– Или Антон?
– Но, по-моему, он слишком взрослый. Ему лет двадцать семь уже, наверное.
– Интересно, а он куда переехал?
– Как думаете, Макеев может ревновать меня к Антону Владимировичу? – вдруг спросила я.
За столом тут же воцарилось молчание. Первой очнулась Яна.
– Кто? Тимур Макеев? – переспросила она.
– Разве он не встречается с Сабирзяновой? – удивилась Милана.
– Он для нее слишком хорош, – покачала головой Снежана.
– А ты-то тут при чем? – не врубалась Казанцева.
– И Антон Владимирович! – подключилась Милана. – Неужели у вас что-то было?
Я покраснела как помидор.
– Тише ты! – шикнула я на подругу. – Ничего не было у нас, конечно. Ни с Антоном, ни с Макеевым… Просто Тимур знает о моей любви к Золотку.
– Откуда? – ахнула Снежана.
– Вообще-то можно догадаться, – засмеялась Яна. – Ну, знает он про твою любовь к учителю, и что с того? Думаешь, кому-нибудь расскажет?
– Да нет, конечно. Зачем ему это? Просто Тимур в последнее время на меня так смотрит, – смущенно сказала я. – И эти его вечные контры с географом…
– Глупости! – покачала головой Яна. – Мало ли какие у Макеева терки с Антоном Владимировичем. И Тимуру точно Сабирзянова нравится. Вечно домой вместе идут после уроков.
Эта информация была мне не очень приятна, поэтому я принялась молча допивать чай. Вообще зря я, конечно, завела этот разговор, но девчонки теперь не отставали.
– А тебе самой нравится Макеев? – спросила Снежана.
– Нет, ну он хорошенький, – ответила вместо меня Милана. – Высокий, лицо чистое, глаза красивые…
– Ты сама не втрескалась? – рассмеялась ее сестра.
– Не-е, – протянула Милана. – Макеев же совсем нелюдимый. Я люблю болтливых мальчиков. Чтоб душа компании, понимаете? А Макеев – не самый популярный в школе.
– Не все хотят быть популярными в школе, – сказала Казанцева.
– Быть такого не может! – воскликнула Снежана. – Они нагло врут.
– А вот и сам Макеев…
Судя по всему, Тимур тоже зашел в столовую, но я сидела спиной ко входу и нарочно не обернулась. Хотя девчонки теперь во все глаза смотрели в ту сторону. Я жалела, что заварила эту кашу. Разговор о симпатии Тимура дался мне тяжело. Почему-то куда легче было рассказать о своей большой и светлой любви к Антону Владимировичу. Сейчас же я поняла, что все-таки хочу сохранить свои неясные чувства к однокласснику в большом-большом секрете… Все, решено! С этого дня я и повода не дам подругам для сплетен. И в сторону Макеева даже не посмотрю. Это так, временное помутнение разума было. Больше такого не повторится.
– Знаете что? – обратилась я к подругам. – Все! Забыли. Счастья Макееву и любви с Сабирзяновой.
Я подняла стакан с чаем, и близнецы с готовностью чокнулись со мной. Яна продолжала с сомнением коситься на меня, но я отводила взгляд и к разговору о Тимуре решила больше никогда не возвращаться.
Никакого Макеева. В моей жизни есть только одна любовь – Золотухин Антон Владимирович. Тем более что сегодня я наконец останусь с ним наедине…
* * *
Была у меня уже первая любовь. Но совсем не серьезная, глупая и очень наивная. Того мальчика я повстречала в танцевальной студии, когда мне было десять лет. Он был невысоким, темноволосым, кудрявым. Очень гибким и симпатичным. А какие у него глаза!.. Синие-синие. Я таких больше ни у кого не встречала.
Когда этот мальчик только появился в нашей студии эстрадного танца, мне очень хотелось, чтобы нас поставили в пару. Хотелось этого не только мне, кстати. За парнишку тут же началась настоящая борьба, в которой я принимала активное участие. Потому что за свое счастье нужно бороться.
В той борьбе я, кстати, одержала победу. А всего-то и нужно было задаривать будущего партнера по танцам жвачками и шоколадками. Задабривала как могла, в общем. Громко смеялась над его шутками, часто его хвалила и вполне искренне им восхищалась. Чем-чем, а талантом этого мальчишку бог точно не обделил.
Когда нас по его желанию поставили в одну пару, я думала, что не будет предела моему счастью. Но в работе этот мальчик оказался просто невыносимым. Он постоянно обидно меня высмеивал, если у меня что-то не получалось. И мне хохотать в ответ над его «шутками» уже не особо хотелось. А в середине года у нас появился новенький – еще один мальчик. Пухленький и совсем нескладный. Сколько смешков и подколов обрушилось на беднягу от моей первой любви. Но когда мой возлюбленный перешел от слов к делу и принялся ставить подножки новенькому и отвешивать ему обидные подзатыльники, моя любовь окончательно угасла. Это было огромное разочарование в моей жизни. Некоторые из девчонок, как и я, тут же охладели к первому красавчику студии. Другие же хохотали, когда мой бывший возлюбленный обидно подталкивал новенького. А мне было противно. Смеяться над тем, как кому-то делают больно, казалось мне неправильным. Я первой отказалась танцевать в одной паре с тем мальчишкой. И с тех пор уяснила: душевные качества намного важнее качеств физических. Или, как говорит моя бабушка: «С лица воду не пить».
Антон Владимирович не мог меня разочаровать. Он был не только красивым, но еще и умным, добрым, справедливым, честным, а иногда и очень забавным. И мы дружно и вполне искренне смеялись над его шутками на уроках.
И как же здорово, что я могла вот так после занятий сидеть в пустом классе напротив его стола. Это, конечно, не танцы в паре, но обстановка все равно очень волнительная. Нет никого вокруг, кто мог бы перебить, задать глупый вопрос, отвлечь… Только я и Золотко. Это ли не счастье?
– Простите, Наташа, что в пятницу нам не удалось поговорить, – сказал Антон Владимирович, раскладывая на своем столе какие-то документы. – Загрузили на выходные кое-какими отчетами. А я один из них потерял, представляете? Запропастился лист куда-то, не найду… А ведь мне завтра уже их сдавать.
«Давайте вместе поищем?» – хотела предложить я, но все-таки постеснялась.
Антон Владимирович с озадаченным выражением лица перебирал бумажки и с каждой секундой становился все мрачнее. Что ж, возможно, кое-какой недостаток у Золотка был: жуткий бардак на столе. Хотя и у меня письменный стол порядком не отличался. Получается, мы просто созданы друг для друга.
– Ладно, – вздохнул географ. – Это бесполезно. Давайте перейдем к делу. Я просмотрел список…
Следующие десять минут он описывал предстоящий поход, то зимнее волшебное место, куда нам предстояло уехать. А я вдруг внезапно вспомнила нашу дачу. Как много снега там сейчас. И как вечером за черным окном кружили снежинки. А мы с Тимуром сидели у камина и ели торт. И как потом на электричке ехали, когда я под конец пути заклевала носом и положила ему голову на плечо…
– Наташа? – вдруг позвал меня Антон Владимирович.
Я тут же встрепенулась. И осознала, что несколько последних минут совсем потеряла нить беседы.
– Мне кажется, или вы меня больше не слушаете?
– Нет, что вы, – тут же смутилась я. И рассердилась на себя. Ведь договорилась же сама с собой, что не буду больше думать о Макееве. Тем более нашла время – думать о нем сейчас, когда передо мной сидит любовь всей моей жизни.
Золотко как-то печально улыбнулся и снова опустил глаза. Длинные ресницы вздрогнули. А я вдруг увидела в нем что-то такое до боли знакомое, родное, чего не замечала раньше. И даже сердце сладостно замерло. Теперь я не могла отвести от Антона Владимировича взгляда, жадно наблюдая за каждым его движением. Мне снова хотелось уловить то, от чего сердце забилось чаще… Магия какая-то. Необъяснимое притяжение.
Возможно, я излишне внимательно пялилась на Антона Владимировича, потому как он вдруг мило смутился. Он делал так время от времени, когда ему оказывали особое внимание другие ученицы или учительницы. И его смущение меня еще больше умилило. Какой же он классный!
– Ну вот я вам и рассказал программу на каникулы. Проведем мы там пять дней. К пятому января уже будете дома. До гостевого дома доберемся тридцать первого декабря на электричке. Нужно подсчитать только, сколько нужно выделить на дорогу, составить программу питания, что из продуктов купить…
– Я этим займусь! – бойко пообещала я. Вообще я не назвала бы себя особо деятельной и своими полномочиями старосты не очень-то и дорожила. Но когда дело касалось Антона Владимировича, энтузиазм во мне бил ключом. Хотелось ему угодить.
– Я не сомневался в вас, Наташа, – снова повторил Золотко.
И я счастливо заулыбалась в ответ.
– Пора освобождать кабинет, – спохватился Антон Владимирович, взглянув на наручные часы.
Я тоже вскочила с места. Вроде все, что нужно, мы обсудили. И как быстро пролетело время наедине с Антоном Владимировичем! «Большую часть которого я промечтала о Макееве», – сварливо добавила про себя.
Пока я убирала в сумку список, Антон Владимирович внимательно следил за мной и потом вдруг сказал:
– А вы как-то изменились, Наташа.
Я даже замерла на несколько секунд. И тут же принялась судорожно вспоминать, что могла такого забыть. Вроде и нарядилась сегодня, и причесалась, и накрасилась…
Я удивленно посмотрела на Антона Владимировича, и тот снова смущенно улыбнулся.
– У вас глаза блестят, – сообщил мне Золотко. – Будто сейчас не декабрь, а весна.
Теперь уж пришла моя очередь смущаться. Антон Владимирович, заметив мое смятение, негромко рассмеялся и взял со стола свой портфель.
– До встречи, Наташа!
– До свидания, Антон Владимирович.
Когда географ вышел из кабинета, я снова уселась за пустую парту. Школьный двор был залит ярким солнцем. Надо же, какой декабрь… И правда будто весна.
Мои мысли прервал грохот жестяного ведра.
– Ты чего тут одна расселась? – заглянула в класс уборщица, тетя Таня. – Уроки уже закончились, марш домой! Мне надо кабинет помыть.
Я снова нехотя поднялась из-за стола и тут же заметила, что на ботинке развязался шнурок. А когда присела на корточки, чтобы его завязать, мой взгляд упал на белый лист, на котором был напечатан какой-то доклад. Лист застрял за батареей. Может, сквозняком сдуло… Еще в тот раз, когда Макеев чуть не выкинул Калистратова из окна. Тогда бумаги с учительского стола по всему кабинету летали.
Я взяла лист в руки. Сомнений не оставалось – это тот самый документ, который искал Антон Владимирович. И который так ему был нужен для завтрашнего дня.
Я схватила лист и, едва не опрокинув ведро с водой, выскочила из класса.
– Вот окаянная! – услышала я спиной недовольный голос тети Тани.
Разумеется, Антона Владимировича в школе уже не было. Как он быстро ушел… Я проверила учительскую и лаборантскую. Представляю, как он обрадовался бы, когда я передала бы ему важный потерянный документ. И, быть может, в очередной раз сказал бы такие приятные для меня слова: «Я знал, что могу положиться на вас, Наташа…»
Однако у меня еще был шанс услышать его одобрение. Как положено любой по уши влюбленной барышне, я знала домашний адрес моего объекта обожания. Тем более что домой идти не хотелось. Наверняка после своих пар там снова торчит ненавистный Эдик Кравец. И тогда я приняла решение доехать до дома Золотка.
Глава девятая
– Но, по-моему, он слишком взрослый. Ему лет двадцать семь уже, наверное.
– Интересно, а он куда переехал?
– Как думаете, Макеев может ревновать меня к Антону Владимировичу? – вдруг спросила я.
За столом тут же воцарилось молчание. Первой очнулась Яна.
– Кто? Тимур Макеев? – переспросила она.
– Разве он не встречается с Сабирзяновой? – удивилась Милана.
– Он для нее слишком хорош, – покачала головой Снежана.
– А ты-то тут при чем? – не врубалась Казанцева.
– И Антон Владимирович! – подключилась Милана. – Неужели у вас что-то было?
Я покраснела как помидор.
– Тише ты! – шикнула я на подругу. – Ничего не было у нас, конечно. Ни с Антоном, ни с Макеевым… Просто Тимур знает о моей любви к Золотку.
– Откуда? – ахнула Снежана.
– Вообще-то можно догадаться, – засмеялась Яна. – Ну, знает он про твою любовь к учителю, и что с того? Думаешь, кому-нибудь расскажет?
– Да нет, конечно. Зачем ему это? Просто Тимур в последнее время на меня так смотрит, – смущенно сказала я. – И эти его вечные контры с географом…
– Глупости! – покачала головой Яна. – Мало ли какие у Макеева терки с Антоном Владимировичем. И Тимуру точно Сабирзянова нравится. Вечно домой вместе идут после уроков.
Эта информация была мне не очень приятна, поэтому я принялась молча допивать чай. Вообще зря я, конечно, завела этот разговор, но девчонки теперь не отставали.
– А тебе самой нравится Макеев? – спросила Снежана.
– Нет, ну он хорошенький, – ответила вместо меня Милана. – Высокий, лицо чистое, глаза красивые…
– Ты сама не втрескалась? – рассмеялась ее сестра.
– Не-е, – протянула Милана. – Макеев же совсем нелюдимый. Я люблю болтливых мальчиков. Чтоб душа компании, понимаете? А Макеев – не самый популярный в школе.
– Не все хотят быть популярными в школе, – сказала Казанцева.
– Быть такого не может! – воскликнула Снежана. – Они нагло врут.
– А вот и сам Макеев…
Судя по всему, Тимур тоже зашел в столовую, но я сидела спиной ко входу и нарочно не обернулась. Хотя девчонки теперь во все глаза смотрели в ту сторону. Я жалела, что заварила эту кашу. Разговор о симпатии Тимура дался мне тяжело. Почему-то куда легче было рассказать о своей большой и светлой любви к Антону Владимировичу. Сейчас же я поняла, что все-таки хочу сохранить свои неясные чувства к однокласснику в большом-большом секрете… Все, решено! С этого дня я и повода не дам подругам для сплетен. И в сторону Макеева даже не посмотрю. Это так, временное помутнение разума было. Больше такого не повторится.
– Знаете что? – обратилась я к подругам. – Все! Забыли. Счастья Макееву и любви с Сабирзяновой.
Я подняла стакан с чаем, и близнецы с готовностью чокнулись со мной. Яна продолжала с сомнением коситься на меня, но я отводила взгляд и к разговору о Тимуре решила больше никогда не возвращаться.
Никакого Макеева. В моей жизни есть только одна любовь – Золотухин Антон Владимирович. Тем более что сегодня я наконец останусь с ним наедине…
* * *
Была у меня уже первая любовь. Но совсем не серьезная, глупая и очень наивная. Того мальчика я повстречала в танцевальной студии, когда мне было десять лет. Он был невысоким, темноволосым, кудрявым. Очень гибким и симпатичным. А какие у него глаза!.. Синие-синие. Я таких больше ни у кого не встречала.
Когда этот мальчик только появился в нашей студии эстрадного танца, мне очень хотелось, чтобы нас поставили в пару. Хотелось этого не только мне, кстати. За парнишку тут же началась настоящая борьба, в которой я принимала активное участие. Потому что за свое счастье нужно бороться.
В той борьбе я, кстати, одержала победу. А всего-то и нужно было задаривать будущего партнера по танцам жвачками и шоколадками. Задабривала как могла, в общем. Громко смеялась над его шутками, часто его хвалила и вполне искренне им восхищалась. Чем-чем, а талантом этого мальчишку бог точно не обделил.
Когда нас по его желанию поставили в одну пару, я думала, что не будет предела моему счастью. Но в работе этот мальчик оказался просто невыносимым. Он постоянно обидно меня высмеивал, если у меня что-то не получалось. И мне хохотать в ответ над его «шутками» уже не особо хотелось. А в середине года у нас появился новенький – еще один мальчик. Пухленький и совсем нескладный. Сколько смешков и подколов обрушилось на беднягу от моей первой любви. Но когда мой возлюбленный перешел от слов к делу и принялся ставить подножки новенькому и отвешивать ему обидные подзатыльники, моя любовь окончательно угасла. Это было огромное разочарование в моей жизни. Некоторые из девчонок, как и я, тут же охладели к первому красавчику студии. Другие же хохотали, когда мой бывший возлюбленный обидно подталкивал новенького. А мне было противно. Смеяться над тем, как кому-то делают больно, казалось мне неправильным. Я первой отказалась танцевать в одной паре с тем мальчишкой. И с тех пор уяснила: душевные качества намного важнее качеств физических. Или, как говорит моя бабушка: «С лица воду не пить».
Антон Владимирович не мог меня разочаровать. Он был не только красивым, но еще и умным, добрым, справедливым, честным, а иногда и очень забавным. И мы дружно и вполне искренне смеялись над его шутками на уроках.
И как же здорово, что я могла вот так после занятий сидеть в пустом классе напротив его стола. Это, конечно, не танцы в паре, но обстановка все равно очень волнительная. Нет никого вокруг, кто мог бы перебить, задать глупый вопрос, отвлечь… Только я и Золотко. Это ли не счастье?
– Простите, Наташа, что в пятницу нам не удалось поговорить, – сказал Антон Владимирович, раскладывая на своем столе какие-то документы. – Загрузили на выходные кое-какими отчетами. А я один из них потерял, представляете? Запропастился лист куда-то, не найду… А ведь мне завтра уже их сдавать.
«Давайте вместе поищем?» – хотела предложить я, но все-таки постеснялась.
Антон Владимирович с озадаченным выражением лица перебирал бумажки и с каждой секундой становился все мрачнее. Что ж, возможно, кое-какой недостаток у Золотка был: жуткий бардак на столе. Хотя и у меня письменный стол порядком не отличался. Получается, мы просто созданы друг для друга.
– Ладно, – вздохнул географ. – Это бесполезно. Давайте перейдем к делу. Я просмотрел список…
Следующие десять минут он описывал предстоящий поход, то зимнее волшебное место, куда нам предстояло уехать. А я вдруг внезапно вспомнила нашу дачу. Как много снега там сейчас. И как вечером за черным окном кружили снежинки. А мы с Тимуром сидели у камина и ели торт. И как потом на электричке ехали, когда я под конец пути заклевала носом и положила ему голову на плечо…
– Наташа? – вдруг позвал меня Антон Владимирович.
Я тут же встрепенулась. И осознала, что несколько последних минут совсем потеряла нить беседы.
– Мне кажется, или вы меня больше не слушаете?
– Нет, что вы, – тут же смутилась я. И рассердилась на себя. Ведь договорилась же сама с собой, что не буду больше думать о Макееве. Тем более нашла время – думать о нем сейчас, когда передо мной сидит любовь всей моей жизни.
Золотко как-то печально улыбнулся и снова опустил глаза. Длинные ресницы вздрогнули. А я вдруг увидела в нем что-то такое до боли знакомое, родное, чего не замечала раньше. И даже сердце сладостно замерло. Теперь я не могла отвести от Антона Владимировича взгляда, жадно наблюдая за каждым его движением. Мне снова хотелось уловить то, от чего сердце забилось чаще… Магия какая-то. Необъяснимое притяжение.
Возможно, я излишне внимательно пялилась на Антона Владимировича, потому как он вдруг мило смутился. Он делал так время от времени, когда ему оказывали особое внимание другие ученицы или учительницы. И его смущение меня еще больше умилило. Какой же он классный!
– Ну вот я вам и рассказал программу на каникулы. Проведем мы там пять дней. К пятому января уже будете дома. До гостевого дома доберемся тридцать первого декабря на электричке. Нужно подсчитать только, сколько нужно выделить на дорогу, составить программу питания, что из продуктов купить…
– Я этим займусь! – бойко пообещала я. Вообще я не назвала бы себя особо деятельной и своими полномочиями старосты не очень-то и дорожила. Но когда дело касалось Антона Владимировича, энтузиазм во мне бил ключом. Хотелось ему угодить.
– Я не сомневался в вас, Наташа, – снова повторил Золотко.
И я счастливо заулыбалась в ответ.
– Пора освобождать кабинет, – спохватился Антон Владимирович, взглянув на наручные часы.
Я тоже вскочила с места. Вроде все, что нужно, мы обсудили. И как быстро пролетело время наедине с Антоном Владимировичем! «Большую часть которого я промечтала о Макееве», – сварливо добавила про себя.
Пока я убирала в сумку список, Антон Владимирович внимательно следил за мной и потом вдруг сказал:
– А вы как-то изменились, Наташа.
Я даже замерла на несколько секунд. И тут же принялась судорожно вспоминать, что могла такого забыть. Вроде и нарядилась сегодня, и причесалась, и накрасилась…
Я удивленно посмотрела на Антона Владимировича, и тот снова смущенно улыбнулся.
– У вас глаза блестят, – сообщил мне Золотко. – Будто сейчас не декабрь, а весна.
Теперь уж пришла моя очередь смущаться. Антон Владимирович, заметив мое смятение, негромко рассмеялся и взял со стола свой портфель.
– До встречи, Наташа!
– До свидания, Антон Владимирович.
Когда географ вышел из кабинета, я снова уселась за пустую парту. Школьный двор был залит ярким солнцем. Надо же, какой декабрь… И правда будто весна.
Мои мысли прервал грохот жестяного ведра.
– Ты чего тут одна расселась? – заглянула в класс уборщица, тетя Таня. – Уроки уже закончились, марш домой! Мне надо кабинет помыть.
Я снова нехотя поднялась из-за стола и тут же заметила, что на ботинке развязался шнурок. А когда присела на корточки, чтобы его завязать, мой взгляд упал на белый лист, на котором был напечатан какой-то доклад. Лист застрял за батареей. Может, сквозняком сдуло… Еще в тот раз, когда Макеев чуть не выкинул Калистратова из окна. Тогда бумаги с учительского стола по всему кабинету летали.
Я взяла лист в руки. Сомнений не оставалось – это тот самый документ, который искал Антон Владимирович. И который так ему был нужен для завтрашнего дня.
Я схватила лист и, едва не опрокинув ведро с водой, выскочила из класса.
– Вот окаянная! – услышала я спиной недовольный голос тети Тани.
Разумеется, Антона Владимировича в школе уже не было. Как он быстро ушел… Я проверила учительскую и лаборантскую. Представляю, как он обрадовался бы, когда я передала бы ему важный потерянный документ. И, быть может, в очередной раз сказал бы такие приятные для меня слова: «Я знал, что могу положиться на вас, Наташа…»
Однако у меня еще был шанс услышать его одобрение. Как положено любой по уши влюбленной барышне, я знала домашний адрес моего объекта обожания. Тем более что домой идти не хотелось. Наверняка после своих пар там снова торчит ненавистный Эдик Кравец. И тогда я приняла решение доехать до дома Золотка.
Глава девятая