— Ах, комиссар, тут бывали удивительные истории. Не далее как сегодня утром Филип напомнил мне известный случай, когда французский посол на пари ухитрился провести к себе артистку кабаре, переодев ее служанкой.
— Теперь такого быть не может, — заверил ее Сингх, решив непременно рассказать об этом парням из Скотленд-Ярда.
— Что ж, тем лучше.
Королева понимала: следовало бы сообщить ему обо всем, что Рози узнала от Мередит Гостелоу и Маши Перовской, но ведь Рози обеим поклялась молчать. Не самое мудрое решение. Никогда не знаешь, что нужно будет сказать или сделать. Но если сейчас рассказать обо всем мистеру Сингху, придется упомянуть и о Рози — а значит, и о себе самой — чего, разумеется, никак нельзя допустить. Возможно, комиссар сам все выяснит — хватит с него намека на шашни гостей и слуг. Пока же она решила довольствоваться его уверением в том, что такого никак не могло быть.
— Есть ли новости из посольства?
— Мэм?
— О семье Бродского? Тело уже забрали?
Сингх примолк. Пока что его никто об этом не спрашивал.
— Нет, мэм. Думаю, оно все еще в морге. Если угодно, я уточню.
— Да, пожалуйста. Будьте так добры. И скажите мне вот что: как вам новые защитные жилеты?
Синг моментально сменил тему и принялся рассказывать о новой форме, которую выдали его сотрудникам, о чем королева была на удивление хорошо информирована. Она вникает абсолютно во все, подумал он. Точь-в-точь как его прабабушка Нани Сада, которую Сингх боялся пуще миссис Уинклес с ее обшитым панелями кабинетом. Но, по крайней мере, теперь он доложит Гэвину, что королева очень довольна ходом расследования.
Глава 14
Дом был длинный, не очень высокий — четыре этажа, бурый кирпич, такого же цвета балконы, современные окна с листовыми стеклами. Наверное, построили в шестидесятые, предположила Рози, хотя и не разбиралась в архитектуре. Взгляд притягивало не здание, а вид, который открывался отсюда: дом стоял неподалеку от Темзы, и за деревьями маячила громада электростанции “Баттерси”.
Рози приехала в Пимлико, где обитали многие члены парламента: роскошные особняки соседствовали здесь с послевоенной застройкой — вот как этот жилой дом. Отсюда до Букингемского дворца около получаса пешком, прикинула Рози. Неплохая прогулка, тем более солнечным утром. Да и возвращаться сюда приятно, учитывая, какой тут вид.
Она вытащила с заднего сиденья плетеную корзину с крышкой, на которой чернели буквы F&M, Fortnum & Mason, и наконец перевела дух: пока добралась сюда с Пикадилли по утренним пробкам, зная, что сегодня нужно успеть в два места и к трем часам вернуться на работу, вся испереживалась. “Выходной день” в личной канцелярии королевы длится всего полдня, и опаздывать недопустимо. Рози закрыла дверь “мини” коленом, заперла на ключ, висевший на брелоке, и направилась с корзиной к ближайшему подъезду.
Дверь пятой квартиры открыл небритый мужчина: волосы с проседью, мешковатые спортивные шорты, потная футболка, на шее полотенце. Рози позвонила трижды, прежде чем он услышал ее. До чего же быстро он опустился, ужаснулась Рози, но потом сообразила, что он всего-навсего занимался спортом. И это радовало.
— Мистер Робертсон?
— Да. — Он не сводил глаз с корзины, такой огромной, что еле влезла на заднее сиденье “мини”; здесь, в узком общем коридоре с лампами дневного света, лупящейся краской и отсутствующими кое-где фрагментами ковровой плитки она выглядела неуместно.
— Я из личной канцелярии. — Он поймет, чьей именно. — Это вам.
— Что? — Он вытер щеку полотенцем. — Заходите.
Она проследовала за ним по маленькому коридору — неожиданно аккуратному, несмотря на два шоссейных велосипеда, вешалку, полку с беговыми кроссовками и фотографии в рамке. Коридорчик привел на кухню — вполовину меньше той, что у Мередит Гостелоу на Вестбурн-гроув, зато из окна можно было без помех любоваться легендарными трубами недействующей электростанции. Повсюду на кухне блестели белые и стальные поверхности.
— Будете что-нибудь? — спросил он.
— Нет, спасибо. Я на минутку.
Она поставила корзину на стол у раковины и улыбнулась слуге королевы.
— Меня зовут Рози. Я… канцелярия передала вам эту корзину в знак того, что мы понимаем, каково вам сейчас. Еще я обязана подчеркнуть, что это от канцелярии. Не от Ее величества лично.
Леди Кэролайн, передавая ей поручение королевы, отдельно упомянула об этом. И предупредила, что ни в коем случае нельзя извиняться. Неправильно просить прощения за то, что государственные органы, в данном случае служба безопасности, выполняют свою работу. Это лицемерие.
Сэнди Робертсон снова озадаченно потер щеку.
— Вот как, обязаны подчеркнуть? — повторил он. Голос у него был грудной, с жестким шотландским выговором, очень приятный. Рози представила, как Робертсон подает боссу коктейль, выдвигает перед ней кресло, заботится о том, чтобы у нее было все, чего она пожелает. С таким, как он, наверняка чувствуешь себя легко. — Что ж, давайте посмотрим.
Он расстегнул ремешки и поднял крышку. Внутри лежали бутылки вина и виски, банки апельсинового джема, бледно-салатовые жестянки с песочным печеньем, чай, имбирное печенье. И открытка с акварельной белой камелией, без текста и подписи.
Сэнди пристально посмотрел на Рози, но та молчала; он перевел взгляд на корзину с провизией.
Дотронулся до баночки джема, взял жестянку с печеньем, рассмотрел и положил обратно. Прикоснулся указательным пальцем к открытке и вновь поглядел на Рози.
— Белая камелия — любимый цветок королевы-матери. Вы знали об этом?
Рози показалось, что в глазах его стоят слезы.
— Нет, не знала.
— Моя жена их тоже любила. Я обмолвился ей об этом один лишь раз семь лет назад, когда Мэри не стало.
— Ох… — Рози подсчитала в уме: королева-мать умерла в 2002-м; значит, Сэнди разговаривал не с ней.
— Один лишь раз, — повторил он, не убирая пальца с открытки. — Семь лет назад. Какая женщина.
Рози кашлянула.
— Как я уже говорила, наша канцелярия… Наверное, не стоило… Но мы…
— Поблагодарите ее от меня, — перебил он с шотландским выговором. — Непременно поблагодарите.
У Рози ком подступил к горлу. Она нехотя кивнула и сказала, что ей пора.
Визит к Адаму Дорси-Джонсу сложился немного иначе. На этот раз Рози направилась к югу от реки, в Стокуэлл, к длинному ряду перестроенных георгианских домов. Тут уже не было открыток с белой камелией, однако открывший Рози дверь мужчина в джинсах и зеленом шерстяном свитере точно так же воспринял ее уверения, будто королева не имеет к ее приходу ни малейшего отношения.
— Разумеется, не имеет, — сказал он. — Вы сами решили приехать, по доброте душевной.
— Можно сказать и так.
— Что ж, спасибо вам большое, помощница личного секретаря, которую я вижу впервые.
— Пожалуйста.
— Вы очень щедры.
Рози подавила улыбку.
Он поставил корзинку на журнальный столик в ломившейся от предметов искусства гостиной и сказал:
— Вы же не думаете, что, раз мой парень бывал в Санкт-Петербурге, значит, я русский шпион?
— Об этом не мне судить, — спокойно ответила Рози.
— И все же… вы привезли корзину.
— Это… от канцелярии.
Тут он усадил ее и рассказал, как два года под его руководством оцифровывали архивы. С воодушевлением вспомнил, как нашел давно утраченные документы короля Георга II, как засиживался до ночи, чтобы успеть в отведенные сроки, как две недели назад пропустил вечеринку по случаю дня рождения своего парня, потому что уехал в Виндзор за сведениями, необходимыми, чтобы завершить работу и отчитаться перед высокопоставленными гостями.
— И мне даже не сказали, в чем меня подозревают, — сокрушался он. — Но по вопросам я догадался, что меня считают агентом не то КГБ, не то ФСБ. Они, похоже, думают, что тот, кто любит русскую литературу, обожает и российское правительство. А ведь я писал диссертацию по Солженицыну. Если хотите знать, через какие мытарства проходили люди, прочитайте “Раковый корпус”. Галерея Джейми специализируется на русской живописи начала двадцатого века, когда Россия задавала тон в абстрактной живописи и авангарде. Революционеры все это ненавидели. Они казнили или выслали из страны практически всех художников, а тем, кто остался, не давали житья. И как после такого любить российское государство? Впрочем, кто знает.
— Все образуется, — заверила Рози, хотя и знала, что не имеет права его обнадеживать. Через двадцать лет, подумала она, историки упомянут обо мне разве что вскользь: наивная статисточка из дворца, которая пожалела шпиона. Но она видела, как ему обидно, что его столь бесцеремонно выгнали, и засомневалась: так ли уж он опасен? — Мне очень жаль, — добавила она.
Адам взглянул на Рози.
— Я верю, что вам правда жаль.
По пути домой, в мертвой пробке на Кромвель-роуд она слушала “Радио 4”. В дневных новостях рассказывали о новых впечатлениях герцога и герцогини Кембриджских об Индии. Рози не верилось, что через пару недель она встретится с ними в замке и, возможно, узнает обо всем из первых уст.
Также в новостях передали, что от передозировки кокаина скончались два аналитика из Сити. Журналистка взволнованно сообщила: “Похоже, клубный наркотик, которым балуются в Сити, превратился в серьезную угрозу. Получается, наркоманы из среднего класса спонсируют торговлю смертельным товаром, от которого массово гибнут жители Южной Америки”.
Дальше Рози не слушала. Журналистка назвала имена жертв: некий Хавьер, тридцати семи лет, сотрудник “Ситибанка”, и двадцатисемилетняя Рейчел Стайлз из небольшой инвестиционной компании “Золотое будущее”.
Имя Рейчел Стайлз и название “Золотое будущее” были знакомы Рози: она видела их в списках гостей, которые ночевали в замке после приема. Тех самых списках, которые дворцовый эконом составил для полиции и которые запросила королева. Рози сразу запомнила это название: очень уж многообещающее.
И вот двадцатисемилетней девушки не стало.
Часть третья
Пояс и путь
Глава 15
— Русский тут ни при чем, — заверил вечером сэр Саймон королеву после того, как Рози сообщила ей о смерти девушки. — Старший инспектор Стронг узнал у детективов из Шепердс-Буш, где и умерла доктор Стайлз, что она страдала от алкоголизма.
— Теперь такого быть не может, — заверил ее Сингх, решив непременно рассказать об этом парням из Скотленд-Ярда.
— Что ж, тем лучше.
Королева понимала: следовало бы сообщить ему обо всем, что Рози узнала от Мередит Гостелоу и Маши Перовской, но ведь Рози обеим поклялась молчать. Не самое мудрое решение. Никогда не знаешь, что нужно будет сказать или сделать. Но если сейчас рассказать обо всем мистеру Сингху, придется упомянуть и о Рози — а значит, и о себе самой — чего, разумеется, никак нельзя допустить. Возможно, комиссар сам все выяснит — хватит с него намека на шашни гостей и слуг. Пока же она решила довольствоваться его уверением в том, что такого никак не могло быть.
— Есть ли новости из посольства?
— Мэм?
— О семье Бродского? Тело уже забрали?
Сингх примолк. Пока что его никто об этом не спрашивал.
— Нет, мэм. Думаю, оно все еще в морге. Если угодно, я уточню.
— Да, пожалуйста. Будьте так добры. И скажите мне вот что: как вам новые защитные жилеты?
Синг моментально сменил тему и принялся рассказывать о новой форме, которую выдали его сотрудникам, о чем королева была на удивление хорошо информирована. Она вникает абсолютно во все, подумал он. Точь-в-точь как его прабабушка Нани Сада, которую Сингх боялся пуще миссис Уинклес с ее обшитым панелями кабинетом. Но, по крайней мере, теперь он доложит Гэвину, что королева очень довольна ходом расследования.
Глава 14
Дом был длинный, не очень высокий — четыре этажа, бурый кирпич, такого же цвета балконы, современные окна с листовыми стеклами. Наверное, построили в шестидесятые, предположила Рози, хотя и не разбиралась в архитектуре. Взгляд притягивало не здание, а вид, который открывался отсюда: дом стоял неподалеку от Темзы, и за деревьями маячила громада электростанции “Баттерси”.
Рози приехала в Пимлико, где обитали многие члены парламента: роскошные особняки соседствовали здесь с послевоенной застройкой — вот как этот жилой дом. Отсюда до Букингемского дворца около получаса пешком, прикинула Рози. Неплохая прогулка, тем более солнечным утром. Да и возвращаться сюда приятно, учитывая, какой тут вид.
Она вытащила с заднего сиденья плетеную корзину с крышкой, на которой чернели буквы F&M, Fortnum & Mason, и наконец перевела дух: пока добралась сюда с Пикадилли по утренним пробкам, зная, что сегодня нужно успеть в два места и к трем часам вернуться на работу, вся испереживалась. “Выходной день” в личной канцелярии королевы длится всего полдня, и опаздывать недопустимо. Рози закрыла дверь “мини” коленом, заперла на ключ, висевший на брелоке, и направилась с корзиной к ближайшему подъезду.
Дверь пятой квартиры открыл небритый мужчина: волосы с проседью, мешковатые спортивные шорты, потная футболка, на шее полотенце. Рози позвонила трижды, прежде чем он услышал ее. До чего же быстро он опустился, ужаснулась Рози, но потом сообразила, что он всего-навсего занимался спортом. И это радовало.
— Мистер Робертсон?
— Да. — Он не сводил глаз с корзины, такой огромной, что еле влезла на заднее сиденье “мини”; здесь, в узком общем коридоре с лампами дневного света, лупящейся краской и отсутствующими кое-где фрагментами ковровой плитки она выглядела неуместно.
— Я из личной канцелярии. — Он поймет, чьей именно. — Это вам.
— Что? — Он вытер щеку полотенцем. — Заходите.
Она проследовала за ним по маленькому коридору — неожиданно аккуратному, несмотря на два шоссейных велосипеда, вешалку, полку с беговыми кроссовками и фотографии в рамке. Коридорчик привел на кухню — вполовину меньше той, что у Мередит Гостелоу на Вестбурн-гроув, зато из окна можно было без помех любоваться легендарными трубами недействующей электростанции. Повсюду на кухне блестели белые и стальные поверхности.
— Будете что-нибудь? — спросил он.
— Нет, спасибо. Я на минутку.
Она поставила корзину на стол у раковины и улыбнулась слуге королевы.
— Меня зовут Рози. Я… канцелярия передала вам эту корзину в знак того, что мы понимаем, каково вам сейчас. Еще я обязана подчеркнуть, что это от канцелярии. Не от Ее величества лично.
Леди Кэролайн, передавая ей поручение королевы, отдельно упомянула об этом. И предупредила, что ни в коем случае нельзя извиняться. Неправильно просить прощения за то, что государственные органы, в данном случае служба безопасности, выполняют свою работу. Это лицемерие.
Сэнди Робертсон снова озадаченно потер щеку.
— Вот как, обязаны подчеркнуть? — повторил он. Голос у него был грудной, с жестким шотландским выговором, очень приятный. Рози представила, как Робертсон подает боссу коктейль, выдвигает перед ней кресло, заботится о том, чтобы у нее было все, чего она пожелает. С таким, как он, наверняка чувствуешь себя легко. — Что ж, давайте посмотрим.
Он расстегнул ремешки и поднял крышку. Внутри лежали бутылки вина и виски, банки апельсинового джема, бледно-салатовые жестянки с песочным печеньем, чай, имбирное печенье. И открытка с акварельной белой камелией, без текста и подписи.
Сэнди пристально посмотрел на Рози, но та молчала; он перевел взгляд на корзину с провизией.
Дотронулся до баночки джема, взял жестянку с печеньем, рассмотрел и положил обратно. Прикоснулся указательным пальцем к открытке и вновь поглядел на Рози.
— Белая камелия — любимый цветок королевы-матери. Вы знали об этом?
Рози показалось, что в глазах его стоят слезы.
— Нет, не знала.
— Моя жена их тоже любила. Я обмолвился ей об этом один лишь раз семь лет назад, когда Мэри не стало.
— Ох… — Рози подсчитала в уме: королева-мать умерла в 2002-м; значит, Сэнди разговаривал не с ней.
— Один лишь раз, — повторил он, не убирая пальца с открытки. — Семь лет назад. Какая женщина.
Рози кашлянула.
— Как я уже говорила, наша канцелярия… Наверное, не стоило… Но мы…
— Поблагодарите ее от меня, — перебил он с шотландским выговором. — Непременно поблагодарите.
У Рози ком подступил к горлу. Она нехотя кивнула и сказала, что ей пора.
Визит к Адаму Дорси-Джонсу сложился немного иначе. На этот раз Рози направилась к югу от реки, в Стокуэлл, к длинному ряду перестроенных георгианских домов. Тут уже не было открыток с белой камелией, однако открывший Рози дверь мужчина в джинсах и зеленом шерстяном свитере точно так же воспринял ее уверения, будто королева не имеет к ее приходу ни малейшего отношения.
— Разумеется, не имеет, — сказал он. — Вы сами решили приехать, по доброте душевной.
— Можно сказать и так.
— Что ж, спасибо вам большое, помощница личного секретаря, которую я вижу впервые.
— Пожалуйста.
— Вы очень щедры.
Рози подавила улыбку.
Он поставил корзинку на журнальный столик в ломившейся от предметов искусства гостиной и сказал:
— Вы же не думаете, что, раз мой парень бывал в Санкт-Петербурге, значит, я русский шпион?
— Об этом не мне судить, — спокойно ответила Рози.
— И все же… вы привезли корзину.
— Это… от канцелярии.
Тут он усадил ее и рассказал, как два года под его руководством оцифровывали архивы. С воодушевлением вспомнил, как нашел давно утраченные документы короля Георга II, как засиживался до ночи, чтобы успеть в отведенные сроки, как две недели назад пропустил вечеринку по случаю дня рождения своего парня, потому что уехал в Виндзор за сведениями, необходимыми, чтобы завершить работу и отчитаться перед высокопоставленными гостями.
— И мне даже не сказали, в чем меня подозревают, — сокрушался он. — Но по вопросам я догадался, что меня считают агентом не то КГБ, не то ФСБ. Они, похоже, думают, что тот, кто любит русскую литературу, обожает и российское правительство. А ведь я писал диссертацию по Солженицыну. Если хотите знать, через какие мытарства проходили люди, прочитайте “Раковый корпус”. Галерея Джейми специализируется на русской живописи начала двадцатого века, когда Россия задавала тон в абстрактной живописи и авангарде. Революционеры все это ненавидели. Они казнили или выслали из страны практически всех художников, а тем, кто остался, не давали житья. И как после такого любить российское государство? Впрочем, кто знает.
— Все образуется, — заверила Рози, хотя и знала, что не имеет права его обнадеживать. Через двадцать лет, подумала она, историки упомянут обо мне разве что вскользь: наивная статисточка из дворца, которая пожалела шпиона. Но она видела, как ему обидно, что его столь бесцеремонно выгнали, и засомневалась: так ли уж он опасен? — Мне очень жаль, — добавила она.
Адам взглянул на Рози.
— Я верю, что вам правда жаль.
По пути домой, в мертвой пробке на Кромвель-роуд она слушала “Радио 4”. В дневных новостях рассказывали о новых впечатлениях герцога и герцогини Кембриджских об Индии. Рози не верилось, что через пару недель она встретится с ними в замке и, возможно, узнает обо всем из первых уст.
Также в новостях передали, что от передозировки кокаина скончались два аналитика из Сити. Журналистка взволнованно сообщила: “Похоже, клубный наркотик, которым балуются в Сити, превратился в серьезную угрозу. Получается, наркоманы из среднего класса спонсируют торговлю смертельным товаром, от которого массово гибнут жители Южной Америки”.
Дальше Рози не слушала. Журналистка назвала имена жертв: некий Хавьер, тридцати семи лет, сотрудник “Ситибанка”, и двадцатисемилетняя Рейчел Стайлз из небольшой инвестиционной компании “Золотое будущее”.
Имя Рейчел Стайлз и название “Золотое будущее” были знакомы Рози: она видела их в списках гостей, которые ночевали в замке после приема. Тех самых списках, которые дворцовый эконом составил для полиции и которые запросила королева. Рози сразу запомнила это название: очень уж многообещающее.
И вот двадцатисемилетней девушки не стало.
Часть третья
Пояс и путь
Глава 15
— Русский тут ни при чем, — заверил вечером сэр Саймон королеву после того, как Рози сообщила ей о смерти девушки. — Старший инспектор Стронг узнал у детективов из Шепердс-Буш, где и умерла доктор Стайлз, что она страдала от алкоголизма.