауса она довела до конца. Возможно, ей следовало бы находиться рядом с Пендергастом: помогать ему в раскрытии дела, предлагать идеи, проводить разыскания, что получалось у нее особенно хорошо… и прикрывать его тылы. Она проявила слабость, позволив своим чувствам затмить долг.

Ее мысли были прерваны сканером. Обычно ей не составляло труда игнорировать его. Но сейчас он проявлял необычную активность.

«…Обгоревшие останки „рейнджровера“ последней модели… Сорок первое шоссе вдоль заповедной заболоченной территории, примыкающей к Эстеро-Бей… неопознанное тело молодого мужчины на заднем сиденье с многочисленными пулевыми ранениями и обгоревшее… ни одного человека поблизости… свидетельства борьбы…»

Констанс мгновенно вскочила на ноги. «Рейнджровер»? Алоизий недавно купил именно такую машину. Помощнику океанографа Лэму было около двадцати четырех лет. Находился ли Пендергаст в этой машине? Она внимательно слушала, пока диспетчер продолжал говорить о том, что регистрационный номер расплавился в огне и в машине не найдено даже следов каких-либо документов.

«…Сообщение рыбака на аэролодке… слышал стрельбу из автоматического оружия, вертолеты… пламя вдали… возможно похищение… все патрули прошу сообщить, все патрули…»


Констанс достала свой телефон, нашла номер Пендергаста, но ее сразу же перевели в голосовую почту. Она попробовала еще раз — с тем же результатом.

Она подошла к сканеру, взяла его в руки и принялась разглядывать кнопки управления, жалея, что слушала вполуха, когда Колдмун показывал ей эту чертову штуковину. Как тут перейти на передачу? И можно ли? Констанс повернула циферблат, еще раз, но этим только изменила частоту и отключила бормотание голосов. В панике она прокрутила диск назад, снова послушала, но передавали все то же, и никакой информации о принадлежности машины или о личности жертвы. В приступе внезапной ярости Констанс швырнула рацию с веранды, и та ударилась о плитки дорожки.

Она знала, что Колдмун возвращается из Мексики. Местонахождение Пендергаста неизвестно. «Возможно похищение…»

Нужно что-то делать.

Констанс проверила карман: стилет уже лежал там. В настоящий момент ей больше ничего не требовалось, кроме такси.

Не успела она заказать машину, как зазвонил ее сотовый. Определитель номера ничего не показывал, — может быть, это Пендергаст? Сердце встрепенулось у нее в груди.

— Да? — ответила она.

— Кто это? — раздался голос.

— Я хотела задать тот же вопрос.

— Меня зовут Роджер Смитбек. Я репортер «Майами геральд». Я пытаюсь дозвониться до агента Пендергаста.

Роджер Смитбек… Констанс вспомнила, что Алоизий не раз упоминал о том, какую роль сыграл репортер в расследовании по Брокенхартсу.

— Откуда у вас этот телефон?

— Не спрашивайте. Я звоню на частный номер Пендергаста, который он мне дал. У меня для него информация.

У Пендергаста было несколько номеров. Но был один особенный, которым он пользовался, только когда они работали вместе: этот телефон при повторном звонке переводил вызов на телефон Констанс.

Она чуть было не отключилась — у нее не было времени на разговоры. Но возможно, этому репортеру что-то известно?

— Это Констанс Грин, — сказала она. — Какая у вас информация?

— Констанс Грин, — повторил Смитбек. — Да, конечно, вы… — Он резко оборвал себя. — Слушайте, вы плотно сотрудничаете с Пендергастом, верно? Он мне больше ничего о вас не говорил. Вы — часть его ближнего круга.

— Прошу вас, ближе к делу.

— Я был несколько дней типа в заключении, еще чуть-чуть, и моя задница… в общем, могли убить в любую минуту. Я должен поговорить с ним. Понимаете, банда, татуировка…

— Мистер Смитбек, если у вас есть информация, сообщите ее мне, без всяких иносказаний.

— Ладно. Хорошо. — Смитбек тяжело дышал, словно запыхался. — Я искал информацию для статьи про обрубки, вынесенные на берег. И получил сведения о татуировке на одном из обрубков. Татуировка свидетельствовала о принадлежности к какой-то банде. Я стал задавать вопросы. И спросил не у того человека, в результате меня похитили. Главарь местной банды. Бахвал. Боже, какой говнюк…

— Ближе к делу.

Констанс бросила взгляд на часы. Где этот чертов водитель?

— Ладно. Так вот, эти наркоторговцы пришли в бешенство из-за того, что пропала крупная партия. Они предлагали вознаграждение за информацию. Если груз не будет обнаружен, то полетят головы. Этот груз доставляли контрабандисты, включенные в группу мигрантов, переходивших границу. Их всех неожиданно накрыли и увезли на грузовиках. Это были правительственные машины, все одинаковые, с закрашенными номерами… типа военных.

— Продолжайте.

Слушая его, Констанс отодвинула занавеси и увидела свет фар, приближающийся по Каптива-драйв.

— Один старый алкаш рассказал им историю про колонну грузовиков, которые въезжали в Тейтс-Хоул или Тейтс-Холл, не расслышал толком…

Констанс смотрела и слушала. Приближение фар замедлилось.

— …На западе, за Джонсонс-Форк, — продолжал Смитбек. — Десятиколесные грузовики с грузом, укрытым брезентом. С этими странными штуками вроде барабанов, привинченными перед кабиной. Похоже, они были такими же, как грузовики, перевозившие мигрантов. Пендергасту это нужно знать, вы поняли? Вы ему передадите? И не забудьте напомнить ему, что за ним теперь должок. Вы поняли?

Фары остановились перед Мортлах-хаусом.

— Мне нужно уходить, — сказала Констанс.

Она понятия не имела, имеет ли эта информация какую-то важность, но все же отложила ее в своей голове.

— Где он, кстати? — спросил Смитбек.

Констанс отключилась и побежала к подъехавшей машине. Приглушенные сетования из подвала, которые смолкли какое-то время назад, снова зазвучали при звуке ее шагов.

«Он выживет», — подумала Констанс, садясь во внедорожник.

— Леди, позвольте мне сказать, что пункт назначения, который вы указали как «рядом с Эстеро-Бей», — это очень неконкретно.

— Когда мы будем на дороге близ того места, я вам скажу, где остановиться.

Она увидела в зеркале заднего вида, что водитель нахмурился.