Чуть позже девяти утра следующего дня Гленн Холлоу встал и заявил:
— Обвинение вызывает в качестве свидетеля доктора Джеймса Федера.
Такер вскочил:
— Протестую, ваша честь!
— Причины?
— Мы получили уведомление о вызове этого свидетеля только вчера в восемь вечера. У нас не было времени подготовиться.
— Где вы были вчера в восемь вечера, адвокат?
Такер моргнул:
— Э… Я… Мы с женой ужинали в ресторане.
— Мистер Такер, вчера в восемь вечера я читал документы по этому делу. И мистер Холлоу также занимался этим делом — о чем свидетельствует повестка, присланная свидетелю. Ни один из нас не наслаждался деликатесами в шикарном ресторане «House O ’Ribs», как видите.
— Но…
— Решайте на ходу. В этом и заключается ваша работа, за которую вам прилично платят. Протест отклонен. Продолжайте, Холлоу.
Федер, человек с темной кожей, копной темных вьющихся волос и худым лицом, занял место свидетеля и присягнул.
— Итак, господин Федер, вы могли бы рассказать нам о своих регалиях и дипломах?
— Да, конечно. У меня есть ученые степени в области психологии и биологии, я получил их в университете Восточной Вирджинии, университете Олбани и университете Северной Аризоны.
— Программа обучения в этих университетах рассчитана на четыре года, правильно?
— Да.
— Чем вы зарабатываете на жизнь?
— Я пишу и читаю лекции.
— Вы издаетесь?
— Да, у меня изданы десятки книг.
— Вы их издавали сами?
— Нет, сэр, я работаю с солидными издательствами.
— И где вы читаете лекции?
— Повсеместно. В школах, книжных магазинах, библиотеках… частным образом.
— И много народу посещает ваши лекции?
— На каждой бывает порядка четырехсот, иногда до шестисот слушателей.
— А сколько лекций вы читаете в год?
— Примерно сто. Около того.
Холлоу сделал паузу, потом спросил:
— Вы знакомы с понятием «неме»?
— Да, сэр.
— Это правда, что именно вы изобрели этот термин?
— Да, сэр.
— А что он означает?
— Я объединил слова: «негатив» и «мем». С негативом, думаю, все ясно, а «мем» — это некое общее для всего общества явление, как песня или фраза, выделенная крупным шрифтом, которая западает каждому в голову. И распространяется повсеместно.
— Пожалуйста, будьте любезны, растолкуйте нам, что такое «неме» — в общих чертах.
— Вкратце?
— О да. Постарайтесь, чтобы это было доступно.
Отличный бросок, подумал Холлоу о собственной импровизации.
Федер продолжал:
— Оно напоминает облако — облако энергии, которое разрушительным образом воздействует на эмоции людей. Вам знакомо ощущение, когда вы идете по улице и вдруг чувствуете в себе резкую перемену? Перемену настроения? Эта перемена может объясняться чем угодно, у нее может быть множество причин — но это может быть и следствие внедрения «неме» в ваш мозг.
— Вы говорите про негатив. Так что, «неме» плохие?
— Ну, к ним нельзя подходить с такими мерками. Они нейтральны, но имеют тенденцию заставлять человека вести себя таким образом, который в современном обществе трактуется как плохое поведение. Если сравнить: акула, что плавает в океане, или медуза — они не плохие сами по себе. Они просто делают то, что им назначено природой. Но когда акула кому-то откусывает ногу, а медуза больно жалит — мы, люди, говорим, что это плохо. С «неме» то же самое: они заставляют нас делать то, что для них является нормальным и естественным, а у нас называется злом.
— И вы убеждены, что «неме» реальны?
— Абсолютно, сэр.
— И кто-то еще разделяет вашу точку зрения?
— Да, многие. Многие.
— Ученые?
— В том числе. Врачи, химики, биологи, психологи.
— У меня больше нет вопросов, ваша честь.
— Мистер Такер, свидетель ваш.
Адвокату защиты было нечего сказать — думать на ходу он не очень-то умел. Он выстраивал линию защиты таким образом, чтобы опровергать сомнения Холлоу в невменяемости Коубела.
И совсем не был готов к тому, что Холлоу начнет утверждать, что «неме» существует на самом деле.
Такер задал несколько бессмысленных вопросов и отпустил свидетеля.
Холлоу напрасно опасался, что Такер нароет информацию о существовании у Федера других дипломов — сомнительных академий, изучающих парапсихологию и другие псевдонауки. И очень хорошо, что Такер не добрался до блога Федера, в котором тот безапелляционно утверждал, что высадка на Луну снималась в павильонах Голливуда или что за событиями 9–11 стоит Джорж Буш и израильтяне. А особенно Холлоу боялся, что на свет вытащат имеющееся у Федера эссе об Апокалипсисе 2012 года.
Но все это не выстрелило, подумал он.
Такер отпустил свидетеля, по-видимому посчитав, что его свидетельства не могут сыграть на руку защите.
Итак, представления сторон закончились. Наступило время для заключительных речей.
Холлоу начал мысленно писать свою речь еще вчера, когда бежал из зала суда в поисках телефонного номера Федера.
Худой и сосредоточенный, Холлоу направился к скамье присяжных. Верхнюю пуговицу пиджака он расстегнул — видимо, чтобы выглядеть менее формальным и официальным, хотя обычно всегда держал ее застегнутой.
— Дамы и господа! В самом начале своей заключительной речи я хочу заверить всех, что безмерно уважаю и жюри присяжных, и семью погибшей Аннабель Янг. Ее родственники и она сама, ее душа, хотят, чтобы правосудие свершилось, и чем быстрее вы, господа присяжные, позволите этому правосудию восторжествовать — тем лучше для всех.
Стороне обвинения по этому делу удалось, на мой взгляд, бесспорно доказать, что Мартин Коубел был тем самым человеком, который цинично и без всякой жалости убил молодую школьную учительницу, вдову и мать-одиночку, после того как в течение недели преследовал ее, шпионил за ней, приехал за ней из Роли и заставил ее бежать из бара, где она дожидалась времени, когда можно встретить сына из школы. Это факты, господа — их невозможно оспорить. В законности сделанного господином Коубелом признания у нас нет ни малейшего основания сомневаться — он сделал его свободно и получив всю необходимую информацию о своих правах. И повторил его здесь, перед вами.
Единственное, что оставалось неясным, — это то, был ли ответчик вменяем в тот момент, когда совершал это отвратительное преступление. Для того чтобы признать ответчика невиновным, необходимо доказать — я повторяю: доказать! — что он не понимал разницы между правильным и неправильным, между добром и злом в ту минуту, когда убивал Аннабель. Нужно доказать, что он не понимал этого так, как понимаем мы с вами.
Вы услышали здесь, как Коубел утверждал, что убил Аннабель Янг потому, что она якобы была «заражена» некими силами, которые он называет «неме». Давайте на этом на мгновение остановимся.
Если бы речь шла, к примеру, об инопланетянах, вампирах или зомби — этот аргумент мог бы сработать. Но он говорит о другом. Он говорит, что «неме» — по сути нечто вроде вируса. Только этот вирус не вызывает температуру или озноб, а заставляет совершать отвратительные поступки.
Признаться, когда я впервые услышал эту теорию, она показалась мне безумной. Но чем больше я об этом думал — тем больше склонялся к мысли, что в этом что-то есть. И в ходе процесса, слушая господина Коубела и мистера Федера, читая вечерами работы мистера Коубела, я изменил взгляд на эту проблему… Я тоже теперь верю в существование «неме».
По залу пронесся громкий вздох изумления.
— Я убежден, что Мартин Коубел прав. «Неме» существует. Задумайтесь об этом, дамы и господа. Иначе как можно объяснить внезапные вспышки гнева у людей, как объяснить убийства, насилие и прочие ужасные преступления, которые совершают люди, совершенно к ним не склонные?
Так, некоторые присяжные кивают, они соглашаются!
Холлоу слегка повысил голос:
— Подумайте сами, господа! Свободные частицы энергии. Да, они невидимы. Но разве мы можем увидеть земное тяготение? Разве можем увидеть радиацию? А они тоже влияют на нас, так же, как и «неме». «Неме» — прекрасное объяснение поведения многих людей, которое раньше мы бы сочли необъяснимым.
Было время, когда саму идею полета на самолете считали несбыточной чушью и колдовством. То же самое было с GPS, с некоторыми лекарствами и методиками лечения ранее неизлечимых болезней. С электрическими лампочками, компьютерами, тысячами других привычных предметов, которые когда-то были немыслимы, а некоторые на стадии идеи воспринимались как черная магия.
Холлоу подошел поближе к присяжным, которые слушали его с явным интересом.
— Но… но… если «неме» существуют — значит, они часть нашей реальности. Нашей общей с мистером Коубелом реальности. Значит, они часть нашего общества, часть нашей связи друг с другом — хотим мы того или нет, хорошо это или плохо. И Аннабель Янг была ими заражена. Как вирусом гриппа, например. Если бы она носила в себе вирус гриппа — она тоже была бы потенциально опасна: она могла бы заразить этим вирусом маленьких детей или пожилых людей, и некоторые из этих зараженных ею могли бы умереть. Это была бы трагедия, несомненно. Но значит ли это, что было бы правильно убить ее, чтобы она не заражала других вирусом? Разумеется, нет! Наш мир устроен совсем не так. Если, а я верю в это безоговорочно, Аннабель Янг была заражена «неме», долг Мартина Коубела как дипломированного врача, как профессионала, состоял в том, чтобы вылечить ее, помочь ей. Помочь — но не убивать.
— Обвинение вызывает в качестве свидетеля доктора Джеймса Федера.
Такер вскочил:
— Протестую, ваша честь!
— Причины?
— Мы получили уведомление о вызове этого свидетеля только вчера в восемь вечера. У нас не было времени подготовиться.
— Где вы были вчера в восемь вечера, адвокат?
Такер моргнул:
— Э… Я… Мы с женой ужинали в ресторане.
— Мистер Такер, вчера в восемь вечера я читал документы по этому делу. И мистер Холлоу также занимался этим делом — о чем свидетельствует повестка, присланная свидетелю. Ни один из нас не наслаждался деликатесами в шикарном ресторане «House O ’Ribs», как видите.
— Но…
— Решайте на ходу. В этом и заключается ваша работа, за которую вам прилично платят. Протест отклонен. Продолжайте, Холлоу.
Федер, человек с темной кожей, копной темных вьющихся волос и худым лицом, занял место свидетеля и присягнул.
— Итак, господин Федер, вы могли бы рассказать нам о своих регалиях и дипломах?
— Да, конечно. У меня есть ученые степени в области психологии и биологии, я получил их в университете Восточной Вирджинии, университете Олбани и университете Северной Аризоны.
— Программа обучения в этих университетах рассчитана на четыре года, правильно?
— Да.
— Чем вы зарабатываете на жизнь?
— Я пишу и читаю лекции.
— Вы издаетесь?
— Да, у меня изданы десятки книг.
— Вы их издавали сами?
— Нет, сэр, я работаю с солидными издательствами.
— И где вы читаете лекции?
— Повсеместно. В школах, книжных магазинах, библиотеках… частным образом.
— И много народу посещает ваши лекции?
— На каждой бывает порядка четырехсот, иногда до шестисот слушателей.
— А сколько лекций вы читаете в год?
— Примерно сто. Около того.
Холлоу сделал паузу, потом спросил:
— Вы знакомы с понятием «неме»?
— Да, сэр.
— Это правда, что именно вы изобрели этот термин?
— Да, сэр.
— А что он означает?
— Я объединил слова: «негатив» и «мем». С негативом, думаю, все ясно, а «мем» — это некое общее для всего общества явление, как песня или фраза, выделенная крупным шрифтом, которая западает каждому в голову. И распространяется повсеместно.
— Пожалуйста, будьте любезны, растолкуйте нам, что такое «неме» — в общих чертах.
— Вкратце?
— О да. Постарайтесь, чтобы это было доступно.
Отличный бросок, подумал Холлоу о собственной импровизации.
Федер продолжал:
— Оно напоминает облако — облако энергии, которое разрушительным образом воздействует на эмоции людей. Вам знакомо ощущение, когда вы идете по улице и вдруг чувствуете в себе резкую перемену? Перемену настроения? Эта перемена может объясняться чем угодно, у нее может быть множество причин — но это может быть и следствие внедрения «неме» в ваш мозг.
— Вы говорите про негатив. Так что, «неме» плохие?
— Ну, к ним нельзя подходить с такими мерками. Они нейтральны, но имеют тенденцию заставлять человека вести себя таким образом, который в современном обществе трактуется как плохое поведение. Если сравнить: акула, что плавает в океане, или медуза — они не плохие сами по себе. Они просто делают то, что им назначено природой. Но когда акула кому-то откусывает ногу, а медуза больно жалит — мы, люди, говорим, что это плохо. С «неме» то же самое: они заставляют нас делать то, что для них является нормальным и естественным, а у нас называется злом.
— И вы убеждены, что «неме» реальны?
— Абсолютно, сэр.
— И кто-то еще разделяет вашу точку зрения?
— Да, многие. Многие.
— Ученые?
— В том числе. Врачи, химики, биологи, психологи.
— У меня больше нет вопросов, ваша честь.
— Мистер Такер, свидетель ваш.
Адвокату защиты было нечего сказать — думать на ходу он не очень-то умел. Он выстраивал линию защиты таким образом, чтобы опровергать сомнения Холлоу в невменяемости Коубела.
И совсем не был готов к тому, что Холлоу начнет утверждать, что «неме» существует на самом деле.
Такер задал несколько бессмысленных вопросов и отпустил свидетеля.
Холлоу напрасно опасался, что Такер нароет информацию о существовании у Федера других дипломов — сомнительных академий, изучающих парапсихологию и другие псевдонауки. И очень хорошо, что Такер не добрался до блога Федера, в котором тот безапелляционно утверждал, что высадка на Луну снималась в павильонах Голливуда или что за событиями 9–11 стоит Джорж Буш и израильтяне. А особенно Холлоу боялся, что на свет вытащат имеющееся у Федера эссе об Апокалипсисе 2012 года.
Но все это не выстрелило, подумал он.
Такер отпустил свидетеля, по-видимому посчитав, что его свидетельства не могут сыграть на руку защите.
Итак, представления сторон закончились. Наступило время для заключительных речей.
Холлоу начал мысленно писать свою речь еще вчера, когда бежал из зала суда в поисках телефонного номера Федера.
Худой и сосредоточенный, Холлоу направился к скамье присяжных. Верхнюю пуговицу пиджака он расстегнул — видимо, чтобы выглядеть менее формальным и официальным, хотя обычно всегда держал ее застегнутой.
— Дамы и господа! В самом начале своей заключительной речи я хочу заверить всех, что безмерно уважаю и жюри присяжных, и семью погибшей Аннабель Янг. Ее родственники и она сама, ее душа, хотят, чтобы правосудие свершилось, и чем быстрее вы, господа присяжные, позволите этому правосудию восторжествовать — тем лучше для всех.
Стороне обвинения по этому делу удалось, на мой взгляд, бесспорно доказать, что Мартин Коубел был тем самым человеком, который цинично и без всякой жалости убил молодую школьную учительницу, вдову и мать-одиночку, после того как в течение недели преследовал ее, шпионил за ней, приехал за ней из Роли и заставил ее бежать из бара, где она дожидалась времени, когда можно встретить сына из школы. Это факты, господа — их невозможно оспорить. В законности сделанного господином Коубелом признания у нас нет ни малейшего основания сомневаться — он сделал его свободно и получив всю необходимую информацию о своих правах. И повторил его здесь, перед вами.
Единственное, что оставалось неясным, — это то, был ли ответчик вменяем в тот момент, когда совершал это отвратительное преступление. Для того чтобы признать ответчика невиновным, необходимо доказать — я повторяю: доказать! — что он не понимал разницы между правильным и неправильным, между добром и злом в ту минуту, когда убивал Аннабель. Нужно доказать, что он не понимал этого так, как понимаем мы с вами.
Вы услышали здесь, как Коубел утверждал, что убил Аннабель Янг потому, что она якобы была «заражена» некими силами, которые он называет «неме». Давайте на этом на мгновение остановимся.
Если бы речь шла, к примеру, об инопланетянах, вампирах или зомби — этот аргумент мог бы сработать. Но он говорит о другом. Он говорит, что «неме» — по сути нечто вроде вируса. Только этот вирус не вызывает температуру или озноб, а заставляет совершать отвратительные поступки.
Признаться, когда я впервые услышал эту теорию, она показалась мне безумной. Но чем больше я об этом думал — тем больше склонялся к мысли, что в этом что-то есть. И в ходе процесса, слушая господина Коубела и мистера Федера, читая вечерами работы мистера Коубела, я изменил взгляд на эту проблему… Я тоже теперь верю в существование «неме».
По залу пронесся громкий вздох изумления.
— Я убежден, что Мартин Коубел прав. «Неме» существует. Задумайтесь об этом, дамы и господа. Иначе как можно объяснить внезапные вспышки гнева у людей, как объяснить убийства, насилие и прочие ужасные преступления, которые совершают люди, совершенно к ним не склонные?
Так, некоторые присяжные кивают, они соглашаются!
Холлоу слегка повысил голос:
— Подумайте сами, господа! Свободные частицы энергии. Да, они невидимы. Но разве мы можем увидеть земное тяготение? Разве можем увидеть радиацию? А они тоже влияют на нас, так же, как и «неме». «Неме» — прекрасное объяснение поведения многих людей, которое раньше мы бы сочли необъяснимым.
Было время, когда саму идею полета на самолете считали несбыточной чушью и колдовством. То же самое было с GPS, с некоторыми лекарствами и методиками лечения ранее неизлечимых болезней. С электрическими лампочками, компьютерами, тысячами других привычных предметов, которые когда-то были немыслимы, а некоторые на стадии идеи воспринимались как черная магия.
Холлоу подошел поближе к присяжным, которые слушали его с явным интересом.
— Но… но… если «неме» существуют — значит, они часть нашей реальности. Нашей общей с мистером Коубелом реальности. Значит, они часть нашего общества, часть нашей связи друг с другом — хотим мы того или нет, хорошо это или плохо. И Аннабель Янг была ими заражена. Как вирусом гриппа, например. Если бы она носила в себе вирус гриппа — она тоже была бы потенциально опасна: она могла бы заразить этим вирусом маленьких детей или пожилых людей, и некоторые из этих зараженных ею могли бы умереть. Это была бы трагедия, несомненно. Но значит ли это, что было бы правильно убить ее, чтобы она не заражала других вирусом? Разумеется, нет! Наш мир устроен совсем не так. Если, а я верю в это безоговорочно, Аннабель Янг была заражена «неме», долг Мартина Коубела как дипломированного врача, как профессионала, состоял в том, чтобы вылечить ее, помочь ей. Помочь — но не убивать.