♂ Гаджет mon amour
В мир зеркальных витрин меня не пустили. Уровнем не доросла. Пришлось остаться на границе, у шлагбаума, в тени многоэтажных домов, чьи старые стены были влажными и шершавыми.
Я присела на тротуаре, обхватив колени руками. Над головой, на балконе, ругались люди – те, кому позволили жить в мире на уровне солнца. Кто-то вылил помои прямо из окна, и они поползли по стене зеленоватыми струйками, источающими зловоние.
Пришлось отодвинуться. Сторож у шлагбаума закурил, оценил меня взглядом, спросил:
– Двадцать центов за компас хочешь?
Глаз у сторожа набитый. Знает, на чем можно заработать. Компас, который мигал в левом запястье, достался мне по наследству от отца. Он позволял проходить в мир полукрыльев. Правда, я пока еще не доросла, чтобы туда соваться. Алкоголь, наркотики, все эти синтетические и биомассы можно было вкалывать только с шестнадцати лет. А мне едва стукнуло четырнадцать.
– Сорок центов! – повысил голос сторож, когда я не отреагировала. – И сможешь пройти на десять метров от шлагбаума вглубь.
Конечно, он видел, как проходили Доул, мой старший брат, и Сара. У них было девять пропусков, позволяющих проникать почти во все миры Крылатого города. Дипломированные дизайнеры могут похвастаться толикой всевластия. Их уважают. Их любят. В них нуждаются. Даже самый затрапезный житель низшего мира мечтал пригласить в свой дом дизайнера и попросить чуточку изменить реальность.
Я была всего лишь сестрой Доула, в начальной стадии обучения. Не факт, что когда-нибудь вырасту дизайнером. Гаджетов у меня критически не хватает.
– Упорная девочка! – засмеялся сторож и бросил окурок в мою сторону.
По-крайней мере, те гаджеты, что уже есть, я не отдам никому.
По неровной дороге прогрохотал колесный автомобиль, источающий запах солярки. Петли едкого черного дыма растекались по потрескавшемуся асфальту. Я поежилась, встала и отошла еще дальше, в тень. Из автомобиля выскочил чумазый водитель, козыряющий, однако, тремя уровнями доступа на груди и на предплечье. Сторож заспешил ему навстречу, льстиво улыбаясь.
Вот так всегда.
Я потеряла к ним интерес, посмотрела на небо, в которое упирались макушки многоэтажных домов. Чуть впереди, разрушая линию плоских крыш, торчала тонкая, как игла, башня с узкими оконцами и развевающимся на самой макушке флагом. Я прищурилась и прикрыла ладонью глаза от солнца. Так и есть – вокруг башенки кружились две черные точки. Доул и Сара.
Крылья, это гаджеты предвысшего уровня. Право летать – одно из благ, которое не покупается и не дарится. Только передается по наследству. Рожденный ползать – летать не может.
Автомобиль загрохотал, проезжая границу между мирами. Сторож снова покосился на меня, вытянул руку, потер большим пальцем об указательный и средний, намекая.
– Я не бродяжка, – буркнула едва слышно. – Просто мне не повезло.
Не повезло родиться второй в семье. Той, кому достаются огрызки наследства. Гаджеты, позволяющие проходить в некоторые незначительные миры. Но я никогда не поднимусь в высокие кварталы Крылатого города. Потому что у меня попросту нет крыльев.
Арбуз был мягкий и сочный. Я вгрызалась в него, сплевывала косточки, глотала тающие куски, почти не пережевывая.
– Кушай, кушай, – улыбался Доул и трепал меня ладонью по макушке.
У дизайнеров сегодня выпал счастливый день. Клиенты заплатили вперед, да еще подкинули гаджетов. Видимо, кто-то в предвысшем мире избавился от мусора. А что для предвысших мусор, для нас – золото.
Доул и Сара разложили гаджеты в центре круглого стола и перебирали. В одну кучку складывали на продажу, во вторую – для использования.
Я следила за ними, налегая на арбуз.
Сара взяла блестящее кольцо, внутри которого растекались нитевидные голубоватые линии. Классический недорогой пульсометр. Активированный. Наверняка взломанный. Безделушка, за которую дадут, в лучшем случае, пару центов.
Доул пристроил на предплечье неактивный брелок, с помощью которого можно находить в Сети информацию о поступившей в продажу чистой воде. Штука хорошо уйдет почти за серебряный доллар. Если ее удастся настроить.
– Смотри, сестренка, а это тебе! – Доул протянул гаджет-имплантант бледно-розового цвета. – Допуск в искомый мир.
– У меня уже есть компас.
– Эта штука круче компаса. Посмотри! Плюс уровень к шести кварталам искомого мира. Сможешь прогуляться у зеркальных витрин и поглазеть на гаджеты высшего разряда.
Заманчивое предложение. Я никогда не видела зеркальные витрины. Одноклассник хвастался, что как-то раз его пустили на пять метров от шлагбаума вглубь искомого мира и он, вытянув шею, смог разглядеть собственное отраженье в зеркале. А за отраженьем – уголок гаджета. Чудесного, красивого, высшего гаджета.
Как в кино сходить с имплантантом реалистичности. Жаль, что сейчас такой не достать, а если достанешь, то легально не активируешь – дорого. А у кинотеатров своя система распознавания контрафакта. Так что есть риск остаться без левого глаза. А кому такое понравится?
– Давай, – буркнула я, подумав.
Доул вложил в ладонь бледно-розовый гаджет. Я ощутила его тепло. Сканер в ладони считал код, проверил наличие обновлений, подсказал адреса, где можно быстро и недорого имплантировать гаджет в коленную чашечку. Я, конечно, несовершеннолетняя, но определенные допуски имела. Тем более, что в наших кривых мирах мало кто следил за соблюдением правил детского лицензирования.
Доул и Сара продолжили разбирать гаджеты. Бесполезных было, конечно, больше, чем полезных. Но кучка, которую можно продать, росла. Заработанных центов хватит на неделю нормальной жизни. А Доул еще и откладывал, чтобы через пару десятилетий перебраться в мир лучше нашего. Старый папин дом тогда достанется мне.
Я доела арбуз и выскользнула на улицу.
Подступал вязкий, душный вечер. Тени клубились в углах, а в тенях сверкали гаджетами привычные кривому миру бродяги, наркоманы, насильники. Почти каждого мы знали в лицо, но старались не поворачиваться к ним спиной.
Кварталы кривого мира – паутина узких улочек, грязных, темных, запутанных. Оказавшись здесь впервые, можно исчезнуть навсегда. Сделаешь всего один неверный шаг, и…
Из открытых окон лилась монотонная вечерняя жизнь, вперемешку с ядовитыми запахами пота, гнили, грязи и бледным светом перемигивающихся ламп. Под ногами хлюпало. Сквозь трещины в асфальте росли сорняки, ползли к стенам и цеплялись за выпирающие кирпичи.
Я прошла два квартала, мимо часовни, обогнула группу верующих, собравшихся у дверей Церкви Заката, и оказалась на площади Изогнутых Линий. Здесь всегда горели фонари, потому, что длинные треугольные и многоуровневые крыши закрывали солнце. Двери всевозможных заведений, выстроившихся по кругу и подпирающих друг дружку, не закрывались круглыми сутками.
Встроенный в надбровную кость навигатор показывал две точки гаджет-салонов, открытых в шаговой доступности. Я быстро нашла их вывески среди прочих и направилась к тому, который ближе. Откинула в сторону плотную занавеску, зашла внутрь.
Бородатый сторож вынырнул из полумрака, молчаливо дотронулся открытой ладонью правой руки до моего плеча, застыл на мгновение, а потом позволительно кивнул и отстранился. Я ощутила легкое покалывание после его прикосновения.
Сразу за сторожем мрак расступился, обнажив изгибы и низкие потолки крохотной каморки. Окон не было. Три стены занимали полки, забитые гаджетами. Все здесь подмигивало, блестело, жужжало, двигалось. У деревянной кушетки сидел молодой плечистый мужчина с острым подбородком и искусственными глазами. Он вкручивал себе в бедро «следопыта». Такой гаджет легально могли себе позволить только жители шестого «плюс» миров. В наших кварталах столько легально не зарабатывают.
Увидев меня, мужчина кивком указал на табурет и продолжил затягивать болт. Суставы его скрипели. Сквозь капли пота на лбу проглядывалась вживленная пластина дополнительной памяти. Мужчину звали Хароном, хотя это было не настоящее имя. В кривых мирах никому нет дела, как тебя называли при рождении. Важно – кем ты стал после того, как активировал первый гаджет.
– Ты по делу, или так зашла? – спросил Харон, не поднимая головы.
– По делу. У меня… вот. – Я показала гаджет.
Харон взглянул мельком и улыбнулся.
– На какой помойке нашла? Хотя, такое уже даже не выкидывают. Просто утилизируют.
– Это подарок, – обиделась я, – От брата. Хочу вживить.
– А центы есть?
– Сколько стоит операция?
Харон с силой ввинтил болт до основания и провел по блестящей шляпке пальцами. Поврежденная плоть дрожала от прикосновения.
– Сорок центов, моя дорогая.
– Двадцать пять.
– Тридцать восемь.
– Двадцать семь. – Я умела торговаться, как и любой, рожденный в кривом мире.
Харон приподнял бровь:
– Сойдемся на тридцати? – отложил инструменты и пошевелил ногой. «Следопыт» активировался, шаря по помещению единственным немигающим глазом.
– Идет, – согласилась я. – Плюс наркоз.
– Тогда, добро пожаловать на кушетку.
Мне приходилось бывать в гаджетах-салонах раньше. В моем теле уже двадцать четыре имплантанта. Очистители воздуха, источники внешней информации, фильтры, информаторы, программы для развлечения и обучения, те, что помогают ориентироваться в пространстве, защищаться, выглядеть лучше или, при необходимости, быть незаметной. У нормального обитателя кривого мира к двадцати годам накапливается три сотни полновесных гаджетов… а все равно, каждый раз, когда ложусь на кушетку, вижу потолок, яркий свет, слепящий глаза, возникает чувство сожаления. Кажется, что вот сейчас вырвут еще один кусочек моей родной, настоящей, живой плоти.
Но это мимолетное сомнение. На самом деле, я просто мнительная. В отца.
Мужчина ввел в вену на шее иглу и впрыснул наркоз. Просто мнительная.
У шлагбаума первого уровня искомого мира сидел неприветливый сторож и разгадывал кроссворд. Лист в его руках светился матовым, хотя было ранее утро, и солнце прилично разогнало тени.
Увидев меня, сторож оскалился, в надежде заработать пару нелегальных центов, но улыбка сползла, когда я показала коленную чашечку.
Допуск на четыре часа с накопительной системой поведения. Отличный подарок, братишка. Спасибо!
Шлагбаум поднялся. Я пересекла границу и оказалась там, где никогда еще не была.
В искомом мире воздух казался чище. Вдоль дороги росли мелкие деревья с красными ягодками в изумрудной листве. Прохожие не походили на бродяг и убийц, гаджеты у них были чистенькие, аккуратно вживленные и наверняка лицензионные. Никто не планировал вылить мне на голову помои или бросить под ноги ворох мусора.
Я шла по тротуару, щурясь от солнца, и вежливо кивала всем, кто шел навстречу. Потом дотронулась пальцами до стены, ощутила прохладу и гладкость качественного материала. Как же там, наверное, тепло зимой! Не надо накидывать на себя три одеяла, когда ложишься спать. Не надо выключать внешние гаджеты, боясь, что они перемерзнут и замкнут нервную систему. Не надо теплом собственного дыхания заставлять работать будильник и таймер… Даже завидно стало на мгновение. Чтобы перебраться сюда жить, мне нужно работать не одно десятилетие, причем, не всегда честно. Да и не всем дизайнерам предоставляют постоянный вид на жительства в других мирах. Отец вон так и остался в темноте кривых кварталов…
А потом я увидела витрины. Они выплыли из-за поворота – сверкающие, приветливые, жизнерадостные. Высотой в три-четыре метра. Изогнутые волнами, так, чтобы захватить и отразить побольше света. Площадь перед витринами казалась солнечным озером, в котором каждый прохожий непременно купался, унося с собой на воротниках, подошвах, рукавах, на волосах и кончиках носа брызги солнечных лучей.
И так захотелось окунуться!
Я застыла в нерешительности. Потом спохватилась, активировала фотоскоп с подключением к школьной сети. Теперь каждый одноклассник сможет оценить фотоскопические рисунки и убедиться, что я действительно была здесь! Видела! Купалась!
Первый шаг дался с трудом. Робость и какой-то детский, непривычный страх накатили волнами. Второй шаг, третий… я вступила в зеркальный овал отраженных лучей, сощурилась, захлебнулась, закрыла лицо руками и только потом, через две или три минуты, позволила себе взглянуть одним глазком на отраженье.