– Как – что? Я же понятным вроде бы языком объясняю. Мы вам ничем не угрожаем, но наш горячий царь Горох в любой момент готов с войском Днестр форсировать, если хоть тому же Митьке кто-нибудь оцарапает пальчик. Так понятнее?
На лицо Чёрной баронессы набежала чёрная (а какая же ещё?!) тень. Какое-то мгновение она явственно боролась с жуткими демонами, обуревающими её душу, и, судя по всему, очень-очень хотела задушить нас всех тут же, на месте. Потом всё-таки собрала силу воли в кулак, сжала, уравновесила и без улыбки обернулась к нам.
– Отдыхайте, гости. Никто и ничто вас не потревожит. Мой ответ будет скоро.
За дверями раздался дробный топот. Наш младший сотрудник побледнел, он вообще в последнее время взял эту странную моду – чуть что, обморок изображать. Двери позади нас распахнулись, а за ними вполне ожидаемо стоял конвой тех же самых скелетов, что вылезали из могил перед воротами замка.
Ну, может, конечно, и не так уж тех самых, может, это были чуточку другие, просто очень похожие, я спорить не стану. Мы с главой нашего экспертного отдела просто подхватили полуобморочного от страха Митеньку под белы рученьки и вывели из зала.
Наверное, по протоколу надо было бы написать «из тронного зала»? Не знаю, поэтому уж простите великодушно.
– Митя, держись.
– Скелеты, мертвецы, трупы ходячие-е…
– Митя, не смотри на них, смотри в потолок.
– А ежели укусят?
– Мы с бабушкой Ягой не позволим. Правда?
– Истинная правда, Никитушка! Я уж бдю-бдю как могу. И ежели кто только зуб показать посмеет, я ж ему клюкой по челюсти с размаху как дам! Был зуб, а вот уж и нет его.
– Верю, – простонал наш впечатлительный бугай, подгибаясь в коленях. – Маменьке моей на деревню напишите, ежели что. Дескать, так и так, пущай соседям расскажет, что Митька её непутёвый погиб смертию храбрых, престол и Отечество защищаючи.
– А по шеям?! – не выдержал я.
– Сироту все обидеть норовят.
– Тебя обидишь!
Договорить мне не дали, один из наших костлявых конвоиров зачем-то зевнул, звонко лязгнув челюстями. Митька икнул, и его повело…
– Аа-а, не держите меня-а, живым не дамся-а!!!
Страх перерос в панику, паника в агрессию, и, прежде чем мы с бабкой успели хотя бы лечь на пол, чтобы сориентироваться в ситуации, он, зажмурив глаза, начал махать пудовыми кулаками направо-налево так, что уже через минуту от эскорта оживших скелетов на ногах не осталось ни одного! Щебень, пыль, прах и ничего более….
– Митя, брейк! Брейк, я сказал! Мертвецы кончились, приказываю взять себя в руки и успокоиться.
– Стра-ашно-о-а мне, Никита Иванови-ич.
– А им не страшно было?! – перешагивая через мелко перемолотые кучки костей, простонал я. – Иди уже! Раздолбал всех скелетов – не собрать, не склеить. Как нам теперь дипломатично перед хозяйкой замка извиняться, ума не приложу.
– Дык я готов отстрадать! – пылко воспрянул наш добрый увалень, но Баба-яга одним ударом клюкой по затылку мигом добавила ему ума.
– Прилечь бы, – сразу опомнился Митя. – Устал я чёй-та, день тяжёлый.
Пожалуй, на тот момент мы все думали так же. Все устали, у всех нервы были на пределе, всем хотелось прилечь и отдохнуть, хоть бы ради того, чтобы собраться с мыслями.
Коридор завёл нас новым проходом вправо, где за окованной крест-накрест металлическими полосами дверью оказались вполне себе сносные гостевые покои.
Ну как гостевые, не «Метрополь», разумеется. Одна широкая кровать, на которой, пожалуй, можно было бы улечься вшестером, даже учитывая ширину Митиных плеч. На стенах выцветшие гобелены, изображающие рыцарей, принцесс, драконов и единорогов. Душа и туалета нет. Есть так называемое ночное ведро, или ночной горшок, в углу под кроватью.
Кнут Гамсунович как-то обмолвился, что балдахин ставится, чтобы защитить от тараканов и конденсата, капающего с сырых потолков. В Голландии, например, ещё и дверцы у кровати закрываются на манер шкафа, чтобы крысы или мыши ночью не забежали погреться под одеялом.
На этом европейском фоне русская печь и кот в доме выглядели просто чудом каким-то. Инженерная мысль и биологическое оружие.
– Никому ничего и в рот не брать! – строго предупредила бабка, покосившись на богато накрытый стол перед кроватью. Еда была самая простая – сыр, хлеб, колбаса, ветчина, вино, но всего этого было много, а мы давно не ели…
– Думаете, она нас отравить собирается? – Мы с Митькой сглотнули слюну.
– А чего ж тут думать-то?
– Но баронесса сказала, что отравой не балуется!
– Сама не балуется, а нас-то с чего не потравить? – искренне удивилась глава нашего экспертного отдела, смачно плюнула себе на ладони, растёрла и поводила над столом.
Почти над каждым продуктом на миг зависало бледно-зелёное сияние. Под магическим «ультрафиолетом» не заиграл лишь один длинный батон французской пекарни и стеклянный кувшин простой воды. Собственно, вот и весь наш ужин в ту достопамятную ночь.
– Что ж, соучастнички, сообщники, сослуживцы, – протянула Яга, деля хлеб на три неравных куска. Больший достался Мите, средний мне, меньший ей. – Ешьте, пейте, а уж почивать уложимся на полу.
– С чего бы? Поди, ежели на бочок ляжем, дак и все уместимся, – вякнул было наш младший сотрудник, но бабка подняла со стола блюдо копчёного мяса и бросила жирную свинину на кровать.
В один миг и мясо, и фарфоровый поднос с огненным пшиком растворились в шёлковом покрывале. Даже фарфоровых осколков не осталось.
– Ух ты, – восхищённо выдохнул Митька, мгновенно загораясь нездоровым энтузиазмом. – А можно я ещё чё-нить туда заброшу?
В принципе, мы не были против. Пусть парень поразвлекается, нам жалко, что ли? Пока этот добрый молодец метал на всеядную кровать, что попадалось ему под горячую руку, мы с Бабой-ягой сели прямо на пол, привалившись спиной к стенке.
– Колитесь.
– Это допрос, что ль, соколик?
– Нет, это предложение честно рассказать своим товарищам о вашем тайном знакомстве с хозяйкой Чёрного замка. Лично меня как-то даже смутило, что она в лицо называет вас сестрицей и вы ни на минуту не выражаете возмущения подобной фамильярностью. Итак?
– Не скажу.
– Как хотите.
– Всё одно не скажу, – упёрлась рогом бабка вроде бы как на пустом месте. – Не хочу и не буду. Имею такое право! Не заставишь, начальник!
Я пожал плечами и отвернулся. Яга не могла долго молчать, это был всего лишь вопрос времени. Итак, раз, два, три, четыре-е…
– Да леший тебя раздери, ищейка ты участковая!
– Я не слушаю.
– А вот ты слушай!
Старушка уже закусила повода, её понесло, поэтому мне оставалось лишь навострить уши и слушать, слушать, слушать…
Если не приводить весь монолог целиком или хотя бы попытаться убрать из него эмоциональную составляющую, то в интересах следствия могло быть интересно относительно немногое. Но тем не менее признаю: ей было что скрывать, реально было.
В дни своей относительной молодости, то есть когда Яге было лет сто – сто пятьдесят, она периодически наводила шороху не только на Великой Руси (которая в те времена не была столь уж великой), а свободно разгуливала под разными именами в землях Польши, Чехии, Болгарии, Словакии, Венгрии, да и той же Германии. Европу бабуля знала, не надо врать.
Так вот в тихом занюханном Дрездене она и познакомилась с Чёрной баронессой. Причём их разницу в возрасте особо учитывать не стоит, она весьма себе условна. Баба-яга никогда свои года не скрывала, а вот её подруженька (сестрица!) по буйным студенческим попойкам к своему возрасту относилась крайне щепетильно. Женщины меня поймут.
То есть по факту втирала всякие там мази, ходила на массаж, пила минеральную воду, купалась в оленьей крови, делала пластические операции, но на самом-то деле, быть может, была даже на десять – двадцать лет старше нашей бабки.
Знакомы они были очень давно, но шапочно, встречались пару-тройку раз на праздниках Белтейна майской ночью у Лысой горы под Киевом. Не на той, где замок Кощея, как вы понимаете, Лысых гор и по всей Центральной Европе предостаточно. Главное, чтобы была открытая площадка и никто из простых граждан особенно не совался подсматривать.
Ведьмовские шабаши начали входить в моду ещё с пирамид Древнего Египта, а уже в раннехристианские времена ведьмовское сообщество более не пряталось в одиночку по пещерам и гротам. Наоборот, люди старались объединиться в союзы, компании, группы по интересам, где пьянствовали, пели, плясали, устраивали оргии, ну и попутно обменивались опытом.
В той или иной мере, разумеется, раскрывать нетрезвым «сестрицам» все свои тайные заклинания, мягко говоря, не поощрялось. Конкуренция в женской среде всегда была крайне жёсткой, а уж в ведьмовском мире откровенничать вообще чревато. Тебя съедят, вытрут об тебя ноги и будут абсолютно уверены, что поступили правильно! Ничего личного, просто бизнес, не ты, так тебя.
Получалось, что в последний раз бабка пересекалась с черноокой баронессой аж за два года до рождения дедушки нашего Гороха. Знала, что та из немецких земель, но откуда точно, не интересовалась. Да та и не сказала бы, наверное, ведьмы часто меняют адреса.
Потом их дорожки надолго разошлись, и пробежала между ними отнюдь не чёрная кошка, а скорее опытный сердцеед с благородной лысиной. Ну, думаю, вы все поняли, о ком шла речь.
– Стало быть, к чему я всё веду, – подустав, зевнула Яга. – По традициям уголовным, ведьмовским, коли одна сестрица к другой даже нежданной-незваной заявилася, гнать от порога у нас не принято. Крышу над головой завсегда дадут, но и возможности пакость устроить не упустят.
– Тогда, может быть, нам стоит вернуться в нашу избушку?
– Нельзя, соколик, никак нельзя. Тут уж назвался груздем, так и лезь в кузов. А сбежать попробуешь, трусость покажешь, она нам всех собак вслед спустит и сама на Дикую Охоту поспешит. Стара я стала от подружек бежать, да ногу простреливает на непогоду.
– Ясно. – Я выпрямился, потянулся и скомандовал: – Что ж, всем отдыхать! Все вопросы будем решать завтра.
– Белку в глаз бьёшь, участковый… – начала было бабка, но вовремя спохватилась: – Ох, прости, прости, про белку больше ни слова не скажу! А денёк с утречка и впрямь непростой будет, сестрица младшенькая зря слов не бросает, а ежели и поможет нам, дак плата за то высока будет.
Наш содержательный диалог прервал нарастающий Митькин храп.
Вот ведь счастливый и беззаботный парень – живёт чистой и незамутнённой жизнью, без особых проблем и лишней ответственности. Голоден – ешь, устал – спи, по службе делай, что велят, и нет проблем! Если б ещё не буйная фантазия с неукротимым энтузиазмом, цены б ему не было как сотруднику милиции младшего звена.
Я покосился на Митьку, вольготно развалившегося на каменном полу, словно большой белый медведь, подумал и привалился рядышком, спина к спине. Баба-яга свернулась калачиком в уголке.
Конечно, сон на холодном камне без подушек и одеяла особым удовольствием не назовёшь, но, видимо, мы всё-таки здорово вымотались за дорогу, поэтому лично я отрубился сразу, как только лёг. Не помню даже, закрыли мы за собой дверь? Да пофиг…
К тому же сны в Чёрном замке шварцвальдовской красавицы были такие волшебные и красочные, хоть сценарий по ним пиши. Вроде бы меня что-то разбудило, я поднялся на локте и вижу, как часть стены со скрипом отъехала в сторону, а из тайного хода на четвереньках вылезает какой-то мутный бородатый гном с большущим ножом в зубах. Я, значит, делаю вид, что сплю, а потом как подпрыгну, как закричу:
– Буга-га-га!!!
Бородатый недомерок охнул, схватился за сердце, жалобно захрипел и бежать, а нож на пол выронил. По-моему, даже на стали отпечатались явственные следы зубов. Ну да и тьфу на него, потому что потом сон ещё интересней стал. Откуда-то из-под пола тонкой белёсой струйкой вылез призрак очень стройной бледной девушки с распущенными до пояса волосами.
Больше ничем она не прикрывалась, ну разве что пухлые губы щедро извозила самой яркой губной помадой. Фу, фу, фу, у нас в Лукошкине даже разбитные девицы с Лялиной улицы выглядят куда скромнее и приличнее. В комнате резко похолодало, я вроде бы начал искать одеяло, но не нашёл, хотя во сне обычно можно найти всё. Но не в этом сне, хотя и страшно тоже не было.
Призрачная девушка медленно приближалась, я сдуру решил, что другим тоже будет интересно на неё посмотреть, но будить Ягу не рискнул, а потянул за ногу Митьку.
– Вставай, дубина стоеросовая, всё интересное проспишь!
На лицо Чёрной баронессы набежала чёрная (а какая же ещё?!) тень. Какое-то мгновение она явственно боролась с жуткими демонами, обуревающими её душу, и, судя по всему, очень-очень хотела задушить нас всех тут же, на месте. Потом всё-таки собрала силу воли в кулак, сжала, уравновесила и без улыбки обернулась к нам.
– Отдыхайте, гости. Никто и ничто вас не потревожит. Мой ответ будет скоро.
За дверями раздался дробный топот. Наш младший сотрудник побледнел, он вообще в последнее время взял эту странную моду – чуть что, обморок изображать. Двери позади нас распахнулись, а за ними вполне ожидаемо стоял конвой тех же самых скелетов, что вылезали из могил перед воротами замка.
Ну, может, конечно, и не так уж тех самых, может, это были чуточку другие, просто очень похожие, я спорить не стану. Мы с главой нашего экспертного отдела просто подхватили полуобморочного от страха Митеньку под белы рученьки и вывели из зала.
Наверное, по протоколу надо было бы написать «из тронного зала»? Не знаю, поэтому уж простите великодушно.
– Митя, держись.
– Скелеты, мертвецы, трупы ходячие-е…
– Митя, не смотри на них, смотри в потолок.
– А ежели укусят?
– Мы с бабушкой Ягой не позволим. Правда?
– Истинная правда, Никитушка! Я уж бдю-бдю как могу. И ежели кто только зуб показать посмеет, я ж ему клюкой по челюсти с размаху как дам! Был зуб, а вот уж и нет его.
– Верю, – простонал наш впечатлительный бугай, подгибаясь в коленях. – Маменьке моей на деревню напишите, ежели что. Дескать, так и так, пущай соседям расскажет, что Митька её непутёвый погиб смертию храбрых, престол и Отечество защищаючи.
– А по шеям?! – не выдержал я.
– Сироту все обидеть норовят.
– Тебя обидишь!
Договорить мне не дали, один из наших костлявых конвоиров зачем-то зевнул, звонко лязгнув челюстями. Митька икнул, и его повело…
– Аа-а, не держите меня-а, живым не дамся-а!!!
Страх перерос в панику, паника в агрессию, и, прежде чем мы с бабкой успели хотя бы лечь на пол, чтобы сориентироваться в ситуации, он, зажмурив глаза, начал махать пудовыми кулаками направо-налево так, что уже через минуту от эскорта оживших скелетов на ногах не осталось ни одного! Щебень, пыль, прах и ничего более….
– Митя, брейк! Брейк, я сказал! Мертвецы кончились, приказываю взять себя в руки и успокоиться.
– Стра-ашно-о-а мне, Никита Иванови-ич.
– А им не страшно было?! – перешагивая через мелко перемолотые кучки костей, простонал я. – Иди уже! Раздолбал всех скелетов – не собрать, не склеить. Как нам теперь дипломатично перед хозяйкой замка извиняться, ума не приложу.
– Дык я готов отстрадать! – пылко воспрянул наш добрый увалень, но Баба-яга одним ударом клюкой по затылку мигом добавила ему ума.
– Прилечь бы, – сразу опомнился Митя. – Устал я чёй-та, день тяжёлый.
Пожалуй, на тот момент мы все думали так же. Все устали, у всех нервы были на пределе, всем хотелось прилечь и отдохнуть, хоть бы ради того, чтобы собраться с мыслями.
Коридор завёл нас новым проходом вправо, где за окованной крест-накрест металлическими полосами дверью оказались вполне себе сносные гостевые покои.
Ну как гостевые, не «Метрополь», разумеется. Одна широкая кровать, на которой, пожалуй, можно было бы улечься вшестером, даже учитывая ширину Митиных плеч. На стенах выцветшие гобелены, изображающие рыцарей, принцесс, драконов и единорогов. Душа и туалета нет. Есть так называемое ночное ведро, или ночной горшок, в углу под кроватью.
Кнут Гамсунович как-то обмолвился, что балдахин ставится, чтобы защитить от тараканов и конденсата, капающего с сырых потолков. В Голландии, например, ещё и дверцы у кровати закрываются на манер шкафа, чтобы крысы или мыши ночью не забежали погреться под одеялом.
На этом европейском фоне русская печь и кот в доме выглядели просто чудом каким-то. Инженерная мысль и биологическое оружие.
– Никому ничего и в рот не брать! – строго предупредила бабка, покосившись на богато накрытый стол перед кроватью. Еда была самая простая – сыр, хлеб, колбаса, ветчина, вино, но всего этого было много, а мы давно не ели…
– Думаете, она нас отравить собирается? – Мы с Митькой сглотнули слюну.
– А чего ж тут думать-то?
– Но баронесса сказала, что отравой не балуется!
– Сама не балуется, а нас-то с чего не потравить? – искренне удивилась глава нашего экспертного отдела, смачно плюнула себе на ладони, растёрла и поводила над столом.
Почти над каждым продуктом на миг зависало бледно-зелёное сияние. Под магическим «ультрафиолетом» не заиграл лишь один длинный батон французской пекарни и стеклянный кувшин простой воды. Собственно, вот и весь наш ужин в ту достопамятную ночь.
– Что ж, соучастнички, сообщники, сослуживцы, – протянула Яга, деля хлеб на три неравных куска. Больший достался Мите, средний мне, меньший ей. – Ешьте, пейте, а уж почивать уложимся на полу.
– С чего бы? Поди, ежели на бочок ляжем, дак и все уместимся, – вякнул было наш младший сотрудник, но бабка подняла со стола блюдо копчёного мяса и бросила жирную свинину на кровать.
В один миг и мясо, и фарфоровый поднос с огненным пшиком растворились в шёлковом покрывале. Даже фарфоровых осколков не осталось.
– Ух ты, – восхищённо выдохнул Митька, мгновенно загораясь нездоровым энтузиазмом. – А можно я ещё чё-нить туда заброшу?
В принципе, мы не были против. Пусть парень поразвлекается, нам жалко, что ли? Пока этот добрый молодец метал на всеядную кровать, что попадалось ему под горячую руку, мы с Бабой-ягой сели прямо на пол, привалившись спиной к стенке.
– Колитесь.
– Это допрос, что ль, соколик?
– Нет, это предложение честно рассказать своим товарищам о вашем тайном знакомстве с хозяйкой Чёрного замка. Лично меня как-то даже смутило, что она в лицо называет вас сестрицей и вы ни на минуту не выражаете возмущения подобной фамильярностью. Итак?
– Не скажу.
– Как хотите.
– Всё одно не скажу, – упёрлась рогом бабка вроде бы как на пустом месте. – Не хочу и не буду. Имею такое право! Не заставишь, начальник!
Я пожал плечами и отвернулся. Яга не могла долго молчать, это был всего лишь вопрос времени. Итак, раз, два, три, четыре-е…
– Да леший тебя раздери, ищейка ты участковая!
– Я не слушаю.
– А вот ты слушай!
Старушка уже закусила повода, её понесло, поэтому мне оставалось лишь навострить уши и слушать, слушать, слушать…
Если не приводить весь монолог целиком или хотя бы попытаться убрать из него эмоциональную составляющую, то в интересах следствия могло быть интересно относительно немногое. Но тем не менее признаю: ей было что скрывать, реально было.
В дни своей относительной молодости, то есть когда Яге было лет сто – сто пятьдесят, она периодически наводила шороху не только на Великой Руси (которая в те времена не была столь уж великой), а свободно разгуливала под разными именами в землях Польши, Чехии, Болгарии, Словакии, Венгрии, да и той же Германии. Европу бабуля знала, не надо врать.
Так вот в тихом занюханном Дрездене она и познакомилась с Чёрной баронессой. Причём их разницу в возрасте особо учитывать не стоит, она весьма себе условна. Баба-яга никогда свои года не скрывала, а вот её подруженька (сестрица!) по буйным студенческим попойкам к своему возрасту относилась крайне щепетильно. Женщины меня поймут.
То есть по факту втирала всякие там мази, ходила на массаж, пила минеральную воду, купалась в оленьей крови, делала пластические операции, но на самом-то деле, быть может, была даже на десять – двадцать лет старше нашей бабки.
Знакомы они были очень давно, но шапочно, встречались пару-тройку раз на праздниках Белтейна майской ночью у Лысой горы под Киевом. Не на той, где замок Кощея, как вы понимаете, Лысых гор и по всей Центральной Европе предостаточно. Главное, чтобы была открытая площадка и никто из простых граждан особенно не совался подсматривать.
Ведьмовские шабаши начали входить в моду ещё с пирамид Древнего Египта, а уже в раннехристианские времена ведьмовское сообщество более не пряталось в одиночку по пещерам и гротам. Наоборот, люди старались объединиться в союзы, компании, группы по интересам, где пьянствовали, пели, плясали, устраивали оргии, ну и попутно обменивались опытом.
В той или иной мере, разумеется, раскрывать нетрезвым «сестрицам» все свои тайные заклинания, мягко говоря, не поощрялось. Конкуренция в женской среде всегда была крайне жёсткой, а уж в ведьмовском мире откровенничать вообще чревато. Тебя съедят, вытрут об тебя ноги и будут абсолютно уверены, что поступили правильно! Ничего личного, просто бизнес, не ты, так тебя.
Получалось, что в последний раз бабка пересекалась с черноокой баронессой аж за два года до рождения дедушки нашего Гороха. Знала, что та из немецких земель, но откуда точно, не интересовалась. Да та и не сказала бы, наверное, ведьмы часто меняют адреса.
Потом их дорожки надолго разошлись, и пробежала между ними отнюдь не чёрная кошка, а скорее опытный сердцеед с благородной лысиной. Ну, думаю, вы все поняли, о ком шла речь.
– Стало быть, к чему я всё веду, – подустав, зевнула Яга. – По традициям уголовным, ведьмовским, коли одна сестрица к другой даже нежданной-незваной заявилася, гнать от порога у нас не принято. Крышу над головой завсегда дадут, но и возможности пакость устроить не упустят.
– Тогда, может быть, нам стоит вернуться в нашу избушку?
– Нельзя, соколик, никак нельзя. Тут уж назвался груздем, так и лезь в кузов. А сбежать попробуешь, трусость покажешь, она нам всех собак вслед спустит и сама на Дикую Охоту поспешит. Стара я стала от подружек бежать, да ногу простреливает на непогоду.
– Ясно. – Я выпрямился, потянулся и скомандовал: – Что ж, всем отдыхать! Все вопросы будем решать завтра.
– Белку в глаз бьёшь, участковый… – начала было бабка, но вовремя спохватилась: – Ох, прости, прости, про белку больше ни слова не скажу! А денёк с утречка и впрямь непростой будет, сестрица младшенькая зря слов не бросает, а ежели и поможет нам, дак плата за то высока будет.
Наш содержательный диалог прервал нарастающий Митькин храп.
Вот ведь счастливый и беззаботный парень – живёт чистой и незамутнённой жизнью, без особых проблем и лишней ответственности. Голоден – ешь, устал – спи, по службе делай, что велят, и нет проблем! Если б ещё не буйная фантазия с неукротимым энтузиазмом, цены б ему не было как сотруднику милиции младшего звена.
Я покосился на Митьку, вольготно развалившегося на каменном полу, словно большой белый медведь, подумал и привалился рядышком, спина к спине. Баба-яга свернулась калачиком в уголке.
Конечно, сон на холодном камне без подушек и одеяла особым удовольствием не назовёшь, но, видимо, мы всё-таки здорово вымотались за дорогу, поэтому лично я отрубился сразу, как только лёг. Не помню даже, закрыли мы за собой дверь? Да пофиг…
К тому же сны в Чёрном замке шварцвальдовской красавицы были такие волшебные и красочные, хоть сценарий по ним пиши. Вроде бы меня что-то разбудило, я поднялся на локте и вижу, как часть стены со скрипом отъехала в сторону, а из тайного хода на четвереньках вылезает какой-то мутный бородатый гном с большущим ножом в зубах. Я, значит, делаю вид, что сплю, а потом как подпрыгну, как закричу:
– Буга-га-га!!!
Бородатый недомерок охнул, схватился за сердце, жалобно захрипел и бежать, а нож на пол выронил. По-моему, даже на стали отпечатались явственные следы зубов. Ну да и тьфу на него, потому что потом сон ещё интересней стал. Откуда-то из-под пола тонкой белёсой струйкой вылез призрак очень стройной бледной девушки с распущенными до пояса волосами.
Больше ничем она не прикрывалась, ну разве что пухлые губы щедро извозила самой яркой губной помадой. Фу, фу, фу, у нас в Лукошкине даже разбитные девицы с Лялиной улицы выглядят куда скромнее и приличнее. В комнате резко похолодало, я вроде бы начал искать одеяло, но не нашёл, хотя во сне обычно можно найти всё. Но не в этом сне, хотя и страшно тоже не было.
Призрачная девушка медленно приближалась, я сдуру решил, что другим тоже будет интересно на неё посмотреть, но будить Ягу не рискнул, а потянул за ногу Митьку.
– Вставай, дубина стоеросовая, всё интересное проспишь!