Глава 11




На следующее утро за рабочее расписание королевы должен был отвечать сэр Саймон, но она попросила его связаться с секретариатом Кабинета министров по запутанному дипломатическому вопросу, имевшему отношение к султану Брунея, так что забирать коробки пришла Рози.

— Я слышала, вы вчера отсутствовали из-за болезни матери. — Королева подняла глаза на Рози. — Примите мое сочувствие.

— Благодарю вас, Ваше величество, моя мать совершенно здорова.

— Что ж, рада слышать.

— Я вчера весь день была занята в Лондоне. Возможно, вы захотите узнать подробности.

Королева пришла в восхищение. Значит, болезнь матери — только предлог! Она явно недооценила Рози. Это навело ее на мысль, и, прежде чем перейти к делу, королева сказала:

— Думаю, вам будет интересно познакомиться с одной из ваших предшественниц, Эйлин Джеггерд. Мне кажется, у вас с ней много общего.

— Я виделась с ней позавчера, мэм. Ее рекомендовала мне Кэти. Вы правы, у нас действительно много общего.

— Что ж, ясно.

Лицо босса озарила девически-озорная улыбка. Рози уже доводилось видеть эту улыбку, но сейчас впервые та была обращена именно к ней. У Рози потеплело на душе. На миг она даже забыла, о чем они говорили, но время поджимало, и Рози перешла к делу.

— Я пообщалась с дамой, с которой танцевал мистер Бродский, и выяснила, чем он занимался той ночью.

— Продолжайте.

Рози подробно пересказала разговоры с Мередит и Машей; о сексе упомянула лишь в общих чертах, однако заметила, что босса услышанное ничуть не шокировало — скорее удивило и позабавило.

— Очень любезно с их стороны, что они уделили вам время, — произнесла королева. — Как по-вашему, они говорили правду?

— Да, мэм. Я не специалист, но им ведь необязательно было все мне рассказывать. Мне кажется, им хотелось, чтобы вы знали правду. Мередит взяла с меня клятву молчать. Она просила, чтобы я никому не рассказывала, кроме вас.

— И вы дали ей слово?

— Да, мэм.

Королева нахмурилась.

— Это несколько усложняет дело.

— Простите, я не подумала…

— Пустяки, потом разберемся. Продолжайте.

— Я встретилась с балеринами после репетиции. Они уже рассказали полиции все, что знали, и добавить им было особенно нечего. Одна из них была знакома с Бродским — правда, не очень близко: они встречались на разных приемах. Опять же, я не специалист, но мне показалось, что они говорят правду. Обе очень переживают из-за его смерти.

— А о самом молодом человеке вам удалось узнать что-то новое? — поинтересовалась королева. — Помимо его страсти к танго?

Рози сделала, что могла. Ближе к вечеру она побывала в квартире в Ковент-Гардене, пообщалась с соседом Бродского, предварительно условившись о встрече по купленному кузеном мобильному. Квартира находилась на верхнем этаже дома над рестораном, неподалеку от Пьяццы[23]. Место роскошное: окна квартиры смотрят на оживленные улицы, ветер доносит музыку уличных исполнителей, болтовню театралов. Интерьер, правда, оказался самый обычный — белые стены, дешевая мебель с барахолок и из “Икеи”, повсюду разбросана одежда, коробки из-под пиццы, воняет потом. Ни намека на офшорные богатства и тайные банковские счета, подумала Рози.

Хозяину квартиры она сказала, что явилась по поручению российского посла (и за время их разговора даже вжилась в роль), чтобы выяснить, не осталось ли после мистера Бродского долгов — к примеру, за квартиру: посольство готово их выплатить и вообще помочь в трудную минуту Но хозяин, сосед Бродского, Виджай Куландайсвами, заверил ее, что за квартиру платит его фирма в Сити. И сейчас он подыскивает нового соседа, чтобы разделить дополнительные расходы, хотя и их не раз оплачивал самостоятельно. У Максима было туго с деньгами все то время, что они провели под одной крышей.

Рози удивилась.

— Насколько нам известно, он учился в дорогой частной школе.

Виджай рассмеялся.

— Я тоже. Там мы и познакомились. Это еще ни о чем не говорит. Кажется, учебу ему оплачивали. Но как только он окончил школу, помогать ему перестали. И вообще не показывались. Уж не знаю, кто был этот благодетель. Наверное, бывший начальник или коллега его отца. Максим не говорил. У меня сложилось впечатление, что он злится на этого человека, хотя и благодарен ему. Ему нравилось в Англии, он обожал музыку, но все равно тосковал по родине: здесь ему все было чужое, и он из-за этого очень переживал.

Виджай рассказал, что Максим мечтал стать писателем, пока же зарабатывал на жизнь музыкой: давал уроки игры на фортепиано, а заодно подрабатывал репетитором — натаскивал по математике и информатике детей богатых родителей. Он, как и вся теперешняя молодежь, много времени проводил в интернете.

О том, что Максим ведет блог, Виджай узнал уже от полицейских. Ни хакером, ни компьютерным гением Максим не был. Чтобы преподавать старшеклассникам информатику, этого и не требуется: программа до сих пор допотопная. У Виджая есть приятели в крупных айти-компаниях, они заверили его, что Максим даже близко не дотягивал до их уровня.

О России Максим особо не распространялся, разве что о Путине и его приспешниках. Он очень интересовался политикой. Еще в школе (Максим был на два класса младше Виджая) он регулярно рассказывал, как в Москве преследуют оппозиционеров, как убивают журналистов. Он составлял список погибших. В России опасно говорить правду, повторял он. “Если в лесу падает дерево, издает ли оно шум, если рядом нет никого, кто это услышит? А если журналист падает из окна… волнует ли это кого-нибудь?” Все это очень его расстраивало.

Тут Виджай вспомнил, что общается с сотрудницей посольства, и замкнулся в себе. Да и Рози вернулась к избранной роли.

— Быть может, нам стоит обратиться к кому-то еще? — спросила она. — Например, к его девушке. У него была девушка? Или еще кто-то, кому следует сообщить о случившемся несчастье?


Виджай пожал плечами. Девушки у Максима были, и немало, но постоянной — ни одной. За ним многие бегали, но он пару месяцев назад расстался с девушкой, с которой встречался довольно долго, и очень переживал, он вообще был парень хороший, серьезный, не из тех, кто очертя голову заводит новый роман.

— Знаете, я по нему скучаю, — признался Виджай. — Я… он был отличный сосед. Я скучаю по игре на фортепиано. По тому, как у нас все время кончалось арахисовое масло. По вечным звонкам девиц, с которыми он не хотел встречаться, и я вынужден был отвечать, что Максим занят. Он был должен мне сотен пять — за коммунальные услуги и прочее, но мне наплевать. Он все равно потом отдал бы. Да и какая разница. Он был… — Виджай глубоко вздохнул и продолжил печально: — Как я уже говорил, он был хороший парень. И никак не заслужил такую смерть. Он следил за собой и вообще казался здоровым. Я и не думал, что у него больное сердце.

И Рози поняла, что в ту ночь не стало человека, а не “фигуранта уголовного дела”. Она не знала, позволено ли представителям российского посольства обнимать кого-то, чтобы утешить, но решила, что в таких обстоятельствах — да.

Разговор с Виджаем Рози в общих чертах передала королеве.

— Я пыталась выяснить, не желал ли Бродскому смерти кто-то из бывших его знакомых или соотечественников, — пояснила она. — За исключением мистера Перовского. Но так ничего и не узнала. Быть может, я что-то упустила?

— Нет, — сказала королева. — Судя по тому, что вы рассказали, боюсь, Хамфрис прав и мотив скрывается где-то здесь.

— Сэр Саймон утром сообщил мне, что мистера Робертсона и мистера Дорси-Джонса отстранили от обязанностей и отправили под домашний арест. Наверное, им сейчас непросто. — Рози вспомнила разговор королевы с Генри Эвансом и то, как она отнеслась к гипотезе Хамфриса.

Королева кивнула.

— Пожалуй, вы правы. Я хочу поручить вам еще одно дело. Не возражаете? Я понимаю, что это не входит в ваши профессиональные обязанности. Возможно, вам придется заняться этим в выходной.

— Как вам будет угодно, мэм.

Королева наскоро проинструктировала Рози. Кто бы мог подумать, что новенькая окажется такой расторопной. Хотя, пожалуй, до Мэри ей далеко. Мэри Парджетер как никто умела разгадывать такие вот маленькие загадки. Но и Рози Ошоди — на добрые десять лет младше, чем была Мэри, когда поступила на службу, — подает большие надежды.





Глава 12




Днем королева присутствовала на инвеституре[24] в зале Ватерлоо. Ей всегда нравилось проводить подобные мероприятия в Виндзоре. Просторный зал украшали портреты королей и сановников, совокупными усилиями победивших Наполеона, однако атмосфера здесь была неформальнее, чем в Букингемском дворце. Собственно, где угодно неформальнее, чем во дворце. Впрочем, церемония получилась торжественная: королева вручала награды лучшим и самым достойным в присутствии их близких, дежурных офицеров-гуркхов и лейб-гвардейцев — словом, все было как полагается.

По окончании церемонии королева с радостью удалилась к себе в гостиную, выпила чаю с шоколадным тортом и посмотрела результаты скачек, которые передавали по 4-му каналу. Порой перед вечерними мероприятиями она любила вздремнуть, но сегодня решила заняться кое-чем еще и попросила лакея известить экономку о своих планах. В собственном замке можно делать все, что заблагорассудится, но слуги не любят сюрпризов в тех сферах, которые считают своей вотчиной. Поэтому она давала им несколько минут подготовиться.

Давно она не ходила по коридорам мансарды над покоями постояльцев. Она взяла с собой младших собак, которые всегда были рады прогуляться, и теперь они трусили впереди, обнюхивая каждую дверь. Путь по большому коридору от личных покоев к комнатам постояльцев в южной части двора занял добрых десять минут — если двигаться со скоростью дорги.

Главные покои она знала хорошо, поскольку часто заглядывала сюда, чтобы проверить, в каком они состоянии, все ли готово к приезду высоких гостей. Но мансарды — другое дело. Когда-то в них обитали воробьи и галки; здесь хранили ненужную мебель и маскарадные костюмы викторианской поры. Полвека назад, когда стало ясно, что королевская семья почти каждые выходные намерена приезжать в Виндзор, Филип распорядился привести мансарды в порядок. Если ты королева и живешь в замке, к нему прилагаются скопища слуг, и всем им нужно найти место. Королевские слуги, слуги гостей и прочие постояльцы — не слуги, а те, кто ухаживает за замком и кого больше некуда поселить. И чем больше становилось свободных комнат, тем больше людей требовалось разместить. Нашелся уголок и для Максима Бродского.

Давно пора взглянуть на эту комнату своими глазами.

Стены в коридоре верхнего этажа побелили и украсили эдвардианскими гравюрами, которые сочли неподходящими для нижних покоев. Обстановка в комнатах была функциональная, спартанская, стены недавно выкрасили в зеленый и кремовый цвет, на кровати и кресла кое-где постелили фиолетовые покрывала. Филип зашел взглянуть, что получилось, и пошутил, что после ремонта комнаты смахивают не то на номера в каком-нибудь мотеле (ему-то откуда знать, как выглядят номера в мотеле?) или комнаты в Гордонстоне[25], не то на Уимблдон[26](учитывая расцветку). Ни в одной из этих аналогий она не усмотрела дурного, хотя слова Филипа были отнюдь не комплиментом. Впрочем, гости замка претензий не предъявляли.

В коридоре ей то и дело встречались лакеи и горничные, а один раз даже мастер по каминным решеткам: все слуги либо уже занимались каким-то делом, либо направлялись выполнять задание. Один раз дорги набросились на лакея, который нес куда-то поднос с крышкой, но лакей не растерялся — увернулся от собак и прибавил шагу. Старшая экономка, миссис Дилли, дожидалась королеву в той части коридора, где находилась комната мистера Бродского. Слева от миссис Дилли виднелась дверь с табличкой, на которой был нарисован душ. За спиной миссис Дилли была еще одна дверь, из-за которой доносилась оживленная болтовня. Королева обрадовалась, что слуги за дверью не подозревают о ее приходе: стоит ей войти, и разговоры смолкают, а ведь порой так приятно, когда люди ведут себя естественно.

— Вот эта комната, мэм, — сообщила миссис Дилли, вставила ключ в замок и толкнула дверь — самую обычную, выкрашенную (причем довольно гадко) под красное дерево, с номером “24” на латунной табличке. На двери висело ламинированное объявление: “НЕ ВХОДИТЬ”. Кажется, в прошлый визит королева подметила, что такие двери при желании можно запереть изнутри на старомодный засов, но сейчас многие двери стояли распахнутыми. В прежние времена в замке считалось, что его обитатели с уважением относятся друг к другу и к имуществу каждого, и это было так мило. Теперь же все опасаются худшего и запираются на задвижку: ценности в безопасности, а вот былой уют исчез.

Скорее всего, Бродский был знаком с убийцей; с этой мыслью королева зашла в комнату. Ведь чтобы его впустить, пришлось бы отпереть засов — а с чего бы среди ночи открывать дверь чужаку?

Миссис Дилли встала у изголовья односпальной кровати и терпеливо ждала, пока королева осмотрит комнату. Впрочем, смотреть здесь было особенно не на что. В щель меж раздернутыми лиловыми занавесками на крохотном оконце по правую руку от миссис Дилли виднелась тонкая полоска серого неба. Постельное белье и все, что в комнате было лишнего, убрали; у стены слева от двери, напротив окна — деревянная рама кровати да голый матрас. У окна столик и стул с жесткой спинкой. У другой стены — небольшой комод, на половине ящиков не хватает ручек (надо будет распорядиться, чтобы их починили). А между столиком и комодом, у дальней стены, узкий современный гардероб, дверцы распахнуты, внутри… ничего. Ни пятен, ни свидетельств жизни или смерти, ни ощущения, будто здесь произошло нечто важное.

Королева вгляделась в открытую дверь гардероба, на ручке которого и завязали второй узел. Ручка хлипкая, неуклюжая — потяни сильнее, и отломится: на такой не повесишься. И кому взбрело в голову, будто это орудие убийства?

Королева откашлялась.

— Горничная, которая его нашла, должно быть, очень испугалась.

Миссис Дилли подняла глаза.

— Миссис Кобболд? Да, очень, мэм. Сперва она никак не могла отпереть замок. Пришлось сходить за отмычкой. А когда открыла дверь, так сразу и увидела его: гардероб нараспашку, и его ноги торчат наружу. Она чуть в обморок не упала. Но уже оправилась, мэм.

Вечно все стараются ее успокоить. Кроме Филипа: он единственный, кто всегда говорит все как есть. Сэр Саймон сказал, он возвращается завтра. И очень кстати.

— Рада это слышать. Она уже вернулась к работе?

— Нет, мэм. Может, на следующей неделе… — с сомнением произнесла миссис Дилли.

Значит, вряд ли оправилась. Что ж, неудивительно.

— Спасибо, миссис Дилли.

— Мэм.

— Полиция не доставляет вам неудобств? Все-таки они здесь дежурят круглосуточно.