– Постой. Сегодня вечером ты занят?

– Да нет.

– Съездишь со мной в Монтелузу?

– Зачем?

– Побеседуем со сторожем, с Филиберто. Где у них стройка, я знаю: Дипаскуале объяснил.

– У меня такое впечатление, что вы этого Спиталери так или иначе хотите прищучить.

– Угадал.

– Конечно, съезжу!

– Ну так расскажешь ты про этих рабочих, наконец?

Фацио зыркнул на него обиженно.

– Комиссар, я уже час как пытаюсь.

Он развернул листок.

– Итак, список рабочих: Далли Кардилло Антонио, Змекка Эрмете, Бутера Иньяцио, Пассалаква Антонио, Фьорилло Стефано, Миччике Гаспаре. Далли Кардилло и Миччике – это те, что остались работать до последнего, закапывали нижний этаж.

– Если я тебя спрошу, ты мне ответишь честно?

– Попробую.

– Ты собрал полные анкетные данные на каждого из шестерых?

Фацио порозовел. «Страсть к персональным данным», как называл ее комиссар, была сильнее его.

– Это да, комиссар. Но не зачитал же.

– Не зачитал, потому что духу не хватило. Ты навел справки, работают ли они сейчас и где?

– Разумеется. Они сейчас работают на четырех стройках у Спиталери.

– Четырех?

– Да. И через пять дней еще пятая откроется. С такой-то протекцией, что от политиков, что от мафии, еще б ему без работы сидеть! К тому же Спиталери мне сказал, что предпочитает иметь дело с одними и теми же рабочими.

– Не считая всяких залетных арабов, которых можно благополучно выкинуть на помойку. Далли Кардилло и Миччике работают на стройплощадке в Монтелузе?

– Нет.

– Тем лучше. Вызови мне этих двоих на завтра на утро – одного на десять, другого на двенадцать, раз уж сегодня мы поздно закончим. И чтобы без отговорок. Если что – припугни.

– Сейчас же займусь.

– Хорошо. Я поеду домой. Встречаемся здесь в полночь и выезжаем в Монтелузу.

– Форму надевать?

– Боже упаси. Наоборот, если он примет нас за уголовников – тем лучше.



Вернувшись в Маринеллу и расположившись на веранде, комиссар ощутил некое подобие прохлады – очевидно, это было самовнушение, поскольку на море и в воздухе стоял мертвый штиль.

Аделина приготовила ему паппаноццу. Вареный лук с картофелем, размятые вилкой в пюре. Заправка: оливковое масло, капелька уксуса, соль и свежемолотый черный перец. Больше он ничего есть не стал, чтобы не ехать на полный желудок.

Потом часов до одиннадцати он читал отличный детектив двух шведских авторов, мужа и жены, где чуть ли не каждая страница пестрела яростными и обоснованными нападками на правительство и социал-демократию.

Монтальбано посвятил его мысленно всем тем, кто чурается детективов, считая их жвачкой для мозгов вроде кроссворда.

В одиннадцать он включил телевизор. На ловца и зверь бежит: в «Телевигате» депутат Джерардо Катапано торжественно открывал новый собачий приют в Монтелузе.

Монтальбано выключил телевизор, как следует ополоснулся и вышел.




В отделение он приехал без четверти полночь. Фацио его уже ждал. Оба были в легких ветровках поверх рубашек с коротким рукавом. Они улыбнулись такому совпадению мыслей. Человек в ветровке в такую жарищу поневоле внушает опасения, потому что девяносто девять процентов из ста, что под ветровкой у него револьвер – за поясом или в кармане. И действительно, оба были при оружии.

– На вашей поедем или на моей?

– Давай на твоей.

Меньше чем за полчаса они добрались до стройплощадки, находившейся прямо в черте Монтелузы, со стороны старого вокзала.

Припарковались и вышли. Стройка была обнесена двухметровым деревянным штакетником, большие ворота заперты.

– Помните, что тут раньше было? – спросил Фацио.

– Нет.

– Особняк Линаресов.

Монтальбано вспомнил. Жемчужина второй половины девятнадцатого века, проект которой Линаресы, богатые торговцы серой, заказали у знаменитого архитектора Базиле – того самого, что построил Театр Массимо в Палермо. Потом дела у них пришли в упадок и особняк тоже. Решено было не реставрировать его, а снести и построить на этом месте девятиэтажку. Ах, беспощадность чинуш из «Культурного наследия»!

Они подошли к деревянным воротам, заглянули в щель между досками, но света не увидели.

Фацио потряс тихонько створки.

– Закрыто изнутри на засов.

– Ты сможешь залезть туда и открыть?

– Это да. Только не отсюда, а то вдруг машина мимо проедет. Обойду сзади и перелезу через забор. Ждите меня здесь.

– Осторожно, вдруг там собаки.

– Вряд ли, они бы уже залаяли.

Монтальбано как раз докурил сигарету, когда ворота приоткрылись ровно настолько, чтобы впустить его внутрь.





9




Внутри было темно, хоть глаз выколи. Впрочем, справа смутно виднелась какая-то времянка.

– Схожу за фонариком, – шепнул Фацио.

Вернувшись, он снова опустил засов на воротах и включил фонарик. Тихонько подкравшись к двери времянки, они обнаружили ее приоткрытой. Очевидно, в закрытом помещении Филиберто в такую жару не спалось. Изнутри доносился раскатистый храп, больше похожий на рев.

– Главное – не дать ему опомниться, – прошептал Монтальбано на ухо Фацио. – Свет не зажигаем, работаем при фонарике. Надо перепугать его до полусмерти.

– Без проблем, – ответил Фацио.

Вошли тихо. Внутри времянка провоняла по́том, а вином несло так, что можно было окосеть уже от запаха. Филиберто, в одних трусах, спал, раскинувшись на раскладушке. То же лицо, что на фото в досье.

Фацио посветил вокруг фонариком. Одежда сторожа висела на гвозде. Еще были стол, два стула, эмалированный тазик на металлической треноге и канистра. Монтальбано поднял ее, понюхал: вода. Он бесшумно наполнил таз, поднял двумя руками, подошел к раскладушке и, не церемонясь, выплеснул воду на лицо Филиберто. Тот распахнул глаза, тут же зажмурился, ослепленный фонариком Фацио, и, прикрывшись ладонью, опять их открыл.

– Кто… Кто…

– Конь в пальто, – отрезал Монтальбано. – Не двигаться. – И выставил пистолет в луч фонарика.

Филиберто машинально поднял руки.

– Мобильный есть?

– Да.

– Где?

– В куртке.

Куртка висела на гвозде. Комиссар достал телефон, уронил на пол и раздавил каблуком.

– Вы кто? – спросил Филиберто, набравшись смелости.