— Да.
— Не смешите меня, Лэвари. — Остановился перед ней, в упор глядя ей в лицо. — У меня с Ребеккой никогда ничего не было.
— Посмотрите на ситуацию глазами девочки. Котёнка, которого она очень хотела, кто получил? И это только то, о чём я знаю. Думаю, за прошедшие годы было много чего, что подтвердило её догадки.
— Признаюсь тебе, десять лет назад я подумывал взять Ребекку в жёны. Но сейчас всё уже в прошлом.
— В прошлом? Да вы не отпускаете её! Она могла бы уйти отсюда и составить счастье другого мужчины.
— Я разве держу её? — Задумчиво хмурил кустистые брови.
— Вы объяснились с ней? Сказали, что нет никакой любви и она вам не нужна? Уж простите, что вмешиваюсь в ваши отношения, которых по вашим словам нет. Я вижу, как она смотрит на вас. Вы посвятили этому поместью свою жизнь. На уме только дом, хозяйство и тяжкий труд. Вы равнодушны к мирским утехам. Всё интересное в жизни проходит мимо вас, герр Уц. Вся ваша семья — Тэрэсия и Элли. Что станет с вами, когда девочка уедет в дом мужа? Тэрэсия уже отрезанный ломоть. А теперь представьте, что Ребекка тоже уедет. Человек, который любит вас и может сделать счастливым.
— Я не питаю иллюзий на этот счёт, Лэвари, — горько усмехнулся он и Наташа поняла, что он имеет в виду свою внешность. — Любовь — это привязанность. А привязанность к кому-либо — первейший путь к утрате душевного равновесия. Вот какова ваша любовь! — Качнулся в сторону двери, отступая к окну. — Вот что значит привязанность.
Наташа молчала. Очень хотелось помочь ему. Но чем? Она себе не может помочь. Может, прав этот с виду угрюмый, но по-настоящему добрый человек, и привязанность с любовью приносят одно разочарование? Может, надо как он, закрыться от любви завесой долга и обязанностей?
— Настоящая любовь, — тихо сказала она, — это ежедневная забота о любимом, бескорыстное служение ему. Это взаимная забота друг о друге, о своих детях. Это тяжкий труд и радость одновременно. Можно, конечно, прожить всю жизнь без любви, избегая её, сохраняя душевное спокойствие, ревностно блюдя порядок вокруг себя, избегая неопределенности. Но получится ли? Вы боитесь страданий? — Ответа не последовало. Теперь молчал Корбл. — Скорее, безответную любовь испытывает Ребекка. Соглашусь, что любовь часто приносит страдания. Безответная любовь — это больно, но не смертельно. Гораздо страшнее предательство любимого и разочарование в нём. Вот где настоящая боль. Когда умирает растоптанная душа. Да, герр Уц, настоящая любовь, если она неразделённая — это мука. Ваш ли это случай?
Девушка смотрела на него, отвернувшегося к окну. Его напряжённая спина, приподнятые плечи, опущенная голова сказали о многом. Вряд ли он когда-либо говорил с кем-нибудь на подобные темы. Тем более с женщиной. Думал ли о подобном с другой точки зрения?
Сзади скрипнула створка.
Наташа обернулась: никого.
Корбл в несколько шагов достиг двери, рывком её открыв:
— Ребекка, — провожал взором женскую фигуру.
— Я сейчас, — подхватилась пфальцграфиня.
На её зов экономка остановилась:
— Не стала вам мешать. Корбла разыскивает управляющий соседнего поместья.
— Вы не помешали. Я смотрела ногу герра Уца. Идёмте со мной, я покажу вам, как делать её растирание. — На удивлённый взор женщины тряхнула головой. — Да-да, всё расскажу и покажу именно вам. На себе. А уж вы сами решите, будете это делать лично или поручите кому-нибудь другому.
Не ожидая ответа, взяла растерявшуюся Ребекку под руку, увлекая за собой.
Декабрь — время коротких дней и долгих мрачных вечеров.
В поместье готовились к встрече Йоля.
Наташа всё свободное время проводила на уютной тёплой кухне, прислушиваясь и присматриваясь. О том, что она не имеет понятия о средневековом Рождестве, предпочла помалкивать. К её присутствию привыкли. Женщины её не сторонились, то и дело подходя, поглядывая на вязание в её руках, интересуясь, что бы она посоветовала при болях в пояснице, головокружении или сильном ушибе ноги.
Элли, после последней отповеди Корбла, остаток дня просидела в своей комнате и неожиданно для всех появилась в кухне к вечерней трапезе, присоединившись к прислуге за общим столом. Выбрав место рядом с компаньонкой старшей сестры, присматривалась к тому, как и что та делает, что ест и как себя ведёт. Нельзя сказать, что девочка отличалась плохими манерами. Однако, сравнивая её с Эрмелиндой, Наташа отметила, что та была по сравнению с ней простовата. Видно, без Гоблина и здесь не обошлось. Уж не поставил ли он её в пример? После трапезы Стрекоза не ушла. Засмотревшись на вязание, сбегала за спицами и пристроилась рядом с пфальцграфиней, внимательно её слушая и старательно дублируя узор из воздушных петель.
Заметив, что несколько собравшихся женщин шушукаются в стороне, поглядывая в их сторону, Элли, наклонившись к Наташе, тихо произнесла:
— Решают, когда приступить к убою и готовке жертвенного кабана.
— Пора уже. — Пфальцграфиня не подняла глаз от вязания, моментально подобравшись и превратившись в слух.
— Правда, что вы сменили обличье, чтобы незаметно проследовать в Аугуст? Вы умеете наводить морок?
— Неправда, — Наташа опустила вязание, глядя в широко открытые глаза Элли, полные восхищённого ожидания. Пришлось рассказать ей версию, поведанную Корблу.
Далее разговор незаметно перешёл на празднование Рождества и Наташа узнала от разговорчивой и вмиг повзрослевшей девочки много интересного.
Йоль — древний праздник. Он длится 13 ночей: начинается 25 декабря и заканчивается 6 января по христианскому летоисчислению.
Люди верят, что в эту ночь накануне солнцестояния нельзя оставаться в одиночестве. Верят, что в эту ночь рождается божество, которое они называют Солнечным, и что в это время в гости к людям жалуют сошедшие на землю духи мёртвых и существа из иного мира — тролли и эльфы, чтобы пообщаться с простыми смертными. А они могут нести с собой как добро, так и зло.
Йольская ночь самая долгая, тёмная и самая волшебная в году. В полночь на некоторое время тушат все огни и вновь зажигают очаги во всех землях. Этой ночью мы всегда с теми, кто нам близок. У очага рассказываются сказки и истории, чтобы те, кто сейчас их слушает, потом так же собирал вокруг себя близких, рассказывал их вновь и зажигал огонь в очаге.
Старый год почти завершён. Закончены полевые работы, собран урожай. Пора подвести итоги прошлого и подготовиться к будущему году. Хозяйки тщательно убирают свой дом, стараясь закончить все работы до темноты. Затем они берут миску овсянки и кружку с элем и ставят их за камин на тёплые камни. Так благодарят домашних духов за помощь в течение года и просят их присоединиться к праздничному пиру. После этого хозяйка садится у домашнего очага и возле неё собирается вся семья. Женщина берёт в руки берёзовые розги, несильно хлещет ими сначала себя, а затем каждого домочадца, после чего дарит всем членам семьи по маленькому подарку. Смысл этого ритуала в том, что удар берёзового прута ограждает человека от болезней и недугов, а подарок, сделанный от сердца, служит оберегом весь следующий год.
Затем женщина окропляет молоком и посыпает овсом йольский венок, чтобы в доме всегда был достаток. Завершается ночь праздничным ужином. Стол уставляется всевозможными лакомствами, и каждый старается съесть как можно больше. Даже домашним животным дают побольше корма. Обильный ужин служит своеобразной гарантией того, что новый год будет успешным и прибыльным.
Венок — главный символ наступающего праздника. Его плетут из сосновых или еловых веток и водружают на каминную полку, где он находится до окончания праздника. Как только сгущаются сумерки, хозяйка зажигает свечи и следит, чтобы в доме не осталось ни одного тёмного уголка. После этого она берёт факел и выходит из своего дома, чтобы трижды обойти вокруг жилища и отпугнуть злых духов.
Завершается празднование светлого Йоля на двенадцатую ночь после зимнего солнцестояния, называемую ночью Судьбы. Всё сказанное в это время после захода солнца непременно исполнится в новом году. Нечаянно слетевшее с губ проклятие или просто грубое слово могут принести страшные беды как самому сквернослову, так и его близким. Считается, что в эту ночь боги дарят людям знамения, которые предсказывают судьбу. Именно в эту ночь многие гадают и ждут, что им приснится вещий сон. Женщины верят, что приворот, сделанный в двенадцатую ночь, — самый сильный.
Увлекательный рассказ Элли прервал громкий стук низкой боковой двери и по кухне пронёсся ледяной зимний ветер. Вслед за вбежавшим, запорошенным снегом Томасом и вошедшими мужчинами, роем влетели игольчатые снежинки, чтобы, не долетев до пола, растаять в воздухе, рассыпавшись крошечными невесомыми брызгами.
— Ребекка, — Корбл, топая и сметая снег с высоких меховых сапог, отряхнул накидку от снежной пыли, — К рассвету приготовь снеди и вина. Еду в Алем.
— В такую погоду? — всплеснула та руками, наклоняясь к коту, пристроившемуся у её ног, счищала снег с его шерсти. Он, выражая недовольство своей испорченной «причёской», нервно подёргивал хвостом.
— А что погода? Ветер утихает и мороз слабнет. — Каспар принял накидку управляющего, передавая её Конопатой. — Сколько той дороги. К обеденной трапезе уже вернёмся.
По устоявшейся в поместье традиции, за несколько дней до Рождества герр Уц ездил в Алем на праздничную ярмарку за покупками.
Наташа, вспомнив, что получила в этом доме свою первую зарплату семь шиллингов золотыми, серебряными и медной мелочью, вдохновилась:
— Герр Корбл, — взяла его под руку, отведя в сторонку, — а мне можно с вами? Очень хочется посмотреть город и купить кое-что. — Сама не знала — что, но душа требовала подарка для себя. — Пожалуйста.
Шопотерапия — лучший способ взбодриться и поднять настроение. К тому же на Рождество в её семье всегда друг другу дарили подарки. Хотелось и здесь отметить кое-кого своим скромным вниманием. А для остальных она приготовит огромный торт. Элли ей поможет. Девочка тянулась к ней, и следовало это закрепить. Часто думала о том, что нужно дать знать о себе Фионе. Только как? Чтобы отправиться в обратную дорогу, не хватало решимости. Неблизкий путь, а она одна. Нужно искать попутный транспорт, как поступил Гоблин, отправив её из таверны в поместье. Да и наступившие холода сдерживали пыл. Вот и герр Уц, словно прочитав её мысли, коротко бросил:
— Замёрзнешь. Не лето.
— У меня есть тёплые вещи. Даже рукавички и головной убор. — Сопроводила слова просительным взглядом Кота в сапогах из «Шрека». Сапожки ей уже пошили, как и шерстяное платье из плотной мягкой ткани, которую так расхваливала портниха, подчеркнув, что рулон привезён из самой Фрары (прим. авт., Феррара, город в Италии) с ярмарки. Ну, а вязание и демонстрация шапки-шарфа вызвала восторг и одобрение со стороны женской половины замка.
— Ладно, — усмехнувшись, неожиданно быстро согласился он, — идём со мной. Хотел тебе отдать на праздник, но раз уж так выходит… — Направился в сторону швейной мастерской. — Ребекка, доставай ключ.
За ними увязались Элли и на почтительном расстоянии Томас.
Не доходя до мастерской, свернули к неприметной двери. Наташа затаила дыхание. Это то, о чём она подумала? Да, все остановились у двери в камору, где хранились меха. Экономка загремела связкой с ключами.
— Вот, — герр Уц снял с шеста накидку из меха кролика, неловко накинув на плечи пфальцграфине, — тебе, Лэвари. — Поглядывал на Ребекку, словно ожидая поддержки и одобрения.
— Пушистый! — гладила мягкий серый мех Элли.
Кот, заглянув в камору, чихнул. Запах полыни ощущался явственно, щекоча в носу.
Наташа зарделась, растерявшись, не зная, как поступить, делая осторожное движение плечами, желая скинуть одеяние.
— Ты ведь не захочешь отказать мне, — буркнул мужчина, удерживая её на плечах. — Не гоже так поступать. Я от всей души. Ты столько делаешь для нас.
Заглянув в его грустные глаза, девушка вздохнула:
— Спасибо, герр Корбл. Мне очень приятна ваша благодарность.
16.1
Выехали затемно. Крытые сани легко скользили по укатанной широкой дороге. Пфальцграфиня, укутанная в кроличью накидку, прикрытая покрывалом из овчины, чувствовала себя комфортно. В ногах теплилась жаровня. Герр Уц на этот раз отказался от верховой езды. Взяв в сопровождение четверых всадников из замковой охраны и Каспара, он иногда прикладывался к фляге с вином.
— Напрасно отказываешься, Лэвари, — довольно крякая, вытер влажные губы. — Как начнёт мороз пробирать, говори. Для тебя взял красного молодого. — Кивнул на корзину у ног, прикрытую краем накидки.
— Вы сказали, что ехать недолго. — Из толщи ворса высунулся нос Наташи. Облачко пара, качнувшись, тут же растаяло. — Аугуст далеко?
— Дальше Алема вдвое. Я туда редко наведываюсь. Вся жизнь кипит в Алеме. Сейчас на Йольские празднества съедется весь двор. А с ним подтянется и всякая нечисть. Ты от меня не отходи ни на шаг, на рынке-то. И кошель стереги. А лучше, дай мне.
— Не дам, — засмеялась девушка. — Как жулик через меховую накидку руку просунет к кошелю на поясе?
— И не почуешь, — шмыгнул носом. — Как знаешь. Потом не плачь.
Выскочив на тракт, лошади легко несли низкие сани. К городу двигались пешие люди, ёжась от холода и оставляя в воздухе быстро тающие облачка пара от дыхания. Всадники, вздымая облака снежной пыли, спешили на ярмарку или по делам.
Ветер внезапно утих. Снежная позёмка улеглась. Сквозь низкие облака проглянуло скупое зимнее солнце, осветив проступившие вдали окрестные поселения. Никаких городских крепостных стен! Наташа зажмурилась от ослепляющего сияния.
Ульм (прим. авт., Алем) — важнейший город герцогства Швабия. Расположен на перекрёстке важных торговых путей, ведущих в Италию, в точке слияния рек Блау и Иллера с Дунаем. Впервые упоминается в 854 году. Основание города относят к XI столетию.
Чем ближе приближались к городу, тем больше прибавлялось людей и возов на дороге. Возницы покрикивали на волов, подгоняя тех ударами палок. Между повозками сновали крестьяне. Вездесущие лоточники предлагали проезжающим и прохожим свою продукцию в укутанных плотной тканью коробах, преимущественно булочки и пироги. Санные повозки, сопровождаемые криками их кучеров, обгоняя друг друга, скрывались из вида.
Наташа принюхалась. Запаха, присущего большому городу, не чувствовалось. Видимо, ветер относил его в другую сторону, да и мороз замедлял, а то и вовсе останавливал процессы разложения.
Снега заметали город на протяжении недели, но благодаря морозу, ни слякоти, ни грязи не наблюдалось. Вмёрзшая пыль не позволяла скользить подошвам обуви. Снег шапками лежал на крышах, на ветках деревьев, на заборах.
Вид города изнутри мало чем отличался от Страсбурга. Такие же узкие улочки с многочисленными мостами, нависающими над ними фахверковыми домами. Сани пришлось оставить в узком переулке, в длинном ряду таких же.
Наташа, уцепившись в локоть Корбла, ведомая им по лабиринтам улочек, успевала смотреть по сторонам, вверх, поддёргивая накидку и перешагивая, если под ногами оказывалось не что сомнительного происхождения.
По характерному усилившемуся гулу голосов, догадалась — близко шумит ярмарка.
Влившись в ряды покупателей и зевак, они, сопровождаемые Каспаром и двумя стражниками, продвигались вдоль торговых рядов и палаток.