– Адам…
– Почему она вообще это сделала? – Этот вопрос вырвался у меня сам собой, помимо воли.
– Депрессия творит с человеческим разумом странные вещи…
Я чувствовал, что отец не сводит с меня глаз.
– Она растерялась. Потеряла себя.
– Тебе надо было как-то ей помочь.
– Я пытался, – произнес он, и это остановило меня. – Бо́льшую часть того года она посещала психотерапевта, и толк вроде был. Он говорил мне, что у нее намечается улучшение. Улучшение, сказал он, а всего через неделю после этих слов она спустила курок!
– Я и понятия не имел…
– И не должен был. Ни один ребенок не должен знать такое о собственной матери. Знать, что даже простая попытка выдавить из себя улыбку требовала от нее напряжения всех ее сил. – Отец с отвращением махнул рукой. – Вот потому-то я никогда и не пытался отвести тебя к какому-нибудь мозгоправу. – Он вздохнул. – Ты никогда не был размазней. Я думал, ты справишься.
– Справлюсь? Ты серьезно? Она проделала это прямо у меня на глазах! Ты оставил меня там, в доме!
– Кто-то же должен был поехать с телом.
– Я соскребал ее мозги со стены.
Отец выглядел потрясенным.
– Так это был ты?
– Мне было всего восемь лет!
Он словно вновь отдалился от меня.
– Это было непростое время…
– Почему она была в такой депрессии? Она всю мою жизнь была счастлива! Я помню. Всегда была веселой и жизнерадостной, а потом внутри у нее вдруг словно что-то умерло. Я хочу знать, почему.
Отец заглянул в расщелину, и я понял, что никогда не видел у него на лице такой тоски.
– Забудь про это, сынок. Ничего хорошего сейчас из этого все равно не выйдет.
– Папа…
– Просто оставь ее покоиться с миром, Адам. Что сейчас важно – это мы с тобой.
Я прикрыл глаза, а когда открыл их, то обнаружил отца стоящим рядом со мной. Он опять положил руки мне на плечи, как тогда у себя в кабинете.
– Я дал тебе имя Адам, потому что сердце мое просто переполняла любовь, потому что я был настолько горд в тот день, когда ты родился, как, наверное, был горд сам Господь наш, увидев творение свое! Ты – это все, что у меня осталось от твоей матери, и ты мой сын. Ты всегда будешь моим сыном.
Я заглянул старику в глаза и все-таки нашел в своем сердце твердый уголок, пусть он и едва не разорвал мне душу на части.
– Господь вышвырнул Адама вон, – произнес я. – Адам никогда не вернулся в тот райский сад.
А потом повернулся и сел в пикап отца. Посмотрел на него через открытое окно. И спросил:
– Ты вроде предлагал выпить?
Глава 13
Мы пили бурбон в отцовском кабинете, Долф с отцом – с водой и сахаром, я – чистый. Несмотря на все, что произошло, никто не знал, что сказать. Все это оказалось уж слишком. Грейс, Дэнни, бурные пертурбации моего возвращения… Зло, казалось, таилось в каждом углу, и говорили мы мало, словно все знали, что от этого станет только хуже. Будто некая зараза висела в самом воздухе, и даже Джейми, который присоединился к нам через десять минут после того, как бурбон был разлит по стаканам, недовольно повел носом, словно учуяв ее.
Тщательно все обдумав, я передал им слова Робин про Грейс. Мне пришлось повторить.
– Ее не изнасиловали, – произнес я еще раз, после чего объяснил, в чем была суть уловки Грэнтэма.
Мои слова упали в комнату достаточно весомо, чтобы выбить из-под нас пол. Стакан моего отца разлетелся вдребезги в камине. Долф закрыл лицо руками. Джейми словно задеревенел.
А потом я рассказал им про записку.
– «Скажи старику, чтоб продавал».
Это вытянуло из комнаты весь воздух.
– Это уже становится невыносимым, – произнес отец, понемногу распаляясь. – Всё это! До последней, на хрен, мелочи! Да что, черт побери, тут творится?
Ответов не было – пока не было, – и в тягостной тишине я отнес свой стакан к буфету за добавкой. Налил на два пальца и похлопал Джейми по плечу.
– Ты-то как, Джейми?
– Плесни-ка мне тоже, – попросил он.
Я наполнил его стакан и почти вернулся к своему креслу, когда в дверях появилась Мириам.
– Здесь Робин Александер, – объявила она. – Она хочет поговорить с Адамом.
Опять подал голос мой отец:
– Черт, я тоже не прочь с ней поговорить! – В его голосе ощутимо звучал гневный металл.
– Она хочет поговорить с ним на улице. Говорит, что это полицейский вопрос.
Робин мы нашли во дворе. Она была явно не рада видеть нас всем скопом. Некогда она была частью этой семьи во всех важных смыслах этого слова.
– Робин… – Я остановился на краю крыльца.
– Можно говорить с тобой с глазу на глаз? – спросила она.
Прежде чем я успел хоть что-то сказать, встрял мой отец:
– Все, что хочешь сказать Адаму, ты можешь сказать при нас! И на сей раз я буду очень благодарен за правду.
Робин поняла, что я уже все им рассказал, – это было ясно по тому, как она рассматривала всю нашу группу, словно оценивая возможную угрозу.
– Было бы проще, если б мы пообщались только вдвоем.
– Где Грэнтэм? – спросил я.
Она махнула в сторону машины, и я различил внутри мужской силуэт.
– Я подумала, будет лучше, если выйду только я.
Отец шагнул мимо меня на траву, башней навис над Робин.
– Все, что у тебя есть сказать насчет Грейс Шеперд или событий, случившихся на моей территории, ты можешь, клянусь богом, сказать в моем присутствии! Я сто лет тебя знаю и не побоюсь сказать, насколько я в тебе разочарован. Твоим родителям должно быть стыдно за тебя!
Она обвела его холодным взглядом и даже не поморщилась.
– Моих родителей уже некоторое время нет в живых, мистер Чейз.
– Можешь с равным успехом сказать все это прямо здесь, – вмешался я.
Никто не двинулся и не заговорил. Я довольно хорошо представлял, о чем она собирается спросить.
Тут хлопнула дверца машины, и за плечом у Робин возник Грэнтэм.
– Всё, хорошего понемножку, – объявил он. – Пообщаемся в отделе.
– Я арестован? – спросил я.
– Я готов пойти и на такой шаг, – ответил Грэнтэм.
– На каком основании? – требовательным тоном поинтересовался Долф, и мой отец поднял руку, вынуждая его умолкнуть.
– Да что тут, черт побери, происходит? – вопросил он.
– Ваш сын соврал мне, мистер Чейз. А я не выношу ни вранья, ни врунов. Вот насчет этого я и собираюсь с ним побеседовать.
– Да ладно, Адам, – примирительно произнесла Робин. – Давай съездим в отдел. Всего несколько вопросов. Просто возникло несколько нестыковок. Это не займет много времени.
Я уже не обращал внимания ни на кого вокруг. Ни на Грэнтэма, ни на отца. Наше с Робин взаимное общение подходило к концу, и она тоже это поняла.
– Это принципиально, – сказал я. – Прямо здесь.