— Клаус, тебе солнцем голову не напекло?
— Как будто бы нет, — серьезно ответил он. — А к чему интересуешься?
— Ты свою фразу со стороны смог бы понять?
— И что в ней было необычного?
— Вот это, — и я по памяти процитировал. — «Оба они упоминаются в ряде событий, на основании которых и можно сделать такое предположение». Звучит довольно нелепо, и не говорит совсем ни о чем.
Следующая его фраза озадачила меня еще больше.
— Я что, действительно так сказал?!
— Слово в слово, Клаус!
На всякий случай я посмотрел на него, чтобы встретить самый обычный его взгляд. Все те же голубые глаза, белокурые волосы, тонкий, с горбинкой нос. Даже шрам на левой щеке от пули, полученный сар Штраузеном на первой, и весьма на то надеюсь — последней в его жизни дуэли, выглядел таким же, как и всегда. Тонкой синеватой полоской, как будто Клаусу пришло в голову сделать незамысловатую татуировку. Так куда же делась обычная для него отточенность формулировок? Клаус, кстати, шрамом очень гордится, хотя и тщательно скрывает. Весьма неудачно, поскольку помимо меня, сей факт заметили и Виктор, и Курт Стаккер, и, сильно подозреваю, много еще кто.
— В таком случае возможно и напекло, — пожав плечами, легко согласился он. — Но возвращаясь к теме нашего разговора. Лет четыреста назад, когда твой род был на первых ролях в Ландаргии, и совсем уж непонятно по какой причине не занимал королевский трон, случилась война. Справедливости ради, тогда они бывали куда чаще. Так вот, твой далекий предок проявил в ней немалый героизм, что и осталось в летописях Карлгтона.
— Перерубил всех врагов мечом в одиночку? Для любого представителя моего рода — обычное дело! — Особенно учитывая, что являюсь единственным его представителем. — Разумеется, за исключением самого меня.
Логики в моих словах было ноль, но ноль намеренно.
Клаус поморщился.
— Нет. Твой предок командовал войском, которое и разгромило армию Нимберланга. Даниэль, ну и что в том смешного?!
Ничего, согласен. Но откровенно не понимаю — как можно проявить небывалый героизм, командуя с высокого холма глубоко в тылу? Разве что, отдавая приказы, сверхмужественно размахивать жезлом. Ну да ладно, оставим на совести летописцев.
— Предок сар Штроукков повел в бой отряд в тот самый критический момент, когда в ходе битвы мог произойти перелом. Как пишут в книгах — когда весы качались то в одну, то в другую сторону. Они все там полегли, в том числе и сар Штроукк. Но дело свое сделали, и победа осталась за Ландаргией.
И все-таки небывалый героизм проявил именно мой предок. Забавно. Но как бы там ни было, далекий потомок несомненно героя и вызвал меня на так называемую «дуэль в кустах».
У входа в то, что когда-то было замком, нас встретила госпожа Мадлен сар Штроукк, в подчеркнуто траурном наряде по своему, как выяснилось чуть позже, не так давно усопшему супругу. В компании сына — Александра, который смотрел на всех нас на редкость вызывающе. А когда мы представились, вся его агрессия оказалась направлена только на меня. То, что мое имя известно и в редкостном захолустье, новостью для меня не стало, поскольку в газетах оно мелькает достаточно часто. По большей части в разделах, посвященным скандальной хронике. Если разобраться, что есть любая дуэль, как не логическое завершение предшествующего ей скандала? Но поведение Александра было совершенно непонятно. Наверняка, мы никогда прежде не встречались, и потому между нами не может быть ничего, что спровоцировало бы его на непонятное поведение. В самом-то деле, не виной же тому гибель его много раз «пра» дедушки?
Внутри жилище Штроукков выглядело таким же ветшающим, как и снаружи. Нет, бедностью изо всех углов не сквозило, но чувствовался явный недостаток средств. Впечатление могли бы произвести множество полотен — все как одно вышедшие из-под руки известных мастеров живописи прошлого. Но не производили. Наверное, по той причине, что выглядели они заплатками из дорогой ткани на изрядно и во многих местах прохудившейся одежде. Потертая обивка на мебели, которую давно бы не мешало перекрыть, а еще лучше ее заменить полностью. Даже свечи на люстре в обеденной зале горели, казалось, тускло, хотя их там хватало. О прежнем достатке указывали столовые приборы и посуда, которой не стали бы чураться и в самых богатых столичных домах.
«Если дела у сар Штроукков пойдут так и дальше, им только и останется, что устроить аукцион, — размышлял я, ковыряясь массивной, ажурной работы серебряной вилкой в блюде перед собой. — На какое-то время дела они поправят, но содержание дома, и того образа жизни, который привыкли поддерживать, съест всё вырученное в течение нескольких лет».
Так уж всегда получалось, что вести светскую беседу в подобных случаях брал себе в обязанность Клаус сар Штраузен. На этот раз помогать ему взялась Сантра, но даже вдвоем у них не получалось разогнать едва ли не гнетущую атмосферу ужина. И виной тому был Александр, поведение которого оставалось непонятным. Мать то и дело бросала на него полные упрека взгляды, но он как будто бы их не замечал, продолжая взирать на меня с ничем неприкрытым вызовом, и еще все время молчал. Госпожа сар Штроукк пыталась заполнять то и дело возникающие, несмотря на старания Клауса и Сантры паузы, стараясь за двоих.
— Даже не знаю, как нам следует поступить, если волнения докатятся и сюда, — делилась опасениями хозяйка. — Наверное, самым разумным было бы на какое-то время отправиться в Брумен, чтобы все переждать. Но что тогда будет с домом? Его же непременно разграбят!
— Как мне кажется, вам не стоит волноваться, — убеждал ее Клаус. — Насколько мне известно, в нескольких днях пути на востоке находятся королевские войска. Уж они-то не дадут продвинутся мятежникам так далеко!
— Ну а если все-таки начнется война с Нимберлангом?
Надо же, слухи о ней дошли и сюда. Хотя чему удивляться: во времена, когда мой предок проявлял небывалый героизм, граница с ним и проходила примерно в этих местах. Теперь Клаус на какое-то время с ответом замешкался: разговоры о том, что войны не избежать, ходят упорные. И кто сможет поручиться, что она уже не началась, а мы всего-то находимся в неведении?
— Думаю, что враг тогда получит достойный отпор! — наконец-то нашелся сар Штраузен.
— А если нет?
— Если нет, мы успеем отсюда убраться, мама, — едва ли не впервые за все время ужина вступил в разговор ее сын Александр. — Кстати, господин сарр Клименсе, а что это вы ни к чему почти не притронулись? Вам мне нравится наша кухня?
Мать посмотрела на него с явным неодобрением — слишком уж резким был у него тон.
— Отнюдь. На мой взгляд, приготовлено великолепно, и выбор блюд радует, — совершенно искренне ответил я.
— В таком случае вы считаете ниже своего достоинства отужинать в нашем обществе, и превозмогаете себя в дань вежливости?
Александр явно нарывался на скандал. Не будь здесь его матери, у меня замечательно получилось бы поставить его на место, но ее присутствие сковывало: каково ей будет услышать о единственном сыне не слишком приятные вещи?
— Александр! — обратилась к нему госпожа сар Штроукк. — Ты ведешь себя непозволительно, — и, словно пытаясь оправдать грубость сына. — Знаете, какой он у меня книгочей! У нас огромная библиотека, и я не уверена, что Александр не прочитал каждую из них. Даже те, которые написаны много столетий назад, а вы ведь знаете, насколько с той поры изменился язык!
Тот на слова матери не обратил ни малейшего внимания.
— Извините, сарр Клименсе. Откровенно говоря, я сказал глупость, — и все бы ничего, если бы не его тон — откровенно издевательский. — К тому же совсем не хочется, чтобы мне размозжили голову дубинами в темном переулке. В нашем случае, вполне может быть, в моей собственной спальне.
Прямой намек на то, что в Брумене, накануне дуэли, с моим противником именно так и поступили. Из его слов вытекало — с ведома сарр Клименсе, или даже после его указания.
— Тогда ложитесь где-нибудь на сеновале, глядишь, рок вас и минует.
Мне совершенно не хотелось смерти этому мальчишке, что на дуэлях происходит сплошь и рядом. К тому же было безумно жаль его мать, которая, слушая сына, словно окаменела, отлично себе представляя, чего именно он добивается. И потому, пока оставалась еще возможность фехтовать фразами, я так и делал.
— Господа, я вас оставляю, — явно не желая больше слышать хамство своего сына сказала хозяйка дома. — Александр, веди себя благоразумно. Наши гости попросили у нас приюта. Уже назавтра им предстоит дальнейший путь. Неизвестно, что с ними может случиться по дороге в Клаундстон в это неспокойное время, и больше всего они сейчас желают спокойно отдохнуть. Не ссорьтесь, господа, умоляю вас!
Госпожа сар Штроукк ушла, ее сын как будто бы успокоился. Увы, как выяснилось, ненадолго. Когда я собирался откланяться сам, он заговорил снова.
— Так значит вы отказываетесь?
— От чего именно?
— От моего вызова.
— А вы мне его посылали? Всегда прежде они выглядели иначе.
Прояви он чуть больше радушия, я обязательно упросил бы его устроить мне экскурсию. Чтобы полюбоваться картинами, услышать рассказ о каждой из них. Заглянуть в библиотеку, где нисколько не сомневаюсь, обязательно найдется что-нибудь стоящее. Фолианты по фехтованию, например. А самое главное — имеющее отношение к моим предкам, о которых так мало знаю. После того как начались гонения на мой род, в результате чего и остался единственным его представителем, то же коснулось и письменных источников. Их уничтожали повсюду, куда только могли добраться, и даже в тех случаях, когда имя сарр Клименсе упоминалось лишь косвенно. Маловероятно, но вдруг найдется переписка между моим предком и предком Александра. Госпожа сар Штроукк права: язык за несколько веков значительно изменился, но мне не составило бы труда ее прочесть. Очень хотелось узнать — как он мыслил, и насколько я от него отличаюсь. Те же ли у него идеалы, принципы. Александр же вел себя как ребенок, который обрадовался подвернувшейся возможности испытать новую забаву. Но дуэль — такая штука, которая грозит обоим ее участникам смертью, и что в том забавного? Во всяком случае, я ничего не нахожу. Пришлось выразительно посмотреть на Клауса, и тот понял с полунамека.
— Понимаете, господин сар Штроукк, — мягко, на мой взгляд даже чересчур, начал он. — Да, перед вами тот самый сарр Клименсе, лучший фехтовальщик Ландаргии. Человек с безукоризненной репутацией, в чьей чести не сомневается никто. Более того, примерно треть его дуэлей состоялась на пистолетах. И как видите, он сидит перед вами живой и здоровый. Теперь я обращусь к вам с вопросом: к чему вы себя так ведете, явно провоцируя? Сарр Клименсе вас оскорбил? Вы знаете о нем нечто такое, что могло дать вам повод? Нет? Мы вполне бы могли миновать ваш дом стороной, и вам не улыбнулась бы удача с ним познакомиться. Так давайте же поговорим о чем-нибудь другом. Кстати, играете в шахматы?
Клаус сар Штраузен — лучший из тех, кто умеет двигать фигуры по клеткам. Во всяком случае, достойного противника ему еще не находилось. И сейчас он представляет собой меня несколько лет назад — ищет возможность встретиться за шахматной доской с кем угодно, чтобы в очередной раз убедиться: равных ему нет.
— Причем здесь шахматы? Мне что, влепить ему пощечину, чтобы его, наконец, проняло?
Александр говорил обо мне в третьем лице в моем присутствии, что в приличном обществе уже считается достаточным оскорблением, но я терпел. Клаус тяжело вздохнул.
— Пощечину без всякого повода? Только потому что вам захотелось? — присутствующий за столом Виктор сар Агрок, все время молчавший, заговорил. — Знаете, Александр, не так давно я обрадовался тому, что в родном городе Брумене объявился тот самый Даниэль сарр Клименсе. И тем больше, когда вдруг получилось так, что стал одним из его секундантов. А затем мне и вовсе неслыханно повезло — отправился в компании вместе с ним в Клаундстон. Все это я говорю к тому, что абсолютно не понимаю вашей логики — зачем вы намеренно нарываетесь на неприятности? Что вас толкает? Вы ищете смерти? Даже если за вами будет выбор оружия, в любом случае сарр Клименсе расправится с вами как со щенком. Потрудитесь объяснить.
Если бы речь Виктора была обращена ко мне, она обязательно стала бы поводом. Наверняка Виктор того и добивался, и я неодобрительно на него посмотрел. И еще он сделал только хуже, поскольку следующими словами Александра были:
— Господин сар Агрок, вас следует понимать — вы пытаетесь оскорбить меня, вместо того чтобы ненадолго занять часть личной храбрости человеку, которого так горячо расхваливаете?
— Все, хватит, — поднимаясь из-за стола, решительно заявил я. — Вы своего добились.
Когда в лицо называют трусом, а ты молча это проглатываешь, тебя не поймет никто.
— Господа, обговорите условия, — и не сдержался. — Сар Штроукк, если остановитесь на вилах, не забудьте их хорошенько отмыть от навоза.
Последние дни я страстно мечтал о мягкой постели со свежим бельем. Теперь мне придется провести ночь на набитой соломой тюфяке в лагере наемников Стаккера, ибо оставаться под одной кровлей с этим недоумком было выше моих сил.
По дороге к коновязи меня остановила госпожа сар Штроукк, появившаяся из темноты так неожиданно, что заставила вздрогнуть. Которая, конечно же, все уже знала.
— Господин сарр Клименсе, умоляю вас, не убивайте его! — голос ее был полон отчаяния. — Александр — хороший мальчик, даже не представляю, что на него нашло!
Этому мальчику больше двадцати, и наверняка он успел испортить в окрестностях немало крестьянских девиц. В перерывах между чтением книг. Не нужно его убивать, говорите? Если выбор будет между тем, чтобы сохранить себе жизнь, и тем, чтобы вы за одну ночь не поседели от горя, будьте уверены — рука у меня не дрогнет!
Глава 2
Место, выбранное для так называемой «дуэли в кустах», представляло собой нечто вроде оврага. Скорее низины, куда весеннее половодье приносит немало влаги с окрестных полей, ее дно и теперь местами заболочено. Имелся здесь и весело журчащий ручей, русло которого было на редкость извилистым. В низине хватало всего — и участков открытой местности, где редкие кустики едва достигали колена. И настоящих зарослей, куда можно спрятать целый отряд.
Накануне полдня посвятил тому, чтобы ознакомиться с местностью. Иначе получалось что мой противник оказался бы в куда более выигрышной ситуации: непременно бывать здесь ему приходилось неоднократно. Хотя и сейчас, главную роль могло сыграть не мастерство любого из нас как стрелка, или даже умение красться, а его величество случай. С другой стороны, когда и где всё было иначе?
Такой тип дуэлей отличается от всех других тем, что оружие не оговаривается, и потому можно захватить с собой все, что угодно. Обвешаться ружьями, сунуть за пояс с полдюжины пистолетов, взять в каждую руку по сабле, или даже приволочь за собой картечницу. Ту самую, на колесах, которая имеет множество стволов, и они стреляют по очереди, достигая при этом высочайшей плотности огня.
Подумав немного, я здраво решил, что пары пистолетов мне будет достаточно. С приставным прикладом, что превратило его в неплохой кавалерийский карабин. И другого, так называемого — дорожного, где спусковой крючок складывается для удобства ношения, а скоба отсутствует вовсе. И еще нож, взятый на время у одного из наемников Курта Стаккера — широкоплечего Базанта, уж не знаю зачем. Он приглянулся своей основательностью, и больше всего походил на сильно укороченный палаш, на нем даже гарда имелась. Хотя глупо было бы предположить, что нож мне понадобится. Добить при желании раненного противника? Существует множество способов покончить с ним и голыми руками.
Я шел осторожно, стараясь издавать как можно меньше шума, внимательно вслушиваясь в звуки вокруг, помимо того — избегая показываться на открытых участках, и потому путь мой был также извилист, как русло ручья. Шел, то и дело улыбаясь.
Всякий раз, когда ко мне приходила следующая мысль. Вполне может случиться и так, что мы возникнем друг перед другом внезапно. Выстрелим, промахнемся, роняя на землю разряженное, и лихорадочно выхватывая из-за пояса или срывая с плеча другое оружие, выстрелим опять, и промахнемся снова. Что будет потом? Я ухвачусь за нож, а мой противник, например, за саблю? Или он разорвёт дистанцию, чтобы оружие перезарядить? Не такое уж и скорое дело! И еще его будет гложить мысль — вдруг противник умудрился справиться быстрее, набрался мужества, и рванулся вперед, на поиски? Откуда ему знать, что шансов у меня было два, и я их уже использовал? Самому мне только и останется, что лихорадочно разыскивать его с ножом в руке. И найти в тот самый миг, когда он успел свой пистолет или ружье перезарядить. Если только у него их не три-четыре. И что тогда? Успеть выкрикнуть нечто уничижительное, чтобы и перед лицом смерти показать свое мужество, сохраняя реноме? Ну и где тут не будет смешно?
День выдался по-настоящему солнечным, и на небе не было ни единственного, пусть даже самого завалящего облачка. Само светило располагалось на небосводе так, что его лучи не могли слепить никого из нас. И еще было безветренно. Что важно. Когда очередной порыв вначале шевелит листвой за твоей спиной, заставляя отвлечься, пусть и на доли секунды, которые могут стать ценой жизни. Словом, мы были в совершенно равных условиях.
Я углублялся в низину все дальше и дальше, и наверняка одолел ее середину. По логике вещей мы давно уже должны были встретиться. Если, конечно же, он не устроил засаду где-нибудь в самом ее начале. Затем мне пришла мысль — лощина достаточно широка, и вполне может случиться так, что мы разошлись, не заметив друг друга. И что дальше? Бродить здесь до вечера, если подобное будет случаться раз за разом? Немудрено, что во мне начала бушевать злость. Почему бы Александру не выбрать огромный густой лес? Где неделю, месяц, можно искать друг друга безрезультатно. Сейчас я готов был его убить и без того отличного повода, который он сам и дал, бросив в лицо обвинение в трусости.
Если сар Штроукк не уверен в своем искусстве фехтовальщика, почему бы ему не выбрать дуэль на пистолетах, что значительно уравнивает наши шансы? Нет же, броди здесь подобно последнему болвану, пытаясь раздвоить зрение. Чтобы не наступить на сухую ветку под ногой, и в тоже время вовремя увидеть движение спереди. И когда мой гнев переполнил меня настолько, что глаза непременно налились кровью, я его и увидел. Замер как вкопанный, тряхнул головой, и даже на миг прикрыл глаза.
Нет, определенно, без всякого сомнения, это был он — Александр сар Штроукк, пусть и видел его со спины. Характерная посадка головы, уши своеобразной формы, когда мочки вплотную прилегают к коже лица, светлые волосы, а на пальце руки, которой он прихлопнул комара на шее, отчетливо был виден перстень с крупным камнем синего цвета. Перстень, который мне так хорошо удалось рассмотреть, когда он за ужином держал в руке бокал.
Признаться, у меня перехватило дыхание, настолько не ожидал его увидеть именно в таком положении. И еще по той причине — вполне могло быть и так, что он здесь не один. И в тот самый миг, когда я его рассматриваю, невидимый мне стрелок уже нажимает на спуск. Затем Александру достаточно забрать у своего помощника оружие, и вернуться к секундантам. Продемонстрировать его, все еще остро пахнувшее порохом, и примерно объяснить, где искать мое тело. Ну не мог же сар Штроукк остановиться передохнуть, обнаружив подходящий для этого камень! Ко всему спиной к той стороне, откуда я и должен был появиться.
— Как будто бы нет, — серьезно ответил он. — А к чему интересуешься?
— Ты свою фразу со стороны смог бы понять?
— И что в ней было необычного?
— Вот это, — и я по памяти процитировал. — «Оба они упоминаются в ряде событий, на основании которых и можно сделать такое предположение». Звучит довольно нелепо, и не говорит совсем ни о чем.
Следующая его фраза озадачила меня еще больше.
— Я что, действительно так сказал?!
— Слово в слово, Клаус!
На всякий случай я посмотрел на него, чтобы встретить самый обычный его взгляд. Все те же голубые глаза, белокурые волосы, тонкий, с горбинкой нос. Даже шрам на левой щеке от пули, полученный сар Штраузеном на первой, и весьма на то надеюсь — последней в его жизни дуэли, выглядел таким же, как и всегда. Тонкой синеватой полоской, как будто Клаусу пришло в голову сделать незамысловатую татуировку. Так куда же делась обычная для него отточенность формулировок? Клаус, кстати, шрамом очень гордится, хотя и тщательно скрывает. Весьма неудачно, поскольку помимо меня, сей факт заметили и Виктор, и Курт Стаккер, и, сильно подозреваю, много еще кто.
— В таком случае возможно и напекло, — пожав плечами, легко согласился он. — Но возвращаясь к теме нашего разговора. Лет четыреста назад, когда твой род был на первых ролях в Ландаргии, и совсем уж непонятно по какой причине не занимал королевский трон, случилась война. Справедливости ради, тогда они бывали куда чаще. Так вот, твой далекий предок проявил в ней немалый героизм, что и осталось в летописях Карлгтона.
— Перерубил всех врагов мечом в одиночку? Для любого представителя моего рода — обычное дело! — Особенно учитывая, что являюсь единственным его представителем. — Разумеется, за исключением самого меня.
Логики в моих словах было ноль, но ноль намеренно.
Клаус поморщился.
— Нет. Твой предок командовал войском, которое и разгромило армию Нимберланга. Даниэль, ну и что в том смешного?!
Ничего, согласен. Но откровенно не понимаю — как можно проявить небывалый героизм, командуя с высокого холма глубоко в тылу? Разве что, отдавая приказы, сверхмужественно размахивать жезлом. Ну да ладно, оставим на совести летописцев.
— Предок сар Штроукков повел в бой отряд в тот самый критический момент, когда в ходе битвы мог произойти перелом. Как пишут в книгах — когда весы качались то в одну, то в другую сторону. Они все там полегли, в том числе и сар Штроукк. Но дело свое сделали, и победа осталась за Ландаргией.
И все-таки небывалый героизм проявил именно мой предок. Забавно. Но как бы там ни было, далекий потомок несомненно героя и вызвал меня на так называемую «дуэль в кустах».
У входа в то, что когда-то было замком, нас встретила госпожа Мадлен сар Штроукк, в подчеркнуто траурном наряде по своему, как выяснилось чуть позже, не так давно усопшему супругу. В компании сына — Александра, который смотрел на всех нас на редкость вызывающе. А когда мы представились, вся его агрессия оказалась направлена только на меня. То, что мое имя известно и в редкостном захолустье, новостью для меня не стало, поскольку в газетах оно мелькает достаточно часто. По большей части в разделах, посвященным скандальной хронике. Если разобраться, что есть любая дуэль, как не логическое завершение предшествующего ей скандала? Но поведение Александра было совершенно непонятно. Наверняка, мы никогда прежде не встречались, и потому между нами не может быть ничего, что спровоцировало бы его на непонятное поведение. В самом-то деле, не виной же тому гибель его много раз «пра» дедушки?
Внутри жилище Штроукков выглядело таким же ветшающим, как и снаружи. Нет, бедностью изо всех углов не сквозило, но чувствовался явный недостаток средств. Впечатление могли бы произвести множество полотен — все как одно вышедшие из-под руки известных мастеров живописи прошлого. Но не производили. Наверное, по той причине, что выглядели они заплатками из дорогой ткани на изрядно и во многих местах прохудившейся одежде. Потертая обивка на мебели, которую давно бы не мешало перекрыть, а еще лучше ее заменить полностью. Даже свечи на люстре в обеденной зале горели, казалось, тускло, хотя их там хватало. О прежнем достатке указывали столовые приборы и посуда, которой не стали бы чураться и в самых богатых столичных домах.
«Если дела у сар Штроукков пойдут так и дальше, им только и останется, что устроить аукцион, — размышлял я, ковыряясь массивной, ажурной работы серебряной вилкой в блюде перед собой. — На какое-то время дела они поправят, но содержание дома, и того образа жизни, который привыкли поддерживать, съест всё вырученное в течение нескольких лет».
Так уж всегда получалось, что вести светскую беседу в подобных случаях брал себе в обязанность Клаус сар Штраузен. На этот раз помогать ему взялась Сантра, но даже вдвоем у них не получалось разогнать едва ли не гнетущую атмосферу ужина. И виной тому был Александр, поведение которого оставалось непонятным. Мать то и дело бросала на него полные упрека взгляды, но он как будто бы их не замечал, продолжая взирать на меня с ничем неприкрытым вызовом, и еще все время молчал. Госпожа сар Штроукк пыталась заполнять то и дело возникающие, несмотря на старания Клауса и Сантры паузы, стараясь за двоих.
— Даже не знаю, как нам следует поступить, если волнения докатятся и сюда, — делилась опасениями хозяйка. — Наверное, самым разумным было бы на какое-то время отправиться в Брумен, чтобы все переждать. Но что тогда будет с домом? Его же непременно разграбят!
— Как мне кажется, вам не стоит волноваться, — убеждал ее Клаус. — Насколько мне известно, в нескольких днях пути на востоке находятся королевские войска. Уж они-то не дадут продвинутся мятежникам так далеко!
— Ну а если все-таки начнется война с Нимберлангом?
Надо же, слухи о ней дошли и сюда. Хотя чему удивляться: во времена, когда мой предок проявлял небывалый героизм, граница с ним и проходила примерно в этих местах. Теперь Клаус на какое-то время с ответом замешкался: разговоры о том, что войны не избежать, ходят упорные. И кто сможет поручиться, что она уже не началась, а мы всего-то находимся в неведении?
— Думаю, что враг тогда получит достойный отпор! — наконец-то нашелся сар Штраузен.
— А если нет?
— Если нет, мы успеем отсюда убраться, мама, — едва ли не впервые за все время ужина вступил в разговор ее сын Александр. — Кстати, господин сарр Клименсе, а что это вы ни к чему почти не притронулись? Вам мне нравится наша кухня?
Мать посмотрела на него с явным неодобрением — слишком уж резким был у него тон.
— Отнюдь. На мой взгляд, приготовлено великолепно, и выбор блюд радует, — совершенно искренне ответил я.
— В таком случае вы считаете ниже своего достоинства отужинать в нашем обществе, и превозмогаете себя в дань вежливости?
Александр явно нарывался на скандал. Не будь здесь его матери, у меня замечательно получилось бы поставить его на место, но ее присутствие сковывало: каково ей будет услышать о единственном сыне не слишком приятные вещи?
— Александр! — обратилась к нему госпожа сар Штроукк. — Ты ведешь себя непозволительно, — и, словно пытаясь оправдать грубость сына. — Знаете, какой он у меня книгочей! У нас огромная библиотека, и я не уверена, что Александр не прочитал каждую из них. Даже те, которые написаны много столетий назад, а вы ведь знаете, насколько с той поры изменился язык!
Тот на слова матери не обратил ни малейшего внимания.
— Извините, сарр Клименсе. Откровенно говоря, я сказал глупость, — и все бы ничего, если бы не его тон — откровенно издевательский. — К тому же совсем не хочется, чтобы мне размозжили голову дубинами в темном переулке. В нашем случае, вполне может быть, в моей собственной спальне.
Прямой намек на то, что в Брумене, накануне дуэли, с моим противником именно так и поступили. Из его слов вытекало — с ведома сарр Клименсе, или даже после его указания.
— Тогда ложитесь где-нибудь на сеновале, глядишь, рок вас и минует.
Мне совершенно не хотелось смерти этому мальчишке, что на дуэлях происходит сплошь и рядом. К тому же было безумно жаль его мать, которая, слушая сына, словно окаменела, отлично себе представляя, чего именно он добивается. И потому, пока оставалась еще возможность фехтовать фразами, я так и делал.
— Господа, я вас оставляю, — явно не желая больше слышать хамство своего сына сказала хозяйка дома. — Александр, веди себя благоразумно. Наши гости попросили у нас приюта. Уже назавтра им предстоит дальнейший путь. Неизвестно, что с ними может случиться по дороге в Клаундстон в это неспокойное время, и больше всего они сейчас желают спокойно отдохнуть. Не ссорьтесь, господа, умоляю вас!
Госпожа сар Штроукк ушла, ее сын как будто бы успокоился. Увы, как выяснилось, ненадолго. Когда я собирался откланяться сам, он заговорил снова.
— Так значит вы отказываетесь?
— От чего именно?
— От моего вызова.
— А вы мне его посылали? Всегда прежде они выглядели иначе.
Прояви он чуть больше радушия, я обязательно упросил бы его устроить мне экскурсию. Чтобы полюбоваться картинами, услышать рассказ о каждой из них. Заглянуть в библиотеку, где нисколько не сомневаюсь, обязательно найдется что-нибудь стоящее. Фолианты по фехтованию, например. А самое главное — имеющее отношение к моим предкам, о которых так мало знаю. После того как начались гонения на мой род, в результате чего и остался единственным его представителем, то же коснулось и письменных источников. Их уничтожали повсюду, куда только могли добраться, и даже в тех случаях, когда имя сарр Клименсе упоминалось лишь косвенно. Маловероятно, но вдруг найдется переписка между моим предком и предком Александра. Госпожа сар Штроукк права: язык за несколько веков значительно изменился, но мне не составило бы труда ее прочесть. Очень хотелось узнать — как он мыслил, и насколько я от него отличаюсь. Те же ли у него идеалы, принципы. Александр же вел себя как ребенок, который обрадовался подвернувшейся возможности испытать новую забаву. Но дуэль — такая штука, которая грозит обоим ее участникам смертью, и что в том забавного? Во всяком случае, я ничего не нахожу. Пришлось выразительно посмотреть на Клауса, и тот понял с полунамека.
— Понимаете, господин сар Штроукк, — мягко, на мой взгляд даже чересчур, начал он. — Да, перед вами тот самый сарр Клименсе, лучший фехтовальщик Ландаргии. Человек с безукоризненной репутацией, в чьей чести не сомневается никто. Более того, примерно треть его дуэлей состоялась на пистолетах. И как видите, он сидит перед вами живой и здоровый. Теперь я обращусь к вам с вопросом: к чему вы себя так ведете, явно провоцируя? Сарр Клименсе вас оскорбил? Вы знаете о нем нечто такое, что могло дать вам повод? Нет? Мы вполне бы могли миновать ваш дом стороной, и вам не улыбнулась бы удача с ним познакомиться. Так давайте же поговорим о чем-нибудь другом. Кстати, играете в шахматы?
Клаус сар Штраузен — лучший из тех, кто умеет двигать фигуры по клеткам. Во всяком случае, достойного противника ему еще не находилось. И сейчас он представляет собой меня несколько лет назад — ищет возможность встретиться за шахматной доской с кем угодно, чтобы в очередной раз убедиться: равных ему нет.
— Причем здесь шахматы? Мне что, влепить ему пощечину, чтобы его, наконец, проняло?
Александр говорил обо мне в третьем лице в моем присутствии, что в приличном обществе уже считается достаточным оскорблением, но я терпел. Клаус тяжело вздохнул.
— Пощечину без всякого повода? Только потому что вам захотелось? — присутствующий за столом Виктор сар Агрок, все время молчавший, заговорил. — Знаете, Александр, не так давно я обрадовался тому, что в родном городе Брумене объявился тот самый Даниэль сарр Клименсе. И тем больше, когда вдруг получилось так, что стал одним из его секундантов. А затем мне и вовсе неслыханно повезло — отправился в компании вместе с ним в Клаундстон. Все это я говорю к тому, что абсолютно не понимаю вашей логики — зачем вы намеренно нарываетесь на неприятности? Что вас толкает? Вы ищете смерти? Даже если за вами будет выбор оружия, в любом случае сарр Клименсе расправится с вами как со щенком. Потрудитесь объяснить.
Если бы речь Виктора была обращена ко мне, она обязательно стала бы поводом. Наверняка Виктор того и добивался, и я неодобрительно на него посмотрел. И еще он сделал только хуже, поскольку следующими словами Александра были:
— Господин сар Агрок, вас следует понимать — вы пытаетесь оскорбить меня, вместо того чтобы ненадолго занять часть личной храбрости человеку, которого так горячо расхваливаете?
— Все, хватит, — поднимаясь из-за стола, решительно заявил я. — Вы своего добились.
Когда в лицо называют трусом, а ты молча это проглатываешь, тебя не поймет никто.
— Господа, обговорите условия, — и не сдержался. — Сар Штроукк, если остановитесь на вилах, не забудьте их хорошенько отмыть от навоза.
Последние дни я страстно мечтал о мягкой постели со свежим бельем. Теперь мне придется провести ночь на набитой соломой тюфяке в лагере наемников Стаккера, ибо оставаться под одной кровлей с этим недоумком было выше моих сил.
По дороге к коновязи меня остановила госпожа сар Штроукк, появившаяся из темноты так неожиданно, что заставила вздрогнуть. Которая, конечно же, все уже знала.
— Господин сарр Клименсе, умоляю вас, не убивайте его! — голос ее был полон отчаяния. — Александр — хороший мальчик, даже не представляю, что на него нашло!
Этому мальчику больше двадцати, и наверняка он успел испортить в окрестностях немало крестьянских девиц. В перерывах между чтением книг. Не нужно его убивать, говорите? Если выбор будет между тем, чтобы сохранить себе жизнь, и тем, чтобы вы за одну ночь не поседели от горя, будьте уверены — рука у меня не дрогнет!
Глава 2
Место, выбранное для так называемой «дуэли в кустах», представляло собой нечто вроде оврага. Скорее низины, куда весеннее половодье приносит немало влаги с окрестных полей, ее дно и теперь местами заболочено. Имелся здесь и весело журчащий ручей, русло которого было на редкость извилистым. В низине хватало всего — и участков открытой местности, где редкие кустики едва достигали колена. И настоящих зарослей, куда можно спрятать целый отряд.
Накануне полдня посвятил тому, чтобы ознакомиться с местностью. Иначе получалось что мой противник оказался бы в куда более выигрышной ситуации: непременно бывать здесь ему приходилось неоднократно. Хотя и сейчас, главную роль могло сыграть не мастерство любого из нас как стрелка, или даже умение красться, а его величество случай. С другой стороны, когда и где всё было иначе?
Такой тип дуэлей отличается от всех других тем, что оружие не оговаривается, и потому можно захватить с собой все, что угодно. Обвешаться ружьями, сунуть за пояс с полдюжины пистолетов, взять в каждую руку по сабле, или даже приволочь за собой картечницу. Ту самую, на колесах, которая имеет множество стволов, и они стреляют по очереди, достигая при этом высочайшей плотности огня.
Подумав немного, я здраво решил, что пары пистолетов мне будет достаточно. С приставным прикладом, что превратило его в неплохой кавалерийский карабин. И другого, так называемого — дорожного, где спусковой крючок складывается для удобства ношения, а скоба отсутствует вовсе. И еще нож, взятый на время у одного из наемников Курта Стаккера — широкоплечего Базанта, уж не знаю зачем. Он приглянулся своей основательностью, и больше всего походил на сильно укороченный палаш, на нем даже гарда имелась. Хотя глупо было бы предположить, что нож мне понадобится. Добить при желании раненного противника? Существует множество способов покончить с ним и голыми руками.
Я шел осторожно, стараясь издавать как можно меньше шума, внимательно вслушиваясь в звуки вокруг, помимо того — избегая показываться на открытых участках, и потому путь мой был также извилист, как русло ручья. Шел, то и дело улыбаясь.
Всякий раз, когда ко мне приходила следующая мысль. Вполне может случиться и так, что мы возникнем друг перед другом внезапно. Выстрелим, промахнемся, роняя на землю разряженное, и лихорадочно выхватывая из-за пояса или срывая с плеча другое оружие, выстрелим опять, и промахнемся снова. Что будет потом? Я ухвачусь за нож, а мой противник, например, за саблю? Или он разорвёт дистанцию, чтобы оружие перезарядить? Не такое уж и скорое дело! И еще его будет гложить мысль — вдруг противник умудрился справиться быстрее, набрался мужества, и рванулся вперед, на поиски? Откуда ему знать, что шансов у меня было два, и я их уже использовал? Самому мне только и останется, что лихорадочно разыскивать его с ножом в руке. И найти в тот самый миг, когда он успел свой пистолет или ружье перезарядить. Если только у него их не три-четыре. И что тогда? Успеть выкрикнуть нечто уничижительное, чтобы и перед лицом смерти показать свое мужество, сохраняя реноме? Ну и где тут не будет смешно?
День выдался по-настоящему солнечным, и на небе не было ни единственного, пусть даже самого завалящего облачка. Само светило располагалось на небосводе так, что его лучи не могли слепить никого из нас. И еще было безветренно. Что важно. Когда очередной порыв вначале шевелит листвой за твоей спиной, заставляя отвлечься, пусть и на доли секунды, которые могут стать ценой жизни. Словом, мы были в совершенно равных условиях.
Я углублялся в низину все дальше и дальше, и наверняка одолел ее середину. По логике вещей мы давно уже должны были встретиться. Если, конечно же, он не устроил засаду где-нибудь в самом ее начале. Затем мне пришла мысль — лощина достаточно широка, и вполне может случиться так, что мы разошлись, не заметив друг друга. И что дальше? Бродить здесь до вечера, если подобное будет случаться раз за разом? Немудрено, что во мне начала бушевать злость. Почему бы Александру не выбрать огромный густой лес? Где неделю, месяц, можно искать друг друга безрезультатно. Сейчас я готов был его убить и без того отличного повода, который он сам и дал, бросив в лицо обвинение в трусости.
Если сар Штроукк не уверен в своем искусстве фехтовальщика, почему бы ему не выбрать дуэль на пистолетах, что значительно уравнивает наши шансы? Нет же, броди здесь подобно последнему болвану, пытаясь раздвоить зрение. Чтобы не наступить на сухую ветку под ногой, и в тоже время вовремя увидеть движение спереди. И когда мой гнев переполнил меня настолько, что глаза непременно налились кровью, я его и увидел. Замер как вкопанный, тряхнул головой, и даже на миг прикрыл глаза.
Нет, определенно, без всякого сомнения, это был он — Александр сар Штроукк, пусть и видел его со спины. Характерная посадка головы, уши своеобразной формы, когда мочки вплотную прилегают к коже лица, светлые волосы, а на пальце руки, которой он прихлопнул комара на шее, отчетливо был виден перстень с крупным камнем синего цвета. Перстень, который мне так хорошо удалось рассмотреть, когда он за ужином держал в руке бокал.
Признаться, у меня перехватило дыхание, настолько не ожидал его увидеть именно в таком положении. И еще по той причине — вполне могло быть и так, что он здесь не один. И в тот самый миг, когда я его рассматриваю, невидимый мне стрелок уже нажимает на спуск. Затем Александру достаточно забрать у своего помощника оружие, и вернуться к секундантам. Продемонстрировать его, все еще остро пахнувшее порохом, и примерно объяснить, где искать мое тело. Ну не мог же сар Штроукк остановиться передохнуть, обнаружив подходящий для этого камень! Ко всему спиной к той стороне, откуда я и должен был появиться.