— С научной точки зрения любовь — всего лишь химические реакции в организме, которые говорят, что с этим человеком можно смешать свои гены, — ровным тоном произносит Рон, продолжая глядеть на пустой белоснежный экран перед собой.
— Ты хотел смешать свои гены с Евой? Поэтому ты называл ее так? — спрашиваю я, но почему-то почти уверена, что он проигнорирует мой вопрос, поэтому сходу решаю задать уже другой. — С наукой все понятно, а что, по-твоему, означает любовь?
С его губ слетает едва заметная усмешка, плавно перерастающая в мимолетную улыбку. Он поправляет кобуру с оружием, устало потирает веки, проводит ладонью по лицу и громко выдыхает.
— И как же я ее называл? — Рон впервые за несколько минут направляет заинтересованный взгляд прозрачно-серых глаз в мою сторону, вопросительно изгибая бровь.
— Солнце, — тихо говорю я, сглатывая слюну. — Ты называл ее солнце, и ей это нравилось.
Парень медленно прикрывает веки и со вздохом сожаления откидывается на спинку кресла, некоторое время молча массируя виски от накопившейся усталости.
— Откуда ты… — он нервно сгладывает, будто эти слова даются ему с непосильным трудом, — откуда ты знаешь? Об этом ни слова не сказано в ее дневнике.
Он читал ее дневник. И я почему-то уверена, что он знает наизусть каждое написанное слово.
— Я… — произношу первый слог и с каждой секундой осознаю, что впервые не знаю, как ответить на его вопрос. Неужели я начинаю путать странные сны, граничащие с воспоминаниями Евы, со страницами ее дневника? — Я… мне пару дней назад приснился сон. Там ты и я, то есть она… на каком-то мосту, и я…
Натыкаясь на две удивленные глыбы льда напротив, я теряю ход мыслей и прерываюсь на половине предложения. Он слегка сощуривает веки, брови хмуро сходятся на переносице, и в его глазах из самого холодного льда я улавливаю тонкие нити надежды, за которые тут же хочется ухватиться.
Но я не могу, не могу… я не в силах протянуть руки, намертво прикованные к телу.
— Ты же… — он запинается, слегка прокашливаясь в кулак, — ты же понимаешь, что это никакие не сны?! Это ее воспоминания пытаются прорваться сквозь твое сознание.
Я качаю головой, всматриваясь в спинку впередистоящего сидения кинозала, и постепенно осознаю, что он прав. Это никакие не сны и пора уже прекращать убеждать себя, что сны снятся лишь инфицированным.
Это ее воспоминания душат меня по ночам, лишая кислорода и будоража сознание. И, что-то мне подсказывает, пока я не разберусь с тем, кто я есть на самом деле — они продолжать взрывать мой рассудок.
Возможно… возможно, прочтение дневника Евы Финч служит дополнительным толчком к воспоминаниям, пытающимся вырваться наружу во время снов. И, в конце концов, кто-то из нас одержит победу.
Со мной явно что-то происходит, но я не… я не знаю, не понимаю, я ничего не понимаю…
Его теплая ладонь мягко накрывает мою, вырывая из долгих раздумий. От неожиданного прикосновения я дергаюсь, но он лишь крепче сжимает мою руку, не давая ни единого шанса на сопротивление.
Ко мне никто не прикасался уже несколько недель. Не считая импровизированных драк и незапланированных побоев. Я не знаю каково это — прикосновение, не подразумевающее за собой никаких тяжких последствий. Я и не догадываюсь, что такое полноценные объятия и уж тем более головокружительные поцелуи, от которых подкашиваются ноги.
Я не имею ни малейшего представления о том, о чем писала девушка несколько месяцев назад в своем дневнике. Но прямо здесь и сейчас, рядом с ним, я ощущаю себя… той самой Евой Финч. И понимаю одно — все это неправильно. Так быть не должно. Я немедленно должна прекратить это прямой сейчас. Прямо сейчас, прямо сейчас, прямо…
Моя кисть резко отрывается от его горячей ладони, словно прикоснулась к раскаленному железу, и я уже мчусь вперед, минуя бесконечные ряды кинозала. Бешеное сердце продолжает нервно колотиться в ушах, заглушая все посторонние звуки вокруг, и я несколько раз сглатываю, хватаясь за ручку двери кинотеатра, чтобы поскорее вырваться от этой накаленной атмосферы. Но его рука вновь цепляется за мое запястье, резко потягивая назад и останавливая мой ход.
Рон ловко хватает меня за горло, мягко припечатывая к соседней стене. Его теплые пальцы продолжают обхватывать мою шею, но явно не с намерением задушить или нанесли какой-либо вред.
Он тяжело дышит, его горячее дыхание обжигает мою шею, а обветренные губы находятся в опасной близости от моей кожи. Я не смею шевелиться, ожидая, когда же сердце перестанет так бешено колотиться в ушах и гадаю, каким будет его следующий шаг.
— Ты спрашивала, что означает любовь по моему мнению? — его таинственный шепот раздается в интригующей близости от моего уха. — Солнце, ты — нож, рукоятку которого я проворачиваю изо дня в день, но так и не решаюсь вырвать наружу, — он сглатывает и делает небольшую паузу. За это время я успеваю раствориться, исчезнуть, погибнуть в его руках и возрождаюсь вновь, когда слышу его приглушенный шепот, ощущая, как шероховатая поверхность его губ едва касается мочки моего уха. — Это и есть любовь, моя дорогая. Это и есть чертова любовь.
Тело наотрез отказывается слушаться, прирастая к холодной стене. Несмотря на временный паралич, я собираю всю волю в кулак и сгибаю руки в локтях, намереваясь оттолкнуть его от себя. Но он лишь ловко перехватывает мои руки в воздухе и с силой приподнимает их вверх вдоль моего тела, продолжая крепко удерживать запястья.
Он наклоняется ближе, еще ближе, и в один момент меня охватывает тьма.
У нее чертовски манящие глаза с толстой коркой льда, которая обжигает одним только взглядом, одним прикосновением, одной лишь мыслью…
Я перестаю дышать, когда его властные губы встречаются с моими дрожащими. У меня в прямом смысле слова перехватывает дыхание, в легких заканчивается кислород, сердце сжимается до размеров изюма, и я уже перестаю сопротивляться тому ощущению, которое блокировало каждое мое скованное движение.
Спустя целую вечность мои бескровные губы слегка раскрываются, позволяя дать ему шанс на все что угодно. Дать ему шанс осыпать мою кожу поцелуями до тех пор, пока я не испущу последний вздох. Дать ему шанс возродить все те воспоминания, заблокированные в моем сознании. Позволить ему сделать все, чтобы…
Но очередной разряд тока парализует левое запястье, нагло врываясь в сладкие иллюзии, разрушая мысли и несуществующее пространство, между нами. Я издаю тяжкий всхлип, нервно одергивая от него пострадавшую руку. Он не сопротивляется, лишь крепче прижимает меня к себе всем телом, вместе со мной ожидая, когда пройдет очередной приступ боли. Рон некоторое время молча поглаживает мой затылок, а я вплотную прижимаюсь к его груди, улавливая отголоски его учащенного сердцебиения.
Его темная футболка-поло из твердой застиранной хлопковой ткани отдает легким ароматом марсельского мыла — тот дешевый и легкодоступный аналог любого другого современного мыла. Тот продукт, мимо которого любой житель в прошлом прошел бы мимо, предпочитая ему более качественный стиральный порошок с приятными отдушками. Но прямо сейчас, за неимением других средств, люди рады даже такому подарку судьбы, чтобы хоть как-то поддерживать прежнюю гигиену.
Два разряда тока за столь короткий промежуток времени — это убийственно для моей кожи на запястье, от которой и так практически ничего не осталось с прошлого раза.
Ожоги на коже стали регенерироваться намного дольше. Быть может это связано с учащенными разрядами тока. А может быть моя кожа имеет ограниченное количество попыток на сверхбыструю регенерацию?
Прямо сейчас, стоя посреди опустошенного кинотеатра, плотно прижимаясь к одному из повстанцев, я понимаю лишь одно — я не имею ни малейшего понятия кто я и что происходит с моим организмом. И правда ли, что в дюйме от меня находится тот упрямый повстанец и хладнокровная машина для убийств, о которой рассказывала мне Диана — вице-президент корпорации?
Я ничего не знаю о тех, кто меня окружает и еще больше о тех, кто отдает мне приказы, сидя со всеми удобствами в комфортабельной корпорации.
Ни одно, ни другое не играет мне на пользу.
Глава 14
— Эй, — неожиданно раздается тоненький женский голос, приглушенный дверью кинозала.
Рон резко отрывается от ручки двери, которую только что намеревался открыть, и одним движением руки по инерции хватается за кобуру пистолета. Бросая на меня хмурый озадаченный взгляд, парень аккуратно достает оружие, и мы вместе улавливаем приглушенные шаги за дверью кинозала.
— Эй, мы видели вас в супермаркете, — вновь раздается незнакомый женский голос уже чуть ближе.
— Эбби, прекрати! — шипит в ответ второй голос, более грубый, и я предполагаю, что он принадлежит мужчине. — Пошли в укрытие…
— Нет, Чак! — отдергивает Эбби и повышает голос так, чтобы люди в радиусе нескольких миль услышали ее слова. — Прошу вас, нам нужна ваша помощь!
— Эбби, черт возьми! Ты совсем не знаешь их! — сердито проговаривает Чак, следуя за ней по пятам.
— Пожалуйста, прошу вас, мы в отчаянии! — молит девушка, обводя кругами холл кинотеатра. Ее голос дрожит и ломается на последнем слоге. — Я больше не могу так жить! Я… я прошу не за себя…
Мы с Роном обмениваемся неоднозначными взглядами, и я крепче сжимаю бейсбольную биту в руках, кивая в сторону двери. Парень медленно нажимает на металлическую ручку и не спеша толкает дверь вперед, продолжая удерживать пистолет перед собой.
Осторожными неторопливыми шагами мы вступаем в просторы полуосвещенного холла кинотеатра с разбросанными яркими киноафишами, крепко удерживая оружие. Осколки разбитого стекла от аппарата для приготовления сахарной ваты трескаются под давлением ног, оповещая о нашем визите всех в радиусе нескольких шагов.
— О, боже… о, боже… — со вздохами радости к нам бросается девушка с азиатскими корнями лет тридцати. Тяжело дыша, одной рукой она придерживает выпирающий низ живота и быстрым шагом направляется в нашу сторону. — Пожалуйста, не убивайте нас… мы не… мы не зараженные… мы не зараженные… я бере…
Из-за сильной отдышки она делает небольшие паузы, за короткое время пытаясь восстановить дыхание. Краем глаза я улавливаю как Рон крепче стискивает пистолет, по-прежнему направляя ствол в ее сторону.
— Эбби! Нет! — восклицает какой-то парень с миндалевидными глазами, поверх которых накинуты очки прямоугольной формы с серебристой оправой. Он быстро подбегает к девушке и хватает ее за руку, намереваясь отвести ее от нас как можно дальше. — Они убьют тебя, неужели ты…
— Я так больше не могу, Чарли! Хватит! — кричит она сквозь слезы, моментально одергивая его руку. — Пожалуйста, помогите, я вас прошу… нет, умоляю…
— Мы не хотим вас убивать, — звучит стальной голос Рона справа от меня. Он продолжает хмуро оглядывать азиатскую парочку. — Если у вас имеется оружие, то будет лучше если вы прямо сейчас выложите его.
Эбби бросает растерянный взгляд в сторону Чака и тот ловит его, приподнимая перед собой руки в сдающейся позиции.
— Мы не умеем пользоваться оружием, мы простые…
— В таком случае мы будем вынуждены обыскать вас, — твердо сообщает Рон, и, упаковывая оружие в кобуру, кивает мне в сторону девушки.
Немедля, за считанные секунды я подхожу к дрожащей от страха Эбби и грубо ощупываю ее на наличие различного вида оружия, которое так или иначе сможет причинить вред нашей группе. Ее испуганные темные, практически черные глаза нервно скользят по моему лицу, раненой ключице с запекшейся кровью на замотанном платке, и вновь возвращаются к глазам. Я слегка приподнимаю ее толстую длинную косу из темных волос и краем глаза наблюдаю, как Рон бесцеремонно продолжает обыскивать юношу.
— Ничего, — сообщаю я, заканчивая обыск.
— Тоже, — следует незамедлительный ответ от повстанца. Он мельком оглядывает воздушное белоснежное платье с рюшами, обрамляющее выпирающий живот девушки, и всей пятерней взъерошивает волосы. — Какой срок?
— Я не… я не знаю, — растерянно отвечает она, и уголки ее губ изгибаются в нервной улыбке. — Наверное, пять… или шесть месяцев, не больше. Нам нужна помощь доктора, я ведь даже не знала, что…
— Как давно вы здесь находитесь? — перебивает Рон, направляясь к выходу из кинотеатра, и я шагаю вслед за ним, боковым зрением наблюдая, как парень с девушкой торопливо догоняют нас.
— С самого начала… с того, как все… — начинает Чак, запинаясь на каждом слове. Он нервно поправляет серебристую оправу очков без особой на то причины. — Мы просто… спрятались здесь на время, но… испугались покинуть торговый центр, а потом узнали, что Эбби…
— Почему не подошли к нам раньше? — вновь задает вопрос Рон, спускаясь по застывшим во времени ступенькам эскалатора. — Вы ведь видели нас в супермаркете, так?
— Да мы… мы просто боялись к вам подходить. Вы размахивали оружием, бросались друг на друга, распивали алкоголь, и я… просто не решился, — признается он, пытаясь подавить нервную дрожь в голосе.
— Не решился? А может струсил? — с издевкой произносит Рон, продолжая невозмутимо идти вперед в сторону супермаркета. — У тебя не хватило смелости просить о помощи, когда твоя женщина беременна и может родить от стресса буквально в любой момент? Не хватило смелости защитить ее и ребенка?
Чарльз нервно сглатывает, вновь поправляя оправу очков с прямоугольными линзами.
— Вообще-то я не это имел…
— Чак не такой… он не убийца и не сможет дать отпор вооруженным людям, — тут же встревает Эбби, защищая парня. — Он всю жизнь проработал программистом и не особо умел контактировать с людьми, поэтому…
— Неважно, кем он работал до эпидемии, — твердо проговаривает Рон, неожиданно останавливаясь на пол пути к супермаркету. Его невозмутимый взгляд направлен в черные глаза девушки. — Важно то, каким он является сейчас. Сможет ли выжить, прокормить своих близких, а главное сможет ли защитить их при любой возможности.
Позади раздаются щелчки затворов.
— Какого черта, Рон? — с презрением бросает Джеймс, удерживая пистолет на уровне вытянутой руки в сторону азиатской пары. — Притащил каких-то бедолаг?
— Нам не нужна еще парочка голодных ртов, — хмуро добавляет Роберт, устремляя дуло винтовки в сторону ребят. — Своих хватает.
— Спокойно, — предупреждает Рон, вскидывая руку. — Они без оружия, девушка беременна и им нужна наша помощь.
— Ты хотел смешать свои гены с Евой? Поэтому ты называл ее так? — спрашиваю я, но почему-то почти уверена, что он проигнорирует мой вопрос, поэтому сходу решаю задать уже другой. — С наукой все понятно, а что, по-твоему, означает любовь?
С его губ слетает едва заметная усмешка, плавно перерастающая в мимолетную улыбку. Он поправляет кобуру с оружием, устало потирает веки, проводит ладонью по лицу и громко выдыхает.
— И как же я ее называл? — Рон впервые за несколько минут направляет заинтересованный взгляд прозрачно-серых глаз в мою сторону, вопросительно изгибая бровь.
— Солнце, — тихо говорю я, сглатывая слюну. — Ты называл ее солнце, и ей это нравилось.
Парень медленно прикрывает веки и со вздохом сожаления откидывается на спинку кресла, некоторое время молча массируя виски от накопившейся усталости.
— Откуда ты… — он нервно сгладывает, будто эти слова даются ему с непосильным трудом, — откуда ты знаешь? Об этом ни слова не сказано в ее дневнике.
Он читал ее дневник. И я почему-то уверена, что он знает наизусть каждое написанное слово.
— Я… — произношу первый слог и с каждой секундой осознаю, что впервые не знаю, как ответить на его вопрос. Неужели я начинаю путать странные сны, граничащие с воспоминаниями Евы, со страницами ее дневника? — Я… мне пару дней назад приснился сон. Там ты и я, то есть она… на каком-то мосту, и я…
Натыкаясь на две удивленные глыбы льда напротив, я теряю ход мыслей и прерываюсь на половине предложения. Он слегка сощуривает веки, брови хмуро сходятся на переносице, и в его глазах из самого холодного льда я улавливаю тонкие нити надежды, за которые тут же хочется ухватиться.
Но я не могу, не могу… я не в силах протянуть руки, намертво прикованные к телу.
— Ты же… — он запинается, слегка прокашливаясь в кулак, — ты же понимаешь, что это никакие не сны?! Это ее воспоминания пытаются прорваться сквозь твое сознание.
Я качаю головой, всматриваясь в спинку впередистоящего сидения кинозала, и постепенно осознаю, что он прав. Это никакие не сны и пора уже прекращать убеждать себя, что сны снятся лишь инфицированным.
Это ее воспоминания душат меня по ночам, лишая кислорода и будоража сознание. И, что-то мне подсказывает, пока я не разберусь с тем, кто я есть на самом деле — они продолжать взрывать мой рассудок.
Возможно… возможно, прочтение дневника Евы Финч служит дополнительным толчком к воспоминаниям, пытающимся вырваться наружу во время снов. И, в конце концов, кто-то из нас одержит победу.
Со мной явно что-то происходит, но я не… я не знаю, не понимаю, я ничего не понимаю…
Его теплая ладонь мягко накрывает мою, вырывая из долгих раздумий. От неожиданного прикосновения я дергаюсь, но он лишь крепче сжимает мою руку, не давая ни единого шанса на сопротивление.
Ко мне никто не прикасался уже несколько недель. Не считая импровизированных драк и незапланированных побоев. Я не знаю каково это — прикосновение, не подразумевающее за собой никаких тяжких последствий. Я и не догадываюсь, что такое полноценные объятия и уж тем более головокружительные поцелуи, от которых подкашиваются ноги.
Я не имею ни малейшего представления о том, о чем писала девушка несколько месяцев назад в своем дневнике. Но прямо здесь и сейчас, рядом с ним, я ощущаю себя… той самой Евой Финч. И понимаю одно — все это неправильно. Так быть не должно. Я немедленно должна прекратить это прямой сейчас. Прямо сейчас, прямо сейчас, прямо…
Моя кисть резко отрывается от его горячей ладони, словно прикоснулась к раскаленному железу, и я уже мчусь вперед, минуя бесконечные ряды кинозала. Бешеное сердце продолжает нервно колотиться в ушах, заглушая все посторонние звуки вокруг, и я несколько раз сглатываю, хватаясь за ручку двери кинотеатра, чтобы поскорее вырваться от этой накаленной атмосферы. Но его рука вновь цепляется за мое запястье, резко потягивая назад и останавливая мой ход.
Рон ловко хватает меня за горло, мягко припечатывая к соседней стене. Его теплые пальцы продолжают обхватывать мою шею, но явно не с намерением задушить или нанесли какой-либо вред.
Он тяжело дышит, его горячее дыхание обжигает мою шею, а обветренные губы находятся в опасной близости от моей кожи. Я не смею шевелиться, ожидая, когда же сердце перестанет так бешено колотиться в ушах и гадаю, каким будет его следующий шаг.
— Ты спрашивала, что означает любовь по моему мнению? — его таинственный шепот раздается в интригующей близости от моего уха. — Солнце, ты — нож, рукоятку которого я проворачиваю изо дня в день, но так и не решаюсь вырвать наружу, — он сглатывает и делает небольшую паузу. За это время я успеваю раствориться, исчезнуть, погибнуть в его руках и возрождаюсь вновь, когда слышу его приглушенный шепот, ощущая, как шероховатая поверхность его губ едва касается мочки моего уха. — Это и есть любовь, моя дорогая. Это и есть чертова любовь.
Тело наотрез отказывается слушаться, прирастая к холодной стене. Несмотря на временный паралич, я собираю всю волю в кулак и сгибаю руки в локтях, намереваясь оттолкнуть его от себя. Но он лишь ловко перехватывает мои руки в воздухе и с силой приподнимает их вверх вдоль моего тела, продолжая крепко удерживать запястья.
Он наклоняется ближе, еще ближе, и в один момент меня охватывает тьма.
У нее чертовски манящие глаза с толстой коркой льда, которая обжигает одним только взглядом, одним прикосновением, одной лишь мыслью…
Я перестаю дышать, когда его властные губы встречаются с моими дрожащими. У меня в прямом смысле слова перехватывает дыхание, в легких заканчивается кислород, сердце сжимается до размеров изюма, и я уже перестаю сопротивляться тому ощущению, которое блокировало каждое мое скованное движение.
Спустя целую вечность мои бескровные губы слегка раскрываются, позволяя дать ему шанс на все что угодно. Дать ему шанс осыпать мою кожу поцелуями до тех пор, пока я не испущу последний вздох. Дать ему шанс возродить все те воспоминания, заблокированные в моем сознании. Позволить ему сделать все, чтобы…
Но очередной разряд тока парализует левое запястье, нагло врываясь в сладкие иллюзии, разрушая мысли и несуществующее пространство, между нами. Я издаю тяжкий всхлип, нервно одергивая от него пострадавшую руку. Он не сопротивляется, лишь крепче прижимает меня к себе всем телом, вместе со мной ожидая, когда пройдет очередной приступ боли. Рон некоторое время молча поглаживает мой затылок, а я вплотную прижимаюсь к его груди, улавливая отголоски его учащенного сердцебиения.
Его темная футболка-поло из твердой застиранной хлопковой ткани отдает легким ароматом марсельского мыла — тот дешевый и легкодоступный аналог любого другого современного мыла. Тот продукт, мимо которого любой житель в прошлом прошел бы мимо, предпочитая ему более качественный стиральный порошок с приятными отдушками. Но прямо сейчас, за неимением других средств, люди рады даже такому подарку судьбы, чтобы хоть как-то поддерживать прежнюю гигиену.
Два разряда тока за столь короткий промежуток времени — это убийственно для моей кожи на запястье, от которой и так практически ничего не осталось с прошлого раза.
Ожоги на коже стали регенерироваться намного дольше. Быть может это связано с учащенными разрядами тока. А может быть моя кожа имеет ограниченное количество попыток на сверхбыструю регенерацию?
Прямо сейчас, стоя посреди опустошенного кинотеатра, плотно прижимаясь к одному из повстанцев, я понимаю лишь одно — я не имею ни малейшего понятия кто я и что происходит с моим организмом. И правда ли, что в дюйме от меня находится тот упрямый повстанец и хладнокровная машина для убийств, о которой рассказывала мне Диана — вице-президент корпорации?
Я ничего не знаю о тех, кто меня окружает и еще больше о тех, кто отдает мне приказы, сидя со всеми удобствами в комфортабельной корпорации.
Ни одно, ни другое не играет мне на пользу.
Глава 14
— Эй, — неожиданно раздается тоненький женский голос, приглушенный дверью кинозала.
Рон резко отрывается от ручки двери, которую только что намеревался открыть, и одним движением руки по инерции хватается за кобуру пистолета. Бросая на меня хмурый озадаченный взгляд, парень аккуратно достает оружие, и мы вместе улавливаем приглушенные шаги за дверью кинозала.
— Эй, мы видели вас в супермаркете, — вновь раздается незнакомый женский голос уже чуть ближе.
— Эбби, прекрати! — шипит в ответ второй голос, более грубый, и я предполагаю, что он принадлежит мужчине. — Пошли в укрытие…
— Нет, Чак! — отдергивает Эбби и повышает голос так, чтобы люди в радиусе нескольких миль услышали ее слова. — Прошу вас, нам нужна ваша помощь!
— Эбби, черт возьми! Ты совсем не знаешь их! — сердито проговаривает Чак, следуя за ней по пятам.
— Пожалуйста, прошу вас, мы в отчаянии! — молит девушка, обводя кругами холл кинотеатра. Ее голос дрожит и ломается на последнем слоге. — Я больше не могу так жить! Я… я прошу не за себя…
Мы с Роном обмениваемся неоднозначными взглядами, и я крепче сжимаю бейсбольную биту в руках, кивая в сторону двери. Парень медленно нажимает на металлическую ручку и не спеша толкает дверь вперед, продолжая удерживать пистолет перед собой.
Осторожными неторопливыми шагами мы вступаем в просторы полуосвещенного холла кинотеатра с разбросанными яркими киноафишами, крепко удерживая оружие. Осколки разбитого стекла от аппарата для приготовления сахарной ваты трескаются под давлением ног, оповещая о нашем визите всех в радиусе нескольких шагов.
— О, боже… о, боже… — со вздохами радости к нам бросается девушка с азиатскими корнями лет тридцати. Тяжело дыша, одной рукой она придерживает выпирающий низ живота и быстрым шагом направляется в нашу сторону. — Пожалуйста, не убивайте нас… мы не… мы не зараженные… мы не зараженные… я бере…
Из-за сильной отдышки она делает небольшие паузы, за короткое время пытаясь восстановить дыхание. Краем глаза я улавливаю как Рон крепче стискивает пистолет, по-прежнему направляя ствол в ее сторону.
— Эбби! Нет! — восклицает какой-то парень с миндалевидными глазами, поверх которых накинуты очки прямоугольной формы с серебристой оправой. Он быстро подбегает к девушке и хватает ее за руку, намереваясь отвести ее от нас как можно дальше. — Они убьют тебя, неужели ты…
— Я так больше не могу, Чарли! Хватит! — кричит она сквозь слезы, моментально одергивая его руку. — Пожалуйста, помогите, я вас прошу… нет, умоляю…
— Мы не хотим вас убивать, — звучит стальной голос Рона справа от меня. Он продолжает хмуро оглядывать азиатскую парочку. — Если у вас имеется оружие, то будет лучше если вы прямо сейчас выложите его.
Эбби бросает растерянный взгляд в сторону Чака и тот ловит его, приподнимая перед собой руки в сдающейся позиции.
— Мы не умеем пользоваться оружием, мы простые…
— В таком случае мы будем вынуждены обыскать вас, — твердо сообщает Рон, и, упаковывая оружие в кобуру, кивает мне в сторону девушки.
Немедля, за считанные секунды я подхожу к дрожащей от страха Эбби и грубо ощупываю ее на наличие различного вида оружия, которое так или иначе сможет причинить вред нашей группе. Ее испуганные темные, практически черные глаза нервно скользят по моему лицу, раненой ключице с запекшейся кровью на замотанном платке, и вновь возвращаются к глазам. Я слегка приподнимаю ее толстую длинную косу из темных волос и краем глаза наблюдаю, как Рон бесцеремонно продолжает обыскивать юношу.
— Ничего, — сообщаю я, заканчивая обыск.
— Тоже, — следует незамедлительный ответ от повстанца. Он мельком оглядывает воздушное белоснежное платье с рюшами, обрамляющее выпирающий живот девушки, и всей пятерней взъерошивает волосы. — Какой срок?
— Я не… я не знаю, — растерянно отвечает она, и уголки ее губ изгибаются в нервной улыбке. — Наверное, пять… или шесть месяцев, не больше. Нам нужна помощь доктора, я ведь даже не знала, что…
— Как давно вы здесь находитесь? — перебивает Рон, направляясь к выходу из кинотеатра, и я шагаю вслед за ним, боковым зрением наблюдая, как парень с девушкой торопливо догоняют нас.
— С самого начала… с того, как все… — начинает Чак, запинаясь на каждом слове. Он нервно поправляет серебристую оправу очков без особой на то причины. — Мы просто… спрятались здесь на время, но… испугались покинуть торговый центр, а потом узнали, что Эбби…
— Почему не подошли к нам раньше? — вновь задает вопрос Рон, спускаясь по застывшим во времени ступенькам эскалатора. — Вы ведь видели нас в супермаркете, так?
— Да мы… мы просто боялись к вам подходить. Вы размахивали оружием, бросались друг на друга, распивали алкоголь, и я… просто не решился, — признается он, пытаясь подавить нервную дрожь в голосе.
— Не решился? А может струсил? — с издевкой произносит Рон, продолжая невозмутимо идти вперед в сторону супермаркета. — У тебя не хватило смелости просить о помощи, когда твоя женщина беременна и может родить от стресса буквально в любой момент? Не хватило смелости защитить ее и ребенка?
Чарльз нервно сглатывает, вновь поправляя оправу очков с прямоугольными линзами.
— Вообще-то я не это имел…
— Чак не такой… он не убийца и не сможет дать отпор вооруженным людям, — тут же встревает Эбби, защищая парня. — Он всю жизнь проработал программистом и не особо умел контактировать с людьми, поэтому…
— Неважно, кем он работал до эпидемии, — твердо проговаривает Рон, неожиданно останавливаясь на пол пути к супермаркету. Его невозмутимый взгляд направлен в черные глаза девушки. — Важно то, каким он является сейчас. Сможет ли выжить, прокормить своих близких, а главное сможет ли защитить их при любой возможности.
Позади раздаются щелчки затворов.
— Какого черта, Рон? — с презрением бросает Джеймс, удерживая пистолет на уровне вытянутой руки в сторону азиатской пары. — Притащил каких-то бедолаг?
— Нам не нужна еще парочка голодных ртов, — хмуро добавляет Роберт, устремляя дуло винтовки в сторону ребят. — Своих хватает.
— Спокойно, — предупреждает Рон, вскидывая руку. — Они без оружия, девушка беременна и им нужна наша помощь.