— Мерзкая, низкая дрянь… — Бригахбург скривил губы.
Пфальцграфиня была согласна с его определением и с особым удовольствием, словно мстила себе за это, наслаждалась болью, порождённой его ненавистью, отвернувшись и физически ощущая, как между лопатками впивается шип его немого укора.
— Отпустите его, Шамси. Пусть уходит. Его ждёт белая и пушистая гирлянда, а мне он противен. Очень надеюсь, что у меня получится вылечить вашего сына.
Гехаймрат расплылся в улыбке:
— Госпожа Вэлэри, я рад, что мы поняли друг друга. Когда мой сын будет здоров, а вы убедитесь, что выхода в другой мир нет, я похлопочу перед королём, и он устроит ваш брак с более достойным вельможей.
— Не стану возражать, — призадумалась пфальцграфиня. — Я только недавно узнала об участии его величества в устройстве судеб осиротевших аристократок. Знала бы раньше, не наделала бы глупостей.
Шамси многозначительно кивнул, подхватившись:
— Ингваз, отпусти господина графа.
На всякий случай Наташа спряталась за спину ищейки. Теперь ей всегда придётся обходить бывшего жениха стороной. Лучше совсем с ним не встречаться.
От того, как она поступила с ним, на душе стало скверно. Знала, все её терзания впереди. У горла клокотала подступившая жалость к себе. Собственными руками осознанно убивать то, что делало её счастливой… Вызвать ненависть того, ради кого она была готова на всё. Готова была не шагнуть в будущее, не предать… Но так нужно. С Герардом она разберётся позже, когда минует опасность. Он должен её понять. Если не будет слишком поздно.
А сейчас… Строить из себя жертву она не намерена и нужно озаботиться тем, чтобы, в самом деле, не стать ею.
Бригахбург на удивление легко поднялся. Под его ногой что-то хрустнуло. Расправив плечи, молча вышел.
Смотрела в закрывшуюся дверь, чувствуя, как холод сковывает мышцы. Ногти впились в ладони. Тошнотворная пустота разлилась безмолвным криком боли.
— Велите позвать мою служанку и верните кинжал. — Не спрашивая позволения, непослушными пальцами выдернула его из-за пояса супершпиона.
Он покорно приложился к её руке, вознося хвалу женщине и выдохнув благодарственные слова, ничуть не сомневаясь в том, что она сдержит данное слово поехать с ним.
Снова смотрела в закрывшуюся дверь, за которой скрылся человек, за столь короткое время изменивший её жизнь. Показалось странным, что не испытывала к нему ненависти. Неприязнь — да, но ненависть, какая снедала её при общении с Фальгахеном и от того хорошо ей известная… Нет, такого не ощущалось.
Захлестнуло волной отчаяния.
Мысленный взор вырвал бледное расплывшееся пятно осунувшегося лица Герарда.
Душная тоска окутала с головы до ног. Снова одна, непонятая, возможно, проклятая…
Железным обручем сдавило виски. Обхватила голову руками.
Заложница… Она — заложница чужой воли. Избавившись от одной лжи, увязла в очередной.
Упала на кровать, уставившись на свисающий полог.
Перед глазами клубилось душное фиолетовое марево.
В наступившей тишине слышалось, как опадают на столешницу последние лепестки роз.
И только огонь, довольно полыхая в камине, выплескивая свой восторг одиночными ослепительными искрами, аппетитно пожирал тела обиженно потрескивающих поленьев.
* * *
Тайный советник, снимая поясной ремень и придерживая джамбию, взволнованно мерил покои широкими шагами.
Живая скиталица! Неслыханно! Редкая удача! Что бы она ни говорила и как себя ни вела — он достиг своей цели — она едет с ним. Добровольно! А это значит — не будет обиженно поджатых губ, уничижительных взоров и выводящих из себя истерик со слезами. Как она сказала? Затхлое стоячее болото… Примитивность и убогость… Будущее, чужой, незнакомый и загадочный мир после её слов стал манить ещё больше. Похоже, она не лжёт, что не знает выхода, иначе бы вывела отсюда всех, кто ей дорог. Он бы поступил именно так, забрав сына. А если она права и обратной дороги в то прекрасное время нет? Сможет ли женщина излечить его мальчика самостоятельно? Отбросил сомнение. Сможет. Других исцелила и его сможет.
Остановился в раздумье, скидывая куртку и расслабляя кожаные петли на штанах. Ах, какая искусная лицедейка! Как убедительна!
Ему давно не было так интересно. Охотничий азарт разогрел кровь. Противостояние со скиталицей принесло небывалое возбуждение.
— Дьяволица, — довольно промурлыкал эксиленц, скидывая рубаху. — Какова, а?!
Привязана к Бригахбургу — это заметно. Желание оградить того от неприятностей, оболгав, может закончиться плачевно для обоих. Она это хорошо сознаёт и всё равно идёт на риск.
Потёр подбородок, с удивлением ощутив укол боли и нащупав ссадину, припомнил её происхождение. Притронулся к куртке на груди. Шкатулка! Она осталась в покое пфальцграфини.
Бригахбург… Затаился. Опасен. Стоит вспомнить его интригу с графиней ди Терзи. Подыграл лицедейке или поверил ей?.. Его, тайного советника, хотят обвести вокруг пальца? Хотелось бы на это посмотреть. Что бы они ни говорили, а их так просто не разлучить. Это хорошо. Как она сказала? Якорь? Чувство? Та невидимая нить, которая держит крепче цепи.
Герцогиня Ангелика фон Вайсбах… Серьёзная помеха или союзница? Если будущая королева, то игнорировать её интерес к Бригахбургу чревато. Если не королева, то может ему помешать.
Хотелось бы знать, какая роль отведена каждому во всей этой истории?
Шамси всегда прислушивался к своему звериному чутью, заглушающему глас разума и не раз спасшего его от неминуемой гибели. Необъяснимое ощущение опасности преследовало его и в этот раз. В последние дни он слышал дыхание смерти за своей спиной, но относился к этому спокойно. Не впервой. Есть Ингваз — его глаза и уши. Подстрахует.
Склонившись над широкой миской с остывшей водой, принюхался. Запах свежести, исходящий из низкого жбана с широким горлом, так не походил на тот, чем пахло от рук пфальцграфини. Тяжело втянул воздух, вздрогнув от накатившего незнакомого едкого чувства, которое испытал, когда держал напряжённую женщину, глядя в её запрокинутое лицо. Её прерывистое дыхание, закрытые глаза, мягкие послушные волосы между пальцами… Одновременное желание обладать и убить поразило новизной ощущений. Уверен, она его не интересует настолько, чтобы потерять голову. Он мог поставить её на колени, унизить, растоптать. Это несложно. Людей ломают люди. Он не сделал этого, отступил, ушёл от открытого противостояния. Пока от неё зависит жизнь его сына, он будет удерживать её рядом, он будет обходительным и предупредительным, он сдержит данное слово.
Вытирал капли воды с тёмного крепкого тела, глядя на контраст выбеленной ткани с его кожей. Женщины его побаивались. Он читал в их глазах откровенную похоть и страх с примесью любопытства. Он презирал их, дрожащих от желания, сладострастных и лживых. Он всегда был осмотрителен и не брал с хода то, что ему предлагали. Он выбирал, присматриваясь к объекту вожделения, как выбирают породистого скакуна, не спеша бросаться в авантюры, всегда просчитывая вероятность возможных осложнений. Получив разрядку, быстро забывал о тех, кто её давал, не усложняя отношения длительными связями. Незапятнанная репутация для него была важнее самой страстной головокружительной интрижки.
Болезнь сына отодвинула на задний план не только интерес к женщинам. Он ради поездки в поместье фон Россена пренебрёг срочным вызовом к границе с Франконией в аббатство Хирсау, где по доставленным сведениям произошло что-то из ряда вон выходящее. Он любил разгадывать загадки, от которых волосы на теле вставали дыбом, а глаза отказывались верить очевидному. Почему же он, зная, что госпожа Вэлэри мертва, кинулся сюда, испросив дозволения его величества заняться этим на первый взгляд простым делом? Что он рассчитывал здесь найти? Что узнать? Знал — найдёт то, что перевернёт его жизнь. Чутьё его не подвело и в этот раз.
* * *
Наташа провела языком по сухим губам, боясь открыть глаза, всё ещё находясь во власти сна. Мрачного. Многосерийного.
Её губ коснулась влага, жаркий шёпот прогудел в ухо:
— Госпожа Вэлэри, вы меня слышите?
Содрогнулась — не сон. Жуткая явь. Она в главной роли — пфальцграфиня Вэлэри фон Россен. Открыла глаза, отбрасывая сомнения. Взгляд сфокусировался на колышущемся пологе. Отблески полыхающего огня в камине вырвали из темноты девичье лицо.
— Фиона…
Ведунья протолкнула под голову госпожи ладонь, приподнимая:
— Пейте.
Тёплая горькая жидкость смочила гортань. Дышать стало легче.
— Что со мной?
— Вы ничего не помните? — Рыбка участливо заглянула в лицо госпожи. — Как же так? Я пришла сразу, как вы за мной послали. — Всматривалась в лик больной. — Вы меня отправили за шкатулкой на третий этаж. Потом выпили порошок, дали указания и упали без чувств.
Растерянность в голосе Рыжей насторожила.
— Порошок? — Она ничего не помнила.
Фиона подхватилась, исчезая за спущенным балдахином и появляясь вновь с ларчиком в руках.
Наташа знала, что в нём. Её вещицы из будущего. Ведунья помогала переносить свитки и золото из тайника в кабинете Манфреда в новое место и девушка предпочла, чтобы та знала об их местонахождении. Доверяла Фионе? Да. В круг доверенных лиц включила Руди. Почему? Трудно объяснить. Рыжие искренни в своих чувствах, прямы и открыты. Они прошли испытание на бескорыстие и сострадание. Время покажет, ошиблась она или нет.
Ослабевшими пальцами перебирала высыпавшиеся таблетки. Шуршала фольгой: «Что осталось? Десяток пилюль абсорбента, по две от кашля, гипоаллергенные и обезболивающие, одна жаропонижающая. Не густо».
Не помнила, как приняла одну от температуры. Хорошо. Но почему такой важный эпизод выпал из её жизни? Результат сильного стресса?
— Сколько я… такая?
— К обеду дело… — Фиона потянулась за кувшином на прикроватном столике. — Приходил господин дознаватель. Долго сидел подле вас, смотрел, молчал. Велел лекаря привезти. — Она перекрестилась. — Он пустил вам кровь. Потом пиявок ставил.
От её слов Наташа дёрнулась. Рука, сдавленная узкой повязкой на изгибе локтя зашлась тупой болью.
— Вилхелм… Как его… — силилась вспомнить фамилию. Chyort! — скривила губы от досады.
Рыжая будто поняла её:
— Я ничего не могла поделать, госпожа Вэлэри. Меня бы никто не послушал. После его ухода я очистила раны. Пейте. — Поднесла кубок с отваром. — Лекарь здесь. Трясётся. — Она, приподняв плечи, хихикнула: — Господин дознаватель пригрозил ему, если тот вас не вылечит, то пойдёт на съедение сторожевым псам.
— Гоните к чертям дуремара… — перевела дух. — Фиона, возьми золото, что на столе, рассчитайся с ним, дай ему, сколько скажет.
Не решалась спросить о главном. О том, что жгло воспоминанием, заполняя душу болью.
Дверь тихонько приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулась вихрастая головёнка пастушка. Встретившись глазами с хозяйкой, он не церемонясь, бросился к ней. Крепко обняв за шею, уткнулся в её плечо.
— Целое утро сидел подле вас, — пояснила Рыжая, глядя под ноги.
На кровать вспрыгнул кот. Настороженно обведя покои, прошёл в ноги хозяйки, устраиваясь там.
— Гензель, вы с Куно как братья, — улыбнулась девушка, ощутив прилив сил. Влажная сорочка неприятно холодила тело.
Пацан что-то прогудел ей в шею, обдав горячим дыханием. От него пахло молоком, мёдом и свежей сдобой. Наташа вдыхала запах ребёнка, за которого тоже несла ответственность.
Пфальцграфиня была согласна с его определением и с особым удовольствием, словно мстила себе за это, наслаждалась болью, порождённой его ненавистью, отвернувшись и физически ощущая, как между лопатками впивается шип его немого укора.
— Отпустите его, Шамси. Пусть уходит. Его ждёт белая и пушистая гирлянда, а мне он противен. Очень надеюсь, что у меня получится вылечить вашего сына.
Гехаймрат расплылся в улыбке:
— Госпожа Вэлэри, я рад, что мы поняли друг друга. Когда мой сын будет здоров, а вы убедитесь, что выхода в другой мир нет, я похлопочу перед королём, и он устроит ваш брак с более достойным вельможей.
— Не стану возражать, — призадумалась пфальцграфиня. — Я только недавно узнала об участии его величества в устройстве судеб осиротевших аристократок. Знала бы раньше, не наделала бы глупостей.
Шамси многозначительно кивнул, подхватившись:
— Ингваз, отпусти господина графа.
На всякий случай Наташа спряталась за спину ищейки. Теперь ей всегда придётся обходить бывшего жениха стороной. Лучше совсем с ним не встречаться.
От того, как она поступила с ним, на душе стало скверно. Знала, все её терзания впереди. У горла клокотала подступившая жалость к себе. Собственными руками осознанно убивать то, что делало её счастливой… Вызвать ненависть того, ради кого она была готова на всё. Готова была не шагнуть в будущее, не предать… Но так нужно. С Герардом она разберётся позже, когда минует опасность. Он должен её понять. Если не будет слишком поздно.
А сейчас… Строить из себя жертву она не намерена и нужно озаботиться тем, чтобы, в самом деле, не стать ею.
Бригахбург на удивление легко поднялся. Под его ногой что-то хрустнуло. Расправив плечи, молча вышел.
Смотрела в закрывшуюся дверь, чувствуя, как холод сковывает мышцы. Ногти впились в ладони. Тошнотворная пустота разлилась безмолвным криком боли.
— Велите позвать мою служанку и верните кинжал. — Не спрашивая позволения, непослушными пальцами выдернула его из-за пояса супершпиона.
Он покорно приложился к её руке, вознося хвалу женщине и выдохнув благодарственные слова, ничуть не сомневаясь в том, что она сдержит данное слово поехать с ним.
Снова смотрела в закрывшуюся дверь, за которой скрылся человек, за столь короткое время изменивший её жизнь. Показалось странным, что не испытывала к нему ненависти. Неприязнь — да, но ненависть, какая снедала её при общении с Фальгахеном и от того хорошо ей известная… Нет, такого не ощущалось.
Захлестнуло волной отчаяния.
Мысленный взор вырвал бледное расплывшееся пятно осунувшегося лица Герарда.
Душная тоска окутала с головы до ног. Снова одна, непонятая, возможно, проклятая…
Железным обручем сдавило виски. Обхватила голову руками.
Заложница… Она — заложница чужой воли. Избавившись от одной лжи, увязла в очередной.
Упала на кровать, уставившись на свисающий полог.
Перед глазами клубилось душное фиолетовое марево.
В наступившей тишине слышалось, как опадают на столешницу последние лепестки роз.
И только огонь, довольно полыхая в камине, выплескивая свой восторг одиночными ослепительными искрами, аппетитно пожирал тела обиженно потрескивающих поленьев.
* * *
Тайный советник, снимая поясной ремень и придерживая джамбию, взволнованно мерил покои широкими шагами.
Живая скиталица! Неслыханно! Редкая удача! Что бы она ни говорила и как себя ни вела — он достиг своей цели — она едет с ним. Добровольно! А это значит — не будет обиженно поджатых губ, уничижительных взоров и выводящих из себя истерик со слезами. Как она сказала? Затхлое стоячее болото… Примитивность и убогость… Будущее, чужой, незнакомый и загадочный мир после её слов стал манить ещё больше. Похоже, она не лжёт, что не знает выхода, иначе бы вывела отсюда всех, кто ей дорог. Он бы поступил именно так, забрав сына. А если она права и обратной дороги в то прекрасное время нет? Сможет ли женщина излечить его мальчика самостоятельно? Отбросил сомнение. Сможет. Других исцелила и его сможет.
Остановился в раздумье, скидывая куртку и расслабляя кожаные петли на штанах. Ах, какая искусная лицедейка! Как убедительна!
Ему давно не было так интересно. Охотничий азарт разогрел кровь. Противостояние со скиталицей принесло небывалое возбуждение.
— Дьяволица, — довольно промурлыкал эксиленц, скидывая рубаху. — Какова, а?!
Привязана к Бригахбургу — это заметно. Желание оградить того от неприятностей, оболгав, может закончиться плачевно для обоих. Она это хорошо сознаёт и всё равно идёт на риск.
Потёр подбородок, с удивлением ощутив укол боли и нащупав ссадину, припомнил её происхождение. Притронулся к куртке на груди. Шкатулка! Она осталась в покое пфальцграфини.
Бригахбург… Затаился. Опасен. Стоит вспомнить его интригу с графиней ди Терзи. Подыграл лицедейке или поверил ей?.. Его, тайного советника, хотят обвести вокруг пальца? Хотелось бы на это посмотреть. Что бы они ни говорили, а их так просто не разлучить. Это хорошо. Как она сказала? Якорь? Чувство? Та невидимая нить, которая держит крепче цепи.
Герцогиня Ангелика фон Вайсбах… Серьёзная помеха или союзница? Если будущая королева, то игнорировать её интерес к Бригахбургу чревато. Если не королева, то может ему помешать.
Хотелось бы знать, какая роль отведена каждому во всей этой истории?
Шамси всегда прислушивался к своему звериному чутью, заглушающему глас разума и не раз спасшего его от неминуемой гибели. Необъяснимое ощущение опасности преследовало его и в этот раз. В последние дни он слышал дыхание смерти за своей спиной, но относился к этому спокойно. Не впервой. Есть Ингваз — его глаза и уши. Подстрахует.
Склонившись над широкой миской с остывшей водой, принюхался. Запах свежести, исходящий из низкого жбана с широким горлом, так не походил на тот, чем пахло от рук пфальцграфини. Тяжело втянул воздух, вздрогнув от накатившего незнакомого едкого чувства, которое испытал, когда держал напряжённую женщину, глядя в её запрокинутое лицо. Её прерывистое дыхание, закрытые глаза, мягкие послушные волосы между пальцами… Одновременное желание обладать и убить поразило новизной ощущений. Уверен, она его не интересует настолько, чтобы потерять голову. Он мог поставить её на колени, унизить, растоптать. Это несложно. Людей ломают люди. Он не сделал этого, отступил, ушёл от открытого противостояния. Пока от неё зависит жизнь его сына, он будет удерживать её рядом, он будет обходительным и предупредительным, он сдержит данное слово.
Вытирал капли воды с тёмного крепкого тела, глядя на контраст выбеленной ткани с его кожей. Женщины его побаивались. Он читал в их глазах откровенную похоть и страх с примесью любопытства. Он презирал их, дрожащих от желания, сладострастных и лживых. Он всегда был осмотрителен и не брал с хода то, что ему предлагали. Он выбирал, присматриваясь к объекту вожделения, как выбирают породистого скакуна, не спеша бросаться в авантюры, всегда просчитывая вероятность возможных осложнений. Получив разрядку, быстро забывал о тех, кто её давал, не усложняя отношения длительными связями. Незапятнанная репутация для него была важнее самой страстной головокружительной интрижки.
Болезнь сына отодвинула на задний план не только интерес к женщинам. Он ради поездки в поместье фон Россена пренебрёг срочным вызовом к границе с Франконией в аббатство Хирсау, где по доставленным сведениям произошло что-то из ряда вон выходящее. Он любил разгадывать загадки, от которых волосы на теле вставали дыбом, а глаза отказывались верить очевидному. Почему же он, зная, что госпожа Вэлэри мертва, кинулся сюда, испросив дозволения его величества заняться этим на первый взгляд простым делом? Что он рассчитывал здесь найти? Что узнать? Знал — найдёт то, что перевернёт его жизнь. Чутьё его не подвело и в этот раз.
* * *
Наташа провела языком по сухим губам, боясь открыть глаза, всё ещё находясь во власти сна. Мрачного. Многосерийного.
Её губ коснулась влага, жаркий шёпот прогудел в ухо:
— Госпожа Вэлэри, вы меня слышите?
Содрогнулась — не сон. Жуткая явь. Она в главной роли — пфальцграфиня Вэлэри фон Россен. Открыла глаза, отбрасывая сомнения. Взгляд сфокусировался на колышущемся пологе. Отблески полыхающего огня в камине вырвали из темноты девичье лицо.
— Фиона…
Ведунья протолкнула под голову госпожи ладонь, приподнимая:
— Пейте.
Тёплая горькая жидкость смочила гортань. Дышать стало легче.
— Что со мной?
— Вы ничего не помните? — Рыбка участливо заглянула в лицо госпожи. — Как же так? Я пришла сразу, как вы за мной послали. — Всматривалась в лик больной. — Вы меня отправили за шкатулкой на третий этаж. Потом выпили порошок, дали указания и упали без чувств.
Растерянность в голосе Рыжей насторожила.
— Порошок? — Она ничего не помнила.
Фиона подхватилась, исчезая за спущенным балдахином и появляясь вновь с ларчиком в руках.
Наташа знала, что в нём. Её вещицы из будущего. Ведунья помогала переносить свитки и золото из тайника в кабинете Манфреда в новое место и девушка предпочла, чтобы та знала об их местонахождении. Доверяла Фионе? Да. В круг доверенных лиц включила Руди. Почему? Трудно объяснить. Рыжие искренни в своих чувствах, прямы и открыты. Они прошли испытание на бескорыстие и сострадание. Время покажет, ошиблась она или нет.
Ослабевшими пальцами перебирала высыпавшиеся таблетки. Шуршала фольгой: «Что осталось? Десяток пилюль абсорбента, по две от кашля, гипоаллергенные и обезболивающие, одна жаропонижающая. Не густо».
Не помнила, как приняла одну от температуры. Хорошо. Но почему такой важный эпизод выпал из её жизни? Результат сильного стресса?
— Сколько я… такая?
— К обеду дело… — Фиона потянулась за кувшином на прикроватном столике. — Приходил господин дознаватель. Долго сидел подле вас, смотрел, молчал. Велел лекаря привезти. — Она перекрестилась. — Он пустил вам кровь. Потом пиявок ставил.
От её слов Наташа дёрнулась. Рука, сдавленная узкой повязкой на изгибе локтя зашлась тупой болью.
— Вилхелм… Как его… — силилась вспомнить фамилию. Chyort! — скривила губы от досады.
Рыжая будто поняла её:
— Я ничего не могла поделать, госпожа Вэлэри. Меня бы никто не послушал. После его ухода я очистила раны. Пейте. — Поднесла кубок с отваром. — Лекарь здесь. Трясётся. — Она, приподняв плечи, хихикнула: — Господин дознаватель пригрозил ему, если тот вас не вылечит, то пойдёт на съедение сторожевым псам.
— Гоните к чертям дуремара… — перевела дух. — Фиона, возьми золото, что на столе, рассчитайся с ним, дай ему, сколько скажет.
Не решалась спросить о главном. О том, что жгло воспоминанием, заполняя душу болью.
Дверь тихонько приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулась вихрастая головёнка пастушка. Встретившись глазами с хозяйкой, он не церемонясь, бросился к ней. Крепко обняв за шею, уткнулся в её плечо.
— Целое утро сидел подле вас, — пояснила Рыжая, глядя под ноги.
На кровать вспрыгнул кот. Настороженно обведя покои, прошёл в ноги хозяйки, устраиваясь там.
— Гензель, вы с Куно как братья, — улыбнулась девушка, ощутив прилив сил. Влажная сорочка неприятно холодила тело.
Пацан что-то прогудел ей в шею, обдав горячим дыханием. От него пахло молоком, мёдом и свежей сдобой. Наташа вдыхала запах ребёнка, за которого тоже несла ответственность.