– Понятия не имею, – Паула пожала плечами. – Но дети могут пожить у нас. Если социалка разрешит.
– Вряд ли у них будут возражения, – сказал Патрик.
По коридору к ним направлялся врач, и Хедстрём поднялся. Это был тот же врач, который информировал его в течение всей ночи.
– Приветствую, – сказал он и протянул руку Пауле и Мартину. – Меня зовут Антон Ларссон, я заведующий отделением.
– Есть новости? – спросил Патрик, с гримасой отвращения допивая кофе.
– Нет. Состояние Амины по-прежнему критическое – за ее жизнь борется целая бригада. Она сильно надышалась дымом, на больших участках кожи ожоги третьей степени. Пострадавшая на искусственной вентиляции легких и получает капельницу, чтобы восстановить потерю жидкости в результате ожогов. Ими мы занимались всю ночь.
– А Карим? – спросил Мартин.
– Как я уже проинформировал вашего коллегу, у него поверхностные дермальные повреждения и небольшие нарушения дыхания, но в целом он почти не пострадал.
– Почему Амина пострадала куда сильнее, чем Карим? – спросила Паула.
Им пока не удалось восстановить последовательность событий – эксперты расследовали причины пожара, пытаясь выяснить, что произошло, однако поджог назывался как вероятная версия.
– Этот вопрос вы можете задать Кариму – он в сознании, и я могу выяснить у него, в состоянии ли он побеседовать с вами.
– Это было бы очень ценно, – ответил Патрик.
Вместе с Паулой и Мартином он в полном молчании ожидал возвращения врача. Через несколько минут тот снова появился в коридоре и махнул им рукой.
– Не думал, что получится, – проговорил Мартин.
– Да уж, в его ситуации я никогда больше не согласилась бы беседовать ни с одним полицейским, – сказала Паула, поднимаясь.
Они подошли к палате, где их ждал доктор Ларссон, и осторожно вошли. На кровати у окна лежал Карим; его лицо исказилось от усталости и страха. Руки у него были забинтованы и лежали поверх одеяла. Рядом с кроватью гудела трубка, подавая кислород.
– Спасибо, что согласился поговорить с нами, – сказал Патрик, придвигая к кровати стул.
– Я хотел бы знать, кто сотворил все это с моей семьей, – проговорил Карим, говоривший по-английски лучше Хедстрёма.
Он закашлялся, слезы навернулись ему на глаза, но он не сводил глаз с Патрика.
Мартин и Паула молча стояли поодаль – по молчаливой договоренности они предоставили Патрику вести разговор.
– Они пока не знают, выживет ли Амина, – сказал Карим и снова зашелся в кашле.
Слезы катились у него по щекам. Он потрогал пальцем носовой катетер, снабжавший его кислородом.
– Пока это неизвестно, – проговорил Патрик.
Комок в горле заставлял его снова и снова сглатывать. Он прекрасно понимал, что чувствует Карим. Ему вспомнился период после автокатастрофы, чуть не стоившей Эрике жизни, – это чувство, этот страх он никогда не забудет.
– Что я буду делать без нее? Как дети будут жить без нее? – проговорил Карим, на этот раз не закашлявшись.
Он замолчал. Патрик не знал, что ответить. Вместо этого он спросил:
– Ты не мог бы рассказать, что помнишь о вчерашнем вечере? Что произошло?
– Я… я даже не знаю, – Карим покачал головой. – Все произошло так быстро… Мне снился сон. Поначалу я даже подумал, что снова нахожусь в Дамаске. Как будто взорвалась бомба. Прошло несколько секунд, прежде чем я понял, где нахожусь… Потом побежал к детям, думая, что Амина бежит за мной; я слышал ее крики, когда проснулся. Но когда вынес детей, то увидел, что ее со мной нет, так что я схватил с веревки полотенце, обмотал рот и кинулся обратно в дом…
Голос не повиновался ему, он мучительно закашлялся. Патрик взял стакан с водой, стоявший на тумбочке, и поднес ему, чтобы Карим мог отпить из трубочки.
– Спасибо, – сказал он и снова откинулся на подушки. – Я побежал обратно в спальню, и она… – Он всхлипнул, но взял себя в руки. – Она горела. Амина горела. Ее волосы. Ее ночная рубашка. Я схватил ее, выбежал на улицу и стал катать ее по земле. Слышал, как кричат дети… Я… – Слезы хлынули градом, когда он поднял голову и посмотрел на Патрика. – Они говорят, что дети чувствуют себя хорошо. Это правда? Они не лгут мне?
Тот отрицательно покачал головой.
– Нет, они не лгут. С детьми всё в порядке. Их оставят на сутки для… – он мучительно искал английское слово, и лишь потом понял, что оно очевидно. – For observation[50].
На мгновение лицо Карима посветлело от облегчения, но тут же снова помрачнело.
– Где они будут жить? Меня оставят на несколько дней, а Амина…
Паула сделала шаг вперед. Подставив к кровати еще один стул, она осторожно проговорила:
– Не знаю, что ты скажешь по этому поводу. Но я предлагаю, чтобы дети пожили у меня, пока тебя не выпишут. Я… Моя мама – беженка, как и вы. Из Чили. Они приехала в Швецию в семьдесят третьем году. Она понимает. Я понимаю. Я живу с мамой, двумя детьми и… – Паула замялась, – моей женой. Мы с удовольствием возьмем к себе детей. Если ты не возражаешь.
Карим долгим взглядом разглядывал Паулу. Она терпеливо ждала. Потом он кивнул.
– Да. У меня нет особого выбора.
– Спасибо, – тихо сказала Паула.
– Ты никого не видел вчера вечером? – спроси Патрик. – Не слышал ничего подозрительного? Перед тем как начался пожар.
– Нет. – Карим покачал головой. – Мы так устали. После… всего. Так что мы легли в постель, и я мгновенно заснул. Ничего не видел и не слышал. Так никто не знает, кто это сделал? Зачем кому-то причинять нам такое горе? Это связано с тем, в чем меня обвиняют?
Патрик не мог смотреть ему в глаза.
– Я не знаю, – ответил он. – Но мы это выясним.
* * *
Сэм потянулся к телефону, лежавшему на ночном столике. Мама не пришла будить его, как ее заставлял делать Джеймс; он сам проснулся от страшных снов. Раньше кошмары будили его раз-два в месяц, но теперь он каждую ночь просыпался в холодном поту.
Сэм уже и не мог вспомнить то время, когда его не преследовал страх, не давила тревога. Возможно, поэтому мама все время бегает – изматывает себя физически, чтобы не думать. Хорошо бы он научился делать так же.
Лица из сна мучили его, и он сосредоточился на дисплее телефона. Джесси послала ему сообщение. Сэм почувствовал, как между ног разливается тепло от одной мысли о ней. Впервые в жизни у него появился человек, который воспринимает его таким, как он есть, не отступивший перед тьмой в его душе.
Черная мгла заполняла его с каждым днем. Они всё для этого сделали. Сэм проверил, на месте ли дневник под матрасом. Там его не найдут ни мамаша, ни Джеймс. Он не предназначен для посторонних глаз, но, к своему удивлению, Сэм начал размышлять над тем, не показать ли его Джесси. Она такая же, как он. Она поймет.
Ей незачем знать, с какой целью он на самом деле пригласил ее покататься на лодке в понедельник. Сэм решил никогда больше об этом не думать. Но в снах все это возвращалось, сливалось с другими демонами, мучившими его. Впрочем, это уже не имело значения. В его дневнике было размечено будущее. Прямая широкая дорога, как шоссе 66.
Он больше не намерен бояться того, что ждет его за углом. Он знал, что может показать ей свой дневник. Она поймет.
Сегодня он отнесет все Джесси. Все, что собрал за эти годы. Все папки Сэм сложил в сумку, стоящую у двери.
Он послал ей сообщение, предложив встретиться через полчаса, и получил в ответ «ОК». Быстро одевшись, перекинул через плечо рюкзак. Прежде чем двинуться к двери и взять тяжелую сумку, оглянулся и посмотрел на кровать – он почти видел дневник, спрятанный там.
Сглотнув несколько раз, Сэм вернулся к кровати и приподнял матрас.
* * *
Открыв дверь, Джесси увидела улыбку Сэма – которую он, похоже, приберег для нее одной.
– Привет, – сказала она.
– Привет.
За плечами у него был рюкзак, в одной руке он держал спортивную сумку.
– Не тяжело тебе было ехать на велике с таким грузом?
Сэм только пожал плечами.
– Всё в порядке – я на самом деле сильнее, чем кажусь.
Поставив рюкзак и сумку у двери, он обнял Джесси. Вдохнул запах ее волос, только что помытых. Она наслаждалась тем, что ему нравится ее запах.
– Я тебе кое-что привез, – сказал Сэм, подходя к кухонному столу. Достал содержимое из сумок. – Я ведь обещал тебе показать. То, что касается наших мам и того старого дела.
Джесси посмотрела на папки, которые он выложил на стол. На них было написано «Математика», «Шведский» и еще что-то про школу.
– Джеймс и мама думают, что это мои учебные материалы, – произнес Сэм, садясь на стул. – Мне удалось собрать все это так, что они ничего не заметили.
Джесси села рядом с ним, и вместе они открыли папку с надписью «Математика».
– Откуда ты все это взял? – удивилась она. – В смысле – помимо Интернета.
– В основном в газетном архиве библиотеки.
Джесси разглядывала фотографии Марии и мамы Сэма Хелены. Это были их школьные снимки.
– Подумать только, они были еще моложе, чем мы сейчас, – проговорила она.