Решив отоспаться после непредвиденного и довольно энергозатратного сеанса ментальной связи, Алира вначале проинспектировала все стены каюты, обнаружив несколько ниш для хранения вещей, а также мебели и медицинских изделий, после чего отправилась в санитарную кабину. Очень хотелось принять горячий душ и облачиться в несколько более удобное для сна одеяние, чем рабочий комбинезон и даже объятия чрезмерно привлекательного, учитывая их положение, зиндаррианца. По спине каждый раз проходила волна дрожи, стоило вспомнить невинный, по сути, поцелуй, который шел в комплекте с благодарностью. Неужели гормоны и физические потребности настолько могут управлять ею, человеком, способным влиять на чужой разум? Всего лишь год как одна, а кажется, что целую вечность…

Встряхнув головой, Алира быстро избавилась от одежды, чтобы войти в душевую кабину, автоматически включившую выбранный ею режим — средний напор и высокая температура почти на грани обжигающей. Волосы, освобожденные от плена, сразу потяжелели, намокнув, а лицо, подставленное под упругие струйки, расслабилось, получая своеобразный массаж, но что-то было не так… Удивленно обернувшись, землянка заметила на одной из задвинутых створок рисунок — крохотный цветок. Это едва видимое тисненое изображение будто проявило нечто скрытое до этого, приковав к себе взгляд. Она уже видела этот цветок! И было это в том сне, когда так хотелось продолжения и поцелуя почти фиктивного, как предпочитала думать Алира, мужа. Неужели… Несмотря на повышенную влажность, в горле пересохло, а память услужливо решила продемонстрировать свою функциональность, оживив туманные образы из сна, в котором Алира была почти обнажена, если не считать мокрого нижнего белья, а Дэвид слишком близок к тому, чтобы ответить на ее настойчивость.

— Поглоти меня черная дыра, что же я натворила?! Теперь понятно, почему он вдруг именно так меня поблагодарил — сама дала повод. И как мы, интересно, вообще в душе оказались?

Странно, но Алира не чувствовала вины, лишь легкое раздражение от собственной неосмотрительности, уже убедив себя, что не предавала Илиодора, поскольку ничего сознательного не делала. И все же определенное лукавство в этой позиции ощущала, поскольку третья сторона тоже оказалась вовлеченной и была поставлена в двусмысленную ситуацию. И разобраться с этим следовало немедленно!

Вновь оставив без внимания уже приготовленный удобный, пусть и стандартный, комплект одежды для сна, Алира торопливо натянула на едва протертое полотенцем тело комбинезон. Вернулась в каюту и села в кресло, гипнотизируя взглядом вход, который безразлично отражал лишь матовый свет, льющийся с потолка, и никоим образом не реагировал на мощнейшее воздействие менталиста с тем, чтобы как можно скорее впустить зиндаррианца. Постепенно решимость угасала, время стало тягучей субстанцией, превратившись в медленно ползущую величину, а Дэвид все не возвращался. Звать, как он предлагал, не хотелось, ведь ничего по-настоящему серьезного не произошло, лишь глупые поступки землянки, которые она решила обсудить… И, зевнув пару раз, Алира подумала, что ничего страшного не случится, если она немного вздремнет. Вполне могло быть, что отлучился Дэвид надолго, поэтому мучить собственный организм, лучшим способом восстановления для которого является сон, смысла нет.

Уладив дела наилучшим образом, инопланетный муж действительно застал Алиру уже спящей, но не расстроился по этому поводу ни в малейшей степени. Дэвид готовил сюрприз, который и продемонстрирует, когда жена проснется. Спала она крепко, это был почти обморок, поэтому не проснулась, когда Дэвид, подняв на руки, понес в новую каюту. Можно было отвезти на кровати, предназначенной для транспортировки, или даже в кресле, которое также имело подобный функционал, но зиндаррианец не мог отказать себе в удовольствии вновь ощутить тепло тела, обладательница которого столь стремительно забирала на себя все его внимание и переключала мысли строго определенным образом. Эта ноша не была в тягость, заставляя улыбаться и забывать о том, что осталось в прошлом, будто неразделенная любовь и страдания по Аллаэ принадлежали кому-то другому, и отчего-то вовсе не было переживаний о будущем. Теперь Дэвид понимал, что значит связь и почему женатые мужчины не нарушают установленный законом запрет на внебрачные контакты с другими женщинами. Дело было вовсе не в наказании, как выяснилось. И что могло случиться между супругами, если все-таки имели место измены, даже представить не мог. Впрочем, эта мысль заставила глубокую складку вновь залечь между бровями — женщины редко хранили верность одному мужчине на протяжении всей жизни. И чего не хотел Дэвид, так это делить внимание землянки с кем-то другим. Ему и самому пока доставались лишь капли, но о том, как Алира стремилась добиться внимания, когда согревал ее в душе, зиндаррианец и спустя время не мог вспоминать спокойно. В тот момент решил не торопиться, дать землянке время восстановиться после того, как сформировалась связь, но чувство сожаления периодически кусало мыслями об упущенной возможности.

Идти пришлось долго, но с каждым шагом Дэвид лишь преисполнялся пониманием важности происходящего в их новой общей жизни. Однажды испытав боль потери, оставившей саднящую рану, которая только теперь затянулась, он желал лишь того, чтобы его жена никогда не ощутила подобного. Значит, остались в прошлом полеты, даже редкие и в собственной галактике просто для сохранения навыков или обучения новобранцев. Именно в одном из таких недолгих путешествий погиб Эдриан, заслонив своим шаттлом корабль, на который по ошибке направил атаку один из его подопечных. И раньше Дэвид удивлялся тому, с какой легкостью отпускала мужа с Зиндаррии Аллаэ, теперь же в нем крепло нехорошее чувство, будто его друга предали. И уже не казалась невыразимо прекрасной светловолосая, как само солнце, обладающая нежным и мягким голосом Аллаэ, которым привлекала внимание всех мужчин, оказавшихся рядом. И, крепче прижимая к себе жену, Дэвид надеялся, что никогда не услышит от нее слова, что ему пора возобновить полеты.

Периодически по пути встречались молодые братья, мгновенно умолкающие, едва видели Дэвида. Каждый член экипажа знал, зачем они летят и как ему повезло, но ни в одном взгляде новоиспеченный муж не видел зависти, лишь радость и понимание. Мужское братство было настоящей семьей, в которой поддерживают друг друга и готовы умереть ради любого, если в том возникнет необходимость. Почему-то среди женщин Зиндаррии, гордых и независимых, редко встречалась даже дружба. И это всегда удивляло Дэвида, не понимающего, как можно годы и десятилетия хранить в себе эмоции, переживания, не имея возможности поделиться с кем-то… Отец всегда учил его сдержанности, являясь тому примером, но Дэвид знал, что его выслушают и поймут, если вдруг возникнет необходимость поговорить по душам. Никогда после гибели Эдриана не прибегал к подобному средству успокоения, но возможность была. Он и теперь в ответ лишь кивал и улыбался парням, которые осторожно проходили мимо, не задавая вопросов и воздерживаясь от поздравлений, чтобы не побеспокоить сон Алиры.

Многие впервые отправились в полет и весьма весело провели время на Земле, ставшей единственной остановкой во время данной миссии. Не все обладали даром, делающим их автоматическими кандидатами в мужья, а другой возможности познать женскую любовь у зиндаррианцев могло и не быть. Руководство знало о вольностях, которые позволяли себе члены экипажа, высаживаясь на планетах, на которых для них не было биологической опасности. Не поощряло, конечно, но не вмешивалось, считая, что настоящий мужчина должен иметь представление о всех сторонах жизни. Да и разбавить чужую расу зиндаррианской кровью всегда считалось хорошим заделом на будущее, поскольку связь формировалась лучше именно с теми женщинами, среди предков которых были выходцы с их планеты. И тем более ценились подобные полеты, поскольку для многих зиндаррианцев на родной планете никогда не найдется пары. Кто знает, может, когда-нибудь дочь или внучка одного из них станет женой другого счастливчика. Именно этим аргументом часто утешал Дэвид тех, кто успевал привязаться к женщине, которая удостоила своим вниманием молодого зиндаррианца. Второй раз на одну и ту же планету ребят никогда не отправляли, и шансов увидеться вновь с возлюбленными у них не было, как и возможности узнать, имела ли связь последствия. Один плюс в этом все же имелся: дети, рожденные от инопланетянок, не учитывались системой Зиндаррии, поэтому не влияли на судьбу отцов. Возможно, его Алира также была рождена от одного из гостей из далекой галактики, поэтому и оказалась совместима их кровь.

Наконец, спустя два спуска и восемь коридоров, Дэвид достиг цели. Давно законсервированный учебный блок штурманов, с устаревшим оборудованием и куда более скромным обзором, чем командный пункт, уже был подготовлен к проживанию. Командир удивился просьбе, но сразу же пошел навстречу, разрешив временно переоборудовать блок в жилую каюту. Всего лишь на один полет, но такой важный для Алиры и Дэвида интервал времени, во время которого им нужно так много узнать друг о друге и, возможно, на что-то решиться…

Первое, что увидела землянка, открыв глаза, была иссиня-черная глубина, заполненная лишь на первый взгляд кажущимися неподвижными объектами. Вселенная дышала, задумчиво гася одни звезды и вспыхивая сверхновыми, грустила, позволяя черным дырам поглощать целые планеты, и радовалась, отправляя в путь каскады комет. Это было очень красиво. И выглядело словно что-то давно забытое и родное. Наверное, такие сны видят дети, еще умеющие мечтать, и Алире стало грустно оттого, что уже никогда не вернуться в то время. И мама была рядом, и все казалось возможным, даже самое невероятное, ведь ласковый голос обещал, что дочь точно будет счастлива.

— Нравится? Это теперь твоя каюта.

Голос у Дэвида был приятный, глубокий, мужественный и в то же время мягкий, он будто окружал Алиру, и ей на какой-то миг вдруг показалось, что так мог бы звучать сам космос.

— Спасибо тебе. — Не поднимаясь с постели, на которой лежала, спрятанная в нише, не сводя взгляда с восхитительной картины, что манила и обещала открыть свои тайны, Алира вдруг решилась: — Прости меня, Дэвид.

— За что? — Голос зиндаррианца раздавался сбоку, но Алира так и не набралась смелости повернуть голову, чтобы посмотреть в синие глаза. — Разве ты сделала мне что-то плохое?

— Почти. Во всяком случае, не хорошее точно. Я вспомнила, как непозволительно вела себя. Мы обсуждали, как оба были вынуждены согласиться на этот брак и вроде бы пришли к некоему соглашению, но я переступила черту, за которой остается исключительно дружеское отношение. Тем самым я нарушила наш первый договор, обманув доверие, а это не лучшее начало. Возможно, меня оправдывает то, что я была не в себе, но ты, кажется, вполне осознавал происходящее в душевой кабине и мог расценить это как согласие на реальные брачные отношения. Пойми меня правильно, я не смогу полюбить тебя и потому не хочу сближаться. Возможно, что со временем это изменится, но обещаний здесь быть не может. Не терплю лжи и притворства, из-за которых неприятности только множатся, а глупые недоразумения смешны лишь в юмористических сериалах.

— Хорошее качество. Я все понял, не вспоминай и не переживай, никто не в ответе за себя, когда находится без сознания. Но разве нужно извиняться за чувства, которые испытываешь или, напротив, не можешь испытать? Мне казалось, менталисты уж точно не грешат подобными терзаниями. Вся ваша жизнь — ощущения и чувства, та сторона бытия, что обычно скрыта, а вас пытает, постоянно нарушая баланс необходимостью разделять чужие и свои. Ты все честно рассказала сразу, а мои… хм… предположения это не твоя вина. Надеюсь, инцидент исчерпан и мы можем вернуться к тому, что просто пытаемся узнать друг друга лучше, и как-то наладить совместную жизнь. А что такое сериалы?

— Ты серьезно? Никогда не видел? — После такого заявления Алира уже не могла оставаться спокойной и подскочила, чувствуя, как возвращается обычное желание не сидеть на месте, подгоняемое бурлящей внутри энергией. — А на Зиндаррии вообще искусство существует? Хоть какое-нибудь?

— Живопись и музыка. Разве этого мало?

Казалось, что в глазах зиндаррианца мерцают такие же далекие и загадочные звездные системы, которые еще несколько минут назад навсегда пленили Алиру, но эти, живые, будто смеялись над реакцией землянки.

— Вполне достаточно, если не знать о существовании другого. Это база, конечно, но не финальная черта. А театр? Тоже нет?! Ты меня убиваешь! Как жаль, что у меня с собой ничего нет, даже элементарных устройств связи со встроенной памятью. Показала бы тебе свое избранное. — Покусывая губы, Алира сидела на кровати, покачивая ногами.

— Ты словно ребенок, — уже не только глазами улыбнулся зиндаррианец. — Я был в театре на Земле. Понравилось, хотя многое понять не удалось. У нас такого нет, но мы больше вас заботимся о планете, на которой живем, поэтому имеем возможность наслаждаться ею. Я покажу тебе бархатные долгие рассветы, которых, уверен, ты никогда не видела. И сияние звезд, когда они танцуют в середине лета. Ты будешь жить во дворце, а он стоит в горах, но на океан мы тоже обязательно выберемся. Он бывает разным — серым и угрюмым перед бурей, бирюзовым и ласковым в яркие солнечные дни или опасным, когда волны разбиваются о скалы, превращаясь в мириады искрящихся капель, и уносят в глубины в свои сокровищницы все, до чего могут дотянуться. В Зиндаррию невозможно не влюбиться, она почти не заселена, в отличие от Земли, но в ее дикости нет коварства, она любит нас, а мы отвечаем взаимностью.

Заслушавшись, Алира и сама не заметила, что во все глаза смотрит на мужа. Дэвид и раньше казался ей красивым, что, несомненно, не должно быть главным качеством в мужчине, но в этот момент, когда зиндаррианец объяснялся в любви к планете, землянка посмотрела на него иначе. Не как на инопланетянина, а как на простого человека, которому не чуждо это чувство — любовь, а еще столь редко встречающаяся у современных технократов и карьеристов способность восхищаться простыми вещами. И, рассказывая о Зиндаррии, Дэвид становился безумно привлекательным, преображаясь в того, кто чувствует душой, как и сама Алира.

— Не думала, что ты такой… — произнесла она вслух, но сразу же одумалась. — Я не ослышалась, мы будем жить во дворце? Ну, точно в сказку попала! Ты еще скажи, что у вас тайная монархия и мне посчастливилось выйти замуж за наследника. Когда-то я так шутила, н-да…

— Я тоже умею шутить, — с самым серьезным лицом сделал многообещающее заявление Дэвид. — Но пока не знаю, что можно себе позволить, ведь мы почти не знакомы. У нас руководит президент и по наследству данный пост не передается. Не мы — ты сначала совершенно точно будешь жить во дворце, пока оракул не определит твой дальнейший путь, а я… Буду рядом, если захочешь. Там безопасно, поэтому необходимости в защитнике объективно нет. Проголодалась?

— Не особенно, но если ты хочешь пообедать или уже поужинать, присоединюсь, одной сидеть скучно. И знаешь, Дэвид, я попрошу тебя не оставлять меня на Зиндаррии хотя бы первое время. Немного страшно, если честно. Еще и законы эти ваши странные… Понимаю, что всего не изучить, это целая наука, но хотя бы краткий справочник для инопланетных жен никто не составлял?

— Нет. Это работа мужа — подготовить к жизни на Зиндаррии и в дальнейшем во всем помогать. К тому же женщинам позволено почти все, в отличие от мужчин, а свои обязанности и прилагающиеся к ним ограничения я прекрасно знаю. Тебе это тоже интересно?

— Почему нет? Одного не пойму: не могут же мужчины просто тенью ходить за женой! Без дела мозги перестают работать, как и мышцы атрофируются без нагрузки. Если по мне полная неопределенность ввиду необходимости в обязательном порядке согласовать собственную работу с оракулом, — скривилась, словно надкусила лимон, Алира, — то тебе нет смысла киснуть от безделья так же, как мне.

— Это верно. На Зиндаррии мужчины традиционно занимаются земледелием и охотой, если не могут больше летать. Мой отец владеет фермой, мы с братьями с детства научились всему, что необходимо.

— Сложно представить тебя верхом на лошади или перепахивающим землю… Вроде бы так все выглядело согласно историческим хроникам. — Окинув взглядом крупную фигуру зиндаррианца, Алира отчего-то вздохнула. — Впрочем, это прекрасный способ поддерживать хорошую физическую форму.

— На Земле подобная деятельность сведена к минимуму, насколько я успел узнать, и большинство продуктов питания вы получаете, выращивая на фабриках из материнских клеток. Так и не смог привыкнуть к этому неестественному вкусу. Но сначала нас обоих, если ты так решила, ждет дворец, а потом посмотрим, пока невозможно что-то планировать.

— Значит, у тебя большая семья — родители, братья… Как они отнеслись к тому, что тебе пришлось отправиться за женой на Землю и навсегда связать свою жизнь с женщиной, которую ты раньше даже не видел?

— Удивились, — невозмутимо ответил Дэвид. Он прошелся по каюте, стараясь не перекрывать Алире вид из панорамного окна. — Два года — достаточный срок, чтобы привыкнуть к мысли, что мне предстоит заботиться о столь необычной жене — землянке. Это честь, быть удостоенным персонального предсказания оракула. Мама после этого получила повышение, ты увидишь ее во дворце.

— Надо же, мы с тобой, оказывается, просто с ног до головы в этой чести оказались! И с браком помогли, и чем дальше заниматься, расскажут… Везунчики!

— Пока никому из нас от этого хуже не стало, разве нет? Ну, если ты не голодна, может, потанцуем? — неожиданно предложил Дэвид, заставив новоиспеченную жену забыть о негодовании по поводу оракула и ее предсказаний.

Сказать, что просто удивилась, Алира не могла, как и произнести хотя бы пару слов, поразившись не только столь резкой смене темы, но и предложению в целом. Чего угодно она могла ожидать, но не прозвучавшего от зиндаррианца будничным тоном приглашения на танец. Дэвид тем временем сообщил номер композиции, и каюта наполнилась звуками, напоминающими землянке старинный танец с красивым названием «танго». Никогда прежде Алира не пыталась даже представить себя в роли настоящей танцовщицы, но, когда доводилось видеть грациозные и быстрые движения исполнителей в театре или фильмах, иногда мечтала закружиться в этом страстном танце.


— После церемонии представления оракулу традиционно проходит бал, это очень важное событие, на которое любой зиндаррианец мечтает получить приглашение. С детства мальчики изучают танцы, это один из самых важных предметов в школе наряду с математикой и физикой. Мы с тобой, как виновники торжества, не можем отказаться от участия, это равно оскорблению. На самом деле правил, которые тебе нужно знать, не так уж много, я почти все рассказал, — приблизившись к продолжающей молча удивляться Алире, зиндаррианец протянул руку в приглашающем жесте.

— Нечего изучать, хочешь сказать? И чем же мы тогда будем заниматься весь полет? — Сглотнув от вдруг охватившего ее волнения, землянка поднялась, не спеша вложить свою ладонь в мужскую руку.

— Танцевать. Чем не занятие? Мы будем главной парой, это обязывает. — Положив горячую ладонь на талию Алире, зиндаррианец увлек ее в самый центр каюты.

— Ну, только если…

Музыка требовала, звала и увлекала, но тело не желало послушно следовать за ритмом, сбиваясь и заставляя вначале смеяться, а после все чаще хмуриться от досады. Со стороны танец всегда выглядел красиво, да и Алира прежде не считала себя настолько неуклюжей, теперь же постоянно наступала на ноги Дэвиду, делала неверные шаги и шипела на себя от злости, напрягаясь всем телом от чрезмерного старания. Лишь через час мучений, от усталости или просто смирившись с тем, что хуже уже быть не может, Алира расслабилась, позволив Дэвиду вести и тихо подсказывать, обжигая щеку дыханием. Его слова стали ритмом, который вдруг уловило сердце: раз-раз-раз, раз-три-раз… И Алира впервые подняла глаза, перестав пытаться смотреть под ноги, чтобы увидеть, как плещется океан, о котором с таким воодушевлением рассказывал Дэвид, в его потемневших глазах, будто впереди ожидала буря.





Глава 8




Сознание возвращалось к Аллаэ медленно, перемежаясь ужасом, который она испытала, увидев у своих ног кровь, и облегчением, едва услышала пронзительный младенческий крик. Но сколько детей появилось на свет в этот день раньше срока, она не могла вспомнить, как ни пыталась восстановить ход событий. Приятный глазам мятный цвет стен не успокаивал, а детские кроватки, что стояли неподалеку, влекли мать, как умирающего от жажды в пустыне оазисы, что плывут от зноя, являясь в видениях. Тело ныло, будто растерзанное и заново собранное, каждая часть прекрасной зиндаррианки удостоилась своей гаммы болевых ощущений, но хуже этого были душевные страдания Аллаэ.

Бесшумно распахнулись двери в палату, где лежала роженица, и вошедшая медицинская сестра мгновенно бросилась к Аллаэ, чтобы уложить едва стоящую на ногах женщину обратно в кровать.

— Я хочу их видеть, — прохрипела мать, не в силах сопротивляться.

— Дети сейчас на осмотре. — Поправив подушки и укрыв Аллаэ, сестра недовольно нахмурилась. — Вам не следует пренебрегать собственным здоровьем, госпожа советник. Не нужно перенапрягаться, пытаясь вставать, датчик вызова сработает, если поднесете руку вот сюда или просто позовете. Все необходимое сделаю я или мой сменщик. Ваш муж, господин Ноул, лично принимал роды и предполагал, что мы можем потерять вас. Он сам был похож на смерть, когда дважды останавливалось ваше сердце. К счастью, все обошлось. Пригласить его или вы пока слишком слабы?

— Киран здесь? Не с детьми?

— С ними на данный момент все в порядке, нет необходимости постоянно находиться рядом. Господин директор только что вернулся в кабинет, я видела, как он проходил по коридору.

— Позовите мужа.

Медсестра окинула строгим взглядом Аллаэ, кивнула и покинула палату, чтобы сообщить господину Ноулу, не только мужу, но с недавних пор и руководителю единственного расположенного на территории Зиндаррии, а не на ее орбите, медицинского центра о просьбе жены. Услышав, что Аллаэ очнулась, Киран поблагодарил за сообщение, но не торопился отправиться к супруге. Слишком непростым оказалось решение, которое ему пришлось принять ввиду произошедшего. Можно надеяться на лучшее, на то, что все дело только в перепадах настроения и прежние чувства могут вернуться, но не замечать, что не только он не нужен жене, но и дети, оказалось уже сложнее. И если холодность в отношении себя землянин был готов терпеть, учитывая обычаи Зиндаррии и характер Аллаэ, то случившееся с детьми и едва не ставшее причиной их гибели по ее вине Киран простить жене не мог. И все же сейчас следовало быть заботливым и мягким, чтобы Аллаэ смогла восстановиться, не отвлекаясь на явно не приятные изменения в семейной жизни, которые им предстоят. А для этого ему тоже следовало быть спокойным и максимально сдержанным, что эмпату, который ощущал яркие эмоции зиндаррианки, в последнее время более напоминающие сжигающую все на своем пути лаву ненависти, давалось не слишком легко.

И когда в палате появился Киран, его супруга задала вопрос первой, устав ждать и нервничая все сильнее.

— Почему у меня забрали детей? Что с ними?

— Сейчас все хорошо. Успокойся, Аллаэ. Покой, вот то, что тебе в данный момент нужно. Наши сын и дочь в надежных руках, после кормления ты их увидишь, если пообещаешь хоть на время забыть о тех отрицательных эмоциях, которые стали причиной преждевременных родов.

Сжав кулаки и едва не застонав от тянущей боли, которая появилась после попытки встать, госпожа советник медленно и с напором произнесла:

— Никто не смеет забирать у матери детей, рожденных в браке. И кормить своих я буду сама. Киран! Ты здесь распоряжаешься всем, значит, персонал исполнил твой приказ. Что происходит, объясни, если не хочешь скандала. И это в лучшем случае.

— Не изменяешь себе… Угрозы и приказы. Твое молоко сейчас навредит детям, поэтому я приказал после осмотра накормить их искусственным. Никто не причинит вреда малышам, все делается только для их блага, это уж ты должна понимать. В тебе говорят беспокойство, гормоны и, увы, лекарства. Все в порядке, Аллаэ. Позволь, я осмотрю тебя.

Руки Кирана были теплыми, но всегда принимавшая их заботливые прикосновения как должное Аллаэ вдруг не ощутила того, к чему привыкла. Муж был холоден с ней, вежлив словно незнакомец, да и прежний блеск в его темных глазах исчез. И если первое могло быть следствием ее состояния, то причину второго она не могла понять. Муж очень ждал рождения детей и сиял от счастья, когда узнал о двойне, теперь же он стал другим.

— Ты лжешь мне. В чем дело, Киран? Я готова услышать правду, мне хватит сил выдержать даже самую страшную. Они погибли?

— Не накручивай себя. С детьми все в порядке. Почти. Насколько это возможно с учетом случившегося, — завершив осмотр, землянин отчего-то не хотел смотреть в глаза некогда любимой женщины, зная, что вскоре покинет ее навсегда. — Ты тоже через три-четыре дня сможешь вернуться к работе. Это же для тебя самое главное?

— Нет. — Впервые со времени их встречи Аллаэ сама взяла за руку мужа, сжав ее, насколько хватило сил ослабевших пальцев. — Уже не так, Киран. Не вынуждай меня делать признания, которые я и сама пока не готова принять. Просто поверь, я уже другая. Ты же эмпат и должен чувствовать, как я переживаю.

— Именно что эмпат. И многое из того, что произошло, мне понятно больше, чем кому бы то ни было. И нашим детям тоже. — Освободив руку, аккуратно, но настойчиво, Киран увеличил дозу обезболивающего, дав жене выпить лекарство, и сразу отошел от кровати, повернувшись к окну.

Никогда он не был столь далек, каким стал теперь, это Аллаэ уже видела ясно. Киран занял чужое место и, очевидно, осознал это.

— Что ж, рано или поздно это должно было случиться. И я хочу поговорить откровенно, тем более что твое лекарство действует. Теперь я точно выдержу все, хотя, наверное, больнее будет тебе. Наши с тобой отношения не касаются детей. — Госпожа советник начала фразу, которую мысленно произносила не один раз, и замолкла, натолкнувшись на взгляд прежде влюбленных глаз, теперь смотрящих с пронзительным холодом спокойствия.

— Не наши, а твое отношение. Твоя ненависть едва не убила их, Аллаэ. Наши сын и дочь появились на свет раньше срока, потому что твои чувства отравляли их. Они унаследовали мой дар, а столь сильные убийственные эмоции губительны для новой жизни более, чем для тебя. Ты же знала, что они могут получить от меня эту способность!

Кровь прилила к щекам советника, а гнев заставил на время забыть о том, что она пребывает не в лучшем состоянии. И, приподнявшись, зиндаррианка зло бросила мужу, чтобы после рухнуть на кровать, в бессильной злобе сжимая в кулаках постельное белье:

— Я люблю детей! И никогда не причиню им зла!

— Сдержанность — не твоя сильная сторона. Именно это едва не погубило моих детей. — Киран уже понял, что его план отложить до лучшего времени объяснения воплотить в жизнь не удастся, поэтому решил не скрывать более истинного положения вещей. — К счастью, стремление к жизни заставило их покинуть твое тело, еще несколько дней — и даже я не смог бы ничего сделать. Сама не понимаешь, почему тебе настолько плохо? Ты тоже едва не умерла, потому что связь детей и матери двусторонняя. И ты покинула бы этот мир, если сын и дочь не смогли бы спастись. Понимаю, любви больше нет, но откуда в тебе такая ненависть ко мне, Аллаэ? Чем я спровоцировал это? Могла бы отправить меня в один из отдаленных центров, чтобы не мозолил глаза, когда начала относиться подобным образом. Теперь я понимаю, почему в последнее время мы не виделись, но как жаль, что ты не смогла справиться с этим чувством и поставила под угрозу еще не рожденные жизни…

Мир будто сошел с ума, перевернув привычную жизнь Аллаэ. И тот, кого она уже воспринимала такой же частью себя, как прежде Эдриана, вдруг изменился. Пусть с его глаз пала пелена, но то, что любовь, которую она испытывала тогда на Земле, была вовсе не к нему, Киран знать не мог. Он всегда был искренним и нежным с ней, исключительно в работе проявляя себя человеком твердым, теперь же землянин будто превратился в камень, который оказался ей не по зубам. И это тоже злило, впрочем, многое все еще оставалось неясным.

— Почему ты решил, что я ненавижу именно тебя? И откуда такая уверенность, что именно это чувство привело к преждевременным родам? Не дети же тебе рассказали, в самом деле! Эмпаты даже не считаются полноценными кинетиками, Киран. Не стоит преувеличивать и перекладывать всю ответственность на меня. Если ты знал об опасности, то почему вовремя не вмешался? Ах да… Последнюю пару месяцев я проводила почти все время за работой. Но это вполне объяснимо, с учетом того, что вскоре я не смогу исполнять свои обязанности, а передавать дела заместителю в неполном порядке не в моих правилах. И все же?

— Справедливые вопросы. — Глубокие складки у губ прибавили землянину возраста, как и усталый вид, поскольку Киран не спал уже более двух суток. — Отвечу по порядку. Почему именно меня? В момент нашей встречи ты была другой и после, когда мы уже летели на Зиндаррию, не слишком изменилась, как, впрочем, и первое время жизни здесь. Твой круг общения не особенно широк, а прежде столь сильного чувства от тебя не исходило, значит, ненависть к старым знакомым исключаем. Со временем страсть ушла, в этом нет ничего необычного, но любовь, исходящую от тебя, я продолжал чувствовать, равно как и счастье, которое мы испытали оба, когда стало известно о беременности. Все изменилось недавно, после того как я был назначен президентом руководить этим центром. До этого лишь периодически исполнял обязанности, сосредоточившись исключительно на собственной лаборатории и времени для того, чтобы быть почти примерным в зиндаррианской системе координат супругом, оставалось много больше. У меня нет иллюзий по поводу того, что ты ревнуешь мужа к работе, случилось нечто иное. То, о чем мне неизвестно. И все же каждый раз, когда я был рядом, чувствовал исходящее от тебя тихое раздражение. Мне казалось, что дело в твоем состоянии и всего лишь следует перетерпеть. И это была моя ошибка, ты совершенно права, обвиняя. Я упустил момент, когда неприязнь перешла в ненависть. Дети не могут рассказать, но я едва смог очистить их от той грязи, которой они пропитались в твоей утробе. Я не кинетик, тут уж ничего не поделаешь, мое дело — эмоции, чистые и незамутненные, которые я могу ощущать и впитывать, не более того. И родных себе существ я оказался способен чувствовать очень тонко, потому и смог помочь хоть отчасти. Повезло.