— На нескольких обрубках имеется татуировка. Некоторые татуировки широко распространены — всякие браслеты и тому подобное, но есть и другие — религиозные или гангстерские символы. Один из экземпляров обрублен выше над лодыжкой, чем остальные, поэтому нам удалось получить почти полное представление по этому лицу.

— Интересно.

— Все обрубки принадлежат взрослым людям, скорее всего — здоровым, количество мужчин и женщин приблизительно одинаково. На ногтях некоторых обрубков сохранились следы педикюрного лака. По химическому составу и цвету мы пытаемся найти производителя, но пока это не удалось.

Она взяла следующую папку.

— Вот тут кое-что любопытное. На многих ступнях и на подошвах обуви обнаружены следы пестицида — ДДТ или хлордана, которые уже много лет запрещены в Штатах. Присутствуют заметные следы и другой химии — гидроксида натрия. Кроме остатков пестицида, никаких других общих свойств не выявлено.

Она сверилась с папкой, проведя пальцем по пунктам документа.

— Мы выявили также волоски, волокна, пыльцу и другие осадки. Ничего примечательного, кроме одного: пыльца представляет собой типичную смесь местной флоры — не центрально-американской. Образцы пыльцы указывают на весенний сезон, вероятно — на весну нынешнего года, судя по свежести пыльцы.

— Продолжайте, пожалуйста.

Кроссли перевернула страницу:

— Все токсикологические анализы дали отрицательный результат, по крайней мере в отношении обычных токсинов и веществ. Кажется, у вас есть список того, на что мы делали анализ.

— Да, есть. А теперь давайте еще раз поговорим о том, как были ампутированы ноги.

Она недовольно поморщилась:

— Как я уже говорила, ампутация была жестокой, в ряде случаев удары наносились, видимо, топором, к тому же тупым, другие ноги ампутированы, вероятно, тяжелым мачете. Место ампутации разнится, начиная от лодыжки до… у большинства почти до колена. В большинстве своем ничто не указывает на использование жгута, но в нескольких случаях жгут перед ампутацией все же накладывался, примитивный и неэффективный. Никаких свидетельств профессионального медицинского сопровождения. Высока вероятность того, что большинство жертв умерли от кровопотери.

— Угол нанесения ударов?

— Большинство находится в диапазоне от сорока до семидесяти градусов по отношению к горизонтали, иными словами, под наклоном.

— А направление ампутации?

Раздражение Кроссли усилилось. Она уже обсуждала это с Пендергастом.

— Ампутация начиналась снаружи нижней части ноги, справа налево.

— И удары наносились сверху.

— Да, да, вы все это знаете — мы об этом говорили.

— Мы и в самом деле говорили. А теперь, доктор Кроссли, пожалуйста, порадуйте меня, представив мысленно процесс ампутации с учетом всех факторов, которые вы перечислили.

Наконец раздражение в ней взяло верх.

— Я не вижу в этом смысла.

Голос, медоточивый и ровный, стал тише.

— Доктор Кроссли, я обещаю, что смысл станет вам ясен. Я подведу вас к этому, облегчу ваш путь к пониманию. Закройте глаза, сделайте пять глубоких, неторопливых вдохов, а потом представьте процесс ампутации. Взвесьте все известные подробности и представьте зрительную картинку ампутации с участием реального человека.

— Это необычно и ненаучно.

— Прошу вас, сделайте мне одолжение… — Его голос приобрел какое-то странно-гипнотическое звучание. — Закройте глаза.

Почти против воли Кроссли закрыла глаза.

— Сделайте неторопливый, глубокий вдох…

Она вдохнула.

— А теперь медленный выдох.

Она проделала это пять раз, как он и просил. Удивительно, но она почувствовала, как уходит раздражение, напряженность, ее мысли успокаиваются.

Пендергаст продолжал вполголоса давать указания. Несколько минут спустя он начал тем же спокойным, нейтральным голосом перечислять удивительные подробности ампутаций. Он просил Кроссли представить медленное движение топора, опускающегося сверху; повторяющиеся удары; рассекаемую плоть; дробление и расщепление костей; отделение нижней части конечности, фонтан крови… Представлять это было слишком ужасно: Кроссли потратила годы, чтобы научиться воспринимать аутопсию как работу, которая осуществляется на неживых предметах, а не на существах, которые были живы и страдали, — другого способа сохранить эмоциональное равновесие она не знала. Но под мягким руководством Пендергаста она обнаружила наконец, что может вернуть человеческое существо к жизни в момент ампутации.

Ее глаза широко раскрылись, когда пришло шокирующее понимание.

— О нет! — выдохнула она.

На несколько мгновений у нее пропал дар речи. Пендергаст смотрел на нее со смесью любопытства и озабоченности.

Наконец она обрела голос:


— Эти ампутации — следствие самокалечения. Господи боже, эти люди сами поотрубали себе ноги.

— Так оно и было, — подтвердил Пендергаст. — Самым жестоким и топорным способом, какой можно вообразить. Вопрос только: почему?





20




Пендергаст вел взятую напрокат машину на северо-восток по дороге № 1, известной также как «трасса на поверхности морей». Это название казалось удивительно подходящим: весь тот час, что он ехал из аэропорта Ки-Уэст, дорога № 1 представляла собой скорее мост, чем шоссе. Время от времени трасса проходила по твердой земле — некоторые острова были достаточного размера, чтобы вместить целый поселок, другие представляли собой лишь клочок земли с пальмами и травой, — но потом земля оставалась позади и дорога продолжала свой путь над зеленовато-синим океаном.

После протяженного участка над водой дорога № 1 пролегла по острову Марафон, а еще через несколько миль подошла к Айламораде. Нижние острова архипелага Флорида-Кис имели тропический вид, словно отдельная земля: сонная, закаленная штормами среда обитания, которая, хотя и зависела от туризма, ничуть не напоминала изощренную роскошь Палм-Бич. Айламорада явно относилась к более высокому классу, чем другие острова; Пендергаст миновал несколько курортных заведений, монополизировавших берега острова. Но северная оконечность принадлежала местным жителям — тут находилась школа, жилые кварталы тянулись до океана, иногда среди деревьев мелькал жилой автоприцеп.

Пендергаст сверился с навигатором на телефоне, и, когда дорога уже уходила вверх, на мостовую часть, он свернул налево и поехал по узким дорогам, отчасти асфальтированным, отчасти грунтовым, среди зарослей кустарников. Здесь не было пансионатов — только жилые автоприцепы и дома разной степени разрухи, мастерские по ремонту автомобилей, маленькие бизнесы, дорожные знаки, выжженные солнцем.

Он проехал с полдюжины кварталов, и дорога закончилась на посыпанной гравием парковке рыболовной фирмы. Пендергаст остановился около ряда грузовичков, вышел и огляделся. На юге лежали на бимсах ржавеющие корпуса старых рыболовных лодок, образуя что-то вроде ограждения. На севере, где земля переходила в заболоченное прибрежное пространство, он увидел пестрое собрание обиталищ: односкатные сараи с гофрированными крышами, потрепанные жилые автоприцепы, одна-две хижины в стиле маори — такую с удовольствием мог бы нарисовать Гоген. Береговое сообщество, казалось, выросло здесь поневоле, как усоногие рачки, поселившиеся на корпусе корабля. Пендергаст снова сверился с навигатором и направился к маленькой группке домов.

Подойдя ближе, он остановился. Среди запахов дизельного топлива, мертвой рыбы и застойной воды появился новый запах: едкий, горький, более подходящий для химического завода, чем тропического острова. Жженый кофе. Правда, слово «жженый» едва ли верно передавало то, что он чувствовал: это был кофе, который кипел и кипел, так что о каких-либо вкусовых достоинствах говорить уже не приходилось. Пендергаст убрал телефон и осторожно двинулся к источнику запаха. Запах тянулся из хижины на краю расчищенной площадки, где перед полосой заболоченного берега заканчивались деревья. Дальше не было ничего, кроме зеленой воды, отмели и Мексиканского залива.

Пендергаст подошел к лачуге. Там, развалившись на шезлонге, сидел молодой человек, небритый и неопрятный, с солнцезащитными очками на носу, в драных выцветших джинсах, обрезанных до середины бедра. Он был без рубашки, словно демонстрировал мускулистую бронзовую грудь. По его животу проходил длинный узкий шрам (судя по характеру оставшихся следов, швы были недавно удалены), словно проведенная тонкой кисточкой белая линия на оливковой коже. Черные волосы были зачесаны назад и завязаны в плотный хвостик, а на шее красовалась алая бандана. С одной стороны шезлонга стояла большая кружка кофе, с другой — полупустая бутылка пива «Корона» с капельками воды на запотевшем стекле. Из тьмы хижины доносилось слабое потрескивание полицейского УКВ-сканера.

Почувствовав приближение Пендергаста, человек оглянулся. Несколько секунд эти двое просто смотрели друг на друга. Потом человек в шезлонге кивнул.

— Закадычный друг, — сказал он.

— Агент Колдмун.

— Хорошая у нас стоит погода.

— Совершенно восхитительная.

Человек по имени Колдмун показал на одну из пустых нефтяных бочек:

— Прошу, садитесь.

— Огромное спасибо, но я предпочту постоять.

— Как хотите. Тогда, может, кофе? — Он показал на большой стальной чайник, кипевший в темноте хижины.

Пендергаст не ответил.

Колдмун сделал большой глоток пива:

— Забавно. Я думал, больше вас не увижу. По крайней мере, здесь, во Флориде.

— Мне пришлось задержаться. И я мог бы то же самое сказать о вас. Помнится, вас выпустили из больницы неделю назад. Почему вы все еще здесь?

Колдмун пожал плечами:

— Я выздоравливаю. Снега Колорадо могут подождать.

— А как вы оказались в этом живописном месте? — Пендергаст повел рукой в сторону жилых прицепов, песка и болотной травы.

— Думаю, мне просто повезло. Арендная плата практически нулевая. Я сел на автобус «Грейхаунд» направлением на юг от Майами в поисках подходящего места, чтобы очистить голову от мыслей о мистере Брокенхартсе и его убийствах. Решил сойти здесь.

Экстравагантность такого решения сделала для Пендергаста его поиски гораздо более трудными, чем они могли бы быть.

— Значит, вы решили закончить ваше выздоровление превращением в коренного, — сказал Пендергаст.

— Осторожнее с выбором слов, Пендергаст. Я и без того коренной — лакота.

— Конечно. Но давайте не будем забывать вашу дорогую матушку-итальянку.

Пендергаст знал, что у Колдмуна двойственное отношение к этому факту: он считал, что его индейское происхождение подпорчено европейской кровью.

— Non mi rompere i coglioni[24], — ответил Колдмун, сопровождая свои слова оскорбительным итальянским жестом.

— Позвольте мне перейти к делу. Вы следили за историей необычного плавучего мусора, вынесенного недавно на берег острова Каптива?

— Это вы про обрубки ног? Читал в газетах. Слышал по сканеру.