— Простите мою поспешность…

От звука его голоса у Наташи сбилось дыхание. Она отшатнулась, выдернув локоть из руки Шамси.

— Вы?.. — Бригахбург, прищурившись и неестественно выпрямившись, перевёл взор с женщины на мужчину.

Хозяин, толкнув дверь в соседний номер, сделав приглашающий жест рукой, отступил в сторону:

— Извольте… — замолчал, испуганно посматривая на гостей.

— Господин граф? — Шамси удивлённо качнул головой. — Неожиданная встреча. Вы так скоро из Алема?

— Да, господин гехаймрат. Срочные дела вынудили покинуть двор.

— Надеюсь, ваш вопрос решён положительно? — мерил Бригахбурга неприязненным взглядом.

— Более чем, — отвечал взаимностью его сиятельство. — А вы, я вижу, не торопитесь домой. Приятное общество и…

Пфальцграфиня поспешно заскочила в комнату. В ушах бился пульс. Руки мелко дрожали. Подкашивались ноги. Как сквозь вату слышала обрывки слов корчмаря:

— …Сейчас пришлю… Желаю приятного отдыха… Если не будете против…

Рассеянно кивнула, соглашаясь.

Какой к чёрту отдых?! Если минуту назад она готова была рухнуть в постель без задних ног, то теперь, зная, что за стеной в соседней комнате находится Герард…

Перед глазами появилось его лицо: холодное, бесстрастное, застывшее.

Он не поприветствовал её, не оказал должного внимания при встрече!

В приоткрытую дверь слышались мужские голоса.

Устало опустившись в кресло у камина, потирала виски.

С резким хлопком закрывшаяся створка отрезала её от мира.

Встревоженная тишина гудела в ушах, предвещая беспросветную бессонную ночь.





Глава 9




Если раньше она питала призрачную надежду, что всё образуется, Герард найдёт возможность встретиться с ней, то сейчас от воспоминания о его взгляде по телу пробежал озноб.

Закинув за голову сцепленные в замок ладони, со стоном прогнулась. Попытка взять себя в руки провалилась. Губы дрожали, виски стянуло болью.

Привязанность к человеку и любовь к нему — это огромный риск. Уходя, он забирает твою душу. Оставить её, истерзанную, ему? Избавиться от иллюзий и отпустить её? Добиться, чтобы не только мозг, но и сердце приняло потерю.

Можно ли жить без души? Нужно. Кропотливо и терпеливо взращивая другую, устойчивую к боли, холодную, расчётливую.

От скрипа распахнувшейся двери, вздрогнула, расширяя глаза. Пламя свечей качнулось, огонь в камине полыхнул, выплюнув россыпь искр.

Служанка внесла большой тяжёлый поднос и, неуклюже склонившись в книксене, поспешно опустила его на столик у камина:

— Чем ещё могу услужить вам, госпожа?

— Принесите, пожалуйста, ведро тёплой воды, — вывернувшись к ложу, тихо добавила: — второе одеяло и третью подушку.

Она не была уверена, что сегодня ляжет спать, но к утру станет прохладнее и придётся укутаться, сидя у потухшего камина в кресле. Хорошо, что их два — можно составить вместе и вытянуть ноги. Они, отяжелевшие, соскользнули с низкой жёсткой банкетки, и Наташа в сердцах носком ноги опрокинула её, оттолкнув в сторону.

В свете произошедшего — как бы ей ни хотелось — ничего не остаётся другого, как держаться ближе к Шамси. Возможно, он прав и покушение в лесу было на неё, значит, только рядом с ним у неё есть шанс выжить. Вопрос: «Кому она мешает?», после недолгих раздумий оформился во вполне разумное предположение. Руди мог оказаться прав, и инсценировавший свою смерть торговец, мстит ей за крушение несбывшейся мечты. В покушении могли быть замешаны Эрмелинда и Хенрике с желанием вернуть утерянное: одна — титул, другая — положение. Всё. Больше версий нет.

Если всё же кому-то не терпится убить гехаймрата, то девушке ничего не грозит. Наоборот, его смерть освободит её от его опеки. При мысли об этом, сердечко дрогнуло. Смерти темнокожему Бонду она не желала.

Прислуга оказалась на редкость расторопной и понятливой. Сказывалось наличие опыта. Она со знанием дела помогла госпоже освежиться и расчесать волосы, со скрытым любопытством поглядывая на сумочку на столике и высыпавшиеся из неё диковинки.

Наташа переоделась в чистую сорочку и платье, велев испачканное не трогать. Завтра к ночи дознаватель рассчитывал быть дома. На вопрос пфальцграфини, как он узнаёт о состоянии своего сына, находясь постоянно в дороге, пояснил, что каждые три дня к нему прибывает гонец. Почему он не использует голубиную почту? Эксиленц отрицательно качнул головой: «Слишком хлопотно».

— Ещё что-нибудь желаете? — служанка подкидывала дрова в камин.


Постоялица не расслышала её слов, прислушиваясь к странному протяжному нарастающему звуку из коридора, переместившемуся за стену. Последовавший за этим душераздирающий женский вопль ввёл её в оцепенение. Девка тоже застыла у камина в неудобной позе. Стук выпавшего из рук полена привёл в чувство обеих женщин.

На немой вопрос госпожи, прислужница вскочила и, обронив на ходу:

— Сейчас всё узнаю, — вылетела из покоя.

Крик ослабел, стоны утихли, и снова воцарилась тишина.

Оставшись одна, Наташа подхватилась. Распахнув дверь, натолкнулась на стражника. Как же она забыла, что находится под неусыпным наблюдением? Не дав ему сказать ни слова, опередила:

— Что происходит? Кого-то убили?

Вспомнились вооружённые мужчины за столом внизу, их заговорщицкий вид и смелость, граничащая с наглостью.

— Не знаю, госпожа пфальцграфиня, — спокойно ответил воин, не собираясь сделать шаг в сторону и узнать, что случилось.

Дальше по коридору из соседнего номера слышались сдерживаемые стоны. В открытую настежь дверь выскочил взлохмаченный раскрасневшийся невысокий мужчина средних лет и, обернувшись в дверной проём, сипло прокричал:

— Я же говорил, что нужно было выехать раньше! — Замахал на кого-то руками. — Всё ты со своей сестрицей! — Ринулся по коридору, на ходу запахивая мятый кафтан.

Следом за ним вышла служанка. Та самая, что прислуживала Наташе.

— Ничего страшного, госпожа пфальцграфиня. — Осторожно поглядывая по сторонам, вполголоса проговорила она. — По всей вероятности госпожа баронесса надумала разрешиться от бремени.

— Собралась рожать? — взволнованно уточнила девушка, косясь на стражника. На неуверенный кивок девки, сочувственно качнула головой: — Не повезло бедняжке.

В подтверждение её слов за неплотно прикрытой дверью послышались стоны.

— Да, — горестно закивала прислуга, — сколько я здесь служу, а такого не припомню. Плохо, что они без лекаря. За повитухой велели послать. — Торопливо засеменила по коридору. — Я вернусь к вам.

— Не нужно, лучше помогите роженице. Я лягу спать. — Уже стражнику: — Где господин гехаймрат?

— Не знаю, госпожа, — невозмутимо ответил тот.

Наташа прислушалась. С одной стороны за тонкой перегородкой слышалось невнятное бурчание. С другой, со стороны покоев, занятых Бригахбургом — мертвенная тишина. Герард улёгся спать или, как у эксиленца, нашлись неотложные ночные дела? Почему герцогиня Ангелика не с ним? Осталась охмурять принца? Или всё же с ним, но, как и положено высокопоставленной особе, занимает отдельные апартаменты? Может быть, он вышел от неё?! Хотелось поддаться искушению, прижаться ухом к двери, но… Глянула на бодрствующего бравого стражника.

Мерила комнату торопливыми шагами. Сесть бы да успокоиться. А ещё лучше — лечь и заснуть. Завтра последний марш-бросок и… неизвестность. От этого ещё больше разволновалась, накручивая себя: «Что ж такое? Вроде немного успокоилась и вот снова расстройство».

Словно подслушав её сомнения, за стеной застонала роженица. Нарастающий крик действовал на нервы угнетающе. Захотелось выскочить из комнаты и бежать из этого времени без оглядки. Хорошо, если женщина родит быстро. А вдруг схватки будут продолжаться до утра? Сейчас они повторяются с большими промежутками времени. Потом станут регулярными. «Ай, всё равно не спать», — потёрла зябнущие плечи. Несмотря на жар, исходящий от камина тело подрагивало от нервного напряжения. Неожиданно остановилась в раздумье. «Не смей!» — одёрнула себя, устраиваясь в кресле. Нет, она не станет вмешиваться в процесс родов, о которых не знает практически ничего. Знает только, чего не должна делать роженица с наступлением регулярных схваток: нельзя зажиматься, напрягаться и кричать. Это не принесёт облегчения и боль не отступит, а организм устанет, измучается. Хватит, научена горьким опытом вмешательства: не делай добра — не получишь зла. Есть местная повитуха, за которой послали. Вот пусть и шаманит.

Мысли снова вернулись к Герарду…

Дверь скрипнула, от чего по коже девушки прокатилась мелкая дрожь.

Шамси вошёл бесшумно, не рассчитывая, что застанет женщину бодрствующей. Молча прошёл к камину. Сняв кафтан и бросив его на спинку, развернул кресло к сервированному столику:

— Вы ничего не ели, Вэлэри. — В спокойном голосе проскочил укор.

Она отрицательно качнула головой. Вид еды не вызывал никаких ассоциаций. Отвернулась, закрывая глаза, радуясь длительной передышке роженицы.

Услышав плеск воды, выглянула из-за спинки кресла.

Эксиленц, с обнажённым торсом и в приспущенных брэ, стоял босиком на широком коврике у скамейки и обмывался.

По тёмно-бронзовому телу с хорошо развитой мускулатурой стекали капли воды, бликуя в мерцающих вспышках свечей. Шрамы: короткие и длинные… Их так много.

Наташа отвела глаза. Вид полуобнажённого мужчины вызвал другие воспоминания. Как некстати. Досадливо прикусила губу. До чувствительной боли. От тихого голоса, раздавшегося над собой, вскинула голову, встречаясь с тёмным пытливым взглядом.

— Что?

— Вы заказали вино? — Шамси, перекинув через шею длинное полотняное полотенце, опустил взор на столик.

— Какое вино? — непонимающе взирала на большой запотевший кувшин.

Абассинец сел в кресло и посмотрел на пфальцграфиню. Пристально, вызывающе.

Она скользнула взором по его обнажённой груди. Не слишком ли он откровенен? Вспомнились его слова: «Вы не в моем вкусе…» Так ли это? Усыпляет бдительность, расставляя силки и раскидывая сети?

Она — птица, выпустить из рук которую никак нельзя.

Он — птицелов — сильный и хитрый.

Которую ночь спит рядом? Подкрадывается тихо, незаметно. Приручает. Наташа побледнела.