– Ты уверена, что готова ехать? – спрашиваю я. – После всего, что случилось, может быть, мне стоит поехать одному? А вам с Йоакимом…
– Я не могу здесь оставаться.
– Милла? – Йоаким вдруг появляется в дверях. – Что значит, ты не можешь здесь оставаться? Мне нужно о чем-то…
– Не о чем, – вздыхает Милла. – Тебе не о чем беспокоиться.
– Н-но…
Милла холодно улыбается.
– Расслабься, дружище. Я скоро вернусь. А пока Торкильд за мной присмотрит.
– Присмотрит? – у Йоакима вытягивается лицо. Щеки краснеют, рот сужается. – Так же, как присматривал Роберт?
– Остынь.
– Остыть? Как ты можешь…
– У тебя ведь нет детей, Йоаким? – бьет по больному Милла. – Нет. А у меня есть дочка, ее забрали у меня, и она где-то там совсем одна, напуганная до смерти, а я даже не знаю, как…
– Извини, Милла, – начинает Йоаким. – Я не имел в виду, что…
– Я прекрасно понимаю, что ты имел в виду. И никому из нас не интересно сейчас это слушать. Ты разве не собирался идти заказывать билеты?
– Да, но…
– Так пойди и сделай это. Хорошо?
Йоаким разворачивается и пришибленно спешит в кабинет, а Милла снова поворачивается ко мне.
– Не понимаю, что со мной, Торкильд, – вздыхает она и рвет одну из булочек Йоакима, не собираясь ее есть.
Я протягиваю свою руку к ее руке.
– Уверена, что не хочешь остаться здесь? Тот звонок от Оливии и все остальное, я пойму, если для тебя это чересчур.
– Дело не в этом. – Она выпускает булочку из рук и сжимает мою ладонь. – Это все этот дом, – шепчет она. – С ним что-то не так, мне тут нехорошо, внутри все переворачивается, и я хочу уехать отсюда, как только переступаю порог. Понимаешь? – Она крепче сжимает мою руку. – С этим домом что-то странное, и это началось с исчезновения Оливии. Я убеждала себя, что дело во мне, что это я была так близка и снова потеряла ее, но теперь я знаю, наконец я знаю, что дело не во мне. – Она не выпускает мою ладонь и оглядывается по сторонам. – Все дело в этом месте.
Глава 78
Мы с Миллой оказываемся в Кристиансанне поздно вечером. Тетя Свейна Борга с семьей живет в часе езды на запад по трассе E39, недалеко от главного центра известной норвежской миссионерской организации.
– Я в душ, – говорит Милла, когда мы входим в номер отеля.
– У тебя есть что-нибудь для меня? – интересуюсь я, расстегивая рубашку. – Я…
– Я ничего не взяла.
– Что? – Я чувствую, как внутри разливается холод. – Как так?
– Нельзя, теперь, когда я знаю, что она где-то там. Я должна быть готова к ее возвращению домой. Так будет лучше для нас обоих, Торкильд. Милла продолжает раздеваться, пока не оказывается передо мной абсолютно голой. Она проскальзывает мимо меня, в дверях останавливается и спрашивает: – Ты идешь?
– Скоро, – говорю я, подхожу к окну и открываю его. Милла изменилась после того, как я рассказал ей об Оливии и звонке. Йоаким прав, она теперь другая. Думаю, и Кенни это заметил. Она не так беспомощна и зависима от других, как обычно, и это начало проступать наружу. Ей, конечно, еще нужна наша помощь в поисках Оливии, но исходящие от Миллы сила и целеустремленность говорят о том, что по окончании этой работы никто из нас ей более не понадобится. Я раздвигаю пыльные шторы и смотрю на город. Внизу около причала плавает пара морских гаг. Мне приходит в голову, что они должны были почувствовать это раньше, все мужчины в жизни Миллы, еще тогда, когда возникший из ниоткуда Роберт нашел Оливию прямо у них под носом.
Я стою у окна и смотрю на собравшихся на островке морских птиц. Время от времени оттуда доносится крик свободы, некоторые из них поднимаются в небо по спирали, гордо бьют крыльями, поднимаясь выше и выше в светлом вечернем небе. Пока я стою и смотрю на птиц и море, голубеющее в последних лучах заходящего солнца, у меня звонит мобильный. Это Кенни.
– Где ты?
– В отеле в Свольвере. Блин, здесь ужасно дорогие номера.
– Получишь зарплату на небесах, – говорю я.
Кенни бормочет что-то невразумительное, затем прочищает горло и продолжает.
– Я был в местном полицейском участке и говорил с Юханне Рикардсен, ведущей дело о пропавшем ректоре. Еще я заходил в дом престарелых, где жил Лунд перед исчезновением.
– Что ты выяснил?
– Улаф Лунд был ректором на пенсии, восемьдесят семь лет. Он вышел из дома престарелых 18 сентября прошлого года. Предполагают, что у него закружилась голова и он упал в море. Тело так и не нашли.
– Это мы и так знали.
– Да.
– Что-то еще?
– Нет. Можно я поеду домой? Скучаю по Драммену.
– Никто не скучает по Драммену.
– А я скучаю.
– Ты нашел что-то еще?
– Есть кое-что. Ты говорил, Борг рассказал тебе, что родился где-то здесь.
– Точно.
– Пока сидел тут и скучал, я загуглил его мать – Сольвейг Борг.
– И?
– О ней немного написано в Википедии. В том числе, перечислены все ее пластинки, цены и так далее. В свое время она была довольно известна.
– Скажи, когда планируешь подобраться к сути. Не торопись.
– В основном в ее репертуаре народные песни о природе: «Море синее», «Лилии», «Смотри, как солнце заходит за Гротинден» и тому подобное. Только последняя пластинка отличается – там больше про бога. «Встретимся в раю»…
– Это я знаю. К концу жизни она пришла к богу. Ничего необычного.
– Да, но есть кое-что на одной из старых пластинок. Оказалось, тут есть гора под названием Гротинден. Неподалеку от меня.
– Значит, у Борга есть связь с этим местом. Хорошо, Кенни. Но нам нужно кое-что еще. Он должен кого-то знать там, и нам нужен этот кто-то.
– Окей, босс. – Кенни секунду мешкает и снова берет слово. – Как у вас дела?
– У Миллы?
– Да.
– Я сплю с ней за таблетки. Или нет, так было раньше. Теперь я просто сплю с ней.
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– Чтобы ты знал.
Кенни снова делает паузу.
– Сволочь, – шепчет он и кладет трубку.
Я еще долго стою у окна, после того как Кенни положил трубку. Наконец я закрываю его и зашториваю. Подхожу к двери в ванную, оттуда слышно шипение душа. Кажется, Милла плачет. Я медлю, затем открываю дверь и вхожу.
– Зачем ты вообще наняла Роберта, чтобы найти ее? – тут же спрашиваю я. Милла поворачивается ко мне спиной и прячет лицо в струях воды. – Спустя столько времени?
– Потому что она нужна мне.
– Для чего?
Она поворачивается ко мне. Вода стекает по волосам, лицу и груди. Она делает шаг к стеклу.
– Я хочу иметь ребенка.
– Оливия уже не ребенок.
– Но она моя. Я хочу вернуть ее.
– А потом? Что было бы потом?
– О чем ты?
– Были бы ты, Оливия и Йоаким? Или ты, Оливия и Роберт?
– Я не могу здесь оставаться.
– Милла? – Йоаким вдруг появляется в дверях. – Что значит, ты не можешь здесь оставаться? Мне нужно о чем-то…
– Не о чем, – вздыхает Милла. – Тебе не о чем беспокоиться.
– Н-но…
Милла холодно улыбается.
– Расслабься, дружище. Я скоро вернусь. А пока Торкильд за мной присмотрит.
– Присмотрит? – у Йоакима вытягивается лицо. Щеки краснеют, рот сужается. – Так же, как присматривал Роберт?
– Остынь.
– Остыть? Как ты можешь…
– У тебя ведь нет детей, Йоаким? – бьет по больному Милла. – Нет. А у меня есть дочка, ее забрали у меня, и она где-то там совсем одна, напуганная до смерти, а я даже не знаю, как…
– Извини, Милла, – начинает Йоаким. – Я не имел в виду, что…
– Я прекрасно понимаю, что ты имел в виду. И никому из нас не интересно сейчас это слушать. Ты разве не собирался идти заказывать билеты?
– Да, но…
– Так пойди и сделай это. Хорошо?
Йоаким разворачивается и пришибленно спешит в кабинет, а Милла снова поворачивается ко мне.
– Не понимаю, что со мной, Торкильд, – вздыхает она и рвет одну из булочек Йоакима, не собираясь ее есть.
Я протягиваю свою руку к ее руке.
– Уверена, что не хочешь остаться здесь? Тот звонок от Оливии и все остальное, я пойму, если для тебя это чересчур.
– Дело не в этом. – Она выпускает булочку из рук и сжимает мою ладонь. – Это все этот дом, – шепчет она. – С ним что-то не так, мне тут нехорошо, внутри все переворачивается, и я хочу уехать отсюда, как только переступаю порог. Понимаешь? – Она крепче сжимает мою руку. – С этим домом что-то странное, и это началось с исчезновения Оливии. Я убеждала себя, что дело во мне, что это я была так близка и снова потеряла ее, но теперь я знаю, наконец я знаю, что дело не во мне. – Она не выпускает мою ладонь и оглядывается по сторонам. – Все дело в этом месте.
Глава 78
Мы с Миллой оказываемся в Кристиансанне поздно вечером. Тетя Свейна Борга с семьей живет в часе езды на запад по трассе E39, недалеко от главного центра известной норвежской миссионерской организации.
– Я в душ, – говорит Милла, когда мы входим в номер отеля.
– У тебя есть что-нибудь для меня? – интересуюсь я, расстегивая рубашку. – Я…
– Я ничего не взяла.
– Что? – Я чувствую, как внутри разливается холод. – Как так?
– Нельзя, теперь, когда я знаю, что она где-то там. Я должна быть готова к ее возвращению домой. Так будет лучше для нас обоих, Торкильд. Милла продолжает раздеваться, пока не оказывается передо мной абсолютно голой. Она проскальзывает мимо меня, в дверях останавливается и спрашивает: – Ты идешь?
– Скоро, – говорю я, подхожу к окну и открываю его. Милла изменилась после того, как я рассказал ей об Оливии и звонке. Йоаким прав, она теперь другая. Думаю, и Кенни это заметил. Она не так беспомощна и зависима от других, как обычно, и это начало проступать наружу. Ей, конечно, еще нужна наша помощь в поисках Оливии, но исходящие от Миллы сила и целеустремленность говорят о том, что по окончании этой работы никто из нас ей более не понадобится. Я раздвигаю пыльные шторы и смотрю на город. Внизу около причала плавает пара морских гаг. Мне приходит в голову, что они должны были почувствовать это раньше, все мужчины в жизни Миллы, еще тогда, когда возникший из ниоткуда Роберт нашел Оливию прямо у них под носом.
Я стою у окна и смотрю на собравшихся на островке морских птиц. Время от времени оттуда доносится крик свободы, некоторые из них поднимаются в небо по спирали, гордо бьют крыльями, поднимаясь выше и выше в светлом вечернем небе. Пока я стою и смотрю на птиц и море, голубеющее в последних лучах заходящего солнца, у меня звонит мобильный. Это Кенни.
– Где ты?
– В отеле в Свольвере. Блин, здесь ужасно дорогие номера.
– Получишь зарплату на небесах, – говорю я.
Кенни бормочет что-то невразумительное, затем прочищает горло и продолжает.
– Я был в местном полицейском участке и говорил с Юханне Рикардсен, ведущей дело о пропавшем ректоре. Еще я заходил в дом престарелых, где жил Лунд перед исчезновением.
– Что ты выяснил?
– Улаф Лунд был ректором на пенсии, восемьдесят семь лет. Он вышел из дома престарелых 18 сентября прошлого года. Предполагают, что у него закружилась голова и он упал в море. Тело так и не нашли.
– Это мы и так знали.
– Да.
– Что-то еще?
– Нет. Можно я поеду домой? Скучаю по Драммену.
– Никто не скучает по Драммену.
– А я скучаю.
– Ты нашел что-то еще?
– Есть кое-что. Ты говорил, Борг рассказал тебе, что родился где-то здесь.
– Точно.
– Пока сидел тут и скучал, я загуглил его мать – Сольвейг Борг.
– И?
– О ней немного написано в Википедии. В том числе, перечислены все ее пластинки, цены и так далее. В свое время она была довольно известна.
– Скажи, когда планируешь подобраться к сути. Не торопись.
– В основном в ее репертуаре народные песни о природе: «Море синее», «Лилии», «Смотри, как солнце заходит за Гротинден» и тому подобное. Только последняя пластинка отличается – там больше про бога. «Встретимся в раю»…
– Это я знаю. К концу жизни она пришла к богу. Ничего необычного.
– Да, но есть кое-что на одной из старых пластинок. Оказалось, тут есть гора под названием Гротинден. Неподалеку от меня.
– Значит, у Борга есть связь с этим местом. Хорошо, Кенни. Но нам нужно кое-что еще. Он должен кого-то знать там, и нам нужен этот кто-то.
– Окей, босс. – Кенни секунду мешкает и снова берет слово. – Как у вас дела?
– У Миллы?
– Да.
– Я сплю с ней за таблетки. Или нет, так было раньше. Теперь я просто сплю с ней.
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– Чтобы ты знал.
Кенни снова делает паузу.
– Сволочь, – шепчет он и кладет трубку.
Я еще долго стою у окна, после того как Кенни положил трубку. Наконец я закрываю его и зашториваю. Подхожу к двери в ванную, оттуда слышно шипение душа. Кажется, Милла плачет. Я медлю, затем открываю дверь и вхожу.
– Зачем ты вообще наняла Роберта, чтобы найти ее? – тут же спрашиваю я. Милла поворачивается ко мне спиной и прячет лицо в струях воды. – Спустя столько времени?
– Потому что она нужна мне.
– Для чего?
Она поворачивается ко мне. Вода стекает по волосам, лицу и груди. Она делает шаг к стеклу.
– Я хочу иметь ребенка.
– Оливия уже не ребенок.
– Но она моя. Я хочу вернуть ее.
– А потом? Что было бы потом?
– О чем ты?
– Были бы ты, Оливия и Йоаким? Или ты, Оливия и Роберт?