– Кто знает? – ответил менталист. – Иной раз знаешь человека долгие годы исключительно с лучшей стороны, а он – раз – и повернулся к тебе другим боком. И этот бок такой неприглядный, что сомнения берут, тот ли это человек. Нет, в нашей работе главное – факты, а не пустая уверенность.
Я промолчала, хотя уверенность моя никуда не делась.
– Карл, мы пойдем, – сказал Дитрих. – У нас еще ужин впереди.
– Ужин – дело хорошее. Не забудь, ты обещал зайти.
– Зайду, куда денусь.
Кафе, куда привел меня Дитрих, было недалеко. Но я успела обдумать разговор у менталиста и сделать свои выводы, поэтому выпалила сразу, лишь только официант отошел:
– Почему ты считаешь, что Штефан убил инору Вернер?
– Я? – Дитрих посмотрел на меня с немалым удивлением. – С чего ты так решила?
– Но ваш разговор… – теперь удивлялась уже я.
– Я сказал, что его могут обвинить, а не что он убил. Чувствуешь разницу?
Разницу я чувствовала, но еще я чувствовала какую-то неправильность в нашем разговоре. Что-то неуловимо изменилось, но что – я так пока и не могла понять.
– Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом, – неожиданно сказал Дитрих. – Ну его, этого Эггера, его и так в жизни хватает. Хоть поужинаем без его присутствия.
Я улыбнулась и поняла, что изменилось – исчезла официальность. Ни он, ни я не заметили, как коварное «вы» куда-то пропало и даже ничего не сказало на прощание.
– Как там себя чувствует заложник? – грозно спросила я. – Ему воды хватает?
– Отлично себя чувствует, – подхватил Дитрих. – Активно отращивает конечности. Явно собирается сбежать. Но пусть не надеется усыпить мою бдительность – я его непременно посажу. Вот только горшок нужно будет выбрать потяжелее.
– Чтобы с ним не убежал?
– Естественно. Хочешь его навестить? А то он без тебя скучает.
– Почему бы не навестить? Я так до офиса и не добралась сегодня.
– Я тебя удачно перехватил по дороге, – гордо сказал Дитрих. – Так бы ходила голодная и несчастная. Там же ничего из еды нет.
– Нужно держать в офисе запасы печенья на крайний случай. А то чай есть, а к нему ничего нет.
– Боюсь, что крайний случай наступит ближайшим же вечером и от запасов ничего не останется. Слишком вкусные запасы у меня не задерживаются.
– Можно запасать сухари, – предложила я.
– А разница? – удивился Дитрих.
– Они не такие вкусные…
Дитрих скептически хмыкнул. Наверное, скорость уничтожения если и уменьшится, то не настолько, чтобы это было заметно.
Ужинали мы молча. Слишком оба были голодными, чтобы отвлекаться от столь ответственного дела, как восполнение сил, потраченных за день. И возможно, именно поэтому мне показалось, что я никогда ничего вкуснее не ела, хотя в заказе не было ничего особенного.
А потом мы непонятно зачем действительно пошли в офис. Хотя почему непонятно? Должна же я была проверить, как там поживает мой фикус. Но он чувствовал себя прекрасно. Корешки удлинились настолько, что можно уже задумываться о посадке. В хорошем горшке даже лист будет прекрасно смотреться. Вот здесь, в этом углу. Я удовлетворенно кивнула в такт своим мыслям, повернулась и почти уткнулась в Дитриха, который стоял совсем близко.
– И как? – спросил он. – Не жалуется на меня?
– Говорит, что все в порядке.
Я чуть запрокинула лицо к нему, когда отвечала, но желания отойти у меня не было. И не потому, что за спиной был фикус, который мог пострадать, а потому что не хотела. Напротив, я хотела быть к нему еще ближе, так близко, как это только возможно. Когда я почувствовала его руки на своей спине, в голове промелькнула мысль, что поступаю не слишком разумно. Промелькнула и пропала, оттесненная в сторону другими. О том, что наставница говорила, что во всяком деле, если уж за него взялся, нужно стремиться к совершенству, а в конспирации тренировки мне не просто нужны, они мне жизненно необходимы. В конце концов, это же все просто для дела, я же за него не собираюсь замуж…
Глава 22
Конец нашему поцелую положил зловредный фикус, который решил, что длины корешков уже достаточно для побега. Во всяком случае, когда я очнулась от громкого звука разбившегося стекла, он валялся на полу в луже с кучей мелких осколков и делал вид, что ничего особенного не случилось. Его можно было понять – я почти лежала на собственном рабочем столе, и для остального там места не было.
– Я же говорил, его срочно нужно высаживать, – сказал Дитрих. – Может, пусть в наказание поваляется на полу? Часик, два, три…
Он и не подумал меня отпустить и заняться немедленными спасательными операциями. Или задержательными? Короче говоря, в этом вопросе пытался проявить недальновидность и непрофессионализм. Но разве я могла такое позволить? Не для этого я лист воровала с риском для репутации своей и своего места работы, чтобы он сейчас валялся на полу, никому не нужный.
– Через два часа фикусу уже понадобятся реанимационные процедуры, – заметила я.
– Спасем, – жизнерадостно ответил Дитрих, проводя рукой по моей спине. – Маги мы или не маги? Вот и докажем фикусу, что с нами опасно связываться. Но – через два часа.
Он опять меня поцеловал, и судьба фикуса стала казаться совсем неважной. В конце концов, на том деревце в кафе листьев еще много, а желающих размножить такое чудесное растение не наблюдается. Но тут под ботинком Дитриха хрупнуло стекло, и я опять очнулась.
– Если вы его сейчас раздавите, спасать будет некого, – заметила я.
– У меня есть навыки некроманта, – ответил он, стараясь незаметно от меня подпихнуть под стол останки. – Я как раз давно не практиковался.
– Боюсь, что вашим клиентам нежить в офисе не понравится, а это отразится на ваших доходах. Точнее – на наших. Фикус-зомби – несколько странный гибрид.
Мне удалось вывернуться из его объятий и даже встать со стола.
– Мы будем его использовать для запугивания особо злостных неплательщиков, – разочарованно сказал Дитрих.
– Боюсь, что одним листочком, да еще основательно потоптанным, неплательщиков, особенно злостных, не напугаешь, – парировала я.
Лист фикуса вид имел уже жалкий – один из корешков оторвался наполовину, а на самом листе виднелся четкий отпечаток подошвы ботинка. Как улика выглядело это прекрасно, а вот как украшение нашего офиса никуда не годилось. Я укоризненно посмотрела на компаньона, но он если и был расстроен, то совсем не бедственным положением несчастного растения. И не стремился ничего сделать, чтобы хоть что-то изменить.
– Дитрих, в наборе юного алхимика должны быть целые колбы, – намекнула я.
– Линда, так нельзя, – мрачно сказал он. – Ты не даешь возможности показать все мои таланты.
– Некромантию показывать не обязательно, – ответила я. – А против других талантов у меня нет никаких возражений, – и, увидев, что обрадованный Дитрих безо всяких сомнений решил продолжить то, чем мы только что занимались, добавила: – Но сначала – фикус.
Сейчас уже у меня появилась прекрасная возможность показать свои таланты. Посуда в академической лаборатории была самая обычная, безо всяких усилений и укреплений, поэтому билась она хоть и не слишком часто, но все же у иноры Вернер были выработаны свои правила на такой случай. Легкий пасс – и жидкость, составлявшая до этого живописную лужицу около ножки стола, собралась в компактный шарик, удерживать который в воздухе не составляло никакого труда. К сожалению, чистоте пола в нашем офисе было далеко до таковой в лаборатории, поэтому в шарике наблюдались посторонние вкрапления. Но не стекла – стекло другим заклинанием было собрано и сплавлено в живописный комок, о который нельзя было порезаться. Да, некоторые вещи накрепко засели в моей памяти – мне не надо было даже задумываться, чтобы их воспроизвести.
– Красиво, – оценил Дитрих и вручил мне колбу, куда и отправился висевший в воздухе шарик мутноватой жидкости.
– Было бы еще красивее, если бы пол был чистым, – заметила я. – Правда, в лаборатории академии все, что попало на пол, в работу уже не годится. Но листу фикуса немного грязи не помешает.
– Конечно, не помешает, – согласился Дитрих. – Напротив, пойдет на пользу – там же масса ценных минералов.
– Еще скажи, что ты в течение дня специально собирал их на подошву ботинок, чтобы обеспечить подопечному полноценное и разнообразное питание.
– Конечно, – не моргнув глазом ответил Дитрих. – А кто еще о нем позаботится?
Я лишь скептически улыбнулась. Не похож он был на заботливого целителя пострадавших фикусов. Совсем не похож.
– Нужно поставить колбу повыше, чтобы не случилось новых несчастий.
Лист выглядел не ахти – совсем не так бодро, как несколько минут назад. Лежание на полу не пошло ему на пользу, как и топтание Дитриховыми ботинками с ценными минералами на подошвах. Что поделать – не научилось это несчастное растение абсорбировать ценные минералы сразу через поверхность листа, не используя корней.
– На шкаф? – деловито предложил Дитрих и забрал у меня колбу.
Звучало это как «Давай наконец задвинем это недоразумение куда подальше и забудем. Мы уже сделали для него все, что могли». Фикус моего компаньона сейчас заботил очень мало, точнее сказать – не заботил вовсе. Но меня простые действия по уборке разбитой лабораторной посуды окончательно привели в себя. Я вспомнила наставницу и ее непременное требование соблюдать технику безопасности. А о какой безопасности может идти речь, если я целуюсь с малознакомым инором, забыв обо всем на свете? Нет, нужно срочно это прекращать. Но, Богиня, как же не хочется!
– Лучше на полку, – предложила я. – Он как лицо пострадавшее, требует повышенной заботы и внимания. Водички надо подлить – бедному листочку теперь пару корешков придется отращивать заново.
– Я его окружу заботой и вниманием, – сказал Дитрих, – обещаю даже лист отполировать. Но потом, Линда. У нас было такое важное занятие, предлагаю его продолжить. Все, фикус нам больше не помешает.
Он задвинул колбу в глубь полки и протянул ко мне руки. Но я лишь попятилась к двери.
– Пожалуй, мне пора, – торопливо проговорила я. – Уже поздно, и вообще…
Мне вдруг вспомнился Штефан, который в последнее время преследовал меня с той же настойчивостью, с которой не так давно избегал. Не брось он меня наедине с проблемами, возможно, мое отношение к нему бы не изменилось. Но разочарование – страшная сила, разбивающая и более крепкие чувства, чем у нас были. Кто знает, вдруг он и сам подсознательно понимал, что наши отношения обречены, поэтому и сказал Эмми, что все закончено?
– Я провожу.
В голосе Дитриха было море сожаления и немного надежды. Надежды на то, что целоваться можно и в другом месте, где нет никаких фикусов, падающих на пол в самый неподходящий момент.
По дороге мы молчали. Я пыталась осознать, почему моя жизнь в последнее время делает такие странные повороты, которые раньше бы меня непременно напугали. Да, я была уверена, что все в жизни должно идти по плану, отступления от которого меня огорчали. А сейчас… Сейчас непредсказуемость событий лишь подогревала азарт. Так же как и идущий рядом мужчина подогревал желание быть с ним рядом. И в то же время я была уверена, что Эмми права – Штефан как будущий спутник жизни намного привлекательней во всех отношениях. Дитрих ему уступал даже внешне, не говоря уж о материальном положении и возможной карьере. Но… Дитрих это был Дитрих, и все тут. Против этого простого факта оказались бессильны все доводы рассудка, которые с каждым днем становились все тише и тише.
Фикусов около моей двери действительно не оказалось. Зато там был Штефан, который при нашем появлении страдальчески поморщился и сказал:
– Инор Хартман, не морочили бы вы инорите голову.
– С чего вы взяли, инор Эггер, что я морочу ей голову? – церемонно спросил Дитрих.
– Еще скажите, что у вас в отношении Линды самые серьезные намерения, – язвительно сказал Штефан. – Инор Хартман, да вы себя прокормить не сможете…
– Неправда, – возмутился Дитрих. – У меня есть некоторые трудности, но они временные.
Штефан выразительно хмыкнул и окинул соперника неприязненным взглядом.
Я промолчала, хотя уверенность моя никуда не делась.
– Карл, мы пойдем, – сказал Дитрих. – У нас еще ужин впереди.
– Ужин – дело хорошее. Не забудь, ты обещал зайти.
– Зайду, куда денусь.
Кафе, куда привел меня Дитрих, было недалеко. Но я успела обдумать разговор у менталиста и сделать свои выводы, поэтому выпалила сразу, лишь только официант отошел:
– Почему ты считаешь, что Штефан убил инору Вернер?
– Я? – Дитрих посмотрел на меня с немалым удивлением. – С чего ты так решила?
– Но ваш разговор… – теперь удивлялась уже я.
– Я сказал, что его могут обвинить, а не что он убил. Чувствуешь разницу?
Разницу я чувствовала, но еще я чувствовала какую-то неправильность в нашем разговоре. Что-то неуловимо изменилось, но что – я так пока и не могла понять.
– Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом, – неожиданно сказал Дитрих. – Ну его, этого Эггера, его и так в жизни хватает. Хоть поужинаем без его присутствия.
Я улыбнулась и поняла, что изменилось – исчезла официальность. Ни он, ни я не заметили, как коварное «вы» куда-то пропало и даже ничего не сказало на прощание.
– Как там себя чувствует заложник? – грозно спросила я. – Ему воды хватает?
– Отлично себя чувствует, – подхватил Дитрих. – Активно отращивает конечности. Явно собирается сбежать. Но пусть не надеется усыпить мою бдительность – я его непременно посажу. Вот только горшок нужно будет выбрать потяжелее.
– Чтобы с ним не убежал?
– Естественно. Хочешь его навестить? А то он без тебя скучает.
– Почему бы не навестить? Я так до офиса и не добралась сегодня.
– Я тебя удачно перехватил по дороге, – гордо сказал Дитрих. – Так бы ходила голодная и несчастная. Там же ничего из еды нет.
– Нужно держать в офисе запасы печенья на крайний случай. А то чай есть, а к нему ничего нет.
– Боюсь, что крайний случай наступит ближайшим же вечером и от запасов ничего не останется. Слишком вкусные запасы у меня не задерживаются.
– Можно запасать сухари, – предложила я.
– А разница? – удивился Дитрих.
– Они не такие вкусные…
Дитрих скептически хмыкнул. Наверное, скорость уничтожения если и уменьшится, то не настолько, чтобы это было заметно.
Ужинали мы молча. Слишком оба были голодными, чтобы отвлекаться от столь ответственного дела, как восполнение сил, потраченных за день. И возможно, именно поэтому мне показалось, что я никогда ничего вкуснее не ела, хотя в заказе не было ничего особенного.
А потом мы непонятно зачем действительно пошли в офис. Хотя почему непонятно? Должна же я была проверить, как там поживает мой фикус. Но он чувствовал себя прекрасно. Корешки удлинились настолько, что можно уже задумываться о посадке. В хорошем горшке даже лист будет прекрасно смотреться. Вот здесь, в этом углу. Я удовлетворенно кивнула в такт своим мыслям, повернулась и почти уткнулась в Дитриха, который стоял совсем близко.
– И как? – спросил он. – Не жалуется на меня?
– Говорит, что все в порядке.
Я чуть запрокинула лицо к нему, когда отвечала, но желания отойти у меня не было. И не потому, что за спиной был фикус, который мог пострадать, а потому что не хотела. Напротив, я хотела быть к нему еще ближе, так близко, как это только возможно. Когда я почувствовала его руки на своей спине, в голове промелькнула мысль, что поступаю не слишком разумно. Промелькнула и пропала, оттесненная в сторону другими. О том, что наставница говорила, что во всяком деле, если уж за него взялся, нужно стремиться к совершенству, а в конспирации тренировки мне не просто нужны, они мне жизненно необходимы. В конце концов, это же все просто для дела, я же за него не собираюсь замуж…
Глава 22
Конец нашему поцелую положил зловредный фикус, который решил, что длины корешков уже достаточно для побега. Во всяком случае, когда я очнулась от громкого звука разбившегося стекла, он валялся на полу в луже с кучей мелких осколков и делал вид, что ничего особенного не случилось. Его можно было понять – я почти лежала на собственном рабочем столе, и для остального там места не было.
– Я же говорил, его срочно нужно высаживать, – сказал Дитрих. – Может, пусть в наказание поваляется на полу? Часик, два, три…
Он и не подумал меня отпустить и заняться немедленными спасательными операциями. Или задержательными? Короче говоря, в этом вопросе пытался проявить недальновидность и непрофессионализм. Но разве я могла такое позволить? Не для этого я лист воровала с риском для репутации своей и своего места работы, чтобы он сейчас валялся на полу, никому не нужный.
– Через два часа фикусу уже понадобятся реанимационные процедуры, – заметила я.
– Спасем, – жизнерадостно ответил Дитрих, проводя рукой по моей спине. – Маги мы или не маги? Вот и докажем фикусу, что с нами опасно связываться. Но – через два часа.
Он опять меня поцеловал, и судьба фикуса стала казаться совсем неважной. В конце концов, на том деревце в кафе листьев еще много, а желающих размножить такое чудесное растение не наблюдается. Но тут под ботинком Дитриха хрупнуло стекло, и я опять очнулась.
– Если вы его сейчас раздавите, спасать будет некого, – заметила я.
– У меня есть навыки некроманта, – ответил он, стараясь незаметно от меня подпихнуть под стол останки. – Я как раз давно не практиковался.
– Боюсь, что вашим клиентам нежить в офисе не понравится, а это отразится на ваших доходах. Точнее – на наших. Фикус-зомби – несколько странный гибрид.
Мне удалось вывернуться из его объятий и даже встать со стола.
– Мы будем его использовать для запугивания особо злостных неплательщиков, – разочарованно сказал Дитрих.
– Боюсь, что одним листочком, да еще основательно потоптанным, неплательщиков, особенно злостных, не напугаешь, – парировала я.
Лист фикуса вид имел уже жалкий – один из корешков оторвался наполовину, а на самом листе виднелся четкий отпечаток подошвы ботинка. Как улика выглядело это прекрасно, а вот как украшение нашего офиса никуда не годилось. Я укоризненно посмотрела на компаньона, но он если и был расстроен, то совсем не бедственным положением несчастного растения. И не стремился ничего сделать, чтобы хоть что-то изменить.
– Дитрих, в наборе юного алхимика должны быть целые колбы, – намекнула я.
– Линда, так нельзя, – мрачно сказал он. – Ты не даешь возможности показать все мои таланты.
– Некромантию показывать не обязательно, – ответила я. – А против других талантов у меня нет никаких возражений, – и, увидев, что обрадованный Дитрих безо всяких сомнений решил продолжить то, чем мы только что занимались, добавила: – Но сначала – фикус.
Сейчас уже у меня появилась прекрасная возможность показать свои таланты. Посуда в академической лаборатории была самая обычная, безо всяких усилений и укреплений, поэтому билась она хоть и не слишком часто, но все же у иноры Вернер были выработаны свои правила на такой случай. Легкий пасс – и жидкость, составлявшая до этого живописную лужицу около ножки стола, собралась в компактный шарик, удерживать который в воздухе не составляло никакого труда. К сожалению, чистоте пола в нашем офисе было далеко до таковой в лаборатории, поэтому в шарике наблюдались посторонние вкрапления. Но не стекла – стекло другим заклинанием было собрано и сплавлено в живописный комок, о который нельзя было порезаться. Да, некоторые вещи накрепко засели в моей памяти – мне не надо было даже задумываться, чтобы их воспроизвести.
– Красиво, – оценил Дитрих и вручил мне колбу, куда и отправился висевший в воздухе шарик мутноватой жидкости.
– Было бы еще красивее, если бы пол был чистым, – заметила я. – Правда, в лаборатории академии все, что попало на пол, в работу уже не годится. Но листу фикуса немного грязи не помешает.
– Конечно, не помешает, – согласился Дитрих. – Напротив, пойдет на пользу – там же масса ценных минералов.
– Еще скажи, что ты в течение дня специально собирал их на подошву ботинок, чтобы обеспечить подопечному полноценное и разнообразное питание.
– Конечно, – не моргнув глазом ответил Дитрих. – А кто еще о нем позаботится?
Я лишь скептически улыбнулась. Не похож он был на заботливого целителя пострадавших фикусов. Совсем не похож.
– Нужно поставить колбу повыше, чтобы не случилось новых несчастий.
Лист выглядел не ахти – совсем не так бодро, как несколько минут назад. Лежание на полу не пошло ему на пользу, как и топтание Дитриховыми ботинками с ценными минералами на подошвах. Что поделать – не научилось это несчастное растение абсорбировать ценные минералы сразу через поверхность листа, не используя корней.
– На шкаф? – деловито предложил Дитрих и забрал у меня колбу.
Звучало это как «Давай наконец задвинем это недоразумение куда подальше и забудем. Мы уже сделали для него все, что могли». Фикус моего компаньона сейчас заботил очень мало, точнее сказать – не заботил вовсе. Но меня простые действия по уборке разбитой лабораторной посуды окончательно привели в себя. Я вспомнила наставницу и ее непременное требование соблюдать технику безопасности. А о какой безопасности может идти речь, если я целуюсь с малознакомым инором, забыв обо всем на свете? Нет, нужно срочно это прекращать. Но, Богиня, как же не хочется!
– Лучше на полку, – предложила я. – Он как лицо пострадавшее, требует повышенной заботы и внимания. Водички надо подлить – бедному листочку теперь пару корешков придется отращивать заново.
– Я его окружу заботой и вниманием, – сказал Дитрих, – обещаю даже лист отполировать. Но потом, Линда. У нас было такое важное занятие, предлагаю его продолжить. Все, фикус нам больше не помешает.
Он задвинул колбу в глубь полки и протянул ко мне руки. Но я лишь попятилась к двери.
– Пожалуй, мне пора, – торопливо проговорила я. – Уже поздно, и вообще…
Мне вдруг вспомнился Штефан, который в последнее время преследовал меня с той же настойчивостью, с которой не так давно избегал. Не брось он меня наедине с проблемами, возможно, мое отношение к нему бы не изменилось. Но разочарование – страшная сила, разбивающая и более крепкие чувства, чем у нас были. Кто знает, вдруг он и сам подсознательно понимал, что наши отношения обречены, поэтому и сказал Эмми, что все закончено?
– Я провожу.
В голосе Дитриха было море сожаления и немного надежды. Надежды на то, что целоваться можно и в другом месте, где нет никаких фикусов, падающих на пол в самый неподходящий момент.
По дороге мы молчали. Я пыталась осознать, почему моя жизнь в последнее время делает такие странные повороты, которые раньше бы меня непременно напугали. Да, я была уверена, что все в жизни должно идти по плану, отступления от которого меня огорчали. А сейчас… Сейчас непредсказуемость событий лишь подогревала азарт. Так же как и идущий рядом мужчина подогревал желание быть с ним рядом. И в то же время я была уверена, что Эмми права – Штефан как будущий спутник жизни намного привлекательней во всех отношениях. Дитрих ему уступал даже внешне, не говоря уж о материальном положении и возможной карьере. Но… Дитрих это был Дитрих, и все тут. Против этого простого факта оказались бессильны все доводы рассудка, которые с каждым днем становились все тише и тише.
Фикусов около моей двери действительно не оказалось. Зато там был Штефан, который при нашем появлении страдальчески поморщился и сказал:
– Инор Хартман, не морочили бы вы инорите голову.
– С чего вы взяли, инор Эггер, что я морочу ей голову? – церемонно спросил Дитрих.
– Еще скажите, что у вас в отношении Линды самые серьезные намерения, – язвительно сказал Штефан. – Инор Хартман, да вы себя прокормить не сможете…
– Неправда, – возмутился Дитрих. – У меня есть некоторые трудности, но они временные.
Штефан выразительно хмыкнул и окинул соперника неприязненным взглядом.