Так вот, про девушек. Их наличие в жизни сына я никогда с ним не обсуждала. Видела, что он с кем-то переписывается, сидя в компьютере. Он тогда увлекался компьютерными играми, у них была какая-то группа по интересам, они там общались. Но в какой-то момент разговоры начались явно личного характера – Андрей стал просить меня покинуть комнату, когда начиналась беседа. Однажды меня пригласили на мероприятие в Дом-музей Булгакова. Звонит Андрей и интересуется, где я. Я говорю: «Тут такая прекрасная выставка фоторабот по “Мастеру и Маргарите”! Я именно так себе их и представляла, когда читала». А мы буквально накануне обсуждали, что уже два фильма посмотрели по этому произведению и ни один нас не впечатлил – не совпал с нашим ощущением книги. Андрей говорит: «Это очень интересно! Я сейчас к тебе приеду, но я буду не один». И приезжает с девушкой. Говорит: «Мама, знакомься, это Полина». Я оставила их смотреть выставку, ушла в кафе, а через несколько минут захотела что-то спросить, зашла за ними в зал и вижу, как они рассматривают фотографию, а сами держатся за руки. В этом было столько нежности, чистоты. Я сразу вышла, не стала им мешать. И целый день потом ходила и улыбалась. Через некоторое время я увидела, что Андрей стал замыкаться в себе, стал какой-то задумчивый. Спросила его, в чем дело, он сказал: «Как только я захочу об этом говорить, я обязательно с тобой поделюсь». А потом сообщил мне, что они с Полиной расстались. Я стала спрашивать, что произошло. Он поставил меня в совершеннейший тупик. «Понимаешь, она поступила в институт в Питере. И мы решили закончить наши отношения, потому что на расстоянии их продолжать невозможно». Я начала его уговаривать, объяснять, что это опрометчивый шаг – она же сможет приезжать, и он будет ездить к ней. Но он как отрезал: «Я, – говорит, – ее отпустил. Потому что у нее будет другая жизнь, и ей каждый раз надо будет отрывать меня от сердца, когда она будет уезжать. А это тяжело».

Его решение очередной раз меня поразило. Между ними явно была не просто симпатия, там явно зарождалось глубокое чувство. И насколько надо было быть зрелыми людьми, чтобы вот так трезво все обдумать и принять взвешенное решение. Не мучить друг друга, не отрубать хвост по частям, а закрыть тему.

Сейчас я понимаю, что он был прав. Психологи говорят, что близкие люди не могут находиться друг без друга больше двух недель без потерь для отношений. Потом они уже начинают учиться жить по отдельности. Теряют чувство опоры. И это означает конец их романтической связи. Но откуда такие нюансы мог знать молодой парень?

Я не стала его уговаривать и убеждать, что можно попробовать любить на расстоянии. Понимала, что это его дело и мне лучше не вмешиваться. Мой сын вообще всегда очень четко расставлял границы и не позволял мне заходить за них. Еще в детстве он удивлялся: «Мама, а почему ты не стучишься ко мне в дверь, прежде чем зайти?» Я, как свойственно многим мамам, норовила эти границы снести, хотя бы подвинуть. Но он мне четко дал понять, что он отдельная личность и имеет право на свою территорию. Я пыталась противиться. Объясняла, что я же мама, я его родила, я знаю, как он устроен, и вообще, он же сейчас одет – нет повода для конфузов. «Дело не в одежде. Мама, выйди и закрой дверь», – говорил Андрей.

Андрей меня воспитывал не меньше, чем я его. Это был обоюдный процесс. И как-то, во время наших ночных посиделок я сказала ему, что во многом была не права. Что я сожалею, что многое заставляла делать против его воли, давила на него, И что, наверное, я бы могла его меньше принуждать. Но для меня тоже было внове – быть мамой, я училась, пусть и на ошибках, делала выводы.

У нас на эту тему были споры с бабушкой Андрея. Бабушка была сторонницей строгости в воспитании, говорила, что мальчика надо воспитывать, «пока он поперек кровати лежит, мол, когда уже перестанет помещаться поперек – будет поздно». Но я видела, что ребенок растет понимающим, старалась меньше навязывать свое мнение и давать ему возможность принимать решения самому. А когда он вырос – поняла, что свободы могло бы быть еще больше, и это Андрею пошло бы только на пользу.

Я часто говорила сыну спасибо, за то, что он выбрал меня своей мамой. Андрей неизменно на это отвечал: «Пожалуйста». Вообще в нашей семье было принято выражать свою любовь. Я каждый день говорила сыну, как я его люблю. А когда он возвращался домой, и я слышала ключ в замочной скважине – оставляла свои дела и выходила его встречать. Мы обнимались и некоторое время стояли так. «Я тебя люблю», – говорила я. «Я знаю», – неизменно отвечал он. Это звучало несколько сдержанно и с юмором.

Андрей меня не стеснялся. Когда его друг Илья создал собственную группу и стал давать концерты – приглашал меня. И его нисколько не смущало, что он, взрослый парень, приходит на рок-концерт с мамой. Наоборот, всем с гордостью говорил: «Это моя мама».

У Андрея был хороший вкус. Однажды мы пошли в кинотеатр, который располагался в жутко дорогом и пафосном торговом центре. Андрей, проходя мимо одной из витрин, увидел пальто и сказал: «Оно мне нравится». Я скользнула по витрине глазами и отметила про себя: «Фенди. Неплохой выбор». Конечно, позволить себе такое мы не могли и просто заказали знакомой портнихе похожее. Получилось очень стильно. Но при этом весь его гардероб умещался в маленьком пространстве. Для него не было пределом мечтаний купить новую шмотку, кроссовки носил долго, и пока не сносятся – новые не покупал. На вопрос, чего ему не хватает из одежды, неизменно отвечал: «Мама, у меня все есть». А одежду он выбирал себе с детства. Сам. Я старалась не вмешиваться. Однажды мы с ним поехали в магазин, и Андрей выбрал какой-то умопомрачительный комплект из несочетаемых между собой майки, штанов «с заниженной мотней» и кепки. Бабушка, увидев его в этом наряде, выразительно на меня посмотрела. Но я сказала, что это выбор Андрея, и я его уважаю. Когда еще ему экспериментировать, как не в этом возрасте. Единственное исключение составляли мероприятия, где мы появлялись вдвоем. У него были дежурные классические костюм-рубашка-галстук-туфли, и я могла быть спокойна за его внешний вид.

Когда Андрей только поступил в институт, он задумался о карманных деньгах. В то время одна моя подруга работала в концертном зале «БАРВИХА LUXURY VILLAJE». Его только построили, и он считался одним из самых престижных ЗАЛОВ, куда тут же начали возить самых раскрученных западных звезд. Подруга обмолвилась, что они ищут администраторов – молодых мальчиков и девочек, скромных, воспитанных и умеющих себя держать. Предложила Андрюше прийти на собеседование – вдруг он подойдет? Андрею идея понравилась, а, увидев репертуар зала, он и вовсе пришел в восторг. Пошел на собеседование, и его взяли.

Барвиха тогда была самым пафосным местом во всем Подмосковье, добраться туда без машины было сложно, и я, поскольку планировала поменять свой автомобиль, предложила Андрею взять мой «Гольф». Но он воспротивился. Сказал, что на метро и маршрутке до концертного зала добираться быстрее, чем за рулём. Он меня этим очень удивил, я думала, что нет на свете мальчишки, который отказался бы от собственного автомобиля. Но Андрею это было не нужно. «Зачем мне машина? – говорил он. – Ее парковать надо, о ней заботиться, обслуживать. А на метро я за полчаса окажусь в любом районе Москвы». Дисциплина на его работе была строгая, во время концертов администраторам не разрешалось присутствовать в концертном зале, но иногда можно было слышать из-за двери, что творится на сцене. А еще Андрей мог наблюдать, как артист за кулисами готовится к своему выходу, и это ему очень нравилось. Иногда зал закрывался на спецобслуживание – там играли чьи-то роскошные свадьбы. Андрей не говорил, чьи именно – им строго-настрого запрещалось разглашать эту информацию.

Дороговизна в том районе, где Андрею пришлось работать, была баснословная. Чашка кофе стоила там каких-то нереальных денег, а уж об обеде и говорить было нечего. «Где же вы там едите?» – интересовалась я. Оказалось, что если спуститься в подземный паркинг под этой лакшери-деревней и пройти его насквозь, можно было набрести на столовую, куда ходили те, кто паркует машины, продает одежду в бутиках и стрижет лакшери-посетительниц в местных салонах. Один раз мы с Андреем даже эту столовую посетили. Там все было, как в Советском Союзе: подносики, железный стол, салатик с капустой, пюре с котлеткой. Да, и в Барвихе, оказывается, такое было.

Когда Андрей получил первую зарплату, у меня с приятельницей (ее сын тоже там работал) состоялся один интересный разговор. «Я хочу, чтобы из моего мальчика вырос мужчина, который понимает, что надо платить по счетам, – сказала она. – Поэтому вчера я объявила сыну, что отныне он должен платить за проживание в нашей квартире. Разложила ему все по полочкам – сколько мы платим за воду, за свет, за вывоз мусора и домофон, показала все счета и посчитала его долю». Я была под впечатлением. Через несколько дней подруга сообщила, что сын согласился на ее условия. Поначалу он был возмущен, но потом посмотрел объявления о сдаче квартир и понял, что мама просит совсем немного – снять комнату в какой-то посторонней квартире на эти деньги он не смог бы при всем желании. Идея подруги вдохновила меня на разговор с Андреем. И дело тут было вовсе не в том, что мне нужны были его деньги. Я подумала, что это хороший воспитательный момент. Рано или поздно он обзаведется семьей. И для того, чтобы нормально жить, он должен знать цену деньгам. Научиться не только зарабатывать их, но и распределять разумно. Я изложила ему свои мысли. Он меня выслушал и говорит: «Ты серьезно?» Я дала Андрею время, чтобы все обдумать, и через несколько дней он пришел и принес деньги. «Есть резон в твоих словах, мама, я же зарабатываю и могу помочь с оплатой квартиры».

Вообще я старалась все покупки, которые касались моего сына, делать из собственных заработков. И ремонт в его комнате затевать, и одежду ему покупать. Разумеется, Сергей был бы не против дать деньги на все это, но мне такая постановка вопроса казалась неправильной. Папа на Андрея алименты не платил, я посчитала, что взыскать их через суд можно, но не стоит. Понимала, что папино недовольство может больно ударить именно по сыну. И отказалась от этой мысли.

Именно в это время Андрей стал проявлять интерес к благотворительности. Началось все с того, что он поинтересовался, куда ему можно отдать старый, но еще работающий компьютер. А я тогда активно помогала одному детскому дому – там жили дети, чьих родителей лишили прав. Узнала я об этом заведении от Елены Цыплаковой, она давно им помогала, но не деньгами – деньги обычно до детей не доходили, растворялись где-то по дороге. Елена предпочитала делать ремонт в помещении детского дома или покупать что-то нужное детям. Узнала, например, что по нормам воспитаннику детского дома полагалось две пары носков в год. Представляете? В год. Две пары. Мы кинули клич по людям, собрали денег и пошли в магазин покупать эти самые носки. Привезли ребятам несколько ящиков – так, чтобы уж точно на год всем хватило. Точно так же закупали им игрушки и разную канцелярию. И вот Андрюша решил этим детям отдать свой комп. Мы приехали в детский дом. Навстречу нам вышли дети. И взгляды у многих из них были такие, какие бывают у малолетних преступников: колючие, напряженные. Это было не удивительно, ребята росли в семьях, где приходилось натурально выживать. Посетителей, приносящих подарки, они тоже не очень жаловали. Им было не очень приятно, что кто-то все время приезжает и благодетельствует их – дарит какую-то ерунду, чтобы потом сделать селфи на фоне подарков. Но когда мы сказали, что привезли им компьютер, началось настоящее веселье. Андрей, правда, до последнего переживал, что комп не новый, не мощный, и спрашивал у меня, прилично ли вообще кому-то дарить такое старье. Но когда мы вошли в компьютерный класс детдома и увидели мониторы, на которых они работали – такие желтоватые кубической формы коробки, из далекого прошлого, похожие на допотопные телевизоры, – вопросы отпали сами собой. Андрей захватил из дома диски с играми, в которые уже не играл, и у детей было абсолютное счастье.

Андрей долгое время находился под впечатлением от посещения детского дома – до этого он никогда не видел таких детей и, наверное, даже не подозревал об их существовании. А потом мы еще посмотрели фильм, в котором шла речь про усыновление. Он долго обдумывал увиденное и вдруг выдал: «Мам, а я родной?» «Вот это заявка!» – думаю. «Андрей, ты точно родной. Посмотри на себя. Ты похож на нас на всех – и на папу, и на маму, и на бабушек с дедушками». Но он еще некоторое время продолжал меня пытать: «Точно? Ты ничего от меня не скрываешь?» Я говорю: «Тебя даже в роддоме перепутать не могли, мне же тебя сразу дали в руки, и я тебя рассмотрела как следует, у тебя родинка на шее точно такая же, как у меня». Этот аргумент его убедил.

Когда учеба в институте стала подходить к концу, я опять завела разговор с сыном о том, чем он планирует заняться в будущем. «Я хотел бы помогать планете и человечеству», – объявил мой мальчик. «Так, – говорю, – прекрасный план. Звучит красиво. А как-то конкретно он формулируется? В чем выражается?» – «Я бы хотел работать либо в ООН, либо в ЮНИСЕФ – в международных организациях, которые оказывают влияние на всю планету». Это была не просто идея – Андрей в свои выходные дни действительно стал посещать офис Фонда защиты дикой природы. Они набирали волонтеров, и Андрей с удовольствием к ним присоединился. Однажды пришел домой, а вид такой, как будто он мешки ворочал целый день. «Ты откуда такой уставший?» – спрашиваю. «Понимаешь, мы там устроили мозговой штурм. У фонда мало денег, а сделать надо многое, и мы с волонтерами сидели думали, как продвигать фонд с наименьшими затратами и наибольшей отдачей». – «То есть вы выполняли работу человека, который сидит в этом фонде на окладе? – интересуюсь мягко. – Ты же понимаешь, что за такую деятельность вообще-то деньги платят?» Андрей сначала отмахнулся, мол, сама же учила – делай добро и бросай его в воду. Но, поучаствовав еще в нескольких штурмах, понял, что действительно выполняет чью-то работу. Но благотворительностью заниматься продолжал. Получив зарплату, 10 процентов отчислял фонду. Я в то время тоже помогала различным фондам. Андрей следил за моими действиями и через некоторое время стал эти свои 10 процентов от зарплаты приносить мне – я, мол, лучше знаю, как ими распорядиться. И эта привычка – отдавать часть денег нуждающимся – осталась у него навсегда.





Глава 25. Мои роли в кино




Ни для кого не секрет, что в то время, когда мы познакомились с Сергеем, я была гораздо более узнаваема, чем он. Таблоиды писали: «Молодой артист увел жену у Игоря Ливанова». Но уже тогда было понятно, что у Сергея большой творческий потенциал. Помню, как моя подруга-психолог первый раз попала на его спектакль «Жизнь моя, иль Ты приснилась мне?» в театре Ермоловой. Спектакль был средним, ставился он под местную приму, которая, несмотря на то что была уже в летах, играла Айседору. Сережа играл Есенина. Ему тогда было 23, но, пробуясь на роль, он наврал о своем возрасте, сказал, что он старше. Женщины, проводившие кастинг и принимавшие решение, увидев его, удивились: «25? А выглядишь гораздо моложе!» – «Да ладно, бросьте, бабы!» – сказал он веско. «Бабы» сомлели, и роль досталась Сергею. Играл он шикарно. Мы с подругой сидели в первом ряду, смотрели во все глаза. А после спектакля она мне говорит: «Ты знаешь, мы имеем дело с обыкновенным гением! Да. Я психоаналитик и знаю, о чем говорю». Потом она объяснила, чем гении отличаются от просто талантов. Талантливые люди щедро одарены, но при этом психически слабы и нестабильны. А у гения при тех же творческих данных более крепкая психика. Талантливый человек может впасть в депрессию от отсутствия работы и спиться. С гениями такого не происходит.

Сергей действительно был тогда одним из лучших молодых актеров в стране – невероятно эмоциональный, чувственный и при этом уже в том возрасте обладающий потрясающей актерской техникой.

Когда мы поженились, он служил у Табакова и играл спектакли в театре Ермоловой. Плюс к тому он еще и снимался понемногу. Мне время от времени стали предлагать роли в антрепризах. И пару раз я даже соглашалась. Например, с радостью приняла предложение культурного центра при чешском посольстве сыграть спектакль по абсурдистской пьесе Вацлава Гавела. Я всегда с радостью ходила в этот центр на вечера, которые организовывала моя подруга Мира Гавьярова. Там показывали лучшие чешские фильмы в русском переводе, туда приезжали известные кинорежиссеры, там было очень интересно. И вот она меня как-то зовет к себе в гости и говорит: «Ирочка, у нас возникла такая идея – надо поставить пьесу. Я нашла режиссера, он работает у Марка Розовского и готов нам сделать спектакль. Нам нужны три актера – два мужчины и одна женщина». Я почитала пьесу, она мне понравилась, но показалась короткой, и мы решили добавить туда еще пару пьес Беккета. Спектакль назвали по одной из пьес: «И все это полная белиберда». Мы репетировали где придется, костюмы подбирали из тех вещей, которые могли найти, но были увлечены творческим процессом, и в результате получился прекрасный спектакль. Сыграли мы его настолько успешно, что потом еще ездили с ним на гастроли в Прагу.

Но если Мире я отказать не могла, то, получив еще одно приглашение в антрепризу, пошла советоваться с Сергеем. И он сказал: «Ты знаешь, что такое антреприза?» – «Догадываюсь», – говорю. Сергей говорит: «Ты знаешь, что произойдет, когда ты согласишься? Мы просто перестанем видеться. Я буду ездить на свои съемки, ты отправишься по стране с гастролями. Дан приказ – ему на запад, ей в другую сторону…» И я поняла, что он прав. И, конечно же, я думала об Андрюше. Если честно, у меня возникали мысли о том, что сын в какой-то момент придет и скажет: «Я решил жить у папы». Он имел на это полное право. И я очень переживала, что он этим правом вдруг захочет воспользоваться. Этого не случилось. Андрей виделся с папой, приезжал к нему на выходные, общался и быстренько возвращался.

На Сергея именно в этот момент нашей жизни свалилась настоящая слава, а вместе с ней и все сопутствующие моменты в виде беспрестанных интервью и приглашений на съемки. При этом никакого агента у него не было. Сергей не помышлял тогда об этом. А помощь ему явно была нужна. Он говорил: «Я не успеваю вычитывать интервью, а это плохо – журналисты же могут у себя там понаписать что угодно». Был такой период, когда журналисты считали, что визировать материалы не обязательно, можно писать, что хочешь. Путалось все – имена, фамилии, названия спектаклей и картин. И это было ужасно. Я Сергею говорю: «Давай я тебе буду помогать». Смотрела присланные сценарии, пересказывала Сергею их сюжет, читала в машине вслух, если он был за рулем. Встречала в аэропорту, чтобы он мог хотя бы немного поспать, пока я везла его домой. И перестала думать об антрепризах, все силы бросила на то, чтобы разгрести его дела. Бывало так, что уже за полночь, весь дом спит, а я сижу и правлю эти бесконечные интервью. Но это был мой осознанный выбор и мое решение.

И, кстати, мое давнее хобби – пристраивание мужей на работу – никуда не делось. Сергей никогда не скрывал, как он попал в сериал «Бригада». – «Если бы не Ирина, наверное, я бы не снялся в сериале “Бригада”», – говорил он во многих интервью.

С «Бригадой» получилось так. Продюсер проекта, который планировал снимать сериал и с которым Сергей дважды уже до этого работал, сказал ему: «У нас сценарий есть – бомба. Сага, что-то наподобие “Однажды в Америке”, только русская, про 90-е годы. И там есть главный герой – мы пишем его, ориентируясь на тебя. Роль твоя». А спустя какое-то время кто-то «добрый» сообщил Безрукову, что пробы на главную роль в новый сериал уже давно начались и там успел попробоваться весь российский кинематографический генофонд, порядка 300 человек. Сергей страшно удивился. И обиделся. Сказал: «Если это действительно так, и если на пробы меня не позвали – лучше пусть и не зовут. Пусть снимают, кого хотят». Ну и, разумеется, тут же возник продюсер с предложением прийти на пробы. Продюсер стал всячески выкручиваться, что-то такое Сергею объяснять, уговаривал не обижаться и все-таки приехать. И я помню, как накануне проб Сергей сказал: «Нет, я не поеду, так не делается, это не по-человечески и не по-дружески». Сомневался прямо до последнего. И я его прекрасно понимала – обидная ситуация получилась. Сценарий был очень хорош. Главная мужская роль. Но я понимала, что в лоб действовать нельзя, надо как-то осторожно уговорить его хотя бы попробоваться. И я говорю: «Ты сценарий читал?» – «Да, читал, сценарий отличный, но вот этот момент с пробами… Нет, знаешь, что я решил? Я пойду завтра. И специально им там плохо сыграю!» Я говорю: «Конечно, так и сделай. Пойди сыграй плохо. И они скажут: “Ну да, надо дальше искать, Безруков-то плохой артист, никчемный!”». И вдруг вижу – Сергей сфокусировался на этой фразе, перестал «жевать» свою обиду. И утром встал уже с совсем другим настроением. Я ему говорю: «Пойди и покажи им всем! Даже если они тебя не возьмут, пусть хотя бы увидят, какой ты классный актер!» Вернулся он домой довольный и говорит: «Ты представляешь, я играл сцену, где по моей щеке должна была скатиться скупая мужская слеза. И в первом дубле мне все удалось, слеза скатилась. Но мне говорят – нужен еще дубль. А на кону уже многое: все смотрят на меня, и лицом в грязь ударить совершенно невозможно. И она вытекла именно из того глаза, который был повернут к камере. Просто так получилось. С тех пор в кинематографических кругах гуляет легенда, что Безруков может заплакать тем глазом, которым захочет.

Сережу утвердили на роль. А я, прочитав сценарий, обнаружила, что одна из главных героинь очень похожа на меня: была там такая женщина, играющая на скрипке. И я говорю: «Слушай, мне сымитировать игру на скрипке несложно, с детства умею. Может, я попробуюсь?» Сергей говорит: «Я тебе сейчас пару сцен дам, прочти». И дает мне сцены, где его герой ссорится с этой героиней, гуляет от нее. «Я не хочу играть вот это все с тобой». Опасения его были понятны – бывает, что артист, погружаясь в образ, может перенести его в реальность. И можно сто раз говорить, что это всего лишь работа, но мы все знаем случаи, когда актеры в реальности разводились после работы над фильмом, в котором разводятся их герои. Или, наоборот, заводили роман после того, как отыграли любовные сцены в кино. И я согласилась с Сергеем, что лучше не рисковать. И потом, у нас бы было слишком много совместных сцен, мы бы с головой ушли в работу, и не совсем понятно, кто бы занимался Андрюшей, который на тот момент был еще маленький и не совсем самостоятельный.

Так постепенно я оказалась полностью в тени мужа, помогая ему с его делами, решая бытовые вопросы и воспитывая сына. Мне тогда казалось, что это правильно. Что гармония в семье дороже карьеры. Сергей, находясь в творческом запале, отключался от всего, забывал есть и пить. И в мою задачу входило сделать так, чтобы он элементарно выжил в этом рабочем цейтноте. Я спрашивала его: «А ты сегодня ел?» Он глаза в потолок уставит: «Знаешь, я не помню». Некогда о еде думать, когда все так интересно, надо отсняться, потом к монитору подбежать – посмотреть, что получилось, с режиссером поговорить, а это в то время, когда другие обедают. Остановиться же невозможно!

Статус Сергея менялся очень быстро, за несколько лет из малоизвестного молодого и талантливого парня он превратился в суперзвезду экрана. И как жена, я следила уже и за его имиджем. За тем, как он выглядит, во что обут, одет, как пострижен. Но меня это не сказать чтобы очень сильно напрягало. Словом, я была очень счастлива помогать мужу реализовываться, мне казалось, что это естественно и правильно, ведь мы семья! Тем более что очевидно – без моей помощи он просто надорвался бы. Работы у него было грандиозное количество, бесконечные перелеты-переезды, и как следствие – тотальный недосып.

До встречи со мной он иногда выпивал. Ну то есть как выпивал? Как все. Вечером бокал вина или немного виски. Но однажды наутро он мне признался: «Знаешь, вчера с друзьями посидели, а сегодня я сам себе удивляюсь, не могу собраться». И я ему сказала: «Будешь продолжать в том же духе – сил на профессию уже не хватит». Актер должен выдавать во внешний мир энергию, много энергии. Иначе он профнепригоден. А когда у человека с утра плохое самочувствие и голова болит – какая уж тут работа. В результате Сергей пить перестал вообще. Не пил ни капли. После спектаклей или съемок, когда его приглашали посидеть, поболтать, отметить, он всегда говорил: «Нет, я в номер – готовиться к следующему дню». Работы было много, несколько параллельных проектов сразу. Он о ней мечтал, он ее получил и жадно хватался за все. Иногда съемки продолжались до ночи, ночью он ехал на озвучку, с утра репетиция и так далее.

Я взяла на себя все, чтобы он мог спокойно работать. Он всегда был чисто и аккуратно одет. У него никогда не было проблем с тем, чем поужинать. Я ждала его дома или ездила с ним, когда у меня была такая возможность.

Впрочем, иногда я все-таки снималась. В сериале «Участок», где у Сергея главная роль, я играю его жену. Я появляюсь в первой серии, где у героев конфликт – он отправляется участковым в какую-то жуткую дыру, а она, разумеется, этому не рада. И еще раз я появляюсь в заключительной серии – там, где супруги примиряются.

Сериал снимался под Тарусой, в селе Похвистнево. Жили мы в пансионате, который назывался «Березовая роща». Пансионат – это слишком громкое название для того обиталища, в котором мы оказались. Я, когда вошла первый раз в комнату, в которой нам предстояло жить, подумала: «Надо же, какой интересный тут запах!» Потом поняла, что это пахнет плесенью. Вода в ванной непрерывно подтекала, создавая неповторимый аромат. Еще в комнате стоял маленький холодильничек, который время от времени вздрагивал, рычал и подпрыгивал. А чтобы поймать мобильную сеть и поговорить по телефону, надо было залезть на подоконник и высунуть голову в форточку. Поскольку мы всегда старались брать с собой в киноэкспедиции Андрюшу, на эти съемки к нам он тоже приехал. Его поселили в домике дрессировщика животных. Главный герой в этом сериале – собака, у нее сложная роль, в которой присутствуют внутренние монологи и всяческие метания. Собака жила в отдельном домике вместе со своим дрессировщиком. И там у них было лишнее спальное место, куда радостно заселился Андрей и с удовольствием тусил с собакой и кинематографистами. Мы прекрасно проводили время – ходили купаться, ездили в Поленово, гуляли по Тарусе.

Второй фильм, в котором мы снялись вместе с Сережей, назывался «Есенин». История со сьемками «Есенина» тянулась очень долго. Практически сразу после того, как был показан спектакль «Жизнь моя…», в котором Сережа сыграл главную роль, появилась идея снять фильм. Было очевидно, что Сергей рожден для этой роли – он очень здорово совпал с прототипом и внешне, и по харизме. Обсуждения шли долго, я ходила на какие-то бесконечные переговоры, общалась с продюсером, который стажировался в Голливуде, вернулся сюда, чтобы делать громкие, знаковые проекты, и был полон амбиций. Естественно, предполагался полный метр. А поскольку на дворе стояли 90-е годы, и времена были занятные, некие люди, которые занимались нефтью, предлагали некие схемы: «Мы вам даем столько-то денег, вы проводите все это через свою бухгалтерию, а потом возвращаете нам часть». В народе такая схема называлась «отмыванием денег» и законом не одобрялась. Впрочем, деньги тогда отмывали в самых разных областях, и в кино в том числе. Кино даже было предпочтительнее многих сфер – тут можно было не только денег отмыть, но и заодно жену свою в какой-нибудь картине снять, и на фестивали потом поездить. Слава богу, мутные люди в результате куда-то делись, и картину сняли вполне законно и прозрачно. Но длилось все это очень долго, лет 10, не меньше.

За это время я прочла такое количество разной документальной литературы о Есенине, что знала о нем, наверное, больше, чем некоторые есениноведы. Мы изучали многочисленные версии уголовных дел, пытались понять, сам он лишил себя жизни или ему помогли и кому он помешал. Все эти версии сводились в итоге к одному – Есенин вел себя слишком темпераментно и говорил слишком резкие вещи, чем навлек на себя гнев разных структур, которым не выгодно было оставлять его в живых. Слишком уж многим он был поперек горла. Мешал. В общем, я уверена, что его убрали. Но интересно то, что его дело до сих пор засекречено, хотя, казалось бы, почти сто лет прошло. И, боюсь, всей правды уже никто не узнает.




Я познакомилась со многими интересными людьми, с его родственниками, общалась со Светланой Петровной Есениной, его племянницей. В общем, я полностью погрузилась в эту тематику. Но дело не шло, пока им не заинтересовался Первый канал и Константин Львович Эрнст. И тогда было решено снять сериал.

Мы не будем сейчас рассуждать о том, насколько хорошим он получился. Очень многие остались им недовольны. Но так бывает часто, особенно в случае с экранизацией раскрученных литературных произведений и с байопиками, в которых речь идет об известных персонах. У каждого свой Мастер, своя Маргарита, свой Иешуа, у каждого свои Маяковский и Есенин. И все же картина случилась.

К съемкам подошли очень ответственно. На тот момент сериалов, которые снимались как полный метр, было немного. На поток были поставлены недорогие мыльные оперы в картонных декорациях. А тут решили выложиться по полной программе. Находили раритеты, соответствовавшие тому времени, продумывали костюмы, снимали в интерьерах той эпохи, например, в Питере на Витебском вокзале, где с тех времен еще осталась красивая ковка. Продумывали до мельчайших деталей.

Портретного сходства героев с актерами, их играющими, добивались не всегда. Разве что только от знаковых персонажей – Есенина, Мариенгофа и нескольких узнаваемых политиков того времени. На роль Айседоры Дункан пригласили американскую актрису Шон Янг. На мой взгляд, она была слишком худа и моложава. Мы довольно неплохо знаем, как выглядела настоящая Айседора, есть немало ее фотографий и даже видеозаписи существуют, и там довольно хорошо видно, что худой она не была. Но режиссера это не смутило.

Хотя все-таки иногда привлекало именно портретное сходство. Так случилось с ролью, которую сыграла я. Однажды мы поехали в Константиново, чтобы в подробностях изучить место, в котором прошло детство нашего героя. Находясь на экскурсии в музее, я обратила внимание на фотографию одной из женщин, к которым был неравнодушен Есенин. Ее звали Лидия Кашина. Около этой фотографии мы с Сергеем остановились, и вдруг он говорит: «Смотри, как на тебя похожа! Если тебе прическу такую сделать – вылитая ты!» Кашина – это первая романтическая влюбленность молодого Есенина. На фоне деревни Константиново она была настоящая принцесса, и крестьянский паренек не мог даже мечтать о дочери помещика. Она стала его музой (именно ей он посвятил свою поэму «Анна Снегина»). А когда стал старше и вернулся в родную деревню уже несколько в другом качестве, дерзнул приблизиться к Лидии и встретил взаимность.

И в результате мне предлагают в сериале роль этой самой Лидии. Роль была совсем маленькая, буквально пара сцен. Надо было снять, как Есенин влезает в окно Лидии, они о чем-то там говорят, целуются, обнимаются, и через некоторое время он ее покидает. И вот наступает день съемок, уже под нашу сцену задекорирована изба, и я сижу в гостинице, жду, когда меня повезут на площадку. Целый день жду, размышляю, как мне это все лучше сыграть. Уж полночь близится, а команды все нет. И вот, наконец, мне говорят – пора. Сажают в машину, везут. А ехать очень далеко. Добираемся мы до съемочной площадки и тут выясняется, что гример забыла мой грим. Метнуться за ним в гостиницу и обратно – совсем не вариант, пока будем ездить – утро настанет. Ну вот, думаю, дождалась ты, Ира, своего звездного часа! Ждала-ждала – и пойдешь в кадр без грима! Говорю: «А что есть у вас?» – «У меня тут грим на Есенина только». В результате мне накладывают тон Есенина, пудрой как-то его замазывают (поскольку у него более загорелое лицо), и я вхожу в кадр примерно в таком виде, в котором ехала в машине. Хорошо хоть волосы были заранее накручены.

Но потом, увидев, себя на экране, я поняла, что все было к лучшему. Моя героиня сидит в своей комнате, на ней пеньюар, она детей уложила и вообще-то спать собирается. А когда к ней в окно вламывается Есенин, просит его не шуметь, зажигает керосинку, и они начинают беседовать. И как раз то, что у моей героини нет перекрашенного лица, нет этих налепленных ресничек и ярких румян, делает сцену более правдоподобной. Человек же практически уже заснул, а тут дубасят в окно – какие реснички, какие румяна? И по эмоциям тоже хорошо получилось – я после 12 часов ожидания оказалась на площадке, где уставший режиссер и нет грима, меня это все здорово тряхануло, и я вложила в свои реплики максимум запала.

Сергею на этих съемках досталось – будь здоров. В первый же съемочный день на натуре он порезал руку. Дело было в Константинове. Снимали живописные виды, березки, пригорки, речка, все дела. И вот Сергей садится на землю, принимает живописную позу: опирается позади себя рукой … и въезжает ладонью в разбитую бутылку. Знаете, когда от бутылки горлышко отбивают, остается так называемая «розочка» – донышко, из которого торчат зазубренные стеклянные края. Ну вот он в эту «розочку» рукой и уперся, всем весом на нее налег. Потом мы поехали в Питер и там снимали уже вплоть до зимы. И вот сцена в каком-то из проходных дворов, ноябрь, и дует так, что группа держится друг за друга, чтобы не улететь. И так продолжается сутки. Я Сергея ждала в гостинице – плохоньком таком отельчике, где половина лампочек не горела. Я добилась того, что в номер принесли обогреватель и чайник. И вот приезжает Сергей, ног не чувствует, температура 39, а следующая съемка – на следующий день. Я его отпаивала чаем с медом, укутывала, грела, в общем, поставила на ноги, он продолжил сниматься.

С каждым съемочным днем я все больше убеждалась, что мой выбор правильный. Сергей один не справился бы со всем этим бытом, с прессой, с запросами на съемки, на кинофестивали и прочее-прочее. Времени на себя у меня, как мне казалось, не оставалось совсем. Хотя, глядя на свою фильмографию, я с удивлением понимаю, что все-таки умудрялась иногда сниматься.

Вот, к примеру, картина под названием «Я виноват-2». Занятный фильм. Снимали его … цыганские бароны. Одному из них вдруг взбрело в голову, что неплохо было бы сделать кино, он подтянул к этому делу всех знакомых и друзей, снял там весь свой табор. В главной роли – его собственная дочь, в эпизодах – артисты театра «Ромен». Уже на этапе запуска картины было понятно, что ничего хорошего там ждать не приходится, но съемки происходили под Новый год, и у меня, как обычно в это время, встал актуальный вопрос: «На какие деньги покупать новогодние подарки? Не на деньги же мужа!» Вместе со мной там играл Тимофей Федоров, мой партнер по фильму «Наваждение» – была такая картина по произведению Бунина «Натали», где я сыграла главную роль. Он меня, собственно, туда и позвал. Позвонил и говорит: «Слушай, мы с тобой уже сработанные, давай сыграем? Будем изображать таких плохишей, которые главную героиню где-то там заперли и пытаются из нее выбить информацию. Сценарий чудовищный, к тому же это вторая часть фильма, а я видел первую часть, и это за гранью добра и зла. Цыганское хоум-видео, снятое профессиональным оператором». Я говорю: «Согласна, деньги очень нужны. Надеюсь, что эта картина пройдет незамеченной». Мы поменяли внешность, как могли, я сильно накрасилась, напялила на себя белый парик. Он тоже пытался с собой что-то сделать, чтобы скрыть свое истинное лицо. Когда я посмотрела первый отснятый отрывок, стало понятно, что на фоне остального актерского состава смотрелись мы вполне сносно. Хотя и бедно. Жены цыганских баронов надели на себя все лучшее сразу – ну как же, в кино же сниматься! Это были очень богатые женщины. Очень. Золотом увешанные с ног до головы. Но это не помогло – у гримерши косметику все равно увели. Так называемая «шоферская привычка» – хоть коробок спичек, а стырю. Администраторы не пожалели денег на грим, закупили все лучшее, и на второй день у гримера пропала тушь. Гримерша мне жаловалась: «Представляете, Ира, я вам вчера глаза накрасила, а потом на грим пришла женщина в собольей шубе, и после нее тушь исчезла». Кровь не водица, видимо.

Еще одна работа из серии «Никому не скажу, что я там снималась» – детектив «Даша Васильева – любительница частного сыска». Снимали большими объёмами, быстро, бегом, экономили на всем, на чем только можно было сэкономить. Съемки происходили примерно так: нас гримировали, потом мы шли в кадр. Я привыкла, что сначала снимается общий план, потом средний, потом укрупнение – то есть над одной сценой работаем целый день. Куда там! Режиссер говорит: «Камера, хлопушка, начали, входите в кадр!» А нас в сцене шесть человек, как входить-то? В каком порядке? А очень просто – вставайте все в одну линию, оператор будет вести камеру по лицам, а вы будете каждая по очереди свой текст произносить. Начали. Я было решила, что мы репетируем. Но режиссер был другого мнения. Спросил нас: «Все сказали свои слова?» Мы киваем. Он говорит: «Все, снято, переодеваемся». Я пыталась как-то возражать, что мы, мол, толком ничего не сыграли, но он меня слушать не хотел. Снято и точка. В картине с нами снимались мопсы, без которых не обходится ни одно произведение Дарьи Донцовой. Надо сказать, что мопсов на площадке было много, они друг друга подменяли, потому что собаки уставали. Люди не уставали, а собаки уставали. Собаки хотели спать и есть, а люди были железные, работали, пока не упадут. Но зато сняли все быстро и деньги на подарки на Новый год заработали. Я старалась нигде не упоминать, что снималась в этом сериале, хотя появлялась там аж в трех сериях.

Дальше в моей фильмографии идет главная роль в 12-серийном фильме «Любовь. Ру». Снимал его режиссер Владимир Басов-младший. Сергей играл небольшую роль качка-скинхеда, члена какой-то криминальной полувоенной организации, а начальником этой организации, этаким фюрером, был Иван Охлобыстин. И у него так это уморительно получилось, мы рыдали просто. А одну из ролей играла Наталья Гундарева. Мне еще до начала съемок сообщили, что у нее крутой характер и лучше держаться от нее подальше. Появившись на площадке, она сразу стала вникать во все мельчайшие подробности, на которые другие бы и внимания не обратили, например, проверяла высоту каблука героини. В тот момент в кино только появился продакт-плейсмент, и всюду в кадре стояли бутылки «Акваминерале» или чего-то в этом роде. Мы особо на это внимания не обращали. А Наталья, едва увидела эту бутылку рядом с собой, сказала твердо: «Уберите из кадра эту фигню, мне за нее деньги не платят». Я очень удивилась – так можно было? За это еще и деньги должны платить? Надо же, а моя героиня говорила: «Ну что, акваминералочки тебе?» – и я даже не задумывалась, что участвую в продакт-плейсменте.

У Гундаревой была отдельная гримерка, остальные актеры размещались в комнатах по два, по три человека. Это было понятно, у нас был разный статус. Хотя там и Виктор Проскурин снимался, и Евгений Стеблов, и Анатолий Васильев – состав был очень хороший. В какой-то момент Наталья мне сказала: «Ира, зайдите ко мне в гримерку». Я разволновалась – что же ей от меня нужно? К Гундаревой был приставлен специальный парень, который готовил ей чай-кофе, приносил в гримерку. Остальные подходили к общему столу и бодяжили себе в хлипеньких одноразовых стаканчиках растворимое нечто. Так вот она меня позвала к себе и спрашивает: «Какой ты любишь кофе?» Я, уже утомившаяся от растворимой кислятины, которую наливали на общем столе, осмелела и говорю: «Молотый, настоящий, с молоком и сахаром, сахара два куска». Она поворачивается к этому мальчику и спрашивает: «Ты все запомнил? Будешь Ирине готовить по первому требованию именно такой кофе». Он кивнул и тут же принес две чашки – мне и Наталье. Она говорит: «Что тебе ютиться у себя в гримерке, сиди у меня, у нас еще одно зеркало тут есть, тебе места хватит».

В общем, она приняла меня. А тому, кого Гундарева принимала, она становилась второй мамой. Она обо мне заботилась, мы беседовали, вместе читали сценарий, смеялись: «Боже, кто такие тексты пишет!» – и правили его. В общем, мы сдружились. А однажды я уже собиралась домой, вышла на улицу и обнаружила, что идет жуткий ливень. И в этот момент подъезжает Наталья на новенькой, с иголочки, иномарке яркого цвета, опускает стекло и говорит: «Садись, подвезу». Я испугалась, говорю: «Не надо, я вам сейчас все коврики намочу в машине!» Она рукой машет: «Садись давай, я тут газеты постелила, потом выкину!» Такие были лайфхаки у русских женщин. Газеты на коврики класть, чтобы машину не испачкать. И вот я сажусь в машину, а она такая вся роскошная, и поворотники тикают так породисто, когда включаются. «Знаешь, что, – говорит Гундарева, – давай, когда съемки закончатся, я позову своего мужа, ты – Сережу и пойдем вместе поедим суши!» Это было роскошное предложение – тогда только открылись первые суши-рестораны, и это было в новинку. Я спрашиваю: «А это вы своего второго мужа позовете?» (в тот момент как раз активно муссировался в прессе новый брак Гундаревой). Произношу эту фразу и понимаю, что получается что-то очень глупое и бестактное. Ну, думаю, поели суши с Гундаревой. Сейчас она меня из машины выгонит и больше общаться не захочет. И вдруг Наталья начинает хохотать. В голос. До слез. И говорит сквозь смех: «Ира, ну какой “второй”! Я каждый раз, когда влюблялась, брала чемодан и уходила, оставляя все, что накоплено. Как настоящий мужчина. Я из тех женщин, которые просто не могут жить с человеком, когда нет любви».

И я, услышав эту фразу, поняла, что она и про меня тоже. Я тоже не могу жить, если нет любви. Но жизнь иногда мудрее нас. С одной стороны, Игорь – пострадавшая сторона при нашем разводе. А с другой стороны – как посмотреть. Он женат, и у него двое сыновей.

Следующий проект, в котором я приняла участие, назывался «Любовь и правда Фёдора Тютчева», снимала его Наталья Бондарчук. Тютчева играл Николай Бурляев, его дочь – Анна Михалкова, а я играла любовь всей его жизни, Екатерину Денисьеву. Снимали мы в Брянске, до которого добирались поездом. У меня к тому времени уже был кое-какой статус, я ездила всегда в отдельном купе или СВ. Мы с Михалковой одновременно загрузились в один вагон, вошли вдвоем в одно купе, посмотрели друг на друга и хором произнесли: «Вообще-то я обычно езжу одна!» Еще раз взглянули друг на друга, засмеялись и потом до утра проговорили. Приезжаем в город Брянск, абсолютно не выспавшиеся, нас сажают в такси, кругом туман, светает, нас подвозят к темному зданию, в котором не горит ни одно окно, а над зданием гордая вывеска: «БРЯ». И мы понимаем, что это гостиница «Брянск», просто на вывеске перегорели некоторые буквы, но это «БРЯ» нас насмешило – мы хохотали, как безумные. Заселились в гостиницу и почти сразу же получили приглашение от Натальи Бондарчук зайти к ней в номер. Мы думали, она хочет обсудить режиссерское видение наших ролей. Но попали на встречу с каким-то местным культурным активом. Заходим в огромный номер, в гостиной большой лакированный стол, и за ним сидят дамы, представительницы местной музейной элиты. Этакие матроны с укладками и яркими губами, сидят ждут артистов. Вваливаются две актрисы в каких-то плюшевых трениках (ну, потому что они только с поезда, а впереди съемка, где переоденут, причешут и накрасят). Плюхаются перед этими дамами на стулья. Они смерили нас взглядом, поджали губы. Аня говорит: «Наталья Сергеевна, а вы видели, в какой гостинице мы живем?» «Да, – говорит, – в гостинице “Брянск”». «Нет, мы живем в гостинице “БРЯ”», – уточняем мы и смеемся. Тети сделали обиженные лица. И начали вещать о чем-то возвышенном, о Тютчеве, о культуре. Мы киваем, я на Аню поглядываю, а она делает такое выражение лица, типа «Езус-Мария, надо бежать отсюда!» И вдруг одна из женщин говорит: «Вы вот будете снимать у нас в заказнике, в доме Тютчева. И вот есть такая книга…», а вторая, глядя на нас, произносит высокомерно: «Ну я не уверена, что эти девушки ее читали!» И губы у нее такие цвета сливы с вишней, и так она их поджала, куриную гузку из них сложила. Аня на нее смотрит внимательно и вдруг серьезно так говорит: «Да мы вообще читать-то не умеем, о чем вы». И в этот момент мы понимаем, что пришло время нам срочно бежать и учить роли, потому что в этой теплой компании нам явно не место. Потом, когда они Наталью Сергеевну отпустили и мы обсуждали эту встречу, Бондарчук тоже смеялась вместе с нами. А сьемки были очень милые, все получилось отлично, мы все подружились, а Николай Бурляев с тех пор, когда звонил нам домой, всегда говорил мне: «Привет, жена». Я отвечала: «Ну привет, муж». Сергей пару раз дернулся, услышав эту фразу, но я ему объяснила, что это Бурляев, и потом он уже даже не реагировал.

А потом я «снялась» … в мультфильме. Назывался он «Столичный сувенир», и там рассказывалось о девочках, которые приехали покорять Москву. Среди персонажей была одна девочка-модель, которую звали Ира. Так вот я мало того, что озвучила эту Иру, ее еще с меня рисовали.

Похожая ситуация возникла и с мультфильмом «Князь Владимир». Мне позвонили с обычным в то время предложением: «Ирина, здравствуйте, а вы нам не поможете уговорить Сергея озвучить героя в нашем мультфильме?» Такие звонки раздавались часто. И прямо пары фраз хватало, чтобы стало понятно, что звать на роль будут не меня. Я рассматривала все предложения, которые поступали, и потом передавала суть звонка Сергею. Идея поработать над мультфильмом «Князь Владимир» показалась мне очень интересной. Он планировался как часовой полнометражный фильм, ребята прислали красивые эскизы персонажей, нарисованные вручную. Но, видя, что мы колеблемся, продюсер решил сделать ход конем. «Ирина, у нас в мультфильме есть героиня одна, ее зовут Анна Византийская». Я говорю: «Не может быть! Вы знаете, что одна Анна Византийская уже была в моей жизни». «Тем более, – сказал продюсер, – мы хотим вам предложить ее озвучить. А вы, пожалуйста, все-таки уговорите Сергея тоже с нами поработать». Проект мужу понравился, и Сережа согласился. Когда мы пришли знакомиться с фронтом работ, нас пригласили на студию, где этот мультфильм делается. Ведущий художник Юрий Кулаков увидел меня и говорит: «У нас главная героиня сейчас в проработке. Можно мы придадим ей ваши черты?» Я согласилась, и они с меня срисовали мою Анну. Только внесли единственное изменение. Мужчинам, работающим над образом, явно нравились женщины с фигурами Моники Беллуччи. Так что у моей героини было мое лицо, и мои руки, а грудь и бедра – от Моники.

Еще один мультик, где героиня говорит моим голосом, назывался «Про Федота-стрельца». Сначала это был проект аудиокниги. К нам обратился режиссер и сказал, что Леонид Филатов, автор этого произведения, очень хотел бы, чтобы Сергей поработал над ролью Стрельца. Филатов чувствовал себя уже не лучшим образом: практически не играл, вел на телевидении передачу «Чтобы помнили», посвященную воспоминаниям об ушедших товарищах и коллегах. И он очень хотел сделать из своего «Федота» аудиокнигу. Одну попытку к тому времени он уже предпринял – в постановке приняли участие очень известные артисты из Театра сатиры, и по отдельности все их голоса звучали просто прекрасно, а вместе никак не монтировались, получалось какое-то лоскутное одеяло. Филатова это не удовлетворило. Сергей согласился попробовать в одиночку озвучить всех персонажей этой истории. Он работал какое-то время над программой «Куклы» – была такая пародийная программа, где рисовали шаржи на известных политиков и звезд и говорили их голосами. Это был очень мощный актерский тренинг для него. «Единственное условие, – сказал Сережа, – я не буду делать голос Маруси-голубицы, это получится очень утрированно. Пусть его запишет Ира».



Опыт озвучания у меня тогда уже был. Один раз я озвучивала прибалтийскую актрису в продолжении «Мушкетеров» – фильме под названием «Тайна королевы Анны». А второй раз говорила за Ксению Качалину, бывшую жену Миши Ефремова, в фильме «Письма в прошлую жизнь». Ксения не смогла приехать на озвучание, была в тот момент в киноэкспедиции, в каких-то степях. И меня попросили максимально точно интонировать ее голос. А поскольку у меня хороший слух – мне это удалось. Никто так и не понял, что в фильме говорит не она. Еще я озвучивала рекламные ролики – в общем, много работала с голосом. Говорю: «Я согласна, только если ты будешь рядом и будешь режиссировать. Мне не хочется бледно смотреться на твоем фоне, я хочу, чтобы Филатов остался доволен». И мы многократно проговорили вот это: «Здравствуй, Федя, ты да я, мы теперь одна семья», пока наконец не нашли правильную интонацию. Филатов наши пробы одобрил, сказал, что очень ему понравилось решение персонажей: он никогда не думал, что генерал в его сказке может говорить голосом Брежнева. Это была идея Сергея. Во время мозгового штурма мы читали бесконечно «Федота-стрельца», и вдруг Сергей говорит: «Вот читай. “Ишь, медаль, большая честь! У меня наград не счесть, Весь обвешанный, как елка, на спине и то их шесть”. Это же про Брежнева! Я нашел голос».

Вообще, поиск голосов был невероятно интересным творческим процессом. Мы до глубокой ночи сидели на кухне, пробовали разные варианты, обсуждали, и Андрюха, бегая туда-сюда, то чаю заварить, то что-то взять из холодильника, притормаживал и с любопытством слушал, о чем мы там беседуем. И было очень приятно, что Леонид Алексеевич так высоко оценил наш труд. Потом он еще попросил Сергея поработать над «Любовью к трем апельсинам», и там уже и было полнейшее шапито, например, Моргана говорила голосом Валерии Новодворской.



Однажды мы с Сергеем ехали куда-то по делам, и вдруг он говорит: «Давай заедем к Филатову, он ждет». «А может, – говорю, – в следующий раз? Сейчас некогда». А следующего раза не случилось. Потому что вскоре Леонида Алексеевича не стало.

Но он успел сказать Сергею, что «Любовь к трем апельсинам» в его исполнении ему тоже понравилась. «Главное – моя внучка Оленька одобрила», – сказал Филатов. Для него мнение внучки было очень важно, потому что он понимал – ребенка не обманешь.

Так вот, возвращаясь к «Федоту-стрельцу». Я много раз слушала аудиоверсию, и у меня вдруг родилась идея сделать мультик. Я ехала на кинофестиваль и, зная, что там будет продюсер Сергей Сельянов, давно занимающийся мультфильмами, взяла с собой диск с записью аудиокниги. Дождалась, пока Сельянов отошел от толпы кинематографистов покурить, подхожу к нему и говорю: «Здравствуйте!» Он даже попятился. Видит – я такая в макияже, платье, каблуки. Подумал, что я, наверное, роль буду просить. А я беру клатч, оттуда достаю диск и говорю: «Вы же мультики делаете? У меня к вам предложение, а вот это – материал. Послушайте, там все уже готово, только героев нарисовать останется». Он взял диск, поблагодарил, сунул в карман пиджака и ушел. «Понятно, думаю, сейчас закинет в бардачок машины и забудет там навсегда» Проходит больше года, я уже и надеяться перестала, и вдруг звонок. «Ирина, здравствуйте, мы проводим кастинг на героев анимационного проекта про Федота. Безруков у нас утвержден на главную роль априори. Мы хотим вас попробовать». Я говорю: «На Марусю?» – «Нет, там у нас уже Хаматова. А не хотите ли озвучить принцессу?» Я даю согласие на пробы, и в этот момент у меня случается какая-то жуткая ангина, голос пропадает напрочь, я могу только молчать или шипеть по-змеиному. Но пробы пропускать нельзя. Я приезжаю, хриплю: «Здрасьте». Режиссер страшно удивился. «Вы кто?» Я, говорю, пришла пробоваться на роль принцессы. У режиссера глаза полезли на лоб. «Нет, – говорю, – вы не волнуйтесь, вообще-то обычно у меня голос высокий и чистый, а не вот то вот безобразие, которое вы слышите». Режиссер, как мне показалось, не поверил ни одному моему слову. Но я и не думаю останавливаться. Вынимаю диск с записью аудиоверсии «Федота» и протягиваю ему: «Послушайте, там мой настоящий голос! Ну уделите мне пять минут, что вам стоит!» Он понимает, что я не отстану, и машет рукой, ладно, мол, поставьте. Слушает буквально шесть секунд и с облегчением говорит: «Ну другое же дело! А то пришли и говорите голосом, которым Бабу-ягу надо озвучивать. Лечитесь, я вас утверждаю». Это было самое, наверное, необычное в моей жизни утверждение на роль. И потом мы уже мою эту анорексичную принцессу прекрасно записали, много смеялись и прикалывались. Она получилась яркая и неповторимая, очень ее люблю.



Следом опять случился мультик. Звонит девушка и сообщает, что они на одном детском канале снимают мультипликационный сериал «Хуторок», и не могла бы я посмотреть эскизы. «Да, но вот только мне очень неловко. Вы не могли бы и Сергею дать тоже посмотреть?» – «Я, – говорю, – не поняла – вы мне работу предлагаете или Сергею?» – «Вы понимаете, какое дело, там из женских ролей только бабушка. Вы сможете ее озвучить? А если вы ее озвучите, сможет тогда Сергей озвучить всех остальных героев – барана, пса и кота?»

Мы поехали на студию, чудесный художник показал нам замечательные картинки, они нам сразу понравились. Я всегда считала, что и детское кино, и мультики – это именно то, чем следует заниматься. Роу, снимавший свои невероятные сказки, останется в веках. И снимать их надо качественно. Все что угодно может быть одноразовым, но искусство, которое делается для детей, должно базироваться на нравственных законах. Должно учить добру и миру.

Мне всегда хотелось делать мультфильмы, и я была счастлива, что мне представилась такая возможность.

На студии нас встретил потрясающий режиссер Дмитрий Ершов. Мы знакомимся, а потом я замечаю что-то странное. Все, кто проходит мимо Дмитрия, останавливаются, прикладываются к его руке и говорят: «Батюшка, здравствуйте». Я говорю: «А что тут происходит?» Он говорит: «Меня можно называть на “ты” и руку целовать не обязательно, я по первому образованию аниматор. Но вообще я священник. Утром служу, а вечером рисую». Такой вот диапазон у человека был. Он потом еще снялся в роли священника в фильме «Пушкин. Последняя дуэль» у Натальи Сергеевны Бондарчук, венчал Пушкина и Натали.



Мы отлично поработали над тем мультиком, я озвучила бабушку – бабу Зину, которая выпасает всех этих персонажей и которые вечно ей доставляют массу хлопот. Она с ними как-то управляется, параллельно что-то вяжет, убирает и поет себе под нос «Ромашки спрятались…». Очень забавная такая бабулька получилась.



А потом снова случилось кино. Называлось «Полный контакт». А рабочий процесс смело можно было бы поименовать «Полный привет». Потому что другими словами это не описать никак. Однажды летним днем мне поступил звонок. «Ирина, вы можете прилететь через два дня на съемки? Понимаете, мы уже снимаем, а у вас главная роль». Я говорю: «Стоп, что происходит? Почему вы уже снимаете, у меня главная роль, и я об этом не знаю? Кто вы вообще?» – «Понимаете, у нас уже была главная героиня, другая, не вы. Но она уехала внезапно, а вот теперь главная роль ваша». – «А можно узнать, кто был до меня?» – «Анфиса Чехова». Я смотрю на себя в зеркало и говорю: «А, конечно, какие вопросы, я понимаю ваш выбор, мы же с ней близнецы! Нас же родная сестра не различит!» – «Разделяем ваш сарказм, но все-таки вышлем вам сценарий, вдруг у вас получится приехать?» Сценарий мне неожиданно понравился – такая ясная и четкая история про отношения, очень тонко выписанная. «Ладно, – говорю, – а кто еще из артистов задействован?» – «Вашу дочь играет Агния Кузнецова». Фильмы с Агнией тогда очень шумно прошли, о ней все говорили, и я подумала, что вряд ли такая востребованная актриса согласится сниматься в какой-то ерунде! И решила поехать.

Приезжаю в Питер, прихожу на встречу с режиссером по фамилии Карман. Интересуюсь его фильмографией. И он мне вдруг говорит: «Да я вообще не режиссер. Просто решил вот снять фильм. А вообще у меня небольшой рыбный заводик». Я говорю: «Вы меня разыгрываете сейчас?» – «Нет, – говорит, – правду говорю. Завтра приступаем к съёмкам».