Заболоченная низина, с перекинутым в нижней ее точке через то ли широкий ручей, то ли узкую речку бревенчатым мостиком. Слева от нее поросший соснами косогор. А справа у подножия обрыва, который тянулся сколько хватало глаз, все они и находились. Обрыв был крут, причем так, что, для того чтобы взобраться наверх, им пришлось бы спешиться, да и то сомнительно, что получится.
И наседавшие на них люди, перекрывшие пути к отступлению. Их было много, больше сотни, непонятно, кто именно, но вооружены, и действовали они слажено. Не раздумывая, рванул из седельной кобуры пистолет, чтобы разрядить его в воздух. Мы отдалились от Стаккера достаточно далеко, но существовала вероятность, что звук от выстрела донесется до него и насторожит. Буквально следом прогрохотал карабин Евдая. Калибр у его оружия такой, что впору назвать картечницей, и теперь сомнения развеялись — услышат наверняка.
— За мной! — призвал я, вонзая шпоры в бока Рассвета.
Если взять правее, и поторопиться, мы можем оказаться над головами Базанта и его людей. А там, глядишь, у нас и получится их спасти, пусть даже им придется бросить коней. Минута-другая скачки, когда наши лошади выкладывались до предела, и нас ждала неожиданность. Огибая островок густого кустарника, мы внезапно обнаружили перед собой не меньше десятка человек. Которые наверняка спешили туда же, куда и мы, но с противоположной целью.
— Йиу-у-у! — тонко, на грани визга, закричал Евдай, вырываясь вперед с обнаженной саблей, и увлекая за собой всех троих соплеменников.
Их кривые длинные сабли заработали с бешенной скоростью, а лошади вертелись так, что через какие-то считанные секунды сопротивляться нашей атаке попросту было некому. И еще мне хорошо запомнились широко раскрытый от изумления рот, а также вытаращенные глаза Александра. Наверное, я и сам в тот момент выглядел точно также. Нет, мне удалось ударить два раза шпагой, и даже кого-то убить, но то, что сделали Евдай и его люди!.. Это была настоящая бойня.
— Вперед! — снова скомандовал я, пришпоривая Рассвета.
— Сарр Клименсе! — раздалось позади, заставляя обернуться.
Евдай указывал окровавленной саблей в сторону, противоположную от той, куда нам и требовалось. Поначалу я скрипнул зубами — этого еще только не хватало! Затем, признав полусотню всадников, которая на полном скаку мчалась по лугу, облегченно выдохнул: ею была никто иная, как регулярная кавалерия армии его величества Эдрика Великолепного. Более того, скрытые холмами, доносились до нас топот коней и крики, и там могли быть только атакующие наемники Курта Стаккера.
Глава 11
— Нет, это надо же! — все не переставала удивляться Тереза. — Подвергнуться нападению пиратов в нескольких днях пути от побережья!
— Случаются коллизии, — невозмутимо пожимал плечами, а заодно пытался поразить девушку своей учёностью лейтенант королевской армии Ландаргии Митрон сар Фигель. Так вовремя прибывший к нам на помощь. С ней сар Фигель был определенно знаком, поскольку они друг друга поприветствовали.
Нет, ну а что — человек, который если не спас, то весьма нам помог. Приятной наружности, строен, и к тому же умен — чем не герой для ее романа? Тереза наверняка считала иначе, поскольку поздоровалась с ним доброжелательно, но ничуть не более того. С самой Терезой оставалось только согласиться — встреча самая что ни на есть неожиданная. Которая, кстати, объяснилась довольно легко.
— Мы преследовали их от побережья, — рассказывал сар Фигель, — но потеряли след.
— Ну и как они вообще на нем оказались, на побережье? — тут же поинтересовался Виктор.
— Во время нешуточно разыгравшегося шторма пиратский корабль попросту выбросило на берег, — невозмутимо пожимал плечами Митрон. — В укромной бухточке в дне пути от Гласанта. Тем, кто спасся от разгула стихии, не оставалось ничего больше, как отправиться вглубь Ландаргии, чтобы в конечном итоге попасть в Нимберланг.
— Так они именно оттуда?
— Нет, из Гвунама. Но имели нимберлангский патент. Возможно, им бы и удалось, но не смогли преодолеть соблазна, когда на их пути оказался крохотный Селькьяр, где они успели натворить всяких бед.
— И что теперь с ними будет?
— Справедливый суд и виселица, леди Тереза. С пиратами у нас короткий разговор — никакого снисхождения!
Особенно если вспомнить о бургомистре Ландара. Ну да, бесчинствовать на морях имея патент чужой страны — это одно. Но когда он выдан собственной — это же совсем другое, никакого сравнения.
— Что вы обо всем этом думаете? — поинтересовался я у Игнатиуса, когда мы продолжили путь.
И он отлично меня понял. Не то чтобы я верил в то, в чем пытался убедить Игнатиус, ведь вся моя предыдущая жизнь настаивала — чудес в ней не бывает, но сомнения все же появились.
— Полагаю, обычная случайность, господин сарр Клименсе, — не замедлил с ответом настоятель Дома Истины. — Слишком все сложно. Буря, разбившийся корабль, спасшиеся выбрали именно тот путь, который и пересекся с нашим.
— И все-таки шанс есть?
— И все-таки шанс есть.
— А для чего все затеяно? Так сказать, в глобальном масштабе?
— Нам ли об этом знать? Но глубоко убежден — великие дела не делаются с помпезностью. Я подразумеваю под ней — войны, катаклизмы, мор и прочие потрясения.
— Откровенно говоря, не понимаю вас.
— Представьте себе, вы ведете свою паству к только вам известной цели. Во времени вы не ограничены, но только не в средствах.
Единственное, что сейчас разумел — речь шла о Пятиликом. Но каким образом он может быть ограничен? Если принимать во внимание, что всемогущ.
— Грубый пример, сарр Клименсе. Чем бы вы не занимались, средства у вас тоже ограничены. Той честью, или представлением о ней, которые вы имеете. Но иногда возникает ситуация, когда пойти против нее — благо. Не лично для вас, вообще. Вы встанете перед выбором, и либо не сможете через себя перешагнуть, либо все-таки сделаете это. Собственной волей, заставят ли люди, обстоятельства, что-то еще… Так вот, у того, о котором мы сейчас и говорим, выбора нет никогда, а заставить его невозможно. Он порицает многие вещи и явления. Войны, чрезмерную гордыню, алчность, распутство, жестокость, да вы и сами всех их знаете. Но никогда за них не наказывает. Иначе к чему все провозглашенные им идеалы, если он сам же их и нарушает? И еще он говорит, что все люди равны. Хотя бы по той причине, что они — часть его самого, и его подобие. И как можно разделять тогда людей на низших, и тех, кто стоит выше? А еще, знаете, если бы это пришло не из его уст, оно стоило бы того, чтобы люди придумали сами.
— Но он неограничен во времени.
— Но он неограничен во времени. И потому будет пытаться раз за разом довести начатое дело до конца. В то время как ему будут противостоять те, кто никакими методами не гнушается.
«Да уж, незавидное положение! — скептически подумал я. — Жить, причем бесконечно, в свое удовольствие не получится, а дело изначально безнадежно. И в чем искать себе утешение? В тех редких праведниках, что находятся?»
Чтобы там ни говорила Тереза сар Самнит, но Гласант понравился мне с первого взгляда.
Да, Гладстуар куда больше его, но рядом с ним нет никакого моря. Улочки не такие уж и кривые, в Гладстуаре есть и позамысловатей. Упоминал — море мне всегда нравилось. И спокойное, как спящий у твоих ног пес. И настолько подверженное гневу, что целые города исчезают под его единственной волной. А стоящие на якорях или спешащие куда-то под полными парусами корабли, пристанища, по словам Терезы — наглых мужланов, вызывали острое желание отправиться на край света. Где так много шансов прикоснуться к чему-то необычайно интересному, таинственному, и даже волшебному. Новые запахи, вкус незнакомых блюд, диковинные животные и растения. И практически обнаженные экзотические красотки, плавно покачивающие бедрами в такт столь же необычной музыки, как и все остальное вокруг.
Впору было удивляться самому себе: из столицы я выезжал совсем другим человеком, и своим цинизмом гордился. Как и изменениям в Клаусе, ведь мы как будто бы начали меняться ролями. Плавно, постепенно, но менялись. Наверное, это и было одной из тех задач, которую поставил передо мной Стивен сар Штраузен. Но получалось так, что, отдавая Клаусу свое, я получал взамен его собственное. И совершенно зря, поскольку быть циником удобно: всегда и всему легко найти объяснение.
— Как ты находишь город? — поинтересовался Клаус, глядя туда же, куда и я — на раскинувшиеся перед нами дали, где хватало места и самому городу, и его предместью, и бескрайнему морю, если учитывать, что горизонт — это совсем не его предел.
— Весьма надеюсь, что Клаундстон окажется таким же.
Там, выполняя обещание отцу, мне придется пробыть целый год. Достаточный срок, чтобы решиться на исполнение своей мечты — отправиться на самый край света.
— Ты же видел его на картинах или гравюрах, между ними ничего общего.
Видел. Клаундстон расположен на полуострове, и с материком его соединяет лишь узкий перешеек. В отличие от Гласанта, улицы которого рядами тянутся вдоль морского берега. Но разве дело в том? Гласант мне понравился, но что будет с Клаундстоном? Не взлюбишь его с первого взгляда, и тогда начнешь считать дни, когда же наконец появится возможность его покинуть.
— Кстати, почему отказался от гостеприимства Терезы?
Она пригласила всех нас в свой дом, но Клаус, на решение которого я сослался, потому что Тереза обратилась с предложением сначала ко мне, отказался. Практически не раздумывая, как будто ответ у него готов был заранее.
— Не захотелось стеснять.
— Клаус!
Сар Самниты считаются богатейшими далеко вокруг. Со своим состоянием они бы не затерялись и в столице, а он мне в ответ такую глупость.
— Ты хочешь от меня честности?
— Нет, солги еще раз.
— Я имею на нее виды.
— Ну так тем более в твоих интересах находиться поблизости.
— Тут все куда сложнее…
— Ну-ка, ну-ка! Клаус, какие секреты могут быть от друзей?
А они могут быть, и один из них, видя его отношение к девушке, я не решусь рассказать. Надеясь, что все образуется само собой.
— Поверь мне, Даниэль, именно такой я и вижу свою будущую жену.
Происходи дело за трапезой, я обязательно бы поперхнулся блюдом или вином. Сейчас только отвернулся, чтобы он не смог обратить внимание на мое стремительно изменившееся лицо. Клаус решил добить окончательно, продолжив.
— Ко мне постоянно приходит мысль, что решение, которое принял, когда вместо того чтобы какое-то время выжидать в Нантунете, отправился сюда, не такое уж и самостоятельное.
— Не понял?!
— Возможно, сама судьба заставила меня принять его. Будь по-другому, наша встреча с Терезой не состоялась бы.
— Возможно, все так и есть, — сказал я, лишь бы только что-то сказать, настолько было неожиданно. — Но почему отказался от предложения Терезы?
— Мы так или иначе будем в нем на приеме.
— И что?!
— Мне хотелось бы, чтобы ее родители вначале узнали кто я, куда направляюсь и зачем.
— Они узнают и без того.
— Так будет весомее.
Если бы в ту ночь, когда Клаус ворошил стог, Тереза находилась не в моей спальне, я наверняка бы подумал — ему помогала она: с ее сумасбродством станется. И тогда хотя бы отчасти была понятна внезапно вспыхнувшая у него любовь. Хорошо, я допускаю, что его угораздило влюбиться, но в какое положение своей любовью он поставил меня? Помимо того, как можно не замечать, что Тереза оказывает мне повышенные знаки внимания? Причем так, что едва удается оставлять все в рамках приличий. Наверняка многие успели увидеть. Кроме сар Штраузена. Хотя чему удивляться, если сильная влюбленность, когда она граничит с одержимостью, подобна помешательству? Не даром же у Дома Милосердия и методы лечения схожи. Иногда туда обращаются по своей воле, случается, и по настоянию, а то и вмешательству родственников. Какой-то там синдром, названный по фамилии знаменитого писателя.
— Ну, если так считаешь… Кстати, сколько рассчитываешь здесь пробыть?
— Какое-то время, — неопределенно ответил Клаус. — А вообще, знаешь, Даниэль, — внезапно оживился он, — как было бы замечательно прибыть в Клаундстон нам с Терезой уже семейной парой! Или хотя бы обрученными. Надеюсь, ты мне поможешь?