– Я вообще-то…

– Монтальбано, прошу вас, хватит! – взорвался Бонетти-Альдериги.

Должно быть, разозлился не на шутку. Пусть выпустит пар. Интересно, что конкретно его интересует?

– Правда, что вы понесли тяжелую утрату?

Все, конец. Проклятый Латтес рассказал!

– А именно умер ваш сын, – продолжил начальник бесстрастным тоном.

Святые угодники, как выпутаться из этой истории?

– И ваша жена в отчаянии.

Голос комиссара стал ледяным.

– Тогда объясните, почему везде указано: холост и бездетен?

Айсберг оторвался от льдины.

Святые угодники, помогите! В голове у Монтальбано прокрутились на бешеной скорости сто возможных вариантов ответа, но ни один не показался ему убедительным. Он открыл рот, слова застряли где-то на подходе. А начальник между тем продолжал.

– Я все понял, – только и сказал он.

Лед, полученный лабораторным путем.

– Надеюсь, вы как-нибудь расскажете мне, зачем так подло и низко обманули порядочного человека, доктора Латтеса.

– Я не хотел… – наконец-то смог выдавить из себя Монтальбано.

– Если бы решение оставалось за мной… но я вынужден, против своей воли, вернуть вам расследование. Я вам так скажу: если на этот раз дадите маху, пеняйте на себя! И держите меня в курсе. Всего наилучшего!

«Всего наихудшего» было бы уместнее.



Оплошал так оплошал! Сквозь землю бы провалиться! Но есть положительный момент: Латтес больше не будет совать нос в его семейные дела.

Кстати, в начальственном гневе проскочило важное признание, а именно: начальник полиции вынужден вернуть дело комиссару. Не по своей воле. Значит, кто-то вмешался, но кто? А главное – зачем?

Поскольку начальник полиции уже позвонил, можно спокойно отправляться на обед к Энцо.



Монтальбано подходил к порту, совершая ставшую привычной послеобеденную прогулку, когда его осенило. Нужно подтолкнуть Джованнини раскрыть наконец Мими обстоятельства дела, чтобы подтвердились все подозрения.

Сделав большой круг, он направился к «Ванессе» и поднялся на борт.

– Есть кто-нибудь?

– Кто там? – ответил из салона голос капитана.

– Комиссар Монтальбано.

– Проходите-проходите!

Комиссар спустился вниз, капитан еще обедал. Диджулио прислуживал за столом.

– Ой! – воскликнул Монтальбано. – Так вы еще не пообедали? Может, зайти позже?

– Да ради бога, я уже закончил. Выпьете со мной кофе?

– С удовольствием.

– Садитесь.

– Синьоры Джованнини нет?

– Есть. Она отдыхает. Если нужно…

– Нет-нет, пусть отдыхает! Слышал, у вас были проблемы с топливом?


– Да, но это была ложная тревога.

– Мечтаете скорее покинуть порт?

– Если завтра утром нам выдадут тело бедняги Шайкри, как обещали, мы похороним его и к вечеру снимемся с якоря.

Диджулио принес кофе. Помолчали. Монтальбано стал рыться в карманах. Он что-то искал и принялся выкладывать на стол все, включая бумаги, которые дал ему Катарелла. На первом листе крупными буквами напечатано: «Процесс Кимберли». Комиссар не успел прочесть, о чем речь, но что бы там ни было, на капитана это должно произвести впечатление, поскольку папка с таким названием лежит в сейфе у Джованнини. В самом деле, когда взгляд капитана упал на стол, Монтальбано заметил, как забегали его глаза. Наконец комиссар вытащил из кармана пачку сигарет и засунул все обратно.

Спарли явно задергался:

– Если хотите поговорить с синьорой, я могу…

– Ну что вы! – широко улыбнулся Монтальбано. – Не стоит. Я зайду позже. Всего хорошего!

Он вышел на палубу и спустился на набережную. Спарли не двинулся с места.

Надо бы узнать, что это за процесс Кимберли, если капитан так нервно реагирует.

Но сначала – прогулка, а когда вернусь в комиссариат, почитаю.



Он сел на свой любимый камень, и мысли о Лауре подступили с такой силой, что причиняли реальную физическую боль. Возможно, мысли эти, накопившись, обрушились в одночасье, ведь какое-то время ему удавалось не думать о ней, погрузившись в расследование. Но теперь он тосковал, и это было мучение, кровоточащая рана.

Нет, звонить ей нельзя, он не должен. Хотя кое-что можно предпринять.

Он подъехал к администрации порта.

Перед входом стояли охранник и два моряка, о чем-то беседовали. Монтальбано проехал немного вперед, так, чтобы в зеркало заднего вида было видно входящих.

Простоял четверть часа, куря сигарету за сигаретой. Вдруг, в момент просветления, ему стало стыдно.

Что ты здесь делаешь? Зачем? Ты не позволял себе такого в шестнадцать, а тебе, дорогой, пятьдесят восемь! Пятьдесят восемь, Монтальбано! Вспомни об этом! Ты в своем уме?! Это старость толкает тебя на такие поступки!

Грустный, пристыженный, он завел машину и поехал в комиссариат.



Только он сел за бумаги, приготовленные Катареллой, как зазвонил телефон.

– Ах, комиссар! Матерь Божья, вам звонит синьор Латтес, он…

– Меня нет!

Он крикнул это так громко, что Катарелла чуть не оглох.

– Царица небесная, комиссар! Аж в голове зазвенело!

Комиссар бросил трубку. Объясняться с Латтесом выше его сил. Что он ему скажет? Какое оправдание себе найдет? Что сглупил, не послушал совета Ливии?

Процесс Кимберли – это…

Телефон снова зазвонил.

– Я очень извиняюсь, комиссар, но здесь синьорина, она говорит, ей нужно поговорить. С вами лично, с вашей собственной перс…

– По телефону?

– Нет, она ждет в приемной.

Времени нет, нужно срочно прочесть эти бумаги.

– Скажи, чтобы зашла завтра утром.

Процесс Кимберли – это…

Чертов телефон!

– Комиссар, вы уж не серчайте, но синьорина говорит, это очень срочно.

– Кто она? Синьорина сказала, как ее зовут?

– Да. Ванесса Диджулио.