– Все свидетельствует о том, что покушение на убийство было запланировано задолго. На то, чтобы приготовить кукол, должно было уйти немало времени, пляжи также, очевидно, выбраны не случайно, в том числе и то место, где нашли женщину. Ты сам сказал, из окон этого пляжа не видно. К тому же за ней нужно было долго следить. Этот парень отметил все ее передвижения и четко рассчитал время удара.

– И все-таки что-то пошло не так. Она жива, и, если нам повезет, расскажет, что случилось, – Линд явно цеплялся за последнюю надежду легко выпутаться из этой истории.

– Да, придется помолиться, чтобы так оно и было, – монотонно движущиеся щетки почти вводили в транс, и Никлас закрыл глаза. – Вспомни, есть еще две куклы, – добавил он.





* * *


Больница со своими многочисленными пристройками была похожа на огромное насекомое, телом которого был центральный корпус, построенный первым, а конечностями – остальные строения.

Полицейские зашли в приемный покой, и их сразу же направили в палату на втором этаже. На дверной табличке значилось: «Реанимационный пост». Никлас заметил пару вывернутых резиновых перчаток на металлическом столе и кровавые тряпки в мусорном ведре. Очевидно, смена выдалась не из простых.

– Ивар Бергстуен, – врач лет пятидесяти пожал руку Никласу и кивнул Линду. Очевидно, они уже были знакомы. – Сейчас она в реанимации. Но ее перевезут в Трумсё при первой возможности. Мы заказали самолет, ждем его в любую минуту.

– Она выживет? – Линд тяжело сглотнул.

– Как знать, – врач взглянул на компьютер, на котором, видимо, была открыта карта женщины. – Ей нужна операция, а у нас в этом вопросе мало или совсем нет опыта. Поэтому я не хочу делать прогнозы, но полагаю, нам всем очень повезет, если она выживет. У нее перелом костей черепа и большая кровопотеря. Ее били много и сильно.

– Вы что-то нашли? – Никлас кивком указал на компьютер, посчитав, что причина вызова зафиксирована в карте. Но врач встал и подошел к кушетке, на которой он осторожно развернул то, что когда-то было платьем. Сейчас оно было порезано и больше походило на флаг, потрепанный дождем и ветром.

– Посмотрите… это грудь. Конечно, мы немного отрезали, но вот это – не наша работа. – Врач засунул руку под платье так, что через разрезы была видна его рука. На материале четко виднелись пять вертикальных разрезов, четыре длиной около двадцати сантиметров, а последний – вполовину меньше.

– Удивительно. Пять разрезов друг рядом с другом. Судить вам, конечно, но, по-моему, естественно предположить, что преступник нанес бы более глубокие раны.

– Мы смотрели только на рану на голове, – Линд засунул палец в один из разрезов.

Никлас заметил, что на платье были следы запекшейся крови, а цвет воротника изменился.

– Боюсь, есть еще кое-что. Пройдемте в палату.

Врач проводил их в комнату в конце коридора, в палате сидела медсестра и следила за состоянием пациентки. Женщину помыли, и черты лица проступили яснее, хотя торчащие трубки изо рта и носа казались чужеродными.

– Эллен Стеен, – прошептал Линд.

– Двое наших сестер уверены в том же, – сказал врач, приоткрывая одеяло так, чтобы было видно только живот. Все верно, под левой грудью были видны пять длинных царапин. Они были неглубокими.

– Я видел много царапин и порезов, – врач укрыл пациентку одеялом. – Но таких – никогда.

– О чем это вы? – спросил Никлас, когда они вышли в коридор.

Врач вздохнул, похоже, ему нелегко было признаться:

– Не хочу сбивать вас с правильного пути, но мне кажется, что это царапины от когтей зверя.





Глава 11

Будё




Рино почувствовал, как его охватывает беспокойство. Он со скоростью краба полз по пробкам в центре города и от нетерпения похлопывал ладонью по рулю. Он позвонил Ренате Оверлид и составил по ее указаниям примерный маршрут. А теперь не мог дождаться, когда сможет с ней поговорить. Ощущение, что он нашел какую-то зацепку, становилось все сильнее. Дело было в детях – да, именно в них. От мысли о том, что произошло с Иоакимом, в глазах заплясали красные дьяволята. После беседы с психологом сын стал замкнутым, казалось, он чего-то стыдился. Если его мать добьется своего, вместо настоящего Иоакима появится некое послушное и безликое существо.

У супермаркета «Рими» инспектор свернул налево. Быстро проглядев свои записи, Рино направился к типичному дому постройки семидесятых, который попытались освежить, перекрасив в розовый цвет. Представляя себе подросшую Барби, он позвонил в дверь. На пороге появилась женщина совсем не кукольной внешности, Рино усомнился, что она когда-то могла ей быть. В отличие от своего бывшего возлюбленного она выглядела ухоженной, но черты лица нельзя было назвать женственными.

– Вы из полиции? – Она протянула сухую руку с позвякивающими браслетами.

Ему показалось, он пожал руку скелету, и не только из-за слишком тонких пальцев, – само пожатие было слабым, как у тяжелобольного.

Ничто в доме не указывало на то, что здесь живет восьмилетний ребенок – то ли Рената была фанаткой порядка, то ли провела генеральную уборку перед его приездом.

– Кофе?

На столе стояли две чистые чашки и блюдо с печеньем, Рино не смог отказаться.

– Как я уже говорил по телефону, я хочу поговорить о Киме Олауссене, – сказал он, сделав осторожный глоток кофе.


– То, что с ним случилось, безусловно, ужасно, но я не могу понять, при чем тут я.

Она взяла печенье и внимательно изучила его перед тем, как откусить крошку, которая подошла бы для маленькой мышки. Во время разговора она старалась не смотреть Рино в глаза, и инспектор решил, что, возможно, дело в его обаянии. Уже не в первый раз женщины смущались в его присутствии.

– У вас с ним общий ребенок.

– А Томми-то тут при чем, черт возьми?

– Может быть ни при чем, а может быть, очень даже при чем.

На этот раз она решилась взглянуть ему в глаза.

– Расскажите о ваших отношениях с его отцом.

– С Кимом? Нет у нас никаких отношений. Прошлой осенью он принес подарок на день рождения, Рождество он пропустил.

– По какой причине?

Она приоткрыла рот и казалась несправедливо обиженной.

– Он никогда нами не интересовался.

– По его словам, вы велели ему отвалить.

– На то есть причина, – сказала она и скрестила руки на груди.

– Можно немного подробнее?

– Я ведь сказала, ему на нас плевать. Томми для него не существовал. Мысль, что он, как отец, несет ответственность за ребенка, ему даже в голову не приходила.

– Может быть, лучше поздно, чем никогда. Некоторым из нас довольно сложно свыкнуться с тем, что роль отца несет для нас, несчастных, также некоторые ограничения.

– Несчастных? Вы сказали – несчастных? – От смущения не осталось и следа.

Попытка оправдать отца ребенка спровоцировала бурную реакцию, как он и ожидал.

– Я знаю много чудесных отцов, которые вели себя абсолютно по-идиотски в первый год. Может, я ошибаюсь, но все-таки люди могут измениться.

На ее лице отразилось отвращение, как будто ее начинало тошнить только от мысли об отце ребенка.

– Ким не изменился. То, что произошло, ужасно, но все-таки подонок навсегда останется подонком.

– И у подонков есть право на жизнь.

– Томми заслуживает большего.

– Не вы одна так думаете.

– Это как?

Она взяла еще одно печенье. Возможно, ей очень хотелось сладкого или просто нужно было чем-то занять свои худощавые руки.

– Скажем так: мы подозреваем, что тот, кто напал на Кима, мстил за Томми.

Похоже, эта новость ее действительно взволновала. Она уставилась на блюдо с печеньем.

– Не понимаю.

– Вы с кем-то встречаетесь сейчас? У Томми есть кто-то, кого он может назвать отчимом?

– Нет.

– И никакого… друга нет?

– О чем вы?

Она резко встала и демонстративно повернулась к Рино спиной.

– Мы расследуем чрезвычайно серьезное преступление. Вопрос относится к делу, поэтому я попрошу вас ответить на него.

– Вы лезете ко мне в постель! – еле слышно проговорила она.

– Меня интересует, есть ли у вас друг, который общается с Томми, а не с кем вы спите.