М-да. А вообще парню не позавидуешь. Ладно бы еще нога. Кочевники, считай, все время проводят в седле. Но рука. Да еще и правая. Вот уж инвалид так инвалид. У половцев с медициной откровенно плохо. Переломы, само собой, случаются, и зачастую это приводит к инвалидности, что в их среде равносильно приговору. Никогда увечному не подняться в их иерархии.

– Теракопа, можно мне посмотреть его? – поинтересовался Михаил.

– Ты лекарь?

– Я умею лечить некоторые раны и увечья, – уклончиво ответил Михаил.

– Сейчас придет наш знахарь, он и посмотрит.

Вскоре и впрямь появился мужичок средних лет. Поглядел так и эдак. Помял руку, определяя степень повреждений. От Михаила не скрылось то, насколько он все делает грубо и неумело. К тому же от боли парень непроизвольно дергался, чем усугублял положение. Ну что тут сказать, коновал.

– Теракопа, он сделает его увечным, – вдруг проникшись состраданием к парню, произнес Михаил.

Впрочем, вело его далеко не только оно. Он все еще продолжал зарабатывать очки в глазах кочевников. Кто знает, быть может, когда-нибудь вот этот молодчик будет пускать стрелы в Михаила вот этой самой рукой. Но сейчас он может сослужить службу. Так отчего бы не воспользоваться ситуацией.

– Ты можешь помочь?

– Я сделаю это гораздо лучше вашего знахаря.

Куренной подошел к знахарю и поинтересовался его прогнозом. Тот оказался неутешительным. У него никак не получалось сложить кость обратно. Когда он, казалось, уже был близок к цели, сам же раненый неизменно все портил, дергаясь от боли и только усугубляя положение.

Михаил склонялся к мысли, что знахарю попросту не хватает квалификации. Не было у него нормального учителя. Что-то он почерпнул от наставника, до чего-то дошел сам, но в его обучении слабо учитывался опыт прошлых поколений, что имело место в Царьграде. Пока имело место.

Михаил подступился к раненому. Ощупал руку, не обращая внимания на состояние воина и полностью сосредоточившись на пальпации. Удовлетворенно кивнул. Потребовал отрез полотна и ровные рейки. Получив потребное, ободряюще улыбнулся бедолаге и без затей врезал ему ребром кулака в лоб, отправляя парня в нирвану.

Долго беспамятство не продлится. Игнорируя возмущенные крики и увещевания присутствующих Теракопой, Романов сосредоточился на составлении плечевой кости. Действовал он четко, решительно и где-то даже грубо. Но рассусоливать времени нет. Обезболивающие отсутствуют, отключка будет недолгой, перелом достаточно сложный. Но все же он успел управиться еще до того, как раненый пришел в себя.

После этого Михаил подошел к знахарю, чтобы переговорить. Вот уж чего не хотелось, так это оставлять за спиной обиженного лекаря. Они всегда и во все времена пользовались уважением, а к их мнению прислушивались. Так уж устроен мир. Никто не застрахован от различных болячек, и хорошее расположение со стороны врача никогда не будет лишним.

Романов объяснил знахарю. В чем именно он ошибся и как нужно было действовать. Рассказал, как следует лечить переломы и как пойдет процесс заживления у конкретного больного. В результате он сумел-таки подластиться к нему, и два последующих дня они частенько проводили вместе. Навестили других больных. Чему-то научился и Михаил, узнав кое-что новое о некоторых лечебных полевых травах.

А еще днем позже хан наконец объявил свое решение. Он готов заключить договор с Романовым на обозначенных условиях. Что не могло не радовать. Дело оставалось за малым. Теперь нужно было технично свалить от императора и добраться до своего нового дома.

– Михаил, нравится ли тебе моя дочь?

Они с Теракопой завтракали в его шатре. Вчера хан объявил свою волю. Сегодня Романову предстояла дальняя дорога к Славутичу, где его уже заждались пограничники. В путь решено было двинуться с рассветом. А до того неплохо бы плотно поесть.

А ведь куренной спрашивает не просто так, а с намерением. Тут двух мнений быть не может. Как и в том, что отрицательный ответ попросту не подразумевается. И что теперь? Жениться? Хм. А почему бы и нет. Любимая дочь главы рода, чья территория граничит с будущими владениями Романова. Выгодная партия. К тому же она и впрямь красива. А что касается… Ничего, приучит ее к регулярным омовениям. Это мелочи.

– Твоя дочь красива, как луна. Как она может не нравиться, – ответил Михаил.

– А готов ли ты взять ее в жены? – гнул свое Теракопа.

– Об этом любой мужчина может только мечтать.

– Так отчего же тогда ты об этом молчишь?

– Не думаю, что простой воин достоин чести даже думать о том, чтобы стать мужем твоей дочери, Теракопа.

– Моей воле подвластна тысяча воинов. Но я как был простым воином, так им и остался. Так чьей же женой быть моей дочери, если не воина.

– Значит, если я попрошу тебя отдать ее за меня, ты не будешь против?

– Я подумаю, – с самым серьезным видом кивнул куренной, и на этом беседа завершилась.

Подумает он. Тут впору думать Михаилу о калыме. И кстати, неплохо бы разузнать по этому поводу все поподробнее. Чтобы не попасть впросак. Ну надо же. На подобный успех он не мог даже надеяться. Если он женится на Алие, то о безопасности со стороны половцев можно практически не беспокоиться. Во всяком случае, орда Белашкана его не тронет точно. А это уже великое дело.





Глава 9

Возвращение




Ох и не нравилось же ему это. Не успел вернуться, как его вызвали пред ясны очи императора. Именно императора. Коронация прошла буквально пару недель назад. Не сдержал Комнин своего же обещания – надеть царственный венец только после освобождения Малой Азии.

Впрочем, большую часть житницы империи он все же освободил. Под властью турок все еще оставалась лишь треть захваченных у ромеев территорий. Сельджуки быстро сообразили, что распри идут им во вред, и на время забыли о них. Правда, к тому моменту, когда они все же сумели собраться в кулак, потери составили уже половину территорий.

В решительном сражении у Анкиры[9] Комнин нанес сокрушительное поражение туркам. Казалось, им долго не оправиться после такого удара. Но сельджуки сумели удивить, вновь собрав свои силы в кулак. Немалую роль в этом сыграло то, что за долгие годы в восточной Малой Азии успело вырасти целое поколение, которое считало эту землю своей. А потому сражались они за родину.


Кстати, новые зажигательные стрелы не стали супероружием. Они наносили существенный вред. Но турки быстро научились если не противостоять, то бороться с этой напастью. К примеру, они использовали пологи из парусины и тонкого войлока, поднимая их на шестах. Как результат, скорость стрел гасилась не так резко, и керамика не разбивалась. Знамо дело, какая-то часть срабатывала должным образом, но при этом практически не наносила вреда воинам. Мало того, некоторые стрелы возвращались обратно к ромеям, пущенные уже турецкими луками.

Но как бы то ни было, второе большое сражение также осталось за Алексеем. Более того, он сумел освободить еще какую-то часть земель Византии. Но все же был вынужден остановиться и начать закрепляться на новых рубежах. Война, поначалу казавшаяся легкой прогулкой, превратилась в серьезное противостояние.

Понимая, что долгий конфликт ему не выгоден, Алексей выступил с мирной инициативой. Михаил подозревал, что император еще и золотого тельца заслал в стан противника. Кому-то пообещал поддержку и дальнейшее финансирование. В любом случае турки пошли на мирные переговоры, и мир был заключен. Причем на выгодных для ромеев условиях.

Ни капли сомнений, что без сильного лидера, способного сплотить турок, их ожидает новый виток междоусобицы. Ромеи уже давно поднаторели в старом принципе – разделяй и властвуй. А там останется немного обождать, пока ржа внутренней борьбы еще больше истощит силы турок. А Алексей ждать умел. Тем более что опять назрели противоречия с норманнами. Напасть не столь серьезная, как сельджуки, но все же неприятная.

Так или иначе, но Алексей добился своего. Урожай из малоазиатских провинций хлынул на рынки и в пекарни Константинополя. Цены на продовольствие не рухнули, но заметно понизились. По столице поползли пересуды, мол, без императора государству никак нельзя. А тут такой замечательный кандидат, который носом водит. На трон его! Нечего лениться! Пусть правит! Под давлением воли народа Комнин был вынужден взвалить на себя бремя власти. Древние как мир политтехнологии в действии.

Все это понятно и вполне ожидаемо. Но к чему ему понадобился Михаил. Алексей ведь обещал не задействовать пограничников. Да и войны уже нет. Или он решил-таки использовать их возможности для коротких жалящих ударов? Вообще-то сотня даже серьезно подготовленных воинов это всего лишь сотня воинов, и картину кардинально они не изменят.

Или императору стало известно о телодвижениях Романова на Руси? А вот это крайне нежелательно. Потому как может быть больно. Очень больно. Конечно, Переяславль далеко. Но это ведь не значит, что он недосягаем и нет обмена информацией. У ромеев везде есть свои уши. Михаил не сомневался, что даже в станах половцев. Словом, могли Алексею доложить о делишках Михаила. Могли.

– Здравствуй, государь, – отвешивая долженствующий поклон, приветствовал он Комнина.

Тот факт, что император принимал его у себя в кабинете, был одновременно и хорошим и дурным знаком. С одной стороны, Романов вроде как по-прежнему является доверенным лицом Комнина. С другой – могло статься так, что он готовит очередную бяку, не подлежащую разглашению, почетную обязанность выполнения которой собирался возложить на пограничников. Это у него запросто.

– А вот и ты, мой друг. Как же мне не хватало твоих пограничников.

– Государь, но ты сам…

– Брось. Это я просто брюзжу. Наверное, всему виной императорские пурпурные одежды, которые старят даже такого молодого и полного сил, как я.

Что это? Уж не старое, как мир, – «сейчас как вдарю новым сапогом, через пять минут сдохнешь». Ну что же, если ему так-то уж хочется бахвалиться…

– Государь, я не вижу более достойного этих одеяний и престола, чем ты. И так думаю далеко не только я один. Твои подданные сами умоляли тебя взвалить на себя ответственность за судьбу государства и ромейского народа. Это тяжкая ноша. И она не может пройти бесследно. И это именно она довлеет над тобой. Однако я знаю, что в тебе достанет и сил и мудрости, чтобы вести империю к процветанию, а людей к благосостоянию.

– Ого! Мой верный воин превратился в царедворца, – вздернул бровь Алексей.

– Кто? Я? Государь, да какой из меня царедворец. Щит, меч и верный конь, вот и все, что я могу делать более или менее хорошо.

– А как же речь? Я, между прочим, оценил.

– Я ее нагло подслушал, пока шел к тебе по коридорам Большого дворца. Какой-то вельможа репетировал. А память у меня хорошая, ты сам знаешь.

– Боишься, что оставлю при себе? – склонившись, заговорщицки поинтересовался Комнин.

– Боюсь, – не стал отнекиваться Михаил. – Меня же здесь уже через месяц сожрут. Причем ты же уверишься в том, что я предатель, и велишь казнить. Меня не было в Константинополе четыре месяца, но я более чем уверен, что завистники все одно нашлись и решили влить тебе в уши яд. Так, на всякий случай. Чтобы у тебя и мысли не возникло благоволить мне. Задушить в зародыше всегда проще, чем управиться с окрепшим противником.

– И чей ты противник?

– Не знаю. Но уверен, что кто-то меня уже назначил своим.

Атаковать. Только атаковать. В интригах он не силен. Начнет играть по их правилам, и его непременно сожрут. Поэтому не стараться выпутаться, а ломиться вперед, ломать рисунок, рвать нити паутины. Может, это и ошибка. Но иначе ему все одно конец. Ведь и впрямь приберут на всякий случай, как бы чего не вышло.

– До меня дошли вести, что ты ходил на Русь, – вперив в Михаила внимательный взгляд, произнес император.

Так и есть. Борьба за место подле императора идет вовсю. Причем бьют, похоже, пока по площадям. Потому что его фигура никак не заслуживает особого внимания. Он никто и звать его никак. Ну, командует сотней хороших бойцов, несколько раз отличившихся под командованием Комнина. Так сколько у него тех воинов.

Сведения, скорее всего, почерпнуты от представителя императора в Киеве. Должен быть такой. Кем бы он ни был. Не может позволить себе Царьград не присматривать за русичами, которые уже не раз доказывали, что являются серьезным противником.

И что он мог вызнать? Вообще-то все доподлинно. То, что Всеволод велел не распространяться по этому поводу, ни о чем не говорит. Значит, нужно исходить из того, что императору известно о разрешении великого князя на строительство града. Самая лучшая ложь, в которой есть только толика лжи, а остальное правда.

– Разве ты мне запрещал идти на Русь, государь?

– Не запрещал. Но зачем ты туда ходил?

– Сначала я побывал в Тмутаракани, дабы разведать место для строительства будущего поселения. Место подобрал к югу от Корчева. Недалеко, но уже за пределами их земель. Вода там не глубоко, всего-то восемь оргий[10]. И есть она там повсеместно, так что колодцы можно копать в каждом дворе. Тем более что были мы там в засушливое время. И как сказали нам в Корчеве, уровень в их колодцах на едва ли не самых низких отметках. Значит, суш нам не грозит. А где вода, там и жизнь.

– И как же ты так скоро сумел это разведать?

– Изготовил бур, чтобы делать в земле глубокие отверстия. При наличии сменных рабочих в не каменистом грунте я могу пробурить одну скважину глубиной в десять оргий за два дня.

– Покажи как, – вдруг загорелся Комнин, направляясь к столу.

Там были разложены листы бумаги, писчие принадлежности и конечно же неизменные навощенные таблички разных размеров. Михаил выбрал самый большой формат, чтобы было удобней чертить, и приступил к делу. При этом он, по обыкновению, слегка отстранился, словно управляя телом со стороны. Так у него все получалось много лучше не только в бою. А что до чертежей… Размеры выдерживались, точностью до миллиметра, прямые выходили как по линейке, окружности – будто у него в руках циркуль.

– Хм. И ведь ничего сложного. Эдакий большой коловорот. Ты просто срастил обычное сверло и архимедов винт, – рассматривая чертеж, произнес Комнин.

– Именно, государь. Получилось просто отлично. А еще. Таким способом можно искать нефть. Колодец копать долго, и на это потребуется много сил.

– Как это? Искать нефть в земле? Колодцы копаются там, где она выходит наружу.