– Да, сэр! – воскликнул я. Судя по всему, этой работы должно было хватить не на один день.
– Она будет платить тебе, как я, пять долларов в день. Если ты готов, она ждет тебя сегодня к двум. Потом скажет, во сколько к ней нужно приходить.
– Как вы это сделали? – спросил я.
– Что я сделал?
– Нашли мне новую работу.
– Ах, это, – Хэнк помолчал немного, прежде чем ответить на мой вопрос. – Пошел вечером выпить пива в бар, и Мэри Джейн туда заглянула утолить жажду. Мы с ней старые друзья, так что разговорились. Она спросила, как у меня дела, а я сказал, что нашел себе помощника. Ей захотелось узнать какого. Я рассказал про тебя и твою собаку, и ее растрогала эта история.
Я спросил, знает ли она, как меня избили дикие звереныши, переодетые в мальчиков, но Хэнк меня успокоил.
– Я сказал только, что тебе нужны деньги, чтобы прокормить собаку. Она спросила, не хочешь ли ты поработать в саду, я ответил, что вряд ли ты будешь против, и сегодня она тебя ждет, чтобы все обсудить.
Мне захотелось обнять Хэнка, но я лишь улыбнулся и поблагодарил его.
– Ну как поживает твоя собака? Скелет, да? – спросил он, меняя тему.
– Поправляется. Наконец начал набирать вес. По крайней мере ребра уже не видны, но впереди еще долгий путь.
– Уверен, все будет хорошо, – Хэнк улыбнулся, – ведь теперь у него есть ты. Твой папа ничего больше о нем не говорит?
– Ни слова с тех пор, как разрешил его оставить. Как будто забыл о нем. Может, и забыл. Скелет ведь почти не лает.
– Нет, не забыл, – сказал Хэнк, – как-то он упомянул об этом, когда я зашел в «Кирби».
– И что он сказал?
– Что его сынишка приволок бездомную собаку и пошел работать, чтобы ее прокормить.
Вдруг выражение лица Хэнка изменилось.
– Он не знает, что ты работаешь у меня?
– Нет. Мы не очень-то много общаемся.
После этих слов даже мне стало понятно, как ужасно это прозвучало. Я чувствовал, как он смотрит на меня и думает о моей жизни. Это ощущалось практически, как исходивший от него запах. Я подумал, не напомнить ли ему его собственные слова, что не стоит беспокоиться о том, чего нельзя изменить, но не стал.
– Ну, – сказал он наконец, нарушив неловкую паузу, – наверное, общение со мной немного помогает, а?
Он даже рассмеялся, будто удачно пошутил, но мы оба понимали, что нет. Я поднялся, и Хэнк сообщил мне номер дома, в котором жила миссис Мэри Джейн Доусон.
– Ты его никак не пропустишь, – сказал он, – во дворе увидишь много-много кустов азалии.
Когда я уже шел к выходу, он добавил:
– И, Джек… она довольно эксцентричная, но милая леди. Ты это поймешь, когда узнаешь ее поближе, а пока просто держи мои слова в памяти.
Я не совсем понял, что он имел в виду, но совет учел. Впоследствии оказалось, что «эксцентричная» – очень и очень тактичное ее описание.
Я прошел около полумили и легко нашел дом. Хэнк не преувеличил насчет азалий. В ее дворе, огороженном сеткой, росло, наверное, штук двенадцать кустов. Позвонив в дверь, я услышал тявканье маленькой собачки.
– Тихо, Йоги! – сказала собаке женщина, – мы его ждем.
Мне показалось забавным, что она назвала собаку в честь персонажа мультфильма[2], но вскоре оказалось, что дело не в нем. Женщина открыла дверь и улыбнулась мне. Она оказалась уже немолодой, но точнее ее возраст я определить не смог. Ее волосы были выкрашены в черный, и отросшие седые корни выделялись очень ярко. С цепочки свисали очки в изящной оправе. Она надела их, чтобы рассмотреть меня основательно.
– Заходи, – приветливо сказала она мне, как родственнику, которого не видела много лет. Войдя, я услышал шум телевизора, по которому шел бейсбол; женщина представилась и представила мне собаку.
– Меня зовут миссис Мэри Джейн Доусон, но я так понимаю, это ты уже знаешь, потому что тебе рассказал Хэнк. Так выходит очень длинно, поэтому ты можешь называть меня миссис Доусон или просто мэм.
Сделав очень краткую паузу, она посмотрела на маленького пуделя, зажатого у нее под мышкой, и продолжила:
– А это Йоги. Ее так зовут в честь лучшего в мире бейсболиста, Йоги Берра.
Я не знал, почему она решила мне это сообщить – чтобы я не подумал, что собаку назвали в честь мишки Йоги, или просто потому, что она представляла ее всем.
– Я все еще надеюсь простить Йоги за игру в «Нью-Йорк Метс». – Миссис Доусон расхохоталась так, будто рассказала мне самую смешную шутку в мире. – Йоги Берра! Не мою Йоги! Она в жизни не играла в бейсбол!
До меня не сразу дошла нелепость мысли – как будто я мог подумать, что собака играла в «Нью-Йорк Метс». Первое, что я заметил, – что миссис Доусон назвала свою собаку «она».
– Йоги же мужское имя, – сказал я.
– Да, но она об этом не знает, – ответила миссис Доусон и вновь расхохоталась.
Прежде чем я смог придумать, что мне сказать, кроме как задать очевидный вопрос, куда я ввязался, она направилась в комнату, откуда доносился рев телевизора. Я услышал голос Фила Риззуто: «Второй удар, большой размах… и промах!» Вслед за ним Джо Гараджола заявил, что бэттер[3] никуда не годится и думает, что мяч должен сам упасть прямо ему за шиворот. Я поплелся за миссис Доусон.
– Садись. Я пропустила кусок игры, – сказала она, указывая на стул возле своего. Небольшой столик между стульями был завален стопками кроссвордов, карандашами и ручками, коробками спичек, пачками сигарет «Кент», там же громоздились наполовину полная пепельница, баночка бальзама для губ, коробка с ушными палочками и открытая банка «Будвайзера» на тканевой подставке – судя по запотевшей банке, пиво было еще холодным. Бардак на столе, слишком маленьком, чтобы все это вместить, довершал светильник. Заметив мой взгляд, направленный на эту груду хлама, она сказала:
– Уж прости, я гнездую.
– Что делаете? – удивился я.
– Гнездую. Ну, знаешь, как птица. Мне удобно, чтобы нужные вещи всегда были при мне. Легко найти, когда понадобятся.
Она обвела рукой стол и стул, как бы демонстрируя свое «гнездо». Я улыбнулся, не зная, что и думать об этой странной женщине, которая назвала свою собаку-девочку в честь любимого бейсболиста и хранит нужные вещи в куче на случай, если они ей понадобятся. Вся остальная комната была в полном порядке. Бардак царил только на столе.
Не глядя, она потянулась за банкой пива, поднесла ее к губам и вновь переключила внимание на бейсбол. «Янки» играли против «Ориолс»
– Посидишь со мной до рекламы. Уже было два аута, а сейчас Ал Даунинг уложит этого типа на обе лопатки. – Так и оказалось. Два удара, и бэттеру пришлось закончить иннинг[4].
– Ну что ж, – заявила она, поднимаясь со стула с цветочной обивкой, – пойдем, покажу, что нужно сделать. Судя по последнему иннингу, «Ориолс» притащат кого-нибудь криворукого, может, уголовника, и комментаторам придется стучать деснами, чтобы заполнить время. – Она выразительно посмотрела на меня. – Терпеть не могу комментаторов, пусть даже они раньше играли за «Янки». Болтают, болтают, сами не слышат, чего несут. Иногда я просто беру и выключаю звук. Все равно же понятно, что происходит.
Мне подумалось, а если она не любит комментаторов, зачем тогда сейчас включила звук на полную мощность. Вскоре я понял, что в этом – вся миссис Доусон. Хэнк назвал ее эксцентричной, но мне она казалась просто очень странной.
Я никогда в жизни не встречал никого похожего на миссис Доусон. Она любила поговорить – если только в это время не шел матч – и обожала бейсбол больше, чем все мои знакомые, вместе взятые. Познакомившись с ней поближе, я обнаружил, что она знает годовую статистику каждого игрока «Янки», даже тех, кто играл очень редко, а самым известным буквально поклоняется, как богам. Бейб Рут, которого она однажды встретила в поезде (отличный игрок, но грязный язык), Джо Ди Маджо, Лу Гериг, Микки Мэнтл, Роджер Мэрис, Уити Форд и, конечно, Йоги Берра были для нее национальными героями. Спустя два года после нашего знакомства она в прямом смысле побила человека, назвавшего Мэнтла алкоголиком, хотя вскоре всем стало известно, что так оно и есть.
Мы вышли во двор за домом, где стояли десять пластиковых подносов. В каждом из них было штук двенадцать маленьких ячеек с жирной черной землей и ростком. На подносах были приклеены ярлычки, поясняющие, что это за растения. Двор оказался огромным, по меньшей мере в половину акра, и участок, уже обработанный, ожидал посадки новых растений.
– Все, что тебе нужно сделать, – высадить ростки в землю вон там, – сказала она, указывая на обработанный кусок. – Сажай их через каждые два фута, ровными рядами. – Она посмотрела на меня и, убедившись, что все мое внимание полностью сосредоточено на ней, погрозила мне пальцем и повторила: – Ров-ны-ми. Не кривыми. Это понятно?
Я кивнул, думая, что меня ждет, если ряды окажутся недостаточно ровными. Она продолжила инструктаж:
– Не сажай ростки в землю глубже, чем они сидят в ячейках. Иначе они погибнут.
Я кивнул. Глядя на меня сквозь очки, она добавила:
– Хэнк сказал, что ты вежливый и работящий. А я доверяю Хэнку. – Тут миссис Доусон отряхнула руки, как будто это она возилась в земле. – И поэтому доверяю тебе. Два дня назад тут копался один мальчишка. Он думал, что ровно – это в виде буквы S.
Ее слова ответили на мой вопрос, что будет, если ряды получатся недостаточно ровными.
Миссис Доусон не терпелось вновь уткнуться в экран телевизора, но перед этим она сказала:
– Если мы сработаемся, дел тебе хватит как минимум на следующую неделю, а то и больше. Платить я буду пять долларов в день, торговаться не стану – но только в том случае, если мне понравится то, что ты сделал. А если не понравится, получишь часть суммы, тем меньше, чем меньше я останусь довольна результатом. Сегодня я дам тебе два доллара, потому что мы поздно начали. Когда начнется реклама, принесу тебе кувшин холодной воды и стакан.
Оставив меня стоять у подносов и моргать от удивления, она вернулась к телевизору и к игре. Она казалась дружелюбной, но, когда речь зашла о работе, я понял, что требования у нее суровые. Либо она будет довольна результатом, либо всему конец. До конца дня я чувствовал себя так, будто у меня над головой висел меч.
Пятнадцать минут спустя она принесла воду, посмотрела на меня, как мне показалось, с удовлетворением и вновь ушла в дом. Когда игра закончилась, пришла проверить работу. Я этого ждал. В горле у меня колотилось, во рту пересохло, но я продолжал высаживать растения, стараясь не обращать на нее внимания. Миссис Доусон с Йоги в руках важно шагала вдоль грядок, как генерал, инспектирующий войска. После осмотра, подойдя ко мне, она заявила:
– Хорошая работа, молодой человек! Я знала, что Хэнк меня не обманет.
Я шумно выдохнул, не осознавая до этого, что задержал дыхание.
– Что, заставила тебя понервничать? – спросила миссис Доусон, и я внимательно посмотрел на нее. Она улыбалась так широко, словно изумительно пошутила.
– Да, мэм, – ответил я, решив, что у меня вряд ли получится отрицать. Насколько я мог видеть, ее позабавило, что она произвела на меня такой эффект. Кто я такой, чтобы лишить ее возможности посмеяться за мой счет? Она была моей начальницей, по меньшей мере на ближайшую неделю. А пять долларов в день – большие деньги.
– Уж прости, но с возрастом ты поймешь кое-что важное. Если ты кем-то руководишь, ты должен дать ему понять, что у тебя высокие запросы. Низкие запросы приводят к плохим результатам. А вот высокие – к хорошим.
Она улыбалась мне с неподдельным расположением. Я ей понравился и смог удовлетворить ее высокие запросы. Понравилась ли она мне, я еще не понял, но ее улыбка была приятной.
– Пойдем, Йоги, – сказала она собаке, – не будем мешать молодому человеку.
Она уже было направилась в дом, но вдруг развернулась.
– Я скоро пойду в магазин. Хочешь, принесу тебе чего-нибудь? Может, кока-колу?
– Нет, спасибо, – ответил я и вновь принялся за работу.
– Какой вежливый, да, Йоги? – спросила она собаку и ушла в дом. Несколько минут спустя вновь вышла во двор и, взволнованно наморщив лоб, неожиданно спросила:
– А где моя машина?
Ее машина? Откуда я мог знать?
– Ваша машина? – я не понимал, почему она задала этот вопрос мне.
– Да. Ее нет на подъездной дорожке.