— Под каким именно? «Давно» или «ждете»?
Мой гость явно не намеревался меня убить. Иначе, зачем ему было все усложнять, ведь он наверняка застал меня спящим? Единственное — как он сюда проник? Согласен, на входной двери нет ни малейшего намека на запор, не говоря уже про замок, но ведь за ней обязательно должна быть стража.
Которая находилась на своем месте, в чем я тут же убедился, едва приоткрыв дверь. Соплеменник Евдая, а их у Курта Стаккера трое, завидев открывающуюся дверь, а следом и меня, кивнул. «Мол, я здесь, не перестаю бдить, и лицо у меня не заспанное, сами можете убедиться». Тем более кресло, в котором сидел страж, и из которого при моем появлении даже не вздумал подняться, было поставлено так, что перекрывало половину дверного проема. А вторую — его вытянутые ноги, закинутые одна на другую.
«Непременно, мой неожиданный гость — очередное наваждение, морок, галлюцинация. И мне не стоит удивляться, если он вдруг исчезнет, если еще не исчез», — думал я, закрывая дверь.
Но нет, ничего в комнате не изменилось. Визитер по-прежнему сидел в кресле, удобно в нем откинувшись.
— Хотите вина?
— Не люблю ежевичное, — отказался он. — Не то чтобы сам вкус, но возникающие с ним ассоциации.
Обе бутылки были темного стекла, укупоренные пробкой и сургучом, и на них не имелось даже намеков на этикетки. С другой стороны, не мудрено и угадать — Ландар и его окрестности им славятся. Где-то не столь далеко отсюда, в предгорьях, настоящие ежевичные поля.
— Наверное, вас привели сюда какие-то причины, — находясь к нему спиной, поинтересовался я, высекая огонь, чтобы зажечь свечи.
— Знаете, без всякой особой цели, немного поболтать.
Огонь мне удалось добыть после единственного удара кресалом по огниву, хотя обычно их необходимо не меньше пяти, с моими-то навыками. Свечей в подсвечнике было три, их все я и подпалил. На вид гостю можно было дать не больше восемнадцати. Вьющиеся темные волосы длиной до плеч, небольшая аккуратная бородка, и полностью гармонирующие с ней усы. Такой стиль называется «ройал». Нос с едва заметной горбинкой, глаза редкого янтарного цвета, не полон и не худ, словом, вполне располагающая внешность. Рост? Судить достаточно трудно, но не карлик и не великан.
Голос был иным. С одной стороны, по-юношески звонким, и в тоже время проскальзывали в нем интонации, которые присущи куда более зрелым людям. Нет, не хрипотца, и уж тем более не глухость — что-то другое.
— Не самое урочное время для визита, — сказал я, берясь за бутылку вина. Затем, передумав, наливая воду в бокал из кувшина: не хотелось возиться с сургучом.
— Когда я еще здесь буду! Ровно через год.
— Тоже прибыли взглянуть на видение Пятиликого?
— Можно сказать и так. Кстати, почему сами проигнорировали?
— Слишком устал. К тому же, уверен, даже он не настолько всесилен, чтобы исполнить желание каждого, а у меня особых причин обращаться к нему нет. Пусть уж лучше тот, кому действительно необходимо.
Видел я среди собравшихся в Ландаре людей, которые точно приехали сюда не за богатством, или удачной женитьбой-замужеством.
— Не настолько, — кивнул незнакомец. — И все-таки, наверняка и у вас есть что-то такое, о чем незазорно было бы попросить.
«Незазорно. Но невыполнимо, потому что мертвых уже не вернуть».
— Мертвых вернуть невозможно, — согласился он. — Да и стоит ли?
Дискуссионный вопрос. И еще подумал: «Неужели произнес последнюю фразу вслух?»
— Пожалуй, вино я попробую.
Не знаю, когда он успел откупорить бутылку, к тому же, не издав ни малейшего звука. А они обязательно должны быть — звяканье стекла, хруст сургуча, хлопок от вынутой пробки. Но вино лилось в бокал так, как ему и положено литься.
— Вам налить, сарр Клименсе?
— Если вас не затруднит.
— Ну что вы, нисколько. Ваше здоровье!
Которое обязательно бы поправилось, если бы ко мне перестали являться видения. Одно благо — некоторые из них не пытаются меня убить.
— Надо же, за столько времени вкус нисколько не изменился!
За сколько времени в его-то возрасте? Год, два, пять? Но я в очередной раз промолчал.
— Вот уже и время моего визита подошло к концу, — незнакомец поднялся на ноги. — Наверное, вам можно только позавидовать, сарр Клименсе: редко встретишь человека, у которого никаких просьб нет.
Он подошел к двери, мягко прикрыл ее за собой, и вскоре стали слышны удаляющиеся шаги по пустынному, и потому гулкому коридору.
Мгновенье подумав, я залпом выпил вино, и одним скачком оказался возле дверей сам. Наемник сидел все в той же позе, а длинный коридор был безлюден.
— Когда он ко мне зашел?
— Вы о ком, сарр Клименсе? — выражение его лица было настолько убедительным, что в ответ я лишь махнул рукой.
Светало, пора было привести себя в порядок, собрать вещи, и наконец-то убыть из проклятого Ландара, где галлюцинации мучают меня на каждом шагу. И еще отчаянно надеяться — они не последуют вслед за мной, а здесь и останутся, причем навсегда.
Глава 10
— Ну так что, Клаус, удалось тебе увидеть самого Его?
Не то чтобы ответ на вопрос особенно меня интересовал, но за разговором дорога красится. К тому времени Ландар остался далеко позади. Путь наш теперь лежал не посреди почти безжизненной пустыни, чередовавшейся со степью, но в краях, где хватало растительности. Луга, радующие своим многоцветьем. Перелески, в которые дорога то и дела ныряла. Даже воздух, настоянный на пряном аромате трав, казался теперь густым. Никакого сравнения с тем, что мы видели последние несколько дней пути, перед тем как попасть в Ландар. Претерпел некоторые изменения и наш отряд.
Прежде всего, фельдъегеря наконец-то избавились от вызывающей окраски кареты, и теперь везли свой, нисколько не сомневаюсь, бесценный и важный груз в обычной повозке. Пришлось настоять, поскольку они никак не желали расставаться с казенным имуществом. И только после уверения сар Штраузена, что в конечной точке нашего путешествия получат точную копию, неохотно, но согласились.
Прибавились к нашему отряду и новые участники. Прежде всего, настоятель Дома Истины Игнатиус с одним из своих послушников. Тем самым молодым парнем, которого я встретил, когда впервые нанес туда визит.
— На этот раз тебе не повезло, — с самым серьезным выражением лица заметил Клаус.
А когда я недоуменно на него покосился, пояснил.
— У Корнелиуса Стойкого была ученица. Приятной наружности, со славной фигурой, с которой, как мне удалось понять, вы быстро нашли общий язык. Так ведь оно все и было?
В ответ я лишь пожал плечами, не собираясь не подтверждать, ни опровергать его заявление. Подтвердить — это бросить на Сантру тень, в то время как отрицать — глупо.
— Но зато появилась возможность начать охоту на прелестную Терезу сар Самнит, — продолжил Клаус. — Думаю, все шансы есть: смотрит она на тебя заинтересованно.
Тереза теперь действительно была среди нас. Заявив, что в таком обществе вернуться в Гласант ей будет куда безопаснее. Хотя те несколько молодцов, которые и сопроводили ее в Ландар, вполне смогли бы обезопасить девушку и без чьей-либо помощи. Сама Тереза большую часть пути проводила верхом, несмотря на карету, в которой ей было бы куда комфортнее. И должен признать — как наездница она ничего кроме похвалы не вызывала.
— Главное, не начни охоту ты. Ни на Терезу, ни на других прелестниц.
— Это еще почему?
— О крестьянах беспокоюсь.
— И в какой связи?
— В связи с чередой разрушенных стогов сена по дороге в Гласант. Чтобы ты до конца понимал степень ответственности, поясняю. Именно в стогах сено сохраняется наиболее хорошо. Но стоит их разворошить, атмосферные осадки попадут внутрь, сено начнет гнить, и в пищу скоту уже не сгодится. Как следствие — весенняя бескормица, и крестьянам придется пустить своих кормилиц-коров под нож. В результате поголовье резко сократится, если не исчезнет совсем, и тогда наступит голод. А виноват в нем будет Клаус сар Штраузен, неспособный обуздать свои страсти!
— Даниэль, ты теперь до конца жизни мне будешь припоминать?! — возмутился он, поскольку нотации я читал нарочито менторским тоном. — Да и что наша жизнь, если мы хотя бы иногда не будем поддаваться ее соблазнам? Маленьким, ни к чему не обязывающим, но таким сладким! — и сам ответил. — Без них она — ничто, дорожная пыль под лошадиными копытами. Кстати, у тебя самого когда-нибудь случалось в сене?
— Ни разу! И причины ты знаешь.
— Ну и зря! Рекомендую, словами это не передать.
Но все это было чуть раньше, а сейчас я терпеливо дожидался ответа на свой вопрос о Пятиликом. И не получая его, напомнил.
— Так видел или нет?
— Думаю, как бы точнее все описать. Как будто и видел, но не глазами, а непосредственно в голове, и в тоже время видел. А самое главное, подобное говорят все, у кого бы не спрашивал.
— Успел о чем-нибудь попросить? Или хотя бы покаяться в грехах?
Несмотря на мой шутливый тон, Клаус ответил серьезно.
— Нет. К тому же все длилось какое-то мгновение.
— А как он выглядел?
И снова молчание, после чего я услышал вместо ответа вопрос.
— Даниэль, скажи мне, почему Пятиликого всегда изображают человеком почтенного возраста с благообразной бородой с проседью?
— Хороший вопрос, не знаю, что и ответить. Возможно по той причине, что люди проецируют его на себя. Небезосновательно полагая, что мудрость приходит только с возрастом. Что, справедливости ради, бывает далеко не всегда. А сам ты по этому поводу что думаешь? И вообще, почему он — не женщина?
— Не догадываюсь, потому и спросил. Даниэль, он совсем молод. Моложе тебя и даже меня.
— Господа, разрешите мне нарушить ваше уединение? — как будто и просьба, но Тереза направила своего коня так, что теперь он оказался между нашими. — Интересно, о чем это вы так таинственно переговариваетесь?
— В основном обсуждаем виды на урожай, леди Тереза, — не моргнув глазом, ответил Клаус.
— Ой ли?! Для дам давно уже не секрет, что мужчины по большей части обсуждают их.
А заодно хвалятся своими победами, мнимыми или действительными. Что порой становится для самих дам причиной горьких слез.
— Нам бы и в голову не пришло: это же против чести! — глядя на нее со значением, горячо уверил сар Штраузен.
Что было понятно, ведь о наших встречах Клаус ничего не знал, а Тереза определенно ему нравилась.
Мой гость явно не намеревался меня убить. Иначе, зачем ему было все усложнять, ведь он наверняка застал меня спящим? Единственное — как он сюда проник? Согласен, на входной двери нет ни малейшего намека на запор, не говоря уже про замок, но ведь за ней обязательно должна быть стража.
Которая находилась на своем месте, в чем я тут же убедился, едва приоткрыв дверь. Соплеменник Евдая, а их у Курта Стаккера трое, завидев открывающуюся дверь, а следом и меня, кивнул. «Мол, я здесь, не перестаю бдить, и лицо у меня не заспанное, сами можете убедиться». Тем более кресло, в котором сидел страж, и из которого при моем появлении даже не вздумал подняться, было поставлено так, что перекрывало половину дверного проема. А вторую — его вытянутые ноги, закинутые одна на другую.
«Непременно, мой неожиданный гость — очередное наваждение, морок, галлюцинация. И мне не стоит удивляться, если он вдруг исчезнет, если еще не исчез», — думал я, закрывая дверь.
Но нет, ничего в комнате не изменилось. Визитер по-прежнему сидел в кресле, удобно в нем откинувшись.
— Хотите вина?
— Не люблю ежевичное, — отказался он. — Не то чтобы сам вкус, но возникающие с ним ассоциации.
Обе бутылки были темного стекла, укупоренные пробкой и сургучом, и на них не имелось даже намеков на этикетки. С другой стороны, не мудрено и угадать — Ландар и его окрестности им славятся. Где-то не столь далеко отсюда, в предгорьях, настоящие ежевичные поля.
— Наверное, вас привели сюда какие-то причины, — находясь к нему спиной, поинтересовался я, высекая огонь, чтобы зажечь свечи.
— Знаете, без всякой особой цели, немного поболтать.
Огонь мне удалось добыть после единственного удара кресалом по огниву, хотя обычно их необходимо не меньше пяти, с моими-то навыками. Свечей в подсвечнике было три, их все я и подпалил. На вид гостю можно было дать не больше восемнадцати. Вьющиеся темные волосы длиной до плеч, небольшая аккуратная бородка, и полностью гармонирующие с ней усы. Такой стиль называется «ройал». Нос с едва заметной горбинкой, глаза редкого янтарного цвета, не полон и не худ, словом, вполне располагающая внешность. Рост? Судить достаточно трудно, но не карлик и не великан.
Голос был иным. С одной стороны, по-юношески звонким, и в тоже время проскальзывали в нем интонации, которые присущи куда более зрелым людям. Нет, не хрипотца, и уж тем более не глухость — что-то другое.
— Не самое урочное время для визита, — сказал я, берясь за бутылку вина. Затем, передумав, наливая воду в бокал из кувшина: не хотелось возиться с сургучом.
— Когда я еще здесь буду! Ровно через год.
— Тоже прибыли взглянуть на видение Пятиликого?
— Можно сказать и так. Кстати, почему сами проигнорировали?
— Слишком устал. К тому же, уверен, даже он не настолько всесилен, чтобы исполнить желание каждого, а у меня особых причин обращаться к нему нет. Пусть уж лучше тот, кому действительно необходимо.
Видел я среди собравшихся в Ландаре людей, которые точно приехали сюда не за богатством, или удачной женитьбой-замужеством.
— Не настолько, — кивнул незнакомец. — И все-таки, наверняка и у вас есть что-то такое, о чем незазорно было бы попросить.
«Незазорно. Но невыполнимо, потому что мертвых уже не вернуть».
— Мертвых вернуть невозможно, — согласился он. — Да и стоит ли?
Дискуссионный вопрос. И еще подумал: «Неужели произнес последнюю фразу вслух?»
— Пожалуй, вино я попробую.
Не знаю, когда он успел откупорить бутылку, к тому же, не издав ни малейшего звука. А они обязательно должны быть — звяканье стекла, хруст сургуча, хлопок от вынутой пробки. Но вино лилось в бокал так, как ему и положено литься.
— Вам налить, сарр Клименсе?
— Если вас не затруднит.
— Ну что вы, нисколько. Ваше здоровье!
Которое обязательно бы поправилось, если бы ко мне перестали являться видения. Одно благо — некоторые из них не пытаются меня убить.
— Надо же, за столько времени вкус нисколько не изменился!
За сколько времени в его-то возрасте? Год, два, пять? Но я в очередной раз промолчал.
— Вот уже и время моего визита подошло к концу, — незнакомец поднялся на ноги. — Наверное, вам можно только позавидовать, сарр Клименсе: редко встретишь человека, у которого никаких просьб нет.
Он подошел к двери, мягко прикрыл ее за собой, и вскоре стали слышны удаляющиеся шаги по пустынному, и потому гулкому коридору.
Мгновенье подумав, я залпом выпил вино, и одним скачком оказался возле дверей сам. Наемник сидел все в той же позе, а длинный коридор был безлюден.
— Когда он ко мне зашел?
— Вы о ком, сарр Клименсе? — выражение его лица было настолько убедительным, что в ответ я лишь махнул рукой.
Светало, пора было привести себя в порядок, собрать вещи, и наконец-то убыть из проклятого Ландара, где галлюцинации мучают меня на каждом шагу. И еще отчаянно надеяться — они не последуют вслед за мной, а здесь и останутся, причем навсегда.
Глава 10
— Ну так что, Клаус, удалось тебе увидеть самого Его?
Не то чтобы ответ на вопрос особенно меня интересовал, но за разговором дорога красится. К тому времени Ландар остался далеко позади. Путь наш теперь лежал не посреди почти безжизненной пустыни, чередовавшейся со степью, но в краях, где хватало растительности. Луга, радующие своим многоцветьем. Перелески, в которые дорога то и дела ныряла. Даже воздух, настоянный на пряном аромате трав, казался теперь густым. Никакого сравнения с тем, что мы видели последние несколько дней пути, перед тем как попасть в Ландар. Претерпел некоторые изменения и наш отряд.
Прежде всего, фельдъегеря наконец-то избавились от вызывающей окраски кареты, и теперь везли свой, нисколько не сомневаюсь, бесценный и важный груз в обычной повозке. Пришлось настоять, поскольку они никак не желали расставаться с казенным имуществом. И только после уверения сар Штраузена, что в конечной точке нашего путешествия получат точную копию, неохотно, но согласились.
Прибавились к нашему отряду и новые участники. Прежде всего, настоятель Дома Истины Игнатиус с одним из своих послушников. Тем самым молодым парнем, которого я встретил, когда впервые нанес туда визит.
— На этот раз тебе не повезло, — с самым серьезным выражением лица заметил Клаус.
А когда я недоуменно на него покосился, пояснил.
— У Корнелиуса Стойкого была ученица. Приятной наружности, со славной фигурой, с которой, как мне удалось понять, вы быстро нашли общий язык. Так ведь оно все и было?
В ответ я лишь пожал плечами, не собираясь не подтверждать, ни опровергать его заявление. Подтвердить — это бросить на Сантру тень, в то время как отрицать — глупо.
— Но зато появилась возможность начать охоту на прелестную Терезу сар Самнит, — продолжил Клаус. — Думаю, все шансы есть: смотрит она на тебя заинтересованно.
Тереза теперь действительно была среди нас. Заявив, что в таком обществе вернуться в Гласант ей будет куда безопаснее. Хотя те несколько молодцов, которые и сопроводили ее в Ландар, вполне смогли бы обезопасить девушку и без чьей-либо помощи. Сама Тереза большую часть пути проводила верхом, несмотря на карету, в которой ей было бы куда комфортнее. И должен признать — как наездница она ничего кроме похвалы не вызывала.
— Главное, не начни охоту ты. Ни на Терезу, ни на других прелестниц.
— Это еще почему?
— О крестьянах беспокоюсь.
— И в какой связи?
— В связи с чередой разрушенных стогов сена по дороге в Гласант. Чтобы ты до конца понимал степень ответственности, поясняю. Именно в стогах сено сохраняется наиболее хорошо. Но стоит их разворошить, атмосферные осадки попадут внутрь, сено начнет гнить, и в пищу скоту уже не сгодится. Как следствие — весенняя бескормица, и крестьянам придется пустить своих кормилиц-коров под нож. В результате поголовье резко сократится, если не исчезнет совсем, и тогда наступит голод. А виноват в нем будет Клаус сар Штраузен, неспособный обуздать свои страсти!
— Даниэль, ты теперь до конца жизни мне будешь припоминать?! — возмутился он, поскольку нотации я читал нарочито менторским тоном. — Да и что наша жизнь, если мы хотя бы иногда не будем поддаваться ее соблазнам? Маленьким, ни к чему не обязывающим, но таким сладким! — и сам ответил. — Без них она — ничто, дорожная пыль под лошадиными копытами. Кстати, у тебя самого когда-нибудь случалось в сене?
— Ни разу! И причины ты знаешь.
— Ну и зря! Рекомендую, словами это не передать.
Но все это было чуть раньше, а сейчас я терпеливо дожидался ответа на свой вопрос о Пятиликом. И не получая его, напомнил.
— Так видел или нет?
— Думаю, как бы точнее все описать. Как будто и видел, но не глазами, а непосредственно в голове, и в тоже время видел. А самое главное, подобное говорят все, у кого бы не спрашивал.
— Успел о чем-нибудь попросить? Или хотя бы покаяться в грехах?
Несмотря на мой шутливый тон, Клаус ответил серьезно.
— Нет. К тому же все длилось какое-то мгновение.
— А как он выглядел?
И снова молчание, после чего я услышал вместо ответа вопрос.
— Даниэль, скажи мне, почему Пятиликого всегда изображают человеком почтенного возраста с благообразной бородой с проседью?
— Хороший вопрос, не знаю, что и ответить. Возможно по той причине, что люди проецируют его на себя. Небезосновательно полагая, что мудрость приходит только с возрастом. Что, справедливости ради, бывает далеко не всегда. А сам ты по этому поводу что думаешь? И вообще, почему он — не женщина?
— Не догадываюсь, потому и спросил. Даниэль, он совсем молод. Моложе тебя и даже меня.
— Господа, разрешите мне нарушить ваше уединение? — как будто и просьба, но Тереза направила своего коня так, что теперь он оказался между нашими. — Интересно, о чем это вы так таинственно переговариваетесь?
— В основном обсуждаем виды на урожай, леди Тереза, — не моргнув глазом, ответил Клаус.
— Ой ли?! Для дам давно уже не секрет, что мужчины по большей части обсуждают их.
А заодно хвалятся своими победами, мнимыми или действительными. Что порой становится для самих дам причиной горьких слез.
— Нам бы и в голову не пришло: это же против чести! — глядя на нее со значением, горячо уверил сар Штраузен.
Что было понятно, ведь о наших встречах Клаус ничего не знал, а Тереза определенно ему нравилась.