Блокнотный лист я выбросил, едва зайдя в вагон. Морок развеялся.





2.2




В первом письме Леся сообщила, что сойдет с ума, если я не позвоню ей.

Между нами химия, писала она, нельзя вот так рвать чувства и отношения. Разве пяти дней было мало, чтобы понять насколько мы близки друг другу?

Я сразу пожалел, что дал ей настоящий адрес. Казалось глупым и неловким осознание того, что я вообще завязал курортный роман с намеками на продолжение.

Повезло, что жена уехала с ребенком к родителям, и конверт обнаружил я. Письмо, конечно же, осталось без ответа.

Через несколько недель Леся оказалась на пороге моей квартиры.

В ней не было ничего от очаровательной и милой девушки, с которой я познакомился на курорте. Волосы оказались растрепаны и давно не мыты, похожие на солому; в уголках раскрасневшихся глаз – морщины; губы потрескавшиеся, на подбородке ссадина, небрежная одежда, изгрызенные ногти.

– Ты мне врал! – заявила она, дыхнув алкоголем. – Никакой вечной любви, да? Тебе вообще на всё наплевать. Уехал и забыл! А я… переживала. Добиралась. Все бросила, мать твою. И примчалась!

Я завел ее в квартиру, усадил в кухне и начал отпаивать чаем. Жена была на работе (да, я снова думал о том, как мне везет). Конечно, Леся тут же увидела фото на обеденном столе: я, Ксюша и дочь в пеленках у меня на руках. Выписка из родильного дома два года назад. Улыбки и счастье.

– Женат?

Мне нечего было сказать. Леся швырнула кружку с чаем об пол и выскочила из квартиры, похожая на обезумевшую ведьму, невесть как угодившую в наш мир. Запах её духов витал в квартире до самой ночи.

На следующий день Леся пришла вновь – прекрасно помню мимолетную раздражающую мысль, что надо что-то сделать с этими ее посещениями.

На этот раз она выглядела спокойной и ухоженной. Волосы скрыла под платком, накрасилась и надела тонкий сарафан, под стать знойной жаре на улице. Никакого алкоголя. Только грусть в глазах – застывшая драматическая тоска. Наверное, Лесе в детстве отлично удавалось манипулировать родителями.

– Нам надо всё обсудить, – сообщила Леся, переминаясь с ноги на ногу на пороге квартиры. – Сходим куда-нибудь?

Через двадцать минут мы сидели в кафе, пили чай и разговаривали. Она задавала вопросы – я отвечал. Мы общались около двух часов. Одна кружка чая сменялась другой. Я убеждал ее, что никакой химии не существует, что нельзя любить вот так сразу и навсегда, что она молодая и красивая девушка, которая легко найдет себе парня лучше. Она соглашалась, стирала слезы, отрицала, соглашалась вновь.

В конце разговора Леся вынула фотоаппарат и спросила:

– Можно, сфотографирую? Один раз, на память. Считай, что это твой прощальный подарок.

Я был не против. Щелчок, прокрутка пленки.

Фотография: за моей спиной окно, сквозь которое льются лучи летнего солнца. Видно дерево с густой, налитой изумрудной мякотью листвой. Я изображаю на лице что-то вроде улыбки. Губы натянуты, видны передние зубы. Лоб вспотевший, волосы прилипли к вискам. Глупое выражение лица, на котором читается усталость. Скорее бы всё закончилось.

Но это было только начало.





2.3




Через неделю после того, как мы расстались в кафе, Леся прислала открытку. Словно мимолетом, небрежно и легко она писала, что добралась до родного города, всё у нее хорошо, лучше быть не может.

Еще через неделю я получил новую открытку. С лицевой стороны рисунок – улыбающаяся рожица медвежонка Умки. С обратной – ровный почерк, слова любви, «я соскучилась», «может быть, ты когда-нибудь ответишь» и несколько строк бытовой чепухи, выветрившейся из памяти.

Через неделю пришла новая открытка. Леся сообщала, что купила солнцезащитные очки, потому что старые, представляешь, забыла в автобусе по дороге на работу. Вот смеху-то!

Потом пришла еще одна. Ровно через неделю. Я ждал ее и дважды заглядывал в почтовый ящик, испытывая противоречивые чувства нетерпеливости и злости. Мне пришлось скрываться от Ксюши и читать открытку украдкой в туалете, но – черт возьми! – ужасно хотелось узнать, что же написала Леся в этот раз.

И еще одна открытка через неделю, плотно войдя в моё расписание жизни. Леся проявила фотографии с моря. Отличные, светлые, радостные. Жаль, что любовь не бывает вечной.

Через неделю я стоял у почтовых ящиков на первом этаже и нервно выкуривал одну сигарету за другой. Получил. Сухие строчки о ее жизни. Съела несвежий салат в ресторане. Опоздала на работу. Пила кофе с лучшей подругой. В конце короткое слово: «Скучаю».

Прошла неделя, а новая открытка не появилась.

Еще неделя.


И еще.

И тут я понял, что постоянно думаю о Лесе. Какие бы мысли ни ворочались в голове, чтобы ни происходило, я неизменно раз за разом возвращался к Лесе. Мне стало не хватать ее голоса, почерка, смеха, запаха духов, растрепанных волос, потрескавшихся губ и взгляда, интонаций ее голоса и тепла. Нежности её любви, которая скользила с каждой строчки, выведенной в полученных открытках.

Я много ночей ворочался в постели без сна, размышляя о том, как был бы счастлив, если бы рядом лежала Леся. Иногда она приходила во сне. Мы занимались страстным сексом – я просыпался с торчащим колом членом, вспотевший и раздраженный. Марево сексуальной страсти рассеивалось, мир становился прежним, и это было хуже всего.

Внезапно вылезло множество мелких вещей, делающих совместную жизнь с Ксюшей неудобной. Я обнаружил, что у нее противный смех. Она слишком требовательна. Секс с ней стал вялым и редким. Мы спим в разных концах кровати, а еще она постоянно перетягивает одеяло на себя и жалуется на холод в квартире. О, как же она отвратительно чистила зубы! Как жутко смеялась над глупыми шутками – особенно, когда пересказывала их мне от своих коллег по работе.

Мелочи появлялись одна за другой, цеплялись друг за дружку, нарастали как снежный ком.

Когда это стало невыносимо, я пошел на почту, купил открытку и торопливо, мелким почерком – чтобы больше влезло – написал Лесе слова любви, признание собственной зависимости, а потом предложил встретиться.





3





Мы прожили с Лесей пять самых счастливых, безоблачных, страстных и замечательных лет. Иногда так бывает – сначала делаешь неправильный выбор, а потом находишь вдруг запасную тропинку, бежишь по ней, путаешься в лабиринте сомнений, суеверий, страхов и выскакиваешь на нужный путь, тот самый, с которого когда-то сошел.

Наша жизнь в какой-то степени походила на книги. Я переехал в другой город, к Лесе, сменил работу, мы обзавелись друзьями и разными жизненными мелочами, которые нравились нам обоим. Леся отлично готовила и была самой лучшей любовницей в мире. Я хорошо зарабатывал, поднимался по карьерной лестнице и мог ночами напролет рассказывать интересные истории. Она лежала у меня на коленях, когда мы смотрели фильмы. Я готовил ей завтрак в постель на выходных. Она учила меня водить машину.

Наш альбом стремительно заполнялся фотографиями – светлыми, как семейная жизнь.

Наверное, один фотоальбом сменился бы другим, потом еще одним, к пятидесяти годам у нас была бы стопка альбомов, тематически разделенных по временам и датам. Такие есть в каждой приличной семье. Мы бы показывали детям свою молодость и с нежностью ностальгировали о прошлом. Дети бы вкладывали свои фото в другие альбомы и показывали бы нам. Фотоальбомы с воспоминаниями – идиллия современной жизни.

…Все было бы так, как расписала Леся в своей безоблачной жизни, если бы спустя пять лет после развода, в середине жаркого августовского лета я не встретился со своей первой женой.

Ксюша каким-то образом нашла мой номер, позвонила и попросила увидеться. Ее извиняющийся, чуть дрожащий от волнения голос вдруг напомнил о прошлом. Словно ветер всколыхнул давно осевшую пыль и под ней блеснули яркие и сочные образы.

Ксюша ждала меня за столиком в кафе.

Я невольно залюбовался ее красивым овальным личиком, вспомнил о тонком шраме над правой бровью, который мне нравился, а еще вспомнил, как любила Ксюша, когда я брал ее сзади за плечо ладонью и целовал в шею. У нее мурашки бежали по коже, можно было делать с ней всё, что пожелаешь.

– Привет, – я сел за столик и заказал кофе. Отметил, как Ксюша… не постарела, а повзрослела. Черты лица огрубели, появились морщинки, вокруг глаз потемнели круги. – Отлично выглядишь.

Ксюша положила передо мной фотографию. Повзрослевшая дочка. Похожа на меня, но от мамы, без сомнения, взяла самое лучшее. На фото ей было чуть больше семи лет.

– Красавица, – сказал я, и тут же из глубин воспоминаний всплыло имя: «Лена».

– Она умирает, – сказала Ксюша, а затем, подавшись вперед, в порыве, схватила мою руку и тороплива заговорила. – Ты сначала выслушай, хорошо? Я слишком долго тебя искала, чтобы вот так просто… Мне надо, чтобы ты подумал и поверил! Лена умирает, и никто не знает от чего. Я всё перепробовала, в Москву ее возила, много денег потратила, очень много, но у тебя ни копейки не просила. Алиментов хватает, не жалуюсь… но… лучшие врачи ее смотрели. Никто не смог поставить диагноз. Пожимают плечами, понимаешь? Потом мне тут посоветовали заглянуть к одной… гадалке что ли? Вроде ведьмы. Она на воске посмотрела и сразу определила, что это другая ведьма забавляется. Решила Лену на тот свет отправить, а потом и меня. Знаешь, что за ведьма? Леся твоя, вот кто. Я еще тогда подумала, что не может так быть, чтобы мужик просто взял и ушел из семьи, отрезал все ниточки, перестал общаться. А тут сразу всё на свои места встало.

Что-то в голосе Ксюши меня пугало. Это ее выскользнувшее безумие.

– Чепуха какая-то… Допустим, ведьма. Только допустим. Зачем ей вас убивать? Что это даст?

Ксюша крепче сжала руку, словно боялась, что я растворюсь сейчас в воздухе.

– Ты дослушай. Ты бы вернулся, если бы не приворот. Леся тебя приворожила, отрезала от нас. Не дает видеться, вычеркнула дочь из твоей жизни. Потому что боится, что как только ты начнешь с нами общаться – сразу приворот спадет. Вот она и… Заставила тебя переехать в другой город, наложила морок…

Я вздохнул. Посмотрел в ее бегающие глаза, полные отчаянного безумия. Вспомнил, как обожал смотреть на Ксюшу, когда она спит. Говорят, это лучшее проявление любви. На Лесю я почему-то так не смотрел…

– Ну, хочешь, к вам приеду? Давай, а? Тебе не на кого опереться. Больная дочь, все дела. К гадалкам, ведьмам всяким как раз и ходят, когда больше не к кому. Правильно, что меня нашла. Я что-то тоже, как свинья, забыл обо всем на свете… Приеду, поговорю с Леной. Хочешь?

Ксюша покачала головой:

– Она тебя уже и не помнит почти. Ты когда последний раз появлялся?

Пять лет назад, сразу после развода. А потом собрал вещи и рванул к другой, ни о чем больше не вспоминая. Лене тогда было чуть больше двух.

Ксюша вздохнула, отпустила мою руку:

– Леся меня не подпускает. Я ей звонила, искала её. Адреса вашего не знаю… Попроси ее чтобы отпустила нас. Поразвлекалась и хватит. Столько лет прошло. Я на тебя не претендую, понятно же. Пусть даст пожить.

Ксюша внезапно расплакалась, и мне показалось, что нет ничего милее сейчас, чем ее лицо в слезах. Захотелось обнять, прижать, почувствовать ее голову у себя на груди, провести рукой по волосам…

– Леся никогда…

– А ты проверь, – перебила Ксюша. – Возьми фотографию. Мне сказали, что она поможет. Вспомнишь нас, отвлечешься от приворота. Мне не нужно, чтобы ты возвращался. Надо – чтобы поверил, понимаешь?

Мне не хотелось верить. Обида проигравшего – так звучала её история.