– Вот как! Убили!

– Не делайте вид, что вы здесь ни при чем.

– Алексей, давай оставим эту тему. Елисей Кордубцев что в будущем, что в нынешней своей реинкарнации – жестокий и безжалостный убийца. Покарать его и его родню – дело чести всякого порядочного человека.

– Товарищ полковник, сын за отца не отвечает. Это даже ваш любимый Сталин говорил. Тем более дед не отвечает за еще не рожденного внука.

– А еще Сталин совершенно правильно говорил: лес рубят – щепки летят.

– Вот именно: при усатом тиране всю страну людьми-щепками завалили.

– Но Советский Союз достиг того, что нам в двадцать первом веке и не снится… Ладно, прекратим эту политдискуссию. Давай высмотри телефон-автомат и около него тормозни. Мне позвонить надо.

Они уже поворачивали с Садового на проспект Мира, когда Данилов заприметил будку и нажал на тормоз. Петренко выскочил из машины и кинулся к автомату. Бросил в щель пятиалтынный, набрал по памяти номер. То был связной телефон, который на экстренный случай оставил ему Шаляпин.

– Слушаю вас, – раздался прелестный девичий голос.

– Добрый день, это Василий Севостьянович докладывает, – это был оперативный псевдоним, который, бог знает почему, присвоил ему председатель КГБ. А «Павлом Ильичом» звался он сам, Шаляпин. – Передайте Павлу Ильичу, срочно, что произошло убийство двух человек по адресу: Ленинский проспект, тридцать семь «а», квартира ***. Я вычислил убийцу – это некто Семен Кордубцев, проживающий: город Мытищи, Четвертый спортивный проезд, дом шестнадцать, квартира пять. Убийца предположительно захватил заложника, Варвару Семугову, сорок первого года рождения, и находится по вышеуказанному адресу. Возможно, преступник использует похищенный им милицейский автомобиль и переодет в милицейскую форму. Он вооружен огнестрельным оружием. И еще: я очень прошу захватить преступника живым, на поражение ни в коем случае не стрелять.

– Поняла вас, немедленно передам.

Петренко снова сел в машину. Достал из кармана куртки «ТТ» и протянул его Данилову.

– Держи. А то неизвестно, когда моя инфа о похищении по здешним медленным каналам связи дойдет до назначения. Стрелять-то умеешь?

– Обижаешь, начальник. Лейтенант запаса.

– Военные сборы? Один месяц?

– Две недели.

– Н-да, и ты, наверное, если стрелял, то из «макарова».

– Так точно.

– У меня «ТТ». Имей в виду, предохранителя у него нет, перед тем как палить, взводи курок. – И полковник показал как.





* * *


Кордубцев бросил милицейскую «волжанку» рядом со своим домом. Теперь маскироваться и таиться не имело смысла. Свою миссию он провалил. Пора было возвращаться.

Открыл багажник. Варвара лежала внутри без чувств. Он, не вытаскивая наружу, связал ей руки и грубо потрепал за плечо. Залепил пару пощечин. Девушка открыла глаза, бессмысленно уставилась на него. Он помог ей выбраться. Она по-прежнему пребывала в неадеквате. Глаза закатывались.

Кордубцев захлопнул багажник. Подхватил Варвару. Она, словно вдупель пьяная, заваливалась на него. Поддерживая девушку за талию, он довел ее до подъезда. Завел на второй этаж. Отомкнул дверь квартиры своим ключом. Никого дома не было. Мать и сестра где-то шлялись.

Он толкнул Варвару на диван. Девушка рухнула навзничь. Он снова связал ей ноги и тоже закинул их на лежанку. «Спит, сволочь, ничего не соображает. Тем лучше».

Оставалось приготовиться к последнему бою. Все было хорошо, удачно, удобно. Стены барака толстые, пулями не пробить. К окнам он подходить не будет. Немного беспокоило вооружение. Из двух пистолетов, купленных им у барыги в Марьиной роще, оставался один: прекрасный удобнейший «люгер» – второй конфисковали менты после боя с Петренко на платформе Тайнинской. Но патронов к нему барыга дал только те, что в магазине, а именно восемь. Три он потратил утром на Ленинском. Оставалось пять. Один следовало приберечь для себя. Значит, для боя остается только четыре. Очень, очень мало.

Кордубцев закрыл дверь на мощный стальной крюк. Теперь тем, кто придет за ним, взломать ее будет непросто.





* * *


Темно-синюю «волжанку» с красной полосой на кузове и с двумя громкоговорителями на крыше Петренко с Даниловым увидели издалека. На тихом Четвертом спортивном проезде, не мощеном, в траве и одуванчиках, она стояла, не прячась, возле дальнего барака.

– Останови, – скомандовал Петренко. Данилов послушно тормознул за два дома до искомого. – Мотор не глуши.

– Да я и не смогу, – усмехнулся молодой человек. – Значит, он там? У себя дома? С Варей?

– Подожди. Надо осмотреться.

И тут мимо них прошагали под ручку, довольно бодро, две дамочки – со свертками субботних покупок, авоськой провизии и тортиком, перевязанным бечевкой. Одна была постарше, около пятидесяти, вторая – молодая, лет двадцати пяти. Не иначе мать и дочь. Дочка (Данилов заметил, когда она проходила мимо морковного «Москвича») страшно косила.


Дамочки с удивлением оглядели пустую милицейскую машину, стоявшую перед их домом, и вошли в подъезд, где проживал Кордубцев.

– Это его мать и сестра, – тихо сказал Петренко.

– Точно! – подхватил Данилов. – Мне Варя рассказывала – еще в той, прошлой, нашей жизни, – сестра Семена Кордубцева, Мария, страшно косит!

– Пока не рыпайся, посмотрим на развитие событий.





Кордубцев




Дверь дернули – она не отворилась, стальной крюк не позволил. Потом забарабанили.

– Семка! – донеслись с лестницы веселые женские голоса. – Ты чего закрылся! Отпирай!

Он подошел вплотную к двери и прокричал:

– Убирайтесь!

– Че-го?

– Ты что там, Семка, белены объелся? А-ну открывай!

– Мама! Маша! Уйдите немедленно!

– Да в чем дело?! Что за номера такие?! А ну, живо отворяй!

– Убирайтесь, я вам сказал, немедленно, обе!

– Ты там пьяный, что ли?! Мы сейчас милицию вызовем!

– Ах, вам милиция нужна?! Я здесь милиция!

Крюк с грохотом отвалился. Обитая дерматином дверь распахнулась. На пороге показался Кордубцев, одетый в милицейскую форму с расстегнутым воротом. В правой руке он держал кочергу, в левой, опущенной – пистолет.

– Уходите, живо! Нечего вам тут делать!

– Да ты с ума сошел! Ненормальный!

– Ах, так! – И Кордубцев, экономивший патроны, замахнулся на мать кочергой. Она инстинктивно отшатнулась, прикрылась рукой.

– Да что ж ты за гаденыш! На мать руку поднимаешь! – бесстрашно вскричала Мария и ударила брата в голень тупым носком своей босоножки.

Попала она в неудачное место, и острая боль пронзила все тело Кордубцева. И тогда он инстинктивно обрушил кочергу на ее голову. Девушка охнула и упала. Изо лба хлынула кровь.

– Что ты творишь, Сема?! – завизжала мать, успевшая отскочить на пару шагов назад, к лестнице.

И тогда Кордубцев бросил кочергу, переложил пистолет из левой руки в правую и послал пулю прямо в лоб матери. Тело ее отбросило вниз, и оно покатилось по ступенькам.

«Черт, – подумал он, – осталось всего четыре патрона».





* * *


– Вперед! – скомандовал Петренко, когда женщины скрылись в подъезде. – Оружие к бою! Взведи курок. Но ни в коем случае не стреляй в Кордубцева на поражение. Куда угодно: бей в руки, в ноги, но не в голову или туловище.

Они выскочили из «Москвича» и, не глуша мотор и не запирая машину, побежали к подъезду Кордубцева. У входа остановились.

С площадки второго этажа послышались женские крики, потом удар.

– Заходим! – скомандовал Петренко.



Варя на самом деле очнулась, когда Кордубцев доставал ее из милицейской «волжанки». Но она знала, что заложнику иногда бывает полезно поиграть, и лучшая игра: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не могу. Когда жертва без сознания, похититель порой становится удивительно небрежен. Вот и сейчас. Ноги ее, поднявшись в квартиру, он завязал так, что оказалось достаточным сделать несколько рывков, чтобы освободиться от пут.