– Да.
– Это совершенно точно…
– Да, слушаю.
– Помните, что я в прошлый раз рассказывал? Это та самая девчушка, за которой Ральф голышом гонялся и которую Спиталери спас.
И тут же Дипаскуале понял свою оплошность. Ляпнул, не подумав, поставил под удар Спиталери. И попытался отыграть назад:
– А может, и нет. И даже без «может». Я перепутал. Это ее сестра была, однозначно.
– Вы часто видели близняшек?
– Нет, не часто. Иногда. Когда едешь в Пиццо, другой дороги нет, кроме как мимо их дома.
– Что ж тогда Миччике говорит, что ни разу ее не видел?
– Комиссар, рабочие к семи утра на стройку съезжались. В такую рань девочки еще спали. А заканчивали работу в полшестого, когда они еще на пляже были. А я все время уезжал и приезжал.
– И Спиталери тоже?
– Он пореже.
– Спасибо, можете идти, – подвел черту Монтальбано.
– И как вам алиби Дипаскуале? – спросил Фацио, когда за прорабом закрылась дверь.
– Может быть, настоящее, а может – выдумка. Тут все держится на звонке Спиталери, но как знать, был ли этот звонок на самом деле.
– Можно у секретарши спросить.
– Смеешься? Секретарша скажет и сделает все, что велит Спиталери. Иначе ее мигом попрут с работы. А с работой нынче напряженка, так что рисковать она точно не будет.
– У меня такое ощущение, что мы топчемся на месте.
– И у меня тоже. Послушаем, что завтра нам скажет Адриана.
– А зачем вам понадобился Филиберто, я что-то не понял.
– Да низачем. Хотел просто посмотреть на реакцию Дипаскуале. Подозревает он, что это мы с тобой навестили их вчера ночью, или нет.
– По-моему, про нас они еще не подумали.
– Рано или поздно до них дойдет.
– И что они тогда сделают?
– Я думаю, напролом не полезут. Спиталери пойдет пожалуется своим дружкам-покровителям, а те уже что-нибудь предпримут.
– И что же именно?
– Фацио, давай сперва дождемся, пока нам дадут по башке, а потом уж станем хныкать.
– Ну ладно, – начал Фацио, – я пой…
Закончить он не успел – раздался грохот, будто рядом жахнули из пушки. Это впечаталась в стену распахнувшаяся дверь. Катарелла так и застыл на пороге с воздетым кулаком, в другой руке – конверт.
– Простите, синьор комиссар, за шум. Письмо принесли вот прямо сейчас.
– Дай сюда и исчезни, пока я тебя не пристрелил.
В большом конверте лежали две страницы факса, отправленного из Германии на номер агентства Каллары.
– Ты тоже послушай, Фацио. Тут говорится о смерти Ральфа. Мне уже Каллара сообщил.
Монтальбано принялся читать вслух.
Уважаемый синьор Каллара!
Три месяца назад я случайно прочла в газете, в разделе хроники, заметку, копию которой вместе с переводом вам высылаю.
Я сразу как почувствовала – наверное, материнское сердце подсказало, – что эти злополучные останки принадлежат моему бедному Ральфу, которого я неустанно ждала все эти долгие годы.
Я попросила, чтобы провели сравнительный анализ ДНК найденного тела и моей. Добиться этого было непросто, мне пришлось долго обивать пороги.
Наконец несколько дней назад пришел результат.
Все данные идеально совпали – останки, без тени сомнения, принадлежат моему бедному Ральфу.
Поскольку никаких следов одежды не найдено, полиция полагает, что Ральф ночью в поезде встал, чтобы выйти в туалет, но по ошибке открыл наружную дверь и выпал из вагона.
Этот дом на Сицилии принес нам одни несчастья, из-за него погибли мой сын Ральф и мой муж Анджело, который по возвращении с Сицилии переменился до неузнаваемости – так на него повлияло исчезновение Ральфа.
Вот почему я хочу, чтобы дом был продан.
В ближайшие дни я вышлю вам по факсу копии всех документов, касающихся строительства дома: проект, разрешение на строительство, сертификат земельного кадастра, все договоры с фирмой Спиталери. Они пригодятся вам как для оформления строительной амнистии, так и для дальнейшей продажи.
Гудрун Вальсер
Перевод газетной заметки выглядел так:
НАЙДЕНЫ НЕОПОЗНАННЫЕ ОСТАНКИ
Позавчера, в ходе ликвидации возгорания зарослей кустарника на откосе железнодорожных путей приблизительно в двадцати километрах от Кельна, прибывшие на борьбу с огнем пожарные обнаружили внутри полузаглубленного технического тоннеля человеческие останки. Идентифицировать их не удалось, поскольку рядом с телом не было найдено ни одежды, ни документов.
Проведенная аутопсия показала, что останки, несомненно, принадлежат молодому человеку, смерть которого наступила не менее пяти лет назад.
– Как-то не очень мне верится в падение с поезда, – заметил Фацио.
– Мне тоже. По мнению полиции, Ральф встал, чтобы выйти по нужде. Он что, голышом в туалет ходит? А если встретит кого-нибудь в коридоре?
– А вы что думаете?
– Ты знаешь, больно уж тут все зыбко, доказательств мы никогда не получим. Не исключено, что Ральф положил глаз на какую-нибудь молоденькую пассажирку и решил, по своему обыкновению, как рассказывал Дипаскуале, пойти с ней голышом пообниматься. И могло так случиться, что он наткнулся на мужа, жениха, папашу, который взял и выкинул его в окошко.
– Как-то это слегка за уши притянуто.
– Возможно и другое объяснение. Самоубийство.
– С какой стати?
– Построим гипотезу, исходя из того факта, что двенадцатого октября во второй половине дня, если верить Дипаскуале, Анджело Спечале вместе с пасынком остались в Пиццо одни. Предположим, Анджело сел на террасе любоваться закатом, а Ральф тем временем пошел прогуляться к дому Морреале. Вспомни, что рассказывал Дипаскуале: однажды Ральф уже пытался изловить Рину. И тут он случайно ее встречает и на сей раз уже не хочет упускать. Приставляет нож к горлу и тащит с собой на нижний этаж. Тут происходит трагедия. Ральф заворачивает девушку в пленку, прячет в сундук, собирает ее одежду, кидает где-нибудь в доме и идет на террасу сумерничать с Анджело. Но тот обнаруживает вещи девушки – возможно, в последний день. Не исключено, что в момент убийства на них попала кровь.
– А разве он ее не раздел?
– Этого мы не знаем. Может статься, он раздел ее только потом. Для того, что он задумал, раздевать ее догола было не обязательно.
– И что дальше?
– А дальше то, что по дороге в Кельн Анджело выбивает из Ральфа признание в убийстве. Во всем сознавшись, парень кончает с собой, прыгнув с поезда. Если хочешь, возможен вариант.
– Какой?
– Анджело сбрасывает его с поезда, решив покончить с чудовищем.
– Ну, это уж перебор!
– Как бы там ни было, не забывай: сама синьора Гудрун пишет, что муж по возвращении в Кельн переменился до неузнаваемости. Что-то с ним, видать, произошло.
– Что значит «что-то»? Произошло то, что просыпается бедолага с утра в спальном вагоне, а пасынок тю-тю.
– То есть в роли убийцы ты Спечале не видишь?
– Нет, совершенно.
– А вот в греческих трагедиях…
– Комиссар, у нас тут не Греция, а Вигата.
– А если честно, как тебе такой сюжет?
– Это совершенно точно…
– Да, слушаю.
– Помните, что я в прошлый раз рассказывал? Это та самая девчушка, за которой Ральф голышом гонялся и которую Спиталери спас.
И тут же Дипаскуале понял свою оплошность. Ляпнул, не подумав, поставил под удар Спиталери. И попытался отыграть назад:
– А может, и нет. И даже без «может». Я перепутал. Это ее сестра была, однозначно.
– Вы часто видели близняшек?
– Нет, не часто. Иногда. Когда едешь в Пиццо, другой дороги нет, кроме как мимо их дома.
– Что ж тогда Миччике говорит, что ни разу ее не видел?
– Комиссар, рабочие к семи утра на стройку съезжались. В такую рань девочки еще спали. А заканчивали работу в полшестого, когда они еще на пляже были. А я все время уезжал и приезжал.
– И Спиталери тоже?
– Он пореже.
– Спасибо, можете идти, – подвел черту Монтальбано.
– И как вам алиби Дипаскуале? – спросил Фацио, когда за прорабом закрылась дверь.
– Может быть, настоящее, а может – выдумка. Тут все держится на звонке Спиталери, но как знать, был ли этот звонок на самом деле.
– Можно у секретарши спросить.
– Смеешься? Секретарша скажет и сделает все, что велит Спиталери. Иначе ее мигом попрут с работы. А с работой нынче напряженка, так что рисковать она точно не будет.
– У меня такое ощущение, что мы топчемся на месте.
– И у меня тоже. Послушаем, что завтра нам скажет Адриана.
– А зачем вам понадобился Филиберто, я что-то не понял.
– Да низачем. Хотел просто посмотреть на реакцию Дипаскуале. Подозревает он, что это мы с тобой навестили их вчера ночью, или нет.
– По-моему, про нас они еще не подумали.
– Рано или поздно до них дойдет.
– И что они тогда сделают?
– Я думаю, напролом не полезут. Спиталери пойдет пожалуется своим дружкам-покровителям, а те уже что-нибудь предпримут.
– И что же именно?
– Фацио, давай сперва дождемся, пока нам дадут по башке, а потом уж станем хныкать.
– Ну ладно, – начал Фацио, – я пой…
Закончить он не успел – раздался грохот, будто рядом жахнули из пушки. Это впечаталась в стену распахнувшаяся дверь. Катарелла так и застыл на пороге с воздетым кулаком, в другой руке – конверт.
– Простите, синьор комиссар, за шум. Письмо принесли вот прямо сейчас.
– Дай сюда и исчезни, пока я тебя не пристрелил.
В большом конверте лежали две страницы факса, отправленного из Германии на номер агентства Каллары.
– Ты тоже послушай, Фацио. Тут говорится о смерти Ральфа. Мне уже Каллара сообщил.
Монтальбано принялся читать вслух.
Уважаемый синьор Каллара!
Три месяца назад я случайно прочла в газете, в разделе хроники, заметку, копию которой вместе с переводом вам высылаю.
Я сразу как почувствовала – наверное, материнское сердце подсказало, – что эти злополучные останки принадлежат моему бедному Ральфу, которого я неустанно ждала все эти долгие годы.
Я попросила, чтобы провели сравнительный анализ ДНК найденного тела и моей. Добиться этого было непросто, мне пришлось долго обивать пороги.
Наконец несколько дней назад пришел результат.
Все данные идеально совпали – останки, без тени сомнения, принадлежат моему бедному Ральфу.
Поскольку никаких следов одежды не найдено, полиция полагает, что Ральф ночью в поезде встал, чтобы выйти в туалет, но по ошибке открыл наружную дверь и выпал из вагона.
Этот дом на Сицилии принес нам одни несчастья, из-за него погибли мой сын Ральф и мой муж Анджело, который по возвращении с Сицилии переменился до неузнаваемости – так на него повлияло исчезновение Ральфа.
Вот почему я хочу, чтобы дом был продан.
В ближайшие дни я вышлю вам по факсу копии всех документов, касающихся строительства дома: проект, разрешение на строительство, сертификат земельного кадастра, все договоры с фирмой Спиталери. Они пригодятся вам как для оформления строительной амнистии, так и для дальнейшей продажи.
Гудрун Вальсер
Перевод газетной заметки выглядел так:
НАЙДЕНЫ НЕОПОЗНАННЫЕ ОСТАНКИ
Позавчера, в ходе ликвидации возгорания зарослей кустарника на откосе железнодорожных путей приблизительно в двадцати километрах от Кельна, прибывшие на борьбу с огнем пожарные обнаружили внутри полузаглубленного технического тоннеля человеческие останки. Идентифицировать их не удалось, поскольку рядом с телом не было найдено ни одежды, ни документов.
Проведенная аутопсия показала, что останки, несомненно, принадлежат молодому человеку, смерть которого наступила не менее пяти лет назад.
– Как-то не очень мне верится в падение с поезда, – заметил Фацио.
– Мне тоже. По мнению полиции, Ральф встал, чтобы выйти по нужде. Он что, голышом в туалет ходит? А если встретит кого-нибудь в коридоре?
– А вы что думаете?
– Ты знаешь, больно уж тут все зыбко, доказательств мы никогда не получим. Не исключено, что Ральф положил глаз на какую-нибудь молоденькую пассажирку и решил, по своему обыкновению, как рассказывал Дипаскуале, пойти с ней голышом пообниматься. И могло так случиться, что он наткнулся на мужа, жениха, папашу, который взял и выкинул его в окошко.
– Как-то это слегка за уши притянуто.
– Возможно и другое объяснение. Самоубийство.
– С какой стати?
– Построим гипотезу, исходя из того факта, что двенадцатого октября во второй половине дня, если верить Дипаскуале, Анджело Спечале вместе с пасынком остались в Пиццо одни. Предположим, Анджело сел на террасе любоваться закатом, а Ральф тем временем пошел прогуляться к дому Морреале. Вспомни, что рассказывал Дипаскуале: однажды Ральф уже пытался изловить Рину. И тут он случайно ее встречает и на сей раз уже не хочет упускать. Приставляет нож к горлу и тащит с собой на нижний этаж. Тут происходит трагедия. Ральф заворачивает девушку в пленку, прячет в сундук, собирает ее одежду, кидает где-нибудь в доме и идет на террасу сумерничать с Анджело. Но тот обнаруживает вещи девушки – возможно, в последний день. Не исключено, что в момент убийства на них попала кровь.
– А разве он ее не раздел?
– Этого мы не знаем. Может статься, он раздел ее только потом. Для того, что он задумал, раздевать ее догола было не обязательно.
– И что дальше?
– А дальше то, что по дороге в Кельн Анджело выбивает из Ральфа признание в убийстве. Во всем сознавшись, парень кончает с собой, прыгнув с поезда. Если хочешь, возможен вариант.
– Какой?
– Анджело сбрасывает его с поезда, решив покончить с чудовищем.
– Ну, это уж перебор!
– Как бы там ни было, не забывай: сама синьора Гудрун пишет, что муж по возвращении в Кельн переменился до неузнаваемости. Что-то с ним, видать, произошло.
– Что значит «что-то»? Произошло то, что просыпается бедолага с утра в спальном вагоне, а пасынок тю-тю.
– То есть в роли убийцы ты Спечале не видишь?
– Нет, совершенно.
– А вот в греческих трагедиях…
– Комиссар, у нас тут не Греция, а Вигата.
– А если честно, как тебе такой сюжет?