Глава 8
Визитом в Дом Истины я был крайне разочарован. Столько возлагал на него надежд, но в итоге не получил ничего кроме невнятных обещаний. И разговор, из которого мало что можно вынести.
— Знаете, сарр Клименсе, на палубах кораблей, в условиях ограниченного пространства, к тому же когда над тобой висит множество фалов, репов, штагелей и прочего такелажа, длинным клинком слишком-то и не размашешься, — перед тем как приступить к делу, Огюст Ставличер решил прочитать, так сказать, вводную лекцию. — И потому в ход идут кинжалы, топоры, и сабли из тех, что так и называются — абордажные. Вот с ними-то по большей части мне и приходилось иметь дело.
Зал, предназначенный для занятий фехтованием, оборудован был на совесть. Здесь хватало и манекенов, и тренажеров, позволяющих тренировать точность выпадов и силу удара, и даже какое-то оборудование не совсем понятного мне предназначения. Одна из стен была практически полностью увешена образчиками холодного оружия. В противовес его словам среди них оказалось, в том числе и несколько алебард. Причем нетипичных — с довольно коротким, всего-то в рост человека древком, где лезвие самой алебарды едва не превышало его половину. Такая разновидность в основном предназначается для режущего удара, и появились они куда позже того времени, когда воины были полностью закованы в латы.
— Наслышан о них, — кивнул я, имея ввиду абордажные сабли.
Их, кстати, было не так уж много.
— Так что вы понимаете — шпагой мне приходилось пользоваться от случая к случаю.
Я пожал плечами — то, что нам предстоит иметь дело не с ними, было понятно с самого начала.
— По большому счету разницы нет. Давайте начнем вот с этого.
Указав на парные сабли. Средней длины, без всяких елманей, гарда на них была крестообразной, и заканчивалась шариками на кончиках рогов.
— Давайте, — кивнул он. — Нагрудники, перчатки? Есть у меня и полные кожаные доспехи, с наплечниками и всем остальным прочим. Шлемы тоже отыщутся.
— Думаю, нужды во всем этом нет. Надеюсь на ваше мастерство.
— Как пожелаете.
— Тогда не будем откладывать.
Бургомистр Ландара оказался хорош. Причем настолько, что оставалось только удивляться. Или наоборот — утвердиться в мысли, что достойного соперника можно найти где угодно. Курт Стаккер тоже весьма неплох, но в сравнении с Огюстом казался мне теперь нерадивым учеником. Пусть даже у Стаккера за плечами столько, что впору писать мемуары.
У Огюста имелось все — школа, огромный опыт, разносторонняя техника, и немалая изобретательность. А еще он был полностью непредсказуем, и случалось, я оказывался на волоске от того, чтобы не пропустить удар. Словом, у него было чему поучиться, и о таком постоянном спарринг-партнере оставалось только мечтать.
— А вы быстры, сарр Клименсе! — заявил Огюст, когда мы разошлись после непрерывного звона клинков, который продолжался несколько минут подряд. — И куда лучше, чем я ожидал. Скажу больше — лучший из тех, с кем мне приходилось иметь дело.
— Вы как будто бы озвучили мои собственные мысли, господин Ставличер, — ответные слова не стали дежурным комплиментом. — Давайте еще раз, ну а затем я засыплю вас множеством вопросов, желаете вы того или нет.
Кое-какие элементы из его арсенала были абсолютно мне незнакомы. И уходил я от них только благодаря скорости, которую и похвалил Ставличер. Неожиданно для себя, я в ней заметно прибавил. Несомненно, после того случая недалеко от развалин форта, когда моим телом как будто бы двигал кто-то со стороны. Вернее, не двигал — подталкивал.
Оно болело несколько дней. Причем настолько, что взобраться на Рассвета было для меня настоящей мукой. А все мечты заключались лишь в том, чтобы день, наконец, закончился, и мы остановились на ночлег. Моя быстрота стала сюрпризом и для меня, ведь убедиться в ее прибавлении причин не возникало. И потому в начале схватки с Огюстом некоторое время потребовалось на то, чтобы осознать ее и привыкнуть.
И я даже успел прочесть в глазах Ставличера разочарование: мол, и о нем говорят — лучший! Дело затруднялось тем, что заученное годами напряженных тренировок движение происходило куда быстрее, и к этому необходимо было привыкнуть.
Затем приноровился, и некоторое время спустя начал позволять себе паузы, пусть и крохотные, чтобы понять — насколько именно стал стремительнее. «Боль того стоила, — размышлял я, парируя очередной его удар, избежать которого у меня прежнего не получилось бы. — Наверняка стоила! — нанося свой ответный, слегка его замедляя, чтобы Ставличер смог понять — куда он нацелен». И еще мучал себя мыслью — ровня ли я теперь тому незнакомцу из темного переулка, который расправился со мной на удивление легко? Мучал, и не находил ответа. Ведь для него необходимо встретиться с ним снова.
— Впечатляет! — сказал Огюст, когда мы, разорвав дистанцию, отсалютовали друг другу оружием. — Иной раз мне казалось, что вы специально не наносили удары в полную свою скорость.
«Постоянно, господин Огюст Ставличер, я делал это постоянно!» Вслух же сказал.
— При всем желании не смог бы себе позволить, настолько вы хороши.
Ложь всегда идет против чести, но сейчас я ею покривил, настолько он действительно великолепный фехтовальщик. И встреться со мной прежним, в лучшем случае, мы были бы равны.
— Но как бы там ни было, я получил настоящее наслаждение. Теперь готов к вашим вопросам, и прокляни меня лично Пятиликий, если хоть что-нибудь от вас утаю!
— Вопросов у меня множество, и наверняка не успею задать их и до обеда.
— Значит, займемся ими и после него, если у вас не окажется никаких других дел.
Даже если бы они и были, я бы обязательно о них забыл.
— Скажите, Огюст, вот этот ваш кувертюр после моего укола из седьмой позиции, как вам он вообще удался? Как будто бы ситуация не самая подходящая, и куда проще стал бы парад директ. Признаюсь честно, вашу атаку после него мне едва удалось отбить.
— Есть у меня один знакомый, надеюсь, его давно сожрали акулы. Признаться, я бы и сам его им скормил, но мастером он был что надо! Смотрите внимательно. Уловка довольно банальная, но ловятся на нее практически все.
Мы разошлись перед самым обедом, донельзя довольные друг другом. Огюст наконец-то отвел душу с достойным соперником, а я был доверху переполнен новыми знаниями, и о большем не приходилось даже мечтать. Причем далеко не все они касались фехтования. Между дел Ставличер много успел рассказать и о своих приключениях на море. Причем не о захватах кораблей, с битком набитыми золотом трюмами. Нет, по большей части они были о тактике морских сражений, и о прочих, на мой взгляд, чрезвычайно интересных вещах. Например, как правильно организовать оборону в том случае, если твой корабль вот-вот должны взять на абордаж. Слушая его, я понимал — это наука. Такая же точная, как например, математика. Где каждый человек должен знать свое место, понимать, что он обязан сделать в той или иной ситуации, кого подстраховывать, а кто должен подстраховать его. Разошлись, условившись ближе к вечеру встретиться снова.
Люблю послеобеденный отдых, и при малейшей возможности никогда им не пренебрегаю. На мой взгляд, самый сладкий сон. Потому вздремнул что-то около часа, и обязательно проспал бы еще больше, если бы меня не разбудил шум за окнами — в Ландаре продолжал веселиться народ.
— Как отдохнули, сарр Клименсе? — поинтересовался Ставличер, когда мы вновь встретились с ним все в той же зале.
— Неплохо, даже замечательно.
По той причине — ко мне никто не являлся во сне. Чего в последнее время откровенно побаивался. Ведь за каждым таким событием следовало ждать очередной неприятности.
— Слышали новость? Пришли вести, что его королевское величество, здоровье которого долгое время вызвало огромное беспокойство, пошел на поправку и теперь находится в добром здравии.
Сей факт не мог не радовать, пусть мое личное отношение к Эдрику Плюгавому оставляло желать лучшего. Если разобраться, у разумных людей ничего иного кроме как чувства жалости, если не презрения, он вызвать не мог, настолько ничтожная фигура. Которая давно и прочно является марионеткой в чужих руках. Одними из которых был отец Клауса — Стивен сар Штраузен. Но случись все иначе, и приди весть о смерти монаршей особы, нам следовало бы крепко задуматься — стоит ли продолжить свой путь в Клаундстон? Вполне могло сложиться и так, что по прибытию туда, нас обрадовали бы вестью, что на троне новый король, и он не желает видеть на месте наместника отпрыска Стивена сар Штраузена. Неприятная ситуация, согласится любой.
— Хорошая новость, — кивнул я именно из-за этих соображений. — Продолжим?
— С чего начнем? — Огюст движением головы указал на ряды всякого рода заточенных железок, которые заполняли одну из стен зала полностью.
— Конечно же с этого.
И я решительно взял абордажную саблю, больше всего похожую на модифицированный тесак с хорошо развитым эфесом, который мало того, что прикрывал кисть полностью, так еще и служил кастетом. Уж если встретился с мастером, и Огюст полностью это подтвердил, категорически нельзя терять возможность взять у него столько уроков, сколько получится.
— И вот еще что, господин Ставличер. Давайте пробежимся по технике владения ею так, как будто имеете дело с неофитом. То есть, с самого начала. Прошу вас, без всякого снисхождения.
— Договорились, — он широко улыбнулся. — Будьте уверены, сейчас я вас погоняю! — и не удержался от шутки. — Готовитесь так, как будто собрались взяться за пиратское ремесло.
— После Гласанта весь остаток пути в Клаундстон наверняка пройдет по морю, и хочу показаться среди моряков своим, — в свою очередь пошутил я.
За ужином отсутствовали и Клаус, и Виктор с Александром. Было понятно, они пропадают в городе, среди собравшейся на праздник толпы. Не было и Терезы. Но был хозяин дома — замечательный собеседник, и потому скучать не пришлось. Затем я сделал вылазку в город сам. Поглазел на заезжих клоунов с акробатами и факирами, попробовал, наконец, давно и не раз рекомендованное мне вино из ежевики. Своеобразное, но приятное на вкус. Купил с лотка огромный, густо посыпанный маком калач и отдал его какому-то мальчишке с голодными глазами. Народ веселился так, как будто завтра должен наступить конец света, и у него была последняя возможность отвести душу.
Не найдя ни сар Штраузена, ни его спутников, вернулся. Чтобы улечься на кровати, размышляя — стоит ли мне встретиться с Терезой? Предупреждение Ставличера было лишено всякой двусмысленности, и к его словам стоило прислушаться со всей серьезностью. Подумал-подумал, и пошёл в сад, благо что к тому времени наступил урочный час. Найдя себе оправдание — необязательно увлекать ее в свою спальню, достаточно и милого общения. Иначе со скуки и челюсть недолго вывихнуть.
— Тереза, — окликнул я девушку, почему-то облаченную в темный плащ с накинутым на голову капюшоном. — Вы куда-то собрались?
Небо было звёздным, и на нем не имелось ни малейших признаков того, что вскоре оно разродится дождем. Или Тереза таким образом желает не попасться на глаза тем, кому не положено? Не лучше ли тогда спрятаться в тени, но не застыть посередине покрытой глазурованной плиткой площадки, кстати, своей круглой формой похожей на маленькую арену?
Тогда-то и ждала меня неожиданность. Девушка, оборачиваясь, рывком сорвала с себя плащ, оказалась вовсе не Терезой. Мало того, мужчиной, и хуже всего, давно уже мертвым.
— Сар Каглас?! — не веря своим глазам спросил я.
— Именно! Тогда нам помешали, но не сейчас!
И мне едва удалось выхватить шпагу из ножен, чтобы парировать его мгновенный выпад. Моего противника не должно быть в живых, его убили в Брумене, накануне нашей несостоявшейся дуэли, в тот самый вечер, когда мне самому едва удалось остаться в живых. Не должно, но тем не менее, вот он, здесь, атакуя яростно и изобретательно. С такой быстротой, что, случись наша дуэль тогда, мне прежнему ни за что бы ее не пережить.
Этот вдруг воскресший мертвец не давал ни секунды передышки, нападая снова и снова, и я никак не мог достать его хотя бы самым кончиком шпаги. Мы кружились, звон стоял такой, что, казалось, еще немного, и он сольется в единый громкий и протяжный звук. И я отчетливо понимал — пройдут какие-то мгновения, и мне уже не удастся сдержать его бешенный напор.
Все закончилось также внезапно, как и началось.
— Браво, Даниэль! — раздался за спиной голос Терезы. — И еще раз браво! Это было потрясающее зрелище.
Я тряхнул головой, завидев, что моего противника больше нет. Он просто исчез, растворился, как будто его никогда и не было. Все еще не веря в происходящее, оглянулся по сторонам. Тереза никуда не делась, все также изображая бурные аплодисменты.
— Даниэль, в ожидании меня, вы решили развлечься? Я опоздала, и корила себя, честное слово. Но как вы двигались! Порой мне казалось, что даже не касались земли. Нисколько не сомневаюсь, будь перед вами любой соперник, вы победили бы его легко.
Слушая Терезу, я продолжал озираться по сторонам. Сар Кагласа нигде не было видно, впрочем, как брошенного им на землю плаща.
— Мой брат, Гильмор, тоже частенько дерется с воображаемыми соперниками. Он называет это боем с самим собой. Но в сравнении с вами — он увалень, так ему и скажу.
Последние слова ударили по голове так, что она едва не дёрнулась. Ведь их нельзя было трактовать иначе, что мой противник тоже существовал только в моем воображении. И еще становилось понятно — почему никто сюда не прибежал на яростный звон клинков. Да потому что их не было, Даниэль! Здесь вообще никого не было кроме тебя!
— Что с вами, Даниэль?! У вас такой взгляд! Вы все еще на меня сердитесь? Клянусь, искуплю свою вину всем, чем только смогу. Что же вы молчите?
— Нисколько не сержусь, Тереза, совсем не сержусь. И очень-очень рад, что вы все-таки пришли, — «Чтобы избавить меня от того, что нельзя назвать по-другому, как очередное помутнение рассудка».
Мой поединок, как выяснилось — с пустотой, тенью, вымотал настолько, что мелко подрагивали руки, ноги, и всё не хватало воздуха отдышаться. И еще я чувствовал, что насквозь промок от пота. Не самое подходящее состояние для свидания с дамой, с которой тебе предстоит провести ночь. Теперь уже точно, вне всяких сомнений, чтобы не остаться в одиночестве, когда мысли о твоем возможном безумстве будут преследовать тебя, не отставая ни на шаг. Бренди тут точно не помощник, Клаус по-прежнему где-то отсутствовал, а выйти в город нельзя из-за опасения, что приступ повторится. И не покажутся ли мне тогда врагами празднующие люди, и я начну убивать их одного за другим. Пока не убьют меня самого. Или не скрутят, чтобы затем прийти в себя и осознать весь ужас того, что содеял.
«Наверное, мне стоит расстаться и с Терезой. Ведь может пострадать и она».
— Знаете, Тереза, — начал я, лихорадочно придумывая причину для того чтобы оставить ее одну. И выпалил первое, что пришло в голову, — что-то мне совсем нехорошо.